Июнь — ноябрь 1905 г.: пять решающих месяцев

Одностороннее расторжение унии стортингом 7 июня 1905 г. неизбежно оборачивалось для Норвегии внешнеполитическим кризисом. После принятого решения перед страной сразу же возникли две проблемы: во-первых, выработка «бракоразводного соглашения» со Швецией и, во-вторых, связанный с этим вопрос о признании нового независимого государства великими державами¹. Запутанная юридическая мотивация резолюции стортинга о расторжении унии не могла скрыть того факта, что это решение, как отмечалось в обращении короля к норвежскому парламенту от 10 июня, с точки зрения международного права представляло собой революционный акт. Можно было ожидать жесткой реакции со стороны шведов: многие считали, что их возмущение может привести к войне между двумя странами. Вопрос о том, почему этого не произошло, ставит в тупик многих историков из разных стран мира, пытающихся найти модель осуществления перемен мирным путем.

Одной из причин, по которым процесс расторжения унии прошел мирно, было наличие по обе стороны границы влиятельных умеренных сил. В Швеции социал-демократы под руководством Яльмара Брантинга первыми призвали правительство проявить сдержанность. В Норвегии тон задавал сам стортинг — уже в день голосования о расторжении унии он предложил занять норвежский трон одному из сыновей короля Оскара II. Цель этого шага явно состояла в том, чтобы подсластить горькую пилюлю отделения. Король Оскар II показал, что хорошо понимает цель этого предложения норвежцев, — он его отклонил. Однако тем временем была уже достигнута вторая, не менее важная цель демарша: революционность решения норвежцев в глазах великих держав смягчалась четко выраженным стремлением Норвегии оставаться королевством, а не устанавливать республику. Еще одним примирительным жестом со стороны стортинга стала тщательно сформулированная декларация о желании начать переговоры с Швецией по выработке условий расторжения унии. Третий шаг Норвегии упреждал требование шведского парламента о том, что мнение всего норвежского народа должно быть услышано до того, как Швеция приступит к обсуждению вопроса о прекращении унии. Желая продемонстрировать международной общественности, что народ поддерживает выход из унии, Норвегия объявила о проведении референдума по решению от 7 июня. Референдум состоялся 13 августа: 85% населения, наделенного правом голоса, — а им, конечно, обладали только мужчины — пришли на участки для голосования. В результатах опроса мало кто сомневался заранее, однако количество голосов, поданных за расторжение унии, оказалось потрясающим: 368 208 (при всего 184 голосах против). Более того, отдельную декларацию о поддержке решения стортинга подписали более 250 тыс. женщин.

Кристиан Микельсен

Кристиан Микельсен (1857—1925), руководивший выходом Норвегии из унии с Швецией в 1905 г., был богатым и удачливым судовладельцем из Бергена. Он вступил в либеральную партию «Венстре» в 1884 г. и в 1892 г. стал депутатом стортинга. Играл важную роль в борьбе за независимую консульскую службу для Норвегии, но после того, как в 1895 г. она окончилась неудачей, начал постепенно отходить от все более радикальной политики партии «Венстре» в социальных и экономических вопросах. В январе 1903 г. он обратился с призывом к умеренным и либеральным силам объединиться на основе более консервативной экономической программы и «ответственной» политики национального единства в спорах с Швецией. В том же году наскоро сколоченная Коалиционная партия добилась блестящего успеха на выборах, но ее антирадикалистская платформа постепенно отошла на второй план на фоне разногласий с Швецией относительно характера унии. В феврале 1905 г. Микельсен занял пост премьер-министра и с этого момента твердой рукой повел правительство и страну к отделению от Швеции.

В конце июля шведский парламент выступил с официальным заявлением о том, что, поскольку уния основывалась на несущем взаимные обязательства двух стран соглашении — Риксакте 1815 г., — ее расторжение возможно только с согласия короля и парламента Швеции. Кроме того, в заявлении был сформулирован ряд обязательных для выполнения условий. Большинство из них имело практический характер, и было призвано сохранить хотя бы те связи, что установились между двумя странами в рамках унии — например, свободную транзитную торговлю или доступ шведских саамов к летним пастбищам на территории Норвегии. Эти вопросы были быстро урегулированы в ходе переговоров, начавшихся в конце августа в шведском приграничном городке Карлстаде. Но два требования шведов были совершенно неприемлемы с точки зрения норвежских представителей, и последние опасались, что отделение все-таки может окончиться войной. Швеция настаивала на создании демилитаризованной зоны вдоль границы на юге, а значит — сносе нескольких пограничных крепостей и укрепрайонов на норвежской территории. Частично шведские требования, несомненно, были связаны со стремлением унизить Норвегию и стереть оскорбление, нанесенное Швеции за несколько лет до этого постройкой этих укреплений. Тот факт, что Норвегия выступила с протестом против этих требований, свидетельствует о том, что они расценивались именно как унизительные. Но в позиции норвежцев присутствовал и элемент страха, что Швеция, возможно, уже замышляет или в будущем решит начать войну-реванш против Норвегии.

Поскольку ни та, ни другая делегация не желали уступить в этом вопросе, переговоры были прерваны, чтобы дать возможность их участникам проконсультироваться со своими правительствами. В ходе этого перерыва обе стороны объявили мобилизацию и подтянули войска к границе — 23 тысячи солдат с норвежской стороны и 50 тысяч со шведской. Военно-морские силы обеих стран также были приведены в высокую степень боеготовности. Напряженность росла, общественность и в Швеции и в Норвегии все резче выступала против дальнейших уступок. Когда делегации снова собрались за столом переговоров, их позиции остались без изменений, и, как позднее рассказывал один из норвежских участников, он все время поглядывал на карманные часы, чтобы точно зафиксировать время, когда будет объявлена война. Но в этот момент по просьбе Норвегии в спор вмешались великие державы. Великобритания с особенной ясностью дала понять шведскому правительству, что ему придется смягчить свою позицию. После этого было выработано компромиссное решение, позволявшее Норвегии сохранить в неприкосновенности две исторические крепости, разрушение которых было включено в первоначальные требования шведов. Кроме того, вместо демилитаризованной по обе стороны границы, была создана нейтральная зона, где запрещалась всякая военная активность, если одна или обе договаривающиеся стороны не находятся в состоянии войны с третьей страной. Заключенное соглашение было бессрочным: его действие могло быть прекращено по взаимному согласию, что, кстати, произошло совсем недавно — в 1993 г. Таким образом, можно не без основания утверждать, что вместо унижения для Норвегии соглашение о нейтральной зоне превратилось в своего рода взаимную гарантию против агрессии.

Именно с помощью этого аргумента о «косвенной гарантии» правительство попыталось успокоить оппозицию, когда в октябре соглашение было представлено в стортинг для ратификации. Документ подвергся ожесточенным нападкам как справа, так и слева из-за его «унизительного» характера. В итоге, однако, против проголосовали всего 16 депутатов. Впрочем, 101 голос, поданный «за», вряд ли означал одобрение условий соглашения. Просто депутаты понимали, что альтернативой является война, которую Норвегия не могла выиграть, и осуждение со стороны великих держав, чья добрая воля имела столь важное значение для страны. Одобрение условий соглашения стортингом состоялось 9 октября, а уже через четыре дня его утвердил и шведский парламент. Вслед за этим 26 октября представители двух стран подписали пять отдельных конвенций, составивших в совокупности «Карлстадское соглашение», и в тот же день шведский король отрекся от норвежского престола «от своего лица и от лица членов своей семьи».

Принятие Швецией отделения Норвегии открыло путь для ее признания великими державами в качестве суверенного государства. В этом вопросе Россия опередила западные державы. Уже 30 октября российский министр иностранных дел направил в Кристианию телеграмму о признании российским правительством Норвегии в качестве независимого государства «во всей ее территориальной целостности»^*. Обычно в подобных случаях такая дополнительная формулировка не использовалась, и это позволяет предположить, что Россия стремилась к установлению хороших отношений с Норвегией как можно скорее. Вероятно, это было связано с двумя причинами: во-первых, считалось, что раскол и тем самым ослабление Скандинавии соответствует долгосрочным интересам России, а во-вторых, этим актом выражалось стремление развеять возможные подозрения относительно экспансионистских планов России. Нет, однако, никаких признаков того, что эта последняя цель была достигнута. Чтобы вековые подозрения относительно внешнеполитических целей загадочной великой державы на востоке сошли на нет, требовалось нечто большее, чем дружественные жесты. Куда большее удовлетворение в норвежских кругах вызвал тот факт, что 3 ноября британский посланник сэр Артур Херберт стал первым иностранным дипломатом, вручившим свои верительные грамоты и учредившим постоянную резиденцию в Кристиании. Тем самым он стал старейшиной, или «дуайеном» дипломатического корпуса, аккредитованного при норвежском правительстве.

Решающая роль, которую сыграли великие державы в обеспечении мирного исхода кризиса, вызванного отделением Норвегии, делает необходимым изучение заинтересованности этих держав в этом вопросе. Во-первых, интересам всех европейских великих держав соответствовало сохранение мира в Скандинавии. Ситуация в других частях мира — Азии, Африке — была далека от спокойствия, и великие державы были вовлечены в эти конфликты. Война в обычно столь тихом уголке Европы была бы крайне нежелательна. По этой же причине, видя, что расторжение шведско-норвежской унии уже необратимо, великие державы желали максимально быстрого завершения процесса отделения и решения вопроса о системе правления в Норвегии, желательно в форме монархии, которая в то время считалась гарантией стабильности. Германия в идеале предпочла бы, чтобы уния сохранилась. При наличии относительно мощного королевства на Скандинавском полуострове под управлением Швеции в сочетании со слабостью и изоляцией Дании создавались наиболее благоприятные условия для усиления гер-майского влияния в регионе. Сильное скандинавское государство было выгодно и с точки зрения Великобритании — в качестве бастиона против российской экспансии. Для России, однако, ослабление Швеции открывало возможность усилить свое влияние в Балтийском регионе.

Когда отделение Норвегии стало свершившимся фактом, а официальное признание нового государства еще не состоялось, внимание великих держав сосредоточилось на том, как извлечь наибольшую пользу из сложившейся ситуации. Первым на повестке дня, как уже упоминалось, стоял вопрос об учреждении в Норвегии монархии. Второй и не менее важной проблемой был подбор подходящего кандидата на норвежский трон. Здесь с политическими соображениями сочетались династические интересы разных королевских домов, ведь родственные связи будущего короля Норвегии могли влиять и на внешнеполитическую ориентацию страны. Хотя эпоха абсолютизма давно ушла в прошлое, официальная роль монарха в вопросах внешней политики и обороны в большинстве европейских королевств по-прежнему оставалась довольно существенной. И если его реальная власть в этих областях и уменьшилась, то в такой стране, как Норвегия, не имевшей или почти не имевшей опыта в международной политике, она все еще могла быть очень важна.

Какая форма правления — республиканская или монархическая — должна быть установлена в стране, и если предпочтение будет отдано последней, то кто станет королем, — все это стало предметом жарких дебатов в Норвегии летом и осенью 1905 г. На первый взгляд может показаться удивительным, что в стране существовали сильные прореспубликанские настроения, ведь Норвегия всегда была королевством, а монархическая форма правления по-прежнему преобладала в Европе. Причина, судя по всему, была в распространенном убеждении, что республиканская форма правления более демократична. Республиканизм вызывался также тем, что к раздражению из-за внешнеполитических амбиций шведских королей примешивалось общее стремление не допустить втягивания страны в силовую политику из-за династических связей будущего короля. Монархисты, со своей стороны, играли на страхе перед тем, что при установлении республики в стране не будет стабильности, что она окажется в изоляции, без поддержки друзей во враждебном мире великодержавного соперничества. Для самозащиты подобному государству-одиночке понадобится сильная армия, чего Норвегия позволить себе не могла.

«Подводным течением», скрывавшимся за этими спорами, стала все возраставшая вероятность приглашения на трон датского принца Карла, сына короля Дании Фредерика VIII. У него было такое общеизвестное преимущество, как родство с английским королем Эдуардом VII, — Карл стал его зятем, женившись на его дочери принцессе Мод. Монархисты, конечно, не кричали об этих связях с Англией на всех перекрестках, разделяя всеобщее отвращение к втягиванию в дипломатические интриги великих держав. Но реализм подсказывал им, что в неясном, а возможно и неспокойном будущем маленькой стране понадобится какая-то «страховка». То, что выбор пал на Великобританию, было естественно, учитывая зависимость внешней торговли и морского судоходства Норвегии от английского рынка. Британское морское господство в мирное время, подавляющая мощь ее военного флота на морях, омывающих протяженное побережье Норвегии, — все это означало, что Великобритания была очень ценным другом в мирное время, а в случае войны было очень важно надеяться на сохранение этой дружбы.

На официальной фотографии 1906 г. новая королевская семья Норвегии: король Хокон VII, королева Мод и наследный принц Улаф.

Датское правительство, король, да и сам принц Карл хотели, чтобы восшествие Карла на норвежский трон получило благословение народа на референдуме. Двенадцатого—тринадцатого ноября такой референдум состоялся. Явка избирателей была чуть ниже, чем на референдуме об отделении, а процент проголосовавших «за» был несравним с почти единодушной поддержкой расторжения унии. Но результат был достаточно ясен — против проголосовал лишь 21% избирателей. Через пять дней стортинг официально избрал принца Карла королем Норвегии под именем Хокона VII. Двадцать пятого ноября король, с четырехлетним принцем Улафом на руках, вступил на покрытую мокрым снегом пристань Кристиании, а 27 ноября принес торжественную присягу, обязуясь соблюдать и защищать Конституцию королевства Норвегии. Прошло всего пять месяцев и двадцать дней с того момента, как стортинг принял «революционный» акт об отделении.

Примечания

*. Датой признания Норвегии Россией является 29 октября 1905 г.

1. Если иное не оговаривается особо, данная глава в основном построена на материалах второго тома «Истории внешней политики Норвегии», написанного Руальдом Бергом: Roald Berg: Norge pd egen händ, 1905—1920 (Vol. 2, Norsk utenrikspolitikks historie (Oslo 1995). Однако особое внимание к изоляционистской мотивации норвежской политики уделяется по моей инициативе.