Глава III

Отъ мыса Челюскина Нансенъ рѣшилъ идти прямо къ Ново-Сибирскимъ островамъ; но ему опять-таки пришлось держаться около берега, такъ какъ на нѣкоторомъ разстояніи отъ него шла широкая полоса крѣпкаго стараго льда, черезъ который Фрамъ не могъ пробиться. Между этой полосой и материкомъ былъ довольно широкій проходъ, по которому судно двигалось безпрепятственно. На льду часто попадались моржи, и путешественники не упускали случая поохотиться за ними.

«Около шести часовъ, — записываетъ Нансенъ въ своемъ дневникѣ, — меня разбудилъ Гендриксенъ извѣстіемъ, что на льдинѣ у самаго судна лежитъ множество моржей. Я вскочилъ и въ одну минуту былъ уже одѣтъ. Стояло чудное утро, прекрасная, тихая погода. Можно было издали разслышать сопѣніе моржей. Звѣри лежали вмѣстѣ на льдинѣ; за ними блестѣли на солнцѣ голубыя горы. Гарпуны были наточены еще раньше, ружья и патроны готовы; Гендриксенъ, Юэль и я отправились. Дулъ слабый южный вѣтеръ, и мы стали грести къ сѣверу, чтобы обойти звѣрей и подплыть къ нимъ съ подвѣтренной стороны. По временамъ животное, стоявшее на стражѣ, поднимало голову, но, кажется, не видѣло насъ, и мы плыли дальше. Скоро мы подошли такъ близко, что должны были грести очень осторожно. Юэль сидѣлъ на рулѣ, Гендриксенъ стоялъ впереди наготовѣ, съ гарпуномъ въ рукахъ, а я позади него съ ружьемъ. Какъ только сторожевое животное поднимало голову, мы переставали грести и оставались неподвижными, а затѣмъ, когда голова животнаго опускалась, снова принимались за весла и двигались впередъ. Звѣри лежали очень плотно другъ къ другу, на маленькой льдинѣ, старые и малые, въ одной кучѣ. Тутъ были настоящіе мясные колоссы. Изрѣдка какая-нибудь самка помахивала хвостомъ и затѣмъ снова успокаивалась, лежа на спинѣ или на боку. Мы подвигались все осторожнѣе; я держалъ ружье наготовѣ, а Гендриксенъ крѣпко сжималъ рукоятку гарпуна. Въ тотъ самый моментъ, какъ лодка коснулась льдины, гарпунъ засвисталъ въ воздухѣ, но попалъ слишкомъ высоко и отскочилъ отъ упругой кожи звѣря. Все общество зашевелилось. Десять-двѣнадцать отвратительныхъ головъ сразу обратились въ нашу сторону; горы мяса поворачивались съ удивительною быстротой; моржи, съ поднятыми головами и глухимъ ревомъ, переваливаясь, подошли къ краю льдины, у которой мы находились. Я прицѣлился и выстрѣлилъ въ одну изъ самыхъ большихъ головъ. Звѣрь зашатался и упалъ впередъ, въ воду. Затѣмъ и второму звѣрю была послана пуля въ голову; онъ также свалился, но еще нѣкоторое время продолжалъ, хотя съ трудомъ, барахтаться въ водѣ. Тогда все общество бросилось въ воду, такъ что брызги разлетѣлись во всѣ стороны. Все это произошло въ продолженіе нѣсколькихъ секундъ. Скоро звѣри снова показались вокругъ лодки. Головы, одна другой отвратительнѣе, высовывались изъ воды; дѣтеныши были тутъ же. Звѣри стоймя стояли въ водѣ, ревѣли и шумѣли такъ, что воздухъ дрожалъ; бросались изъ стороны въ сторону, кричали и оглашали пространство новымъ ревомъ. Они кружились и исчезали въ водѣ со страшнымъ шумомъ, а затѣмъ снова появлялись на поверхности. Вода пѣнилась и точно кипѣла кругомъ на большомъ пространствѣ, какъ будто безмолвнымъ до сихъ поръ ледянымъ міромъ внезапно овладѣлъ припадокъ бѣшенства. Каждую минуту можно было опасаться, что клыкъ одного или нѣсколькихъ моржей прорѣжетъ лодку или подниметъ ее и подброситъ на воздухъ».

Къ счастью, ничего подобнаго не случилось, и охотники благополучно вернулись на Фрамъ съ богатой добычей.

15 сентября полоса льдинъ, загораживавшая до сихъ поръ входъ въ открытое море, оказалась менѣе сплошной; ледъ, составлявшій ее, былъ болѣе рыхлъ, и Фраму удалось пробиться сквозь него. Три дня шелъ онъ безъ всякой задержки на сѣверо-востокъ; льда нигдѣ не было видно, погода стояла довольно теплая.

18-го числа Нансенъ писалъ въ своемъ дневникѣ:

«Наступаетъ рѣшительная минута. Въ 12 ч. 15 м. мы беремъ курсъ на сѣверо-западъ. Теперь должно опредѣлиться, вѣрна ли моя теорія, т.-е. найдемъ ли мы нѣсколько сѣвернѣе отсюда теченіе, направляющееся дальше къ сѣверу. До сихъ поръ все шло лучше, чѣмъ я ожидалъ. Мы находимся подъ 75°30′ сѣверной широты, и къ сѣверу, и къ западу отъ насъ открытая вода и темное небо. Странное чувство испытываешь, плывя темною ночью въ неизвѣданныя страны, по волнующемуся морю, по которому еще никогда не носилось ни одно судно, ни одна лодка».

Слѣдующіе два дня путешествіе шло такъ же благополучно. То теченіе, о которомъ мечталъ Нансенъ, и попутный вѣтеръ быстро гнали Фрамъ на сѣверо-сѣверо-западъ; льда нигдѣ не было видно. У экипажа явились самыя радужныя надежды.

— Дома, въ Норвегіи, и не подозрѣваютъ, что мы идемъ въ открытомъ морѣ прямо къ полюсу! — съ восторгомъ говорилъ Гендриксенъ.

Свердрупъ вспоминалъ, что читалъ гдѣ-то объ открытомъ полярномъ морѣ, окружающемъ полюсъ, и увѣрялъ, что существованіе такого моря вполнѣ правдоподобно.

Разочарованіе настало слишкомъ скоро. 20 сентября день былъ туманный. Нансенъ сидѣлъ у себя въ каютѣ и, разсматривая карту, соображалъ удастся ли имъ такъ же благополучно дойти до 78° широты, какъ вдругъ судно неожиданно повернуло въ сторону. Онъ бросился на палубу. Передъ нимъ, просвѣчивая сквозь туманъ, лежало широкое, сплошное ледяное поле. Пришлось повернуть на западъ и плыть вдоль окраины льдовъ. 21-го числа цѣлый день лежалъ густой туманъ, скрывавшій отъ глазъ всю окрестность. 22-го туманъ разсѣялся, выглянуло солнце, и при его свѣтѣ путешественники увидѣли, что и на сѣверъ, и на западъ отъ нихъ тянется сплошной ледъ; на югѣ тоже виднѣлся ледъ, а вокругъ судна плавали отдѣльныя ледяныя глыбы.

Прежніе арктическіе путешественники всегда считали необходимымъ держаться вблизи какого-нибудь берега. Но для Нансена этого было не нужно; такъ какъ онъ хотѣлъ попасть въ среду плавучихъ льдовъ и двигаться вмѣстѣ съ ними, то для него было важно зимовать въ такомъ мѣстѣ, гдѣ море было глубоко, и гдѣ ничто не задерживало движенія льдовъ. На такомъ именно пунктѣ находился Фрамъ, и потому рѣшено было прикрѣпить судно къ большой крѣпкой льдинѣ, спустить паруса, остановить машину и ждать, что пошлетъ судьба.

Между тѣмъ льдины, плававшія сначала около судна отдѣльными глыбами, стали соединяться; между ними появился слой рыхлаго снѣга, который крѣпчалъ съ каждымъ днемъ. Скоро сплошной ледъ окружилъ со всѣхъ сторонъ Фрамъ, и сдѣлалось вполнѣ очевидно, что судну не освободиться отъ него. Полярная зима наступала: солнце съ каждымъ днемъ стояло все ниже и ниже надъ горизонтомъ, по ночамъ морозы доходили до 25°.

Экипажъ началъ готовиться къ зимней стоянкѣ. Руль подняли наверхъ, чтобы его не раздавило напоромъ льда, вычистили котлы, убрали уголь, разобрали по частямъ машину, вычистили ее и смазали масломъ. Надъ этимъ больше всѣхъ трудился Амундсенъ; онъ возился съ машиной, точно съ ребенкомъ, съ утра до поздней ночи просиживалъ онъ около нея, ухаживая за ней. Когда другіе подсмѣивались надъ нимъ, онъ полуворчливо говорилъ:

Фрамъ, затертый льдами

«Болтайте себѣ, что хотите, — мнѣ все равно; а лучше нашей машины нѣтъ на свѣтѣ, и намъ было бы стыдно и грѣшно не заботиться о ней!»

Всѣ прочія арктическія экспедиціи, которымъ приходилось проводить долгую зимнюю ночь закованными среди льдовъ, страдали, кромѣ голода, холода и болѣзней, отъ невыносимой скуки; вслѣдствіе этой скуки являлись ссоры, взаимныя обвиненія, общее недовольство. Ничего подобнаго нельзя было ожидать на Фрамѣ: здѣсь у каждаго было свое дѣло, то, къ которому онъ былъ наиболѣе способенъ; нѣкоторыя же работы отправлялись сообща, причемъ никто не гнушался никакимъ трудомъ, и Нансенъ, Свердрупъ, Блессингъ таскали уголь изъ трюма въ кочегарню такъ же усердно, какъ Петерсенъ и Гендриксенъ. На суднѣ устроили разныя мастерскія: столярную, механическую, кузнечную; а когда оказался недостатокъ въ канатахъ, то на льду завели большую канатную мастерскую. Затѣмъ приступили къ постановкѣ вѣтряной мельницы, которая должна была приводить въ движеніе машину, доставлявшую электрическій свѣтъ. Мельница была помѣщена на верхней палубѣ, около большого люка, и устройство ея заняло нѣсколько недѣль времени; а когда она, наконецъ, была готова, приходилось опять-таки не мало возиться съ нею, управлять ею, ставить ее по вѣтру и т. п. Если вѣтеръ усиливался, кому-нибудь надобно было влѣзать наверхъ и спускать ея крылья, что при зимнихъ холодахъ было далеко не пріятное занятіе.

Въ кузницѣ работалъ Ларсъ Петерсенъ, который занимался и жестяными работами. Амундсену безпрестанно приходилось изготовлять то тотъ, то другой инструментъ; Могштадъ взялъ на себя главную заботу о собакахъ, кромѣ того, онъ провѣрялъ и чистилъ термометры и часы; Юэль былъ поваромъ; научныя наблюденія дѣлали Нансенъ, Скоттъ-Гансенъ и Іогансенъ. Особенный интересъ возбуждали астрономическія наблюденія, посредствомъ которыхъ Скоттъ-Гансенъ опредѣлялъ, на какой широтѣ находится судно. Во время этихъ наблюденій большая часть экипажа толпилась въ его каютѣ: всякому хотѣлось поскорѣй узнать, какъ далеко подвинулось судно со своими льдинами, и въ какую сторону увлекаетъ его теченіе. Если оказывалось, что оно, хотя медленно, но движется на сѣверъ, всѣ радовались и мечтали о томъ, какъ далеко могутъ они уйти въ теченіе зимы; при всякомъ поворотѣ на югъ — лица вытягивались.

Всего меньше работы по своей спеціальности находилъ докторъ, такъ какъ на Фрамѣ всѣ пользовались отличнымъ здоровьемъ. Со скуки онъ принялся лѣчить собакъ, а людей только взвѣшивалъ разъ въ мѣсяцъ, да дѣлалъ наблюденія надъ ихъ кровью; эти наблюденія также очень занимали всѣхъ: всякому хотѣлось знать, не ослабѣлъ ли его организмъ, не грозитъ ли ему скорбутъ, мучительная болѣзнь, которой до сихъ поръ не избѣгла ни одна изъ полярныхъ экспедицій.

Время проходило на Фрамѣ довольно однообразно: въ восемь часовъ всѣ вставали и завтракали; завтракъ состоялъ изъ чаю, кофе или шоколада, къ которымъ подавали сухари, сыръ, консервы ветчины, солонины, баранины и т. п., а въ видѣ десерта овсяный хлѣбъ съ желе или мармеладомъ. Три раза въ недѣлю былъ свѣжеиспеченный хлѣбъ, иногда какіе-нибудь пироги. Послѣ завтрака члены экспедиціи, взявшіе на себя заботу о собакахъ, несли имъ кормъ, состоявшій изъ половины трески для каждой собаки и изъ собачьихъ пироговъ. Остальные занимались каждый своей работой. Всѣ поочередно дежурили въ кухнѣ, помогая повару. Нѣкоторые ходили на льдины погулять на свѣжемъ воздухѣ и въ то же время изслѣдовать состояніе льда. Въ часъ всѣ собирались къ обѣду, за которымъ подавалось три кушанья: супъ, мясо или рыба и десертъ. Къ мясу подавался обыкновенно картофель или какая-нибудь зелень. Послѣ обѣда курильщики отправлялись въ кухню, такъ какъ табакъ въ каютахъ допускался только въ торжественныхъ случаяхъ. Послѣ небольшого послѣобѣденнаго отдыха всѣ снова принимались за работы. Въ шесть часовъ дневной трудъ считался поконченнымъ, и подавался ужинъ. Ужинъ былъ приблизительно такой же, какъ завтракъ, но въ видѣ напитка за ужиномъ подавался чай. Курить опять ходили въ кухню, а въ салонѣ проводили время за чтеніемъ книгъ, которыми Фрамъ былъ достаточно снабженъ. Часу въ 9-мъ появлялись карты или затѣвалась какая-нибудь другая игра, которая иногда затягивалась до полуночи. Кто-нибудь игралъ на гармоніумѣ, или Іогансенъ приносилъ свою гармонику и наигрывалъ на ней разныя пьески. Около 12 часовъ всѣ отправлялись по своимъ койкамъ, исключая вахтеннаго. Каждый обязанъ былъ простоять часъ на вахтѣ. Вахтенный долженъ былъ производить метеорологическія наблюденія, высматривать медвѣдей и вести дневникъ всего, что случалось во время его дежурства.

29-го сентября однообразіе жизни было прервано праздникомъ: это былъ день рожденія доктора Блессинга, и кромѣ того, въ этотъ день наблюденія показали, что Фрамъ находится на 79° сѣверной широты. Въ честь этихъ двухъ событій къ обѣду приготовлено было лишнее кушанье, за обѣдомъ играла музыка, послѣ обѣда подавался кофе и десертъ, за ужиномъ было земляничное мороженое и грогъ изъ лимоннаго сока со спиртомъ. Провозглашали тосты за новорожденнаго и за 79° широты, высказывали пожеланія, чтобы этотъ первый градусъ, пройденный Фрамомъ съ помощью льдовъ, былъ первымъ изъ числа многихъ другихъ.

Салонъ на Фрамѣ

Съ самаго отъѣзда изъ Хабарова собаки оставались привязанными на палубѣ парохода и вели очень печальное существованіе. Во время шторма волны окачивали ихъ и бросали изъ стороны въ сторону: онѣ страдали морской болѣзнью, чуть не задыхались въ своихъ ошейникахъ и должны были, какъ въ хорошую, такъ и въ дурную погоду, лежать на одномъ мѣстѣ, безъ всякаго движенія, кромѣ бѣганья взадъ и впередъ, насколько позволяла цѣпь. Когда Фрамъ окончательно засѣлъ во льду, рѣшено было спустить собакъ съ судна. Онѣ просто обезумѣли отъ радости: бѣгали взадъ и впередъ, съ громкимъ лаемъ прыгали по льду, барахтались въ снѣгу. Льдина, недавно казавшаяся такой пустынной и уединенной, вдругъ ожила, наполнилась гамомъ, визгомъ, лаемъ. Рѣшено было перевести собакъ съ судна и поселить ихъ на льдинѣ; но такъ какъ онѣ могли замерзнуть, оставаясь безъ движенія, то ихъ по временамъ спускали съ цѣпи и предоставляли имъ свободно бѣгать. Это было для нихъ величайшею радостью; но, къ сожалѣнію, онѣ плохо пользовались свободой. Одичалыя животныя безпрестанно затѣвали другъ съ другомъ ожесточенныя драки, при чемъ иногда всѣ набрасывались на одну. Одну собаку загрызли до смерти, другая спаслась только тѣмъ, что, вся искусанная, прибѣжала на судно подъ защиту людей.

Большая льдина, къ которой былъ прикрѣпленъ Фрамъ, имѣла какъ разъ противъ середины судна выступъ, которымъ она могла бы сильно давить судно въ случаѣ, если бы ледъ сталъ сдвигаться. Поэтому рѣшено было попробовать передвинуть судно немного назадъ. Работа была нелегкая. Приходилось помощью топоровъ, ледоколовъ и острогъ, употребляемыхъ для охоты на моржей, пробивать толстый слой льда и черезъ образовавшійся каналъ шагъ за шагомъ проводить судно. Зато послѣ этого Фрамъ занялъ вполнѣ удобное положеніе. Съ лѣвой стороны его находилась большая льдина, на которой устроенъ былъ собачій лагерь; эта льдина была обращена къ судну низкимъ краемъ и не представляла никакой опасности; съ правой стороны была тоже плоская, невысокая льдина; съ обѣихъ сторонъ между судномъ и льдинами находился гладкій слой вновь образовавшагося льда. Такой же точно слой образовался подъ дномъ Фрама, такъ что онъ стоялъ точно на хорошей подстилкѣ.

Дня черезъ два послѣ окончанія работъ по перестановкѣ судна экипажъ сидѣлъ послѣ обѣда въ каютѣ и мирно бесѣдовалъ, какъ вдругъ раздался оглушительный грохотъ, и все судно задрожало. Всѣ выбѣжали на палубу. Оказалось, что ледъ пришелъ въ движеніе, и грохотъ происходилъ отъ того, что громадныя льдины надвигались одна на другую и съ трескомъ разваливались. Новообразованный ледъ, окружавшій Фрамъ, сдвигался и направлялся подъ судно, приподнимая его иногда на нѣсколько футовъ, и затѣмъ съ трескомъ разламывался подъ нимъ. Нансенъ и его спутники не безъ тревоги ожидали, какъ выдержитъ ихъ судно этотъ первый натискъ врага, противъ котораго ихъ предостерегали всѣ путешественники, испытавшіе его сокрушительную силу. Напоръ льда возобновлялся съ новою яростью въ теченіе нѣсколькихъ дней. Обыкновенно сначала слышался легкій трескъ и какъ будто стонъ, постепенно усиливающійся; раздавался громкій, жалобный вой, потомъ грохотъ и, наконецъ, какое-то ворчанье, послѣ котораго судно начинало подниматься. Шумъ все усиливался, судно дрожало, шаталось и поднималось то скачками, то медленно, постепенно. Но Фрамъ не обманулъ возлагавшихся на него надеждъ. Ледъ разламывался о бока его, и распавшіяся льдины кучами продвигались подъ его корпусъ, затѣмъ мало-помалу шумъ затихалъ, судно опускалось въ прежнее положеніе, и опять наступала тишина.

Черезъ два-три дня ледъ нагромоздился вокругъ Фрама въ видѣ длинныхъ стѣнъ и высокихъ холмовъ. Собачья льдина выдержала страшный напоръ. Около нея поднялась цѣлая ледяная гора, которая обрушилась на нее. Льдомъ засыпало сани и доски, стоявшія на льдинѣ, а также якорь, удерживавшій корму. Собаки подвергались опасности, и пришлось ночью перевести ихъ на судно. Льдина, къ которой былъ прикрѣпленъ Фрамъ, треснула, и судно пришлось нѣсколько продвинуть назадъ. Напоръ льда начинался около четырехъ, пяти или шести часовъ утра и возобновлялся въ тѣ же часы вечера; послѣ него вокругъ корабля являлись большія пространства открытой воды. Такъ продолжалось дней 8—9. Затѣмъ все снова успокоилось, только на льду появились въ разныхъ направленіяхъ новые трещины, которыя, впрочемъ, скоро затянулись вновь образовавшимся льдомъ. Черезъ нѣсколько дней напоръ снова повторился и повторялся много разъ въ теченіе зимы. Мало-помалу обитатели Фрама такъ привыкли къ этому, такъ твердо вѣрили въ прочность своего судна, что, слыша приближающійся шумъ и трескъ льдинъ, продолжали спокойно сидѣть въ каютѣ, не прерывая ни своихъ работъ, ни разговоровъ.