Новые замыслы

Остаток 1906 года и 1907 год Амундсен провел в разъездах по Америке и Европе с докладами о своей экспедиции и заработал достаточно денег, чтобы, вернувшись в Норвегию, расплатиться со всеми своими кредиторами. Дальнейшая судьба привезенных им обширных научно-исследовательских материалов его не интересовала. Как уже упоминалось, Амундсен не был ученым. Он мог серьезно заняться изучением той или иной дисциплины, знание которой было ему необходимо для его дальнейшей практической деятельности, но его невозможно было привлечь к обработке вывезенных им материалов или же побудить к продолжению работы в той же области. Кабинетная научно-исследовательская работа не только не привлекала его, но была чужда его кипучей, живой натуре, утомляла его. Само действие, осуществление задуманного, — вот в чем Амундсен видел смысл жизни!

И Амундсен ищет новых целей.

Годы, проведенные им среди эскимосов в ледяных пустынях американского севера, были переломными в истории Норвегии. Маленькая страна, с древнейших времен бывшая самостоятельным государством или совокупностью самостоятельных государств, в течение четырех веков, до 1814 года, принадлежала Дании и управлялась датскими королями. В эпоху борьбы с Наполеоном различные коалиции и союзы европейских держав в своих выгодах втягивали Данию в те или иные политические комбинации. После того как Дания присоединилась к Франции, разорвав долголетние дружеские связи с Англией и со Швецией, Норвегия была обещана союзниками Швеции взамен Финляндии, отошедшей в 1809 году к России. Когда Наполеон был разбит под Лейпцигом в 1814 году, шведские войска под начальством бывшего наполеоновского маршала Бернадотта вторглись в пределы Дании; в результате Норвегия отошла к Швеции на правах самостоятельного государства, связанного со Швецией только личной унией, т. е. общим королем.

Такое положение длилось почти сто лет. За это время в Норвегии выросла и развилась своя буржуазия, окреп торгово-промышленный класс, народилась крупная промышленность, появился большой коммерческий флот, который вскоре превратился в «мирового извозчика»: сама природа — географическое положение страны и ее климат — создавала крепкие кадры испытанных моряков. Собственных грузов в Норвегии нехватало, но норвежские пароходы бороздили воды всех морей и океанов с чужими грузами.

Возникли и пышно расцвели такие отрасли промышленности, как лесная (производство пиленого и струганого леса) и ее детище — бумажно-целлулозная, превратившаяся в поставщицу почти всего мира. Делали большие успехи и судостроительная, и железоделательная промышленность.

Норвежский капитал становился на собственные ноги, а привозным — иностранным — капиталам делалось душно в стране, которую ее союзница сильно прижимала в коммерческих делах. Все это привело к довольно острому конфликту между Швецией и Норвегией, едва не окончившемуся войной. Впрочем, норвежское население, избалованное многолетним мирным периодом, которым наслаждалась страна, с тех пор так и называет «войной» те отношения, которые сложились между обеими странами летом 1905 года, когда шведские и норвежские войска были стянуты к границе.

Покинув Норвегию, когда она была еще связана унией со Швецией и не имела даже консульских представителей за границей, Амундсен вернулся в новое молодое государство, независимое от Швеции, со своим собственным королем. Крупной буржуазии удалось сломить республиканские тенденции и добиться монархического образа правления.

Легко себе представить настроения и чувства молодого исследователя, вернувшегося на родину победителем. Ведь им была разрешена загадка, волновавшая человечество четыре века! Теперь Амундсен был заслуженным полярным путешественником, выдвинувшимся в первые ряды мировых исследователей Арктики. Так блестяще начатая им деятельность сулила впереди новые достижения, новые успехи. Цель, смутно намечавшаяся еще в юношеские годы, затем серьезно избранная зрелым человеком, наконец, достигнута. Останавливаться на этом пути нельзя, надо итти все вперед и вперед... Но что же выбрать такое, что могло бы возвысить молодое государство, носителя древних традиций и славных преданий? Всю свою жизнь Амундсен был ревностным патриотом, хотя и буржуазного толка. Куда же понести ему теперь новый норвежский флаг, которого еще не видели полярные страны?

Естественно, что все мысли Амундсена обратились к Северному полюсу. Нансен в 1895 году дошел до 86°14. Спустя несколько лет его опередил на этом пути итальянец Каньи, достигший 86°34. Вот цель, достойная норвежского полярного исследователя!

Нужно заметить, что мысль о продолжении работы, начатой за несколько лет перед тем в Антарктике, занимала Амундсена раньше, чем у него возникли планы об организации экспедиции к Северному полюсу. Но это было тогда, когда он не знал, что Норвегия стала самостоятельной. Теперь же надо было скорее удивить Европу и Америку и браться за работу в таких областях, которые расположены сравнительно близко, находятся тут под рукой, в каких-нибудь двух тысячах километров от северных берегов Европы. И Амундсен энергично принялся за подготовку к экспедиции на Северный полюс.

Прежде всего надо было как-то заинтересовать широкие общественные круги — ведь только от них приходилось ожидать поступления крупных денежных средств, которых требовала подобная экспедиция. В самом деле, у многих мог вполне естественно возникнуть вопрос: а зачем, собственно говоря, открывать Северный полюс? Кому и какую это принесет пользу?

Плавания северо-восточным и северо-западным морским путем оправдывались тем, что при организации их исходили из попыток найти кратчайшие пути в Индию. Позднее они были связаны с продолжением работ по описанию и нанесению на карты северных берегов Европы, Азии и Америки.

Затем изучение северо-западного пути оживилось в связи с гибелью Франклина и его спутников и с посылкой в эти воды нескольких десятков спасательных экспедиций. Северо-восточный же путь долго оставался без внимания со стороны полярного исследования, пока им не заинтересовались русские торгово-промышленные круги, увидевшие в решении этой проблемы средство оживить Сибирь. В результате произошла известная экспедиция Норденшельда на «Веге», которой предшествовал ряд плаваний его же в устье реки Енисея северным морским путем.

Стремление исследователей к Северному полюсу стало проявляться сравнительно недавно — лишь в начале XIX века. До этого времени, пожалуй, нельзя зарегистрировать ни одной полярной экспедиции, преследовавшей только такую цель. Даже в XIX веке мы почти не находим экспедиций, главным заданием которых было бы достижение Северного полюса. Такие экспедиции возникают в самом конце века и в первое десятилетие нашего столетия. Движущей их причиной чаще всего является желание прославить свою страну или же поставить рекорд, обогнать кого-нибудь из своих соперников, преследующих ту же цель. Большую роль играет также жажда приключений, которая иногда толкает отважных исследователей на многое, заставляет их совершать героические поступки, несмотря на то, что некоторые из таких исследователей являются в сущности просто авантюристами.

Стоит привести взгляд самого Амундсена на роль «жажды приключений».

«Я не хочу говорить ничего плохого о жажде приключений, — пишет он. — Это вполне естественное стремление к волнующим переживаниям, заложенное в каждом здоровом человеке. Несомненно, оно унаследовано от наших далеких предков, борьба которых за существование была связана с неуверенностью в результатах охоты, опасными схватками с дикими зверями и страхом перед неведомым. Для них жизнь была одним сплошным "приключением", и увлекательное ощущение, испытываемое нами при воскрешении их образа жизни, есть нормальное возбуждение, даваемое здоровыми нервами... Наши предки ежедневно рисковали жизнью, чтобы получить то, чем они должны были жить. Когда мы "флиртуем со смертью", мы возвращаемся обратно к нервной радости первобытного человека, которая защищала и поддерживала его в повседневной борьбе.

Напротив, для исследователя приключение есть только маложелательный перерыв в его серьезной работе. Он ищет не душевных волнений, а знания неведомого. Часто его поиски бывают "бегом на перегонки с голодной смертью". Для него приключение — лишь последствие дурной проработки плана, из-за чего потом он и подвергается всяким испытаниям. Или же это несчастливое подтверждение того факта, что никто из людей не может охватить всех будущих возможностей. У всех исследователей бывают "приключенческие" переживания. Исследователь испытывает, как следствие их, разные душевные потрясения и с удовольствием вспоминает о них. Но он никогда за ними не гоняется. И поэтому исследование — чрезвычайно серьезная работа.

Не все "потенциальные" исследователи признают справедливость этих слов. В результате многие из них преждевременно сходят в могилу, и многие надежды разлетаются как дым». («Mitt liv som polarforsker». стр. 218—219).

Из-за того, что некоторыми полярными экспедициями руководили авантюристы, широкие общественные круги стали смотреть, по мнению Амундсена, на полярные путешествия как на погоню за славой, за сенсацией, в поисках новых — иногда просто сумасшедших рекордов. Серьезным экспедициям наносился этим непоправимый вред. Из-за распространенности таких взглядов на арктические (или антарктические) путешествия, настоящим исследователям бывало чрезвычайно трудно собрать необходимые средства на осуществление своих планов или хотя бы втолковать обществу, какие серьезнейшие научные результаты могут дать их экспедиции. Действительно, кто, кроме узкого круга специалистов, понимает все значение научных материалов по океанографии, метеорологии, климатологии, аэрологии полярных областей?

Итак многие задавались и задаются вполне естественным в их устах вопросом: для чего нужно достижение Северного полюса и исследование примыкающей к нему области?

В конце апреля 1907 года, незадолго до возвращения Амундсена в Норвегию, Ф. Нансен выступил в Лондоне в Географическом обществе с докладом о ближайших целях полярного исследования. Он указал, что главнейшей задачей при изучении Арктики должно быть основательное научное обследование Северного Ледовитого океана как с точки зрения географии, так и геофизики. Для этого надо послать новую экспедицию «Фрама» через неизвестную область этого океана, но севернее пути, пройденного «Фрамом» раньше, и от исходного пункта, лежащего дальше на восток. Изучение океанографии этой области, а также метеорологических, климатических и магнетических условий ее даст многое для уяснения механики и физики атмосферы и океана и поможет лучшему знакомству с явлениями, обусловливающими состояние погоды почти во всем северном полушарии и, во всяком случае, в умеренном его поясе. С этим связаны в первую очередь вопросы о предсказаниях погоды на долгий срок, ледовые прогнозы и т. п.

Амундсену оставалось только подхватить этот план, что он и сделал. Ведь Нансен не собирался сам организовать экспедицию! Он только указывал вехи для нее. После совещания с Нансеном Амундсен, получив согласие своего великого друга, выступил в ноябре 1908 года на заседании Норвежского Географического общества с большим планом семилетнего дрейфа на «Фраме» во льдах полярного бассейна, начиная с какого-нибудь пункта к северу от Аляски.

План Амундсена был поддержан всеми крупнейшими норвежскими специалистами, и в первую очередь Нансеном. В общественных кругах усердно насаждался лозунг: «Перед норвежским полярным исследованием достойная задача — продолжать национальную традицию наших предков, исследователей Норвежского моря и Ледовитого океана!»

Интерес к плану Амундсена был велик, хотя сам Амундсен пока не указывал, что главнейшей целью его экспедиции является достижение Северного полюса — позднее он сам признался в этом, — и все в Норвегии делали вид, что верят в научную сторону предприятия. Денежные средства притекали со всех сторон. Норвежский парламент — стуртинг — ассигновал Амундсену значительную сумму, отдельные лица и учреждения щедрой рукой отпускали Амундсену деньги. На этот раз финансовая сторона предприятия не тревожила его! Денег будет сколько угодно. В экспедиции заинтересованы все: и ученые, и политики, и народившиеся в Норвегии крупные промышленники — все снаряжение экспедиции будет норвежским, — и средний весьма патриотически настроенный класс. Еще бы! После выигранной «войны»!

Амундсен предполагал использовать для экспедиции старый нансеновский, еще прекрасно сохранившийся «Фрам», отремонтировать его и выйти на нем в плавание на юг. Спуститься по Атлантическому океану до берегов Южной Америки, обогнуть мыс Горн, выйти в Тихий океан, пересечь его на всем протяжении, подняться на север до Берингова пролива и войти во льды как можно дальше к северу или северо-востоку, лучше всего у мыса Барроу. А затем итти на запад вместе с ледовым дрейфом по воле ветров и течений. Быть может «Фрам» пронесет течением через Северный полюс. Быть может, экспедиция пройдет вблизи него, и тогда санная партия предпримет поход к самому полюсу.

Все приготовления к плаванию были уже закончены, «Фрам» был почти готов к отплытию. Вдруг произошло совершенно неожиданное событие, которое, разумеется, нисколько не снижало научного смысла амундсеновского предприятия, но не только задевало, а просто «убивало» его спортивную роль.

Осенью 1909 года в Европе была получена телеграмма, что знаменитый американский полярный исследователь Роберт Пири, в течение двадцати трех лет ведший борьбу с полярными льдами, восемнадцать раз зимовавший в Арктике, предпринимавший несколько атак на Северный полюс и все ближе и ближе продвигавшийся к нему, наконец-то, вышел победителем из труднейшей схватки с силами природы. 6 апреля 1909 года им поднят на Северном полюсе американский флаг!

Едва в Норвегии была получена эта телеграмма, как интерес к новому плану Амундсена разом остыл.

Как ни твердили все, что это — серьезная экспедиция, не гоняющаяся за сенсациями, не преследующая ни рекламных, ни рекордсменских целей, как ни уверял раньше сам Амундсен, что для него выше всего наука, однако разочарование было полным. «Третья» экспедиция «Фрама»¹ сразу утратила свой смысл, лишилась своего «драматического момента», как говорить об этом норвежский географ О. Скаттум.

Однако затраты были сделаны, все было готово — остановить, отменить экспедицию было нельзя. Седьмого июня 1910 года Амундсен покинул Кристианию, делая вид, что его чрезвычайно интересуют научные задачи, не разрешенные стремительным походом Р. Пири. «Фрам» вышел в плавание недоснабженным. Экономическое положение Амундсена было, как обычно, очень плохим. Но Амундсен уже составил и тщательно разработал в тиши своего кабинета новый план, поразительно смелый и решительный. Он сам сознается, что телеграмма об открытии полюса Пири была для него тяжелым ударом. Зная Пири, он не сомневался в том, что его американский предшественник действительно побывал на Северном полюсе. Ни разу не вмешавшись в конфликт Пири — Кук, ни разу не сочтя для себя возможным высказать какое-нибудь определенное мнение по этому вопросу (конечно, щадя Кука, с которым он был связан искренней дружбой), Амундсен говорил:

— Свершенное в полярных странах нужно читать в свете прежней жизни исследователя!

И он не сомневался в том, что Пири не вводит в заблуждение всего мира.

Экспедицию «Фрама» надо было как-то спасать. В своих воспоминаниях Амундсен совершенно откровенно заявляет, что ему для «поддержания чести своего имени как исследователя, нужно было как можно скорее одержать ту или иную сенсационную победу». На мгновение Амундсен становится здесь вполне искренним перед самим собой. Правда, будут еще разговоры о каких-то «серьезных» и «важных» задачах. Публике всего мира надо пустить пыль в глаза, и тут Амундсен не колеблется. Он знает: иначе ему денег не собрать! Повторится старая история «Йоа», придется второй раз удирать ночью из Кристиании!

Вот почему Амундсен решается на отчаянный шаг. Он заявляет официально, что, по его мнению, одних научных задач в предстоящую экспедицию вполне достаточно, чтобы не отказываться от намеченного им плана.

«Фрам» уходит в плавание «к Северному полюсу», но в кармане начальника экспедиции лежит уже новый план. Амундсен замыслил черную измену по отношению ко всем своим кредиторам и доверителям: «Фрам» не пойдет к Северному полюсу, он направится к полюсу Южному! Если экспедицию постигнет неудача, ну, что-ж, общество не простит обмана Амундсену, но тогда это будет ему безразлично! Если же Амундсен выйдет победителем, все его вины будут забыты, а кредиторы не потеряют своих денег!

К чести Амундсена надо сказать, что он принял это решение не без колебаний, и оно испортило ему немало крови. Держа в полном секрете изменение своего плана, Амундсен взял на борт гренландских собак и погрузил в трюм разборный зимовочный дом, стоявший перед отплытием «Фрама» в саду усадьбы Амундсена на берегу Буннефьорда, одной из ветвей Кристианиа-фьорда. Оба эти обстоятельства обращали на себя внимание любопытных, и многие пытливые умы задавали себе вопрос, зачем Амундсен тащит с собой в такое далекое плавание собак и везет на «Фраме» разборный дом? Собак он может раздобыть и на Чукотке или где-нибудь в Номе на Аляске, а дом ему вообще не нужен, раз экспедиция будет плыть на «Фраме» по воле дрейфующих льдов?

Любопытные недоуменно покачивали головами, но дальше этого их подозрения не шли. Амундсен сообщил об изменении плана экспедиции лишь одному из своих братьев, выезжавшему навстречу «Фраму» на остров Мадейру, да еще капитану судна.

Легко представить себе изумление немногочисленной команды «Фрама», когда, прибыв на остров Мадейру, Амундсен вызвал всех наверх и сообщил, что «Фрам» идет не к Северному полюсу, а к Южному! Начальник предложил всем свободно высказаться: недовольные изменением плана, могут сейчас же вернуться в Европу. Команда единодушно пожелала следовать за Амундсеном. В составе ее был и один русский: Александр Кучин, позднее капитан судна «Геркулес», погибшего со всей командой в 1912 году у берегов Таймырского полуострова, во время экспедиции геолога В.А. Русанова при попытке пройти от Шпицбергена до Владивостока северо-восточным морским путем.

Было еще одно обстоятельство, несколько смущавшее Амундсена. Переменить фронт, перестроиться в самый кратчайший срок, обратиться лицом к югу вместо севера — было делом простым. Ведь он не был всецело поглощен одной определенной научной задачей, а действовать привык с быстротой и решительностью, — к этому его приучило опасное плавание «Йоа» по неизвестному фарватеру. Нареканий со стороны жертвователей и кредиторов он не боялся — он был уверен, что осуществление его нового плана «восстановит соотношение вещей, оправдает уже произведенные большие затраты на экспедицию и не сведет на смарку оказанной ей крупной денежной помощи».

Но существовала еще одна категория людей, интересы которой новый план Амундсена мог в сильнейшей степени задеть. Это были участники других антарктических экспедиций, только намечавшихся или уже работавших. Они являлись конкурентами Амундсена. Самым опасным из них был англичанин Роберт Скотт, проведший в Антарктике большую научно-исследовательскую работу.

Конечно, никаких преимущественных прав на открытие Северного или Южного полюса ни за каким государством не закреплено, да и не может быть закреплено. Если даже основываться на так называемом «принципе секторов», когда считается, что весь арктический или антарктический сектор, заключающийся между крайними меридианами на западе и на востоке, проходящими у границ данного государства, принадлежит именно этому государству, то и в этом случае Северный или Южный полюсы будут принадлежать многим. Ведь у полюсов сходятся все земные меридианы, а, значит, и границы всех северных или южных государств. Но едва ли даже самый строгий и последовательный сторонник «принципа секторов» предоставит право на открытие и исследование Северного полюса и его области только СССР, Соединенным Штатам Америки, Канаде, Дании, Норвегии и Финляндии, а право на открытие и исследование области Южного полюса — только Англии и Аргентине. Конечно, исследованием полюсов земли может заниматься кто угодно! Моря и океаны считаются свободными для плавания судов всех наций, вне определенной полосы так называемых территориальных вод.

Однако существует нечто вроде «исследовательской этики». Организатор какой-нибудь экспедиции, отправляющейся для изучения неведомых или малоизвестных стран, обычно выступает предварительно с докладами, сообщениями, излагает свои планы в ученых обществах и т. д. Он не обязан делать этого, но «так делается», главным образом, для возбуждения интереса в широких общественных кругах, для «подогревания» уже возбужденного интереса, для облегчения финансовой стороны дела. Никто никогда не мешал никому организовывать одновременно какие-либо экспедиции или проводить их в одной и той же области. Так, в эпоху «после-франклиновских» экспедиций всякое сотрудничество с английским правительством, посылавшим одну за другой экспедиции в американский сектор Арктики, всеми только приветствовалось.

Да и по существу говоря, какое может быть соперничество, какая может быть конкуренция там, где преследуются высокие научные цели, имеющие значение для всего человечества? Если мало-помалу в умы людей стала проникать мысль о том, что исследование полярных областей является огромной научной задачей мирового значения, то не все ли равно, чьи именно экспедиции будут там работать? Лишь бы их было больше и они были лучше организованы...

Но соперничество существовало, конкуренция подхлестывала исследователей; поэтому позднее, когда Амундсен побывал на Южном полюсе и благополучно вернулся со всеми спутниками на свою зимовочную базу, а Скотт и все его спутники на обратном пути с полюса замерзли, стали раздаваться голоса, обвинявшие Амундсена в нарушении «законов исследовательской этики». Амундсен, мол, «загнал» недостаточно тренированных англичан, заставив их итти через силу, поэтому-то они и погибли!

При внимательном изучении описаний походов к Южному полюсу санной партии Амундсена и санной партии Скотта, нельзя найти даже малейших намеков на какую-нибудь «некорректность» Амундсена по отношению к английской экспедиции или следов какой-то «гонки», или нездорового соревнования, которым предавались бы обе стороны. Однако ярко выраженный элемент «спортивного» соперничества в замыслах Амундсена был — этого невозможно отрицать. Любовь Амундсена к соревнованию жила в нем с юных лет до последних дней его жизни. Он считал, что здоровая конкуренция повышает интерес к путешествиям, делает исследователя настойчивым, заставляет его с боем итти вперед, не страшась сопротивления. Во время своих экспедиций Амундсен нередко, не щадя себя, сам состязался с товарищами, охотно заключал пари и поддерживал в других участниках дух соперничества и стремления к спортивным достижениям.

Уходя в плавание на «Фраме», Амундсен трезво решил, что Скотт будет своевременно извещен об изменении им первоначального плана, а раз так, то не все ли равно, когда он узнает об этом? План и снаряжение Скотта настолько отличались от плана и снаряжения Амундсена, что прибытие в Антарктику норвежцев не могло, по мнению Амундсена, изменить программу действий английской экспедиции. Амундсен предполагал, что планы Скотта целиком основывались на научных исследованиях и что полюс стоял у него лишь на втором плане, тогда как для Амундсена весь смысл его путешествия заключался только в достижении полюса. Наконец, Скотт обладал таким опытом в исследовании антарктических областей — он уже работал, там в 1902—1904 годах в качестве начальника экспедиции «Дисковери», — что едва ли изменил бы что-нибудь в своем плане или снаряжении по указаниям или советам Амундсена.

Что же касается небольшой японской экспедиции лейтенанта Шираза на «Кайман-Мару», то план ее работ ограничивался изучением Земли Эдуарда VII и не содержал в себе никаких других задач. Значит, и с этой стороны, по мнению Амундсена, все обстояло вполне благополучно!

Отчего же Амундсен хранил свой план втайне, отчего он не опубликовал его заблаговременно, отчего он сознательно обманывал и широкую общественность и всех своих доверителей и кредиторов? Ведь такое известие могло только подогреть остывший интерес обывателей к плаванию «Фрама», помочь Амундсену собрать недостающие средства и избавить его от всяких упреков в том, что он хотел, выражаясь спортивным термином, получить перед Скоттом «фору»?

Сам Амундсен, в разговоре со своим другом Цапфе, так объясняет свои намерения:

— У меня сейчас нехватает снаряжения и провианта на многолетний дрейф со льдами. Поэтому придется сперва попробовать, не удастся ли нам достигнуть Южного полюса — для такой экспедиции я богато снабжен продовольствием. И если мне посчастливится, и я окажусь там первым, то Северный полюс будет, как я надеюсь, следующей моей целью, а к тому времени я раздобуду достаточно денег.

Вопрос был им обсужден и взвешен всесторонне, решение принято. Если бы Амундсен в то время опубликовал свой новый план, это могло бы подать повод к газетной шумихе. Начались бы бесконечные споры и дискуссии, и «младенец был бы задушен еще при своем рождении», — шутит по этому поводу Амундсен. Ознакомившись во время своих поездок по Америке с методами американской рекламы, Амундсен понимал, что внезапность, неожиданность известия об изменении им своего маршрута больше взволнует и заинтересует публику, захваченную врасплох, чем если она узнает обо всем в спокойной, тихой и мирной повседневной обстановке еще до ухода «Фрама» из Норвегии.

Итак, только на фунчальском рейде на острове Мадейра Амундсен сообщил своей команде о том, куда в действительности идет «Фрам». По поручению Амундсена, его брат должен был отвезти известие об этом в Европу и, кроме того, через несколько дней после ухода «Фрама» послать телеграмму Роберту Скотту, находившемуся тогда в Новой Зеландии.

От Мадейры «Фрам» должен был спуститься на юг через Атлантический океан, а затем повернуть на восток, к югу от мыса Доброй Надежды и, далее, Австралии и пройти Южным Ледовитым океаном. Расчет был таков, чтобы в конце 1910 года оказаться в области дрейфующих льдов и приблизительно в начале нового, 1911 года достигнуть Ледяного барьера Росса в море того же имени.

Плавание экспедиции протекало строго по плану, и 14 января 1911 года, на день раньше намеченного Амундсеном срока, «Фрам» благополучно достиг Ледяного барьера на 78°41 ю. ш., доставив к месту высадки всех собак здоровыми и невредимыми. Это уже значило очень много для дальнейшего успеха!

Еще в Норвегии Амундсен тщательно изучил всю литературу, относящуюся к морю Росса и Ледяному барьеру. Хотя все его знания в этой области были почерпнуты только из книг, но благодаря такому чтению он, прибыв к барьеру, сразу же почувствовал себя человеком, уже бывавшим здесь! Вообще на «Фраме» была собрана отличная библиотека по вопросам антарктического исследования, и Амундсен усердно заботился о том, чтобы участники его экспедиции за долгие месяцы океанского плавания основательно ознакомились по книгам с предстоявшим им путешествием.

Ознакомившись с литературой по интересовавшему его вопросу, Амундсен пришел к убеждению, что лучшим местом для зимовки экспедиции и организации опорной базы для дальнейшего похода к полюсу будет Китовая бухта. Так называется особое образование в Ледяном барьере — самый южный пункт, до которого можно более или менее беспрепятственно дойти на судне. Выбор его был решающим моментом для удачного исхода экспедиции. Прежде всего, Амундсен оказался на целый градус южнее Скотта, зимовавшего в проливе Мак-Мурдо, в 650 километрах от норвежской базы. Одно это имело большое значение для дальнейшего санного похода к полюсу. Затем норвежцы сразу же оказывались у места своей работы, потому что «Фрам» мог ошвартовиться у самого «берега». Вполне понятно, насколько это обстоятельство облегчало выгрузку на лед всего снаряжения и оборудования экспедиции.

Кроме того, основываясь на прочитанном и изученном, Амундсен мог предполагать, что поверхность Ледяного барьера как ближе к морю, так и дальше — по направлению к полюсу, будет лучше торосистой поверхности береговых льдов. Наконец, судя по описаниям прежних экспедиций, животная жизнь Китовой бухты должна была быть чрезвычайно богатой, а это давало экспедиции широкую возможность постоянно пополнять запасы провианта свежим мясом тюленей, пингвинов и т. п.

Было еще одно преимущество, которого Амундсен тогда не мог предвидеть: климатические условия на барьере оказались менее тяжелыми, чем на месте зимовки Скотта. Англичане много раз подвергались сильнейшим бурям, во время которых невозможно было устоять на ногах. На континенте постоянно держалась более суровая погода, чем на льду. Вообще, по мнению многих исследователей, антарктический климат — худший в мире, главным образом из-за постоянно свирепствующих здесь бурь страшной силы. Недаром австралийский исследователь Дуглас Моусон называет Антарктику «царством пурги». Но все же воздушные течения над Ледяным барьером меньше влияют на ухудшение всей совокупности климатических условий.

Мысль выбрать место зимовки на Ледяном барьере могла на первый взгляд показаться безрассудной. Ледяной барьер Росса не что иное, как гигантский ледник, спускающийся к морю с плоскогорий антарктического континента. По мнению многих исследователей, он находится на-плаву на всем своем протяжении. А размеры его огромны: он тянется в длину и ширину на сотни миль и достигает в высоту от 30 до 60 метров.

Как всякий ледник, он непрестанно «телится», т. е. от него отламываются огромнейшие куски льда, целые ледяные горы — «айсберги», — которые носятся потом по морю по прихоти ветров и течений во всех направлениях. Шеклтон, изучавший эту область, благодарил свою счастливую звезду, что ему не вздумалось построить на барьере зимовочную базу. От барьера откалывались тогда гигантские льдины, чуть ли не в несколько километров длиной!

Но Шеклтон не заметил того, что с гениальной проницательностью понял Амундсен. Внутренняя часть Китовой бухты не занята Ледяным барьером, находящимся «на-плаву». Барьер должен лежать тут на прочном основании, вероятно, образуемом мелкими островами, шхерами или отмелями. Изучая конфигурацию Китовой бухты, Амундсен пришел к заключению, что со времени открытия ее в 1841 году Россом, т. е. за семьдесят лет, общий вид ее почти не изменился, если не считать сравнительно небольших участков барьера, где лед откололся. Это не могло быть случайностью.

«Ясно, что если эта часть ледника не продвинулась за семьдесят лет, — подумал Амундсен, — то подобное явление может быть объяснено только одним: ледяной поток в этом месте — вероятно, еще на заре времен — был чем-то остановлен. Повсюду кромка Ледяного барьера идет почти по прямой линии. Только здесь он встретил сопротивление со стороны чего-то более крепкого, чем даже полярный лед, и образовал бухту. Этим "чем-то" может быть только земля!»

Вот почему Амундсен без всяких колебаний решил построить свою опорную базу — зимовочную станцию «Фрамхейм» — на вершине барьера у Китовой бухты под 78°38 ю. ш. и 164°40 з. д. И ему не пришлось раскаиваться в этом: за время зимовки самые точные инструменты норвежцев не могли обнаружить даже небольшой подвижки льдов в этом пункте.

В три недели все экспедиционное имущество было выгружено с «Фрама», и в четырех с половиной километрах от места высадки построен зимовочный дом, привезенный из Норвегии в разобранном виде. Работа шла строго по плану. Нужно было выгрузить и доставить к месту постройки Фрамхейма материалы для дома, разное снаряжение и оборудование и 900 ящиков провианта. К перевозке грузов были привлечены все собачьи упряжки, свыше ста собак. В Норвегии их было взято только 97, но за время морского перехода это количество увеличилось еще на 20 штук молодого поколения. Транспортные работы послужили хорошей школой для будущих каюров, которым предстояло возиться с собачьими упряжками по меньшей мере еще год.

К полудню 28 января зимовочный дом был готов, и весь провиант доставлен на место. Фрамхейм снаружи был высмолен, крыша его покрыта толем, так что на фоне снежного ландшафта дом был виден издалека. Еще неделя ушла на перевозку угля, дров, керосина и запаса сушеной рыбы — собачьего корма. Участники экспедиции ежедневно охотились и уже около ста тюленьих туш было сложено штабелями у двери дома.

Вскоре зимовочная база приняла вид целого городка. По заранее выработанному плану вокруг Фрамхейма было поставлено четырнадцать палаток: восемь для собачьих упряжек, остальные под склады угля, дров, свежего мяса, рыбы и другого провианта.

Теперь можно было начать завозку провианта в глубь страны и приступить к устройству вспомогательных складов как можно дальше по направлению к полюсу. Эта работа возлагалась на зимовочную партию в составе самого Амундсена, лейтенанта Преструда, Иохансена, Хельмера Хансена, Хасселя, Бьолана, Стубберуда, Вистинга, Линдстрема. В «морскую партию», которая должна была возможно скорее закончить разгрузочные работы, и выйти в море, входили: капитан «Фрама» Нильсен, Ертсен, Бек, Сундбек, Людвиг Хансен, Кристенсен, Ренне, Нодтведт, Кучин и Ульсен.

На «Фрам» возлагалось огромное задание отправиться в Буэнос-Айрес и затем провести работу по океанографическому исследованию южной части Атлантики от берегов Южной Америки к востоку-северо-востоку до берегов Африки и в обратном направлении. По возвращении из Буэнос-Айреса «Фрам» должен был снова спуститься на юг и пройти в Китовую бухту за зимовщиками с тем, чтобы оттуда опять вернуться в Буэнос-Айрес. Это задание было «Фрамом» выполнено при денежной поддержке аргентинского магната норвежского происхождения — дона Педро Кристоферсена, который и впоследствии не раз протягивал Амундсену руку помощи. За время своего плавания «Фрам» покрыл в общей сложности 135 тысяч километров и обогнул всю землю. Неплохое достижение, если вспомнить, что команда корабля состояла всего из десяти человек!

Ныне старый «Фрам» в Норвегии и превращен в музей. Для него построено специальное здание, и знаменитый корабль Нансена, Свердрупа и Амундсена стоит там в полной оснастке, сохраняемый «на вечные времена». Поставленные им рекорды: 85 55,5 с. ш., достигнутый в 1895 году во время экспедиции Нансена, но уже в его отсутствие — Нансен совершал тогда свой санный поход — и 78°41 ю. ш. — до сих пор не превзойдены еще ни одним судном ни при свободном плавании, ни при дрейфе со льдами.

Еще до ухода «Фрама» из Китовой бухты к норвежцам явились гости: прибыла «Терра Нова» — экспедиционное судно Роберта Скотта. Амундсен тактично воздержался от всяких расспросов, но сами англичане кое-что рассказали ему о себе. Скотт привез с собой манчжурских малорослых лошадей-пони и моторные сани; на них он и возлагал все свои надежды при перевозке грузов по снежной и ледяной поверхности. Ими же рассчитывал он пользоваться и при походе к полюсу. Это была роковая организационная ошибка руководителя английской экспедиции, и она привела Скотта и его спутников к гибели.

Как ни странно, но заблуждение о преимуществах пони перед ездовыми собаками разделялось не только Скоттом. Другой английский, не менее знаменитый исследователь Антарктики Эрнест Шеклтон тоже был сторонником использования малорослых лошадей в антарктических областях. Применяли шотландских или исландских пони и некоторые арктические путешественники, между прочим один из крупнейших среди них — немецкий ученый Адольф Вегенер, погибший в Гренландии в 1930 году. Правда, параллельно с пони все они пользовались и собачьим транспортом, но или неумело, или же в недостаточно широких размерах.

От внимания сторонников пони ускользали или ими недооценивались два обстоятельства. Во-первых, там где может пройти собака, животное сравнительно небольшого веса, не в состоянии пройти лошадь — даже маленькая, — глубоко проваливающаяся в снег. Кроме того, благодаря устройству своих лап, собака легко поднимается по крутым склонам и столь же легко спускается по наклонной плоскости. Во-вторых, корм для лошадей не годится в пищу ни для людей, ни для собак, занимает очень много места и по своей малопитательности требует накопления огромных запасов. Сколько же такого корма нужно брать с собой в какую-нибудь далекую санную экспедицию! Значительная часть драгоценной живой силы упряжных животных нерационально тратится на перевозку груза, предназначаемого на восполнение энергии, расходуемой на эту же перевозку. Наконец, в случае нехватки провианта собаку можно кормить собакой же. А при конном транспорте забота о корме лошадей тревожит путешественника, пожалуй, еще больше, чем забота о пропитании людей.

Опыт, вынесенный Амундсеном из путешествия на «Йоа», убедил его, что собаки — единственно рациональное средство для передвижения по льду и снегу. Они выносливы, нетребовательны, сильны, умны и могут преодолевать какую угодно дорогу, где в состоянии передвигаться человек.

Основная разница между его снаряжением и снаряжением Скотта и заключалась в выборе упряжных животных. Ясно представляя себе характер и состояние наста в антарктических областях, Амундсен заранее знал, что условия местности там будут идеальными для езды на эскимосских собаках. На прекрасной ровной поверхности Ледяного барьера можно побить даже рекорды Пири, отличавшегося быстротой передвижения. В области опасных трещин, на хрупких снежных или ледяных мостах, перекинутых самой природой через бездонные пропасти, собака пробирается легче, чем лошадь. К тому же собаку легче и удобнее вытаскивать, если она провалится. Наконец, собака легко поднимается по ледникам и тащит за собою сани в высокогорной, сильно пересеченной местности, куда нет доступа лошадям. Значит, при походе к Южному полюсу, расположенному на высоком горном плато, собаками можно пользоваться всю дорогу, а при конном транспорте людям придется самим тащить за собою сани значительную часть пути.

Мы уже упоминали, что собаку можно в случае необходимости кормить собакой же. Мало того, собачиной можно кормиться и людям! Таким образом, во время долгого и утомительного санного похода по ледяной поверхности есть средство подкармливать и людей и животных свежим мясом.

На этом Амундсен построил план своего похода к полюсу; в этом и заключалось преимущество его экспедиции перед экспедицией Скотта.

Образцовая подготовка и организация зимовочной оперативной базы в Китовой бухте, гениально проработанный во всех мельчайших подробностях план устройства вспомогательных складов и проведения самого похода, основанный на овладении в совершенстве техникой управления собачьими упряжками, — вот что обеспечило Амундсену его блестящий успех.

«Поход Амундсена к Южному полюсу, сперва по шельфовому льду,² затем по антарктическому плоскогорью, — пишет один из крупнейших советских Полярных исследователей В.Ю. Визе, — можно сравнить с безупречным разыгрыванием музыкальной пьесы, в которой каждый такт, каждая нота были заранее известны и продуманы исполнителями. Все шло именно так, как это предвидел и рассчитал Амундсен.³

На подготовке к этому "безупречному разыгрыванию музыкальной пьесы" необходимо ненадолго остановиться.

Прежде всего о провианте. Провиант выбирался с особым вниманием: это были всевозможные виды консервов — мясных, рыбных, овощных и фруктовых, — по возможности таких, которые содержали в себе наибольшее количество питательных веществ при наибольшей же степени их концентрации. Особенно тщательно отбирался и приготовлялся провиант для санных походов, когда каждый грамм веса имеет важнейшее значение. Упаковка провианта явилась предметом специальных забот — это была целая проблема, от правильного разрешения которой зависело очень многое. Позднее на месте зимовки вся деревянная тара была заново пересмотрена, и ящичные доски обструганы с таким расчетом, чтобы придать ящикам наибольшую крепость при наименьшей толщине стенок. Зная по своему опыту, как тяжело возиться на лютом морозе с развязыванием всяких узлов при разгрузке и нагрузке саней или даже когда нужно достать из ящика необходимую вещь, Амундсен разрешил этот вопрос удивительно просто и остроумно. Ящики ставились на сани по четыре в ряд, в каждом ящике сверху прорезалось круглое отверстие, закрываемое алюминиевой крышкой, как в молочном бидоне. По обеим сторонам саней привязывались стальные тросики, одни из них оканчивались петлями, другие — тонкими бечевками. Ящики затягивались четырьмя парами таких тросиков и закреплялись на санях наглухо. Доставать их содержимое можно было через отверстие сверху, для чего не надо было даже прикасаться к веревкам.

Важную статью провианта составлял пеммикан. В его обычный рецепт Амундсен внес изменения: кроме смеси в известной пропорции сухого молотого мяса и жира, в него входили еще овсяная крупа и овощи. Собачий пеммикан был двух сортов — рыбный и мясной; и тот и другой содержали также известный процент молочной муки и муки из рыбных отбросов.

В отношении одежды и обуви снаряжение экспедиции было очень богатым и по своему качеству и количеству не оставляло желать ничего лучшего. До Амундсена еще никто не зимовал в Антарктике н а Ледяном барьере, так что трудно было предугадать, какие там будут климатические условия; нужно было подготовиться ко всему. Для участников экспедиции было заготовлено по три комплекта меховой одежды (для любого мороза!) — чрезвычайно толстой, средней и совсем легкой. Меховая одежда шилась по уже знакомому Амундсену и испытанному им на деле образцу одежды эскимосов-нетчилли, друзей "Йоа". Много внимания и заботы потребовало шитье спальных мешков. Амундсен придумал снабдить их чехлом из легкой непроницаемой для ветра материи: это защищало мешки от проникания в них снега во время дневных переходов. Казалось бы, уже достаточно того, что на мешки пошли самые отборные оленьи шкуры. Нет! Амундсен знает, что для полярного путешественника не Должно быть мелочей — он тщательно следит за тем, чтобы при шитье мешка тонкая часть шкуры с брюха оленя вырезалась.

— Я видел, как спальные мешки, сшитые из отличных оленьих шкур, — рассказывает Амундсен, — портились в сравнительно короткий срок оттого, что в них были местами куски тонкой шкуры с брюха. Холод, конечно, легче проникает через этот тонкий мех, и в мешке образуется влага в виде инея от теплоты человеческого тела. Эти куски тонкого меха остаются влажными все время, пока человек находится в мешке, и поэтому в сравнительно короткий срок с них слезает волос. Влажность расползается дальше, как гниение в дереве, и поражает все больше окружающий мех.

Так же заботливо наблюдает Амундсен и за тем, чтобы мешки не шились ворсом к отверстию: влезать в мешок и без того трудно, а будет еще труднее на лагерной стоянке, когда человек устал от дневного перехода и мечтает поскорее заснуть в тепле, — нужно избавить его от всяких неудобств.

Как не изумиться такой гениальной предусмотрительности, такому замечательному применению на практике всех ранее приобретенных знаний и навыков!

Столь же продуманно и внимательно обсуждался и выполнялся заказ палаток, саней, обуви, нижнего белья, верхней не меховой одежды, перчаток, рукавиц, варежек, лыжных креплений, походных кухонь и пр. Особенно старательно продумывался вопрос об изготовлении наиболее рациональной обуви. Ноги — наиболее уязвимое место у полярного путешественника, и защитить их чрезвычайно трудно. За руками можно всегда уследить, ног же в течение дня не видно — в лучшем случае Путешественник разувается на стоянке. Значит, приходится всецело полагаться на ощущение, а оно может быть обманчивым. В результате легко отморозить себе ноги и даже не заметить этого! И только вечером в палатке, укладываясь на покой, путешественник с ужасом увидит желтые восковые пальцы или пятку, которых ничем уже нельзя спасти! Надо было придумать такую обувь, в которой сочеталась бы мягкость, дающая ноге возможность легче двигаться и дольше сохранять теплоту, с достаточной твердостью, чтобы лыжа плотно сидела на ноге.

Подготовка к экспедиции и отбор всех предметов снаряжения и снабжения занимали все время и все помыслы Амундсена в сентябре 1909 года, когда он в тиши своего кабинета разрабатывал и решал эти вопросы, имевшие для него важнейшее значение, И все же не все вопросы были разрешены дома, в Норвегии, окончательно. Сколько еще раз они снова обсуждались зимою или при санных подготовительных поездках, сколько еще новых и новых вопросов возникало на практике при столкновении с жестокой действительностью. Достаточно сказать, что какой-нибудь, на первый взгляд неважный, вопрос, скажем, о рукоятках для бичей, длительно обсуждается всем зимовочным коллективом и становится предметом не только споров, но и конкурса участников "соревнования по выработке наилучшего типа рукоятки".

Описание экспедиции к Южному полюсу, составленное самим Амундсеном и подробно касающееся всех вопросов снабжения и снаряжения, является не только замечательным литературным произведением, которое от первой страницы до последней читается с неослабевающим интересом и волнением, но и классическим учебником по вопросам рациональной организации и техники полярных экспедиций.

Вскоре после ухода из Китовой бухты "Терра Нова", вышел в море и "Фрам". Для характеристики отношения Амундсена к своим подчиненным, от которых он всегда добивался полной самостоятельности и которым охотно предоставлял всю свободу действий, интересно привести одну фразу из приказа, врученного Амундсеном капитану Нильсену перед отплытием "Фрама":

"Выполняйте ваш план, как сами найдете лучшим!"

Любителям длиннейших инструкций с многочисленными "параграфами" и "пунктами" это, разумеется, не понравится!

Примечания

1. Первая — поход Нансена в 1893—1896 годах, вторая — плавание Свердрупа в американском секторе Арктики в 1899—1902 годах.

2. Т. е. Ледяному барьеру Росса, лежащему у берегов Антарктического континента.

3. Предисловие к книге Р. Амундсена «Южный полюс», изд. Молодой Гвардии, 1937 г., стр. 10.