Петля затягивается

На первый взгляд, развитие событий осенью и зимой 1939/40 г. подтверждало опасения Кута. В ходе дискуссий относительно широкомасштабного фрахтования норвежских судов Англией — этот вопрос, как и в 1917 г., правительство оставило на усмотрение самих норвежских судовладельцев, но продолжало внимательно следить за происходящим — англичане, по словам Кута, дважды в завуалированной форме угрожали прекратить поставки угля. Раздражение вызывали и различные блокадные мероприятия англичан, а также их проволочки с достижением соглашения об условиях торговли военного времени, заключения которого Норвегия потребовала в обмен на соглашение о фрахте. Начало «зимней войны» между Советским Союзом и Финляндией 30 ноября 1939 г. заставило норвежское правительство временно переключить внимание на возможную угрозу перенесения боевых действий в Северную Норвегию. В одном из донесений норвежской миссии в Берлине сообщалось об утверждениях высокопоставленных сотрудников Министерства иностранных дел Германии о том, что после того, как русские завоюют Финляндию, следующими на очереди являются незамерзающие порты Финмарка. Вследствие этого Норвегия усилила свои военные приготовления на севере. На закрытом заседании комитета стортинга по иностранным делам представитель Либеральной партии по внешней политике Ю.Л. Мувинкель предложил также обратиться к англичанам по вопросу о советской угрозе, ведь «если Англия, к сожалению, не может помочь Финляндии из-за географического положения этой страны, то наше расположение, слава Богу, позволяет англичанам оказать нам помощь легко и быстро». В резкой форме отвергнув эту идею, Кут в очередной раз посетовал на постоянное давление со стороны Англии методами экономической войны:

«Нет никаких сомнений, что, если бы мы обратились к Англии по такому вопросу, Англия в свою очередь выдвинула бы требования, которые шли бы гораздо дальше нашего нейтралитета: требования политического и военного характера — фактически требование о заключении союза. Может быть, на каком-то этапе нам и придется пойти на это, но тогда мы должны полностью осознавать последствия такого шага в дальнейшем. Поэтому я, со своей стороны, рекомендую не предпринимать никаких дипломатических шагов в отношении Англии, пока мы, возможно, не окажемся в ситуации, когда это станет необходимым»¹.

Но это было только начало — в рождественские дни английское и французское правительства начали рассмотрение военных акций, призванных якобы помочь финнам, но на деле направленных на вовлечение в войну как Швеции, так и Норвегии. В центре внимания союзников оказался вопрос о якобы жизненно важном значении шведской железной руды для германской военной промышленности. Месторождения железной руды находились на севере Швеции, а поскольку Ботнический залив в зимнее время покрывался льдом, большая часть руды по железной дороге доставлялась в норвежский порт Нарвик, а оттуда перевозилась морем. Уинстон Черчилль, занявший в сентябре пост военно-морского министра в правительстве Чемберлена, предложил поставить минные заграждения у норвежского побережья, чтобы принудить германские суда, перевозящие шведскую железную руду из Нарвика, совершать свои рейсы в открытом море. Но вскоре появились и более радикальные идеи — сначала французский план отправки союзного экспедиционного корпуса на север Финляндии, что означало бы открытие нового театра военных действий вдали от территории самой Франции, а затем, в конце декабря 1939 г., еще один план, сочетавший оказание помощи Финляндии с захватом канала снабжения Германии железной рудой. Речь шла о том, чтобы убедить Норвегию и Швецию разрешить проход по их территории войск, которые высадились бы в Нарвике, затем вышли бы к железорудным месторождениям Кируны, а уже после этого — в Финляндию.

На снимке изображен современный и высокоэффективный грузовой причал в Нарвике, ставший главным пунктом погрузки шведской железной руды, доставляемой туда поездами с рудников в Кируне. Поздней осенью 1939 г., руководствуясь несколько преувеличенными оценками значения шведской железной руды для военной промышленности Германии, западные союзники приняли решение ускорить планирование операции, призванной перекрыть этот канал снабжения.

Пока разрабатывался этот план, английское правительство продолжало оказывать давление на Норвегию, требуя ввести новые ограничения на экспорт в Германию. В этот же период возникла еще одна угроза норвежскому нейтралитету — у побережья страны были потоплены два английских и одно греческое торговое судно. Расследование вопроса о месте, в котором произошла гибель судов — в норвежских территориальных водах или за их пределами, и о ее причинах — от мин или торпед, — требовало времени. Но 6 января 1940 г. норвежское правительство получило английскую ноту, где в резких выражениях утверждалось: поскольку, по мнению Лондона, все три судна были торпедированы германскими подводными лодками, это означает, что Германия уже фактически начала боевые действия в пределах территориальных вод Норвегии. Поэтому Британия оставляет за собой право на проведение в этих водах собственных военно-морских операций. Норвежское правительство выступило с категорическим протестом, заявив, что любые подобные действия британского военно-морского флота явятся вопиющим нарушением международного права. В телеграмме королю Георгу VI король Норвегии Хокон VII призывал его употребить свое влияние для предотвращения таких действий. Во второй ноте английское правительство умерило жесткость тона, но повторило точку зрения, незадолго до того высказанную в радиообращении Уинстоном Черчиллем: Англия сражается за дело всех свободных народов против нацистской агрессии и не может позволить малым нейтральным странам связывать ей руки в схватке с врагом, который сам куда беспощаднее попирает права нейтралов. В то же время в ноте ясно давалось понять, что суть дела — в железной руде.

В Норвегии в связи с этим инцидентом на первый план вновь вышел вопрос о том, каковы же подлинные намерения Англии в отношении Норвегии. Еще перед рождеством Кут вынужден был признать, что, хотя требования англичан могут заставить Норвегию отказаться от статуса нейтралитета, он не считает, что Англия стремится напрямую вовлечь ее в войну. Теперь же, на закрытом заседании стортинга 8 января, Кут пошел дальше:

«Должен признаться, что я не могу избавиться от подозрения, что английское правительство фактически поставило целью втянуть нас в войну. Оно без конца говорит, что мы можем оставаться нейтральными, но в то же время требует от нас помогать союзникам против Германии. Предзнаменование этого заключалось в требовании установить эмбарго на торговлю с Германией и оказать военную помощь в борьбе против Советского Союза. Но использование норвежской территории непосредственно для военных действий, как ничто другое, являлось бы нарушением нашего нейтралитета, и мы должны протестовать и защищаться против этого всеми имеющимися у нас силами»².

Рассматривая эти события в ретроспективе, нетрудно понять, каким образом Кут мог прийти к такому выводу. Отчужденность и охлаждение, характеризовавшие в тот момент отношения между Англией и Норвегией, не позволили ему глубоко проникнуть в осознание двойственности, лежавшей в основе намерений англичан по отношению к Норвегии. В целом правительство Чемберлена, стремясь выиграть время и считая, что время работает на него, не желало ускорять сползания Европы в пропасть полномасштабной войны. Как глобальная держава, Великобритания больше всего боялась войны на три фронта, в которой против нее объединились бы Германия, Италия и Япония. К тому же втягивание Норвегии и всей Скандинавии в войну оказало бы опасное негативное воздействие на общественное мнение в доминионах и в Соединенных Штатах, в чьей поддержке Англия нуждалась. Против этого выступали Уинстон Черчилль, требовавший перехватить инициативу и не позволять малым странам «связывать нам руки, когда мы сражаемся за их права и свободу», а также союзник Англии — Франция, — требовавшая действий, способных отвлечь внимание Германии от Западного фронта.

Только в свете этой двойственности можно понять то направление, которое принимал процесс принятия решений Англией и Францией в последние несколько недель перед 9 апреля 1940 г. Англо-французский Высший военный совет 5 февраля в принципе одобрил план отправки большого экспедиционного корпуса в Скандинавию. Исходя из предположения, что Норвегия и Швеция дадут согласие на проход войск, союзники собирались за два месяца, начиная с марта, перебросить туда 100—150 тысяч солдат, почти никто из которых не имел опыта боевых действий в зимних условиях! Основные силы под видом «добровольцев» должны были высадиться в Нарвике, оттуда вдоль железнодорожной ветки продвинуться в район рудников, а затем выйти к шведскому порту Лулео на Балтике. Остальные контингенты заняли бы порты Южной Норвегии для зашиты против германских контрмер или оставались бы в резерве для обороны Швеции. Поскольку целью операции якобы являлась помощь Финляндии в ответ на обращение правительства этой страны, премьер-министр Чемберлен полагал, что правительства скандинавских государств, возможно, выразят протест, но не окажут сопротивления проведению операции. Этот план, несомненно, заслуживает титула одной из самых безумных идей периода Второй мировой войны. Однако в конце февраля вооруженные силы Финляндии уже находились на грани катастрофы, и правительство страны склонялось к началу переговоров с СССР, а не обращению к Западу за помощью, которая в лучшем случае пришла бы слишком поздно. Швеция и Норвегия по-прежнему не проявляли готовности согласиться на проход войск, а норвежское правительство прямо заявило, что не желает втягивания в европейскую войну и превращения страны в поле боя для великих держав. В качестве жеста определенного отчаяния английский военный кабинет 12 марта все же решил отправить небольшой отряд для высадки в Нарвике, «если это удастся сделать без серьезных столкновений». Но было уже слишком поздно: через несколько часов Финляндия подписала мирный договор с Советским Союзом.

Примечания

1. Из стенограммы заседания комитета 9 декабря 1939 г., опубликованной в Johan Scharffenberg (ed.), Norske aktstykker til okkupasjonens forhistorie (Oslo 1950). P. 138—141.

2. Ibid. P. 307—308.