Лофотенские острова (Lofoten)
Лофотенские острова — или, как их называют скандинавы, Луфутен (Lofoten), — это довольно крупный архипелаг скалистых островов, отделённых друг от друга узкими проливами и заселёнными 24,5 тыс. человек, которые, однако, делают всё для того, чтобы сохранить девственную природу своего края. Природа и только природа постоянно привлекает сюда писателей и поэтов, художников и скульпторов, черпающих вдохновение в свежести моря и остроконечных горных рельефах, покрытых застывшими ледниками и окантованных мягкими зелёными коврами.
Да-да, именно такое впечатление производит поездка по Лофотенским островам: то оголённые обрывки скал, на которых кучкуются простенькие деревянные домишки, то вдруг пышущая изумрудным оттенком трава, появление которой обусловлено близостью Гольфстрима, усердно поддерживающего температуру в южных частях архипелага в самое холодное время года выше нулевой отметки.
Своим неповторимым очарованием Лофотены привлекли не только норвежских представителей искусства, считающих своим долгом пожить здесь какое-то время, но и мастеров со всего мира: трасса E10 буквально усыпана малюсенькими галереями художников со всего света. Здесь засосало в водоворот Мальстрём шхуну чудом спасшегося рыбака в рассказе Эдгара По; здесь же покинули свой «Наутилус» герои романа Жюля Верна «20000 лье под водой».
Сами жители архипелага нередко разделяют свои острова на две части: «внутренние», прижатые к Вестфьорду и потому приютившие почти все поселения, и «внешние», выходящие в самое Норвежское море. Такое географическое деление — неспроста: близость моря погружает острова в вечные туманы и лёгкую завесу дождя, тогда как «внутренняя» половина предлагает более приятный для проживания климат.
Однако какая бы погода не встретила туриста, его обязательно приятно удивят местные жители: их открытость и гостеприимство просто поражают. Эксперты, изучавшие историю миграции в районе Лофотенских островов, считают, что подобное дружелюбие объясняется очень легко: последние несколько сотен лет сюда приезжали люди из всех возможных регионов: с севера и юга, из фьордов и долин — и даже из других стран. Здесь побывали не только рыбаки, но и художники, писатели, путешественники, искатели приключений — хотя и сами местные жители не раз отправлялись в захватывающие дух плавания, забирая с собой рыбу на продажу.
Интересно, что первоначально такое «движение» наблюдалось тут в основном в зимнее время; сейчас же туристы предпочитают посещать архипелаг в летний сезон. Однако по-прежнему главные события для лофотенцев разворачиваются зимой, с января по апрель, в период прибытия сюда трески. Вестфьорд между материковой и островной частями считается крупнейшей «плантацией» трески в мире: здесь рыба рождается, затем до 7—8 лет (то есть до полового созревания) живёт в Баренцевом море, а затем возвращается в родные края, чтобы дать жизнь следующему поколению. Путешествие это начинается в ноябре—декабре, и рыбе предстоит преодолеть путь длиной 800 км!
Почему треска идёт на нерест именно на Лофотенские острова? Инстинкт этот до сих пор вызывает удивление учёных, которые, однако, не отрицают, что Лофотен — идеальное место для нереста. Температура воды (с нужным содержанием соли) здесь держится в районе +5 °С, здесь самая подходящая для трески глубина, а для потомства — прекрасная возможность прокормиться в первые дни своей жизни.
В среднем 5-килограммовая самка трески откладывает 2,5 млн икринок, из которых лишь 20 сумеют развиться в полноценных рыб. Несмотря на столь значительные «потери», будущее этого вида пока в безопасности.
Лофотенцы, как и другие норвежцы, живут в основном рыбным промыслом, хотя центральный остров, Вествогёй (Vestvågøy), является средоточием сельского хозяйства всего региона Нурланн: здесь нашлось место необъятным полям и многочисленным фермам, защищенным от ветров высокими горами. Традиции удалось сохранить, и вскоре люди начали разводить не только столь необходимых в хозяйстве коров, но также и овец, и в 1994 г. лофотенские ягнята были признаны лучшими в мире. Овцеводство и фермерство переживает здесь новый расцвет, и многие молодые семьи предпочитают переезжать сюда, чтобы в тишине и спокойствии разводить скотину.
Лофотенские острова — фермерский рай
Развитие овцеводства ни в коей мере не повлияло на рыбную ловлю. Ещё в 1120 г. король Эйстейн I Магнуссон (ок. 1088—1123) повелел соорудить так называемые рорбу (rorbu) — небольшие лачуги, где рыбаки, от коих зимой не было отбоя, могли бы жить и работать. Новые домишки продолжали появляться с удивительным постоянством: норвежские правители видели все преимущества привлечения новых людей в эти места, ведь от улова напрямую зависели доходы казны и благосостояние страны.
К слову, Эйстейну I Магнуссону Лофотенские острова обязаны ещё и своей первой церковью, сооружённой в 1103 г. в Вогане (Vågan), в тот момент являвшимся доминировавшим поселением архипелага.
Долгое время ловля рыбы никак не регулировалась: закон не оговаривал ни время, ни использование снастей. В итоге местные жители были вынуждены обратиться за помощью к королю, и в 1644 г. Кристиан IV запретил ярусный лов.
В 1750 г. треску начали ловить сетью, что также вызвало немало протестов. Вскоре сети оказались под запретом — правда, лишь на короткое время: ловля на одну удочку быстро утомила рыбаков, и сети победоносно вернулись в архипелаг. Собственно, недовольство возникало постоянно: если сезон был неудачным, рыбаки рьяно винили в этом появление новых снастей, а потому ловля на удочку неизменно конкурировала с ярусной и сетевой. Одни и те же запреты то возникали, то исчезали. В 1786 г. все эти методы наконец-то были разрешены, однако спокойствие в рыбацких деревушках ещё долго не могло быть установлено: здесь то и дело появлялись новые рыболовы со снастями, о которых закон ничего не говорил. Кроме того, поселения страдали от чрезмерного потребления алкоголя.
Наконец, в 1816 г. власть серьёзно взялась за урегулирование отношений на Лофотенских островах. Было установлено время начала утренней рыбалки, а также своего рода водные границы, в которых разрешалось ловить треску либо сетью, либо длинным тросом с тысячами прикреплённых к нему крючков. В деревнях были назначены старшины, следившие за порядком и выполнением новых уложений.
Воды Лофотенских островов по-прежнему разделены на зоны, где можно применять ловлю сетью, ярусную ловлю и ловлю с датских сейнеров. Зоны определяют сегодня сами рыбаки, и их суда должны оставаться в рамках заявленного участка. В то же время рыбаки, желающие посидеть с одной удочкой, имеют право удить рыбу где угодно. Надо сказать, что подобная политика удобна всем: сетями и канатами вылавливают, безусловно, большую часть рыбы, но всё же количество одиночек значительно превосходит «промышленников», хотя число сейнеров растёт с каждым годом.
Однако и в этом законе люди увидели недостатки: в нём не были предусмотрены природные обстоятельства: никто не мог заставить треску равномерно распределиться между деревнями. Естественно, находиться в деревушке, откуда ушла рыба, в то время как соседи буквально купались в роскоши, мало кому пришлось по вкусу. Да и старшины быстро вошли в новую роль и считали себя уже полноправными землевладельцами, принимая решения целиком и полностью по своему усмотрению и пожеланию. Недовольство продолжало расти — теперь уже не только среди рыбаков, но и среди спонтанно образовавшихся сословий.
В 1857 г. появилось окончательное постановление, основанное на трёх принципах: свободные воды, свободная рыбалка, государственное инспектирование. В действительности же большинство рыбаков по-прежнему были привязаны к своим деревням: надсмотрщики успели одолжить им деньги на ремонт лодок, и те были вынуждены возвращаться к своим «благодетелям» и даже продавать им рыбу по низкой цене. Кроме того, возможность устанавливать снасти в любом месте привела к тому, что сети нередко ставили слишком близко друг к другу; они путались и становились малопригодными для рыбной ловли.
Появление моторных лодок дало рыбакам гораздо большее раздолье, нежели все принимаемые законы. Теперь можно было приплывать в те места, где за улов платили хорошие деньги. 1938 г. можно назвать одним из важнейших в истории норвежской рыбалки: именно тогда вступил в силу закон, устанавливающий фиксированные цены на рыбу. Теперь покупатели уже не могли самостоятельно устанавливать стоимость улова — это стало прерогативой самих рыбаков.
Появление моторных лодок — как и иных инноваций — повлекло за собой множество проблем для местных жителей, и без того всегда с подозрением относившихся к техническому прогрессу. Здесь быстро утвердилась поговорка: «Двигатели — столь же опасное зло на борту, как женщины, вафли и бруност1». Другим незыблемым аргументом стало: «Старые средства и так хороши, зачем же тогда использовать новые?» Моряки ссылались на то, что шум мотора мог распугать рыбу, а также утверждали, что исторические суда нурланнского типа абсолютно не предназначены для установки на них каких-либо дополнительных деталей. Но многие, бесспорно, опасались не столько самого появления новинок, сколько связанных с ними расходов: большинство рыбаков уже давно погрязли в долгах.
Скептически к нововведению относились и надсмотрщики: они считали, что старые вёсельные лодки были куда практичнее: они «привязывали» рыбака к его дерев-позволяя ему продавать улов на стороне. Кроме того, рыбак был вынужден возвращаться в съёмный домик, покупать продукты в одном и том же магазине — в то время как «мобильный» рыбак представлял серьёзную угрозу сложившейся монополии.
Надо сказать, жалобы были услышаны, и на Лофотенских островах был введён временный запрет на использование моторных лодок, сменившийся затем выделением специальной зоны ловли с них.
Лодка нурланского типа
До Второй мировой войны вся рыба, выловленная у Лофотенских островов, продавалась либо бывшим надсмотрщикам (они как таковые были отменены ещё в 1857 г.), либо пришвартовавшимся в местных гаванях оптовым скупщикам. Эти торговцы исчезли после войны, и за ними последовали один за другим разорявшиеся надсмотрщики.
До конца 1980-х гг. ряд деревушек переживали кризис, и многие рыбаки покинули свои жилища, вернувшись в них лишь в 1995 г. Правда, какое-то время зимняя рыбалка приносила доход лишь в отдалённых местах архипелага, а потому для многих возвращение стало большим разочарованием, касающимся как объёма улова, так и размеров дохода.
Достопримечательности
Примечания
1. Бруност (норв. brunost) — особый сыр, производимый в Норвегии и имеющий коричневый оттенок и сладковатый вкус.