Столица: Осло
Территория: 385 186 км2
Население: 4 937 000 чел.
Язык: норвежский
История Норвегии
Норвегия сегодня
Эстланн (Østlandet)
Сёрланн (Sørlandet)
Вестланн (Vestandet)
Трёнделаг (Trøndelag)
Нур-Норге (Nord-Norge)
Туристу на заметку
Фотографии Норвегии
Библиотека
Ссылки
Статьи

на правах рекламы

авиабилеты на рейсы Utair

Спасая планету

Одновременно с посредничеством в «процессе Осло», но, в отличие от него, без всякой секретности, Норвегия встала в авангарде международной кампании за спасение окружающей среды. Центральная роль в этом принадлежала энергичной и сильной женщине — премьер-министру Гру Харлем Брунтланд. Прецедент участия страны в решении такого рода глобальных проблем относится еще к 1970-м гг. Кризис международной валютной системы вслед за крахом установленного на Бреттон-Вудской конференции 1945 г. режима стабильных обменных курсов и «нефтяной кризис» 1973 г. послужили фоном для специальной сессии ООН 1974 г., посвященной вопросам торговли стран третьего мира сырьевыми материалами и их медленного экономического развития. Развивающиеся страны утверждали, что существующие глобальные «условия торговли» благоприятны для промышленно развитых стран и приводят к закреплению разрыва между бедными и богатыми странами. Они призвали к созданию нового мирового экономического порядка и сосредоточению усилий на проблеме низких и/или лихорадочно скачущих цен на их экспортные сырьевые товары.

Норвегия традиционно являлась твердым сторонником свободы торговли, исходя из собственной зависимости от внешней торговли и глобальных интересов в области морских перевозок. Однако в 1975 г. правительство НРП опубликовало «Белую книгу», знаменовавшую собой радикальную смену политического курса — в ней предлагалось осуществить структурные реформы в мировой экономике в пользу бедных стран и выражалась поддержка идеи предоставления преференций их экспортным товарам. Подобные призывы к так называемому «новому мировому экономическому порядку» несомненно, должны были вызвать благоприятный отклик у общественности внутри страны, которая уже рассматривала Норвегию как одного из главных борцов за помощь развивающимся странам, деколонизацию, мир и гуманитарные принципы. Но новый политический курс стал и результатом твердой убежденности в том, что сохранение или усугубление неравенства в распределении богатств в мире может привести к серьезным конфликтам глобального масштаба, — корни этой убежденности можно проследить еще в выступлениях Трюгве Ли, призывавшего в 1940 г. к некоему мировому социал-демократическому порядку через создание «плановой экономики в международном масштабе»1.

В последующие годы Норвегия и Нидерланды прилагали особенно энергичные усилия, чтобы убедить другие промышленно развитые страны, и прежде всего великие державы, принять участие в этом процессе. Но горячая поддержка на словах не могла скрыть общего нежелания вмешиваться в осуществление принципов свободы рынков и торговли, да и в самой Норвегии постепенно начали осознавать, что одномоментное решение всех проблем неравенства в мире — слишком амбициозная задача. Рыночный механизм при всех своих недостатках — это наилучшая система из всех возможных. Кроме того, Норвегия обнаружила, что у нее имеются свои особые интересы: представители торгового флота страны, составлявшего 10% от общемирового тоннажа, опасались протекционистской тенденции — тогда они могли лишиться большей части заказов развивающихся стран на морские торговые перевозки. Круги, связанные с сельским хозяйством и текстильной промышленностью Норвегии, также настороженно относились к перспективе конкуренции с дешевыми импортными товарами из развивающихся стран. И все же, хотя надежды на создание «нового мирового экономического порядка» образца 1975—80 гг. и поблекли, мечта социал-демократов о мире, где относительно свободный международный рынок может сочетаться с большей социальной справедливостью, улучшением общественного здравоохранения и образования, не покидала членов сменявших друг друга норвежских правительств и других левоцентристских лидеров. «Этикетка» этой концепции могла меняться: в конце 1990-х гг. она одно время носила название «третьего пути», а в 1999 г. на Берлинской конференции 12 реформистски настроенных лидеров, в которой участвовал также президент США Билл Клинтон, она была переименована в «прогрессивное управление». Остается выяснить, сможет ли новая версия хоть сколько-нибудь приблизить осуществление этой мечты.

Целью глобального крестового похода 1980-х гг., на котором Гру Харлем Брунтланд оставила свой отпечаток, было спасение окружающей среды от последствий загрязнения и бесконтрольной эксплуатации ограниченных природных ресурсов планеты. Для Норвегии эта идея была не нова. На волне радикализма 1960-х гг. возникло народное движение «зеленых», первыми акциями которого стали «сидячие» демонстрации протеста против строительства новых гидроэлектростанций, и в 1972 г. в Норвегии впервые в мировой практике в составе правительства был учрежден специальный пост министра экологии. Еще в 1960-х гг. в стране возникла озабоченность в связи с загрязнением Северного моря и кислотными дождями, вызванными сернистым дымом предприятий тяжелой промышленности Европы и электростанций, работающих на угле. Из-за преобладающего в регионе направления ветров и морских течений, значительная часть продуктов загрязнения попадала на норвежскую территорию, нанося ущерб лесам и уничтожая все живое в реках и озерах. В том, что касалось Норвегии, главной виновницей происходящего была Великобритания, и нежелание ряда английских правительств брать на себя большие расходы по очистке выбросов из труб английских заводов причинило заметный вред англо-норвежским отношениям, принимавшим порой весьма недипломатичные формы — так, норвежский министр однажды обозвал своего британского коллегу «мешком дерьма». Тем временем озабоченность проблемами экологии вышла на первый план и в мировом масштабе, отчасти под воздействием крупных катастроф вроде Чернобыльской или обнаружения «озоновой дыры» над Антарктикой, позволявшей предположить, что весь земной шар рискует оказаться под воздействием опасного ультрафиолетового излучения.

В 1970-х гг. международные организации вроде ОЭСР (Организации экономического сотрудничества и развития) и ООН начали проявлять все больше внимания к экологическим вопросам. Организация Объединенных Наций провела ряд специальных конференций по этому вопросу и разработала Программу ООН по окружающей среде (ЮНЕП). Но, поскольку практические результаты этих мер были невелики, организация в 1983 г. учредила специальную Всемирную комиссию по окружающей среде и развитию (ВКОСР). Ее председателем стала Гру Харлем Брунтланд, и за почти десять лет работы она и другие члены комиссии объездили весь мир, неутомимо доказывая преимущества концепции «устойчивого развития». Во многом благодаря энергии и решимости Брунтланд, в сочетании с дипломатической прозорливостью ее ближайшего советника Юхана Ёргена Хольста, Комиссия добилась куда больших успехов, чем многие другие международные органы со «звездным» составом. Другой причиной ее успеха стало осознание того, что необходимым условием для искоренения бедности и повышения уровня экономического развития является экономический рост, — это был важный шаг в сторону от идеи «нулевого роста», пропагандировавшейся в ходе кампаний в защиту окружающей среды «Римского клуба» и других организаций. В докладе Комиссии Брунтланд за 1987 г. говорилось не только о возможности, но и о необходимости сочетания определенного экономического роста с должным вниманием к охране окружающей среды, чтобы развитие и социально-экономический прогресс были бы устойчивыми в долгосрочной перспективе.

Кульминационным достижением Комиссии стала организация Конференции ООН по охране окружающей среды и экономическому развитию, состоявшейся в Рио-де-Жанейро в 1992 г., где подавляющим большинством голосов был принят ряд «деклараций о намерениях». Многих разочаровал тот факт, что страны-участницы не взяли на себя каких-либо конкретных обязательств. Но в целом это мероприятие, несомненно, способствовало лучшему осознанию проблемы во всем мире и гарантировало, что активная забота об окружающей среде отныне будет занимать важное место в международной повестке дня. В самой Норвегии деятельность Комиссии также оказала отрезвляющее воздействие, показав среди прочего, что собственная репутация страны в этом отношении тоже небезупречна: в ходе дебатов о морских природных ресурсах китобойный промысел норвежцев подвергся массированной критике, и правительству было трудно убедить оппонентов, что киты являются важнейшим ресурсом, а значит, его эксплуатация вписывается в рамки концепции устойчивого развития. Другой мишенью экологических групп стал норвежский промысел тюленей — по телевидению показывали, как «варвары»-норвежцы безжалостно убивают очаровательных «бельков» — детенышей тюленей. На момент написания этой книги защитники окружающей среды собирались организовать еще одну кампанию протеста. На сей раз речь шла о планах отстрела нескольких небольших волчьих стай, истребляющих стада овец в районах, граничащих с Швецией. Так на репутации Норвегии как защитницы природы появится еще одно пятно.

Крупнейшей экологической проблемой последнего десятилетия двадцатого века стало «глобальное потепление» или так называемый «парниковый эффект», связанный с выбросами двуокиси углерода и других «климатических газов» в атмосферу: в дальнейшем они «улавливают» исходящее от Земли тепло и излучают его обратно на поверхность суши и океанов — с потенциально катастрофическими последствиями с точки зрения мирового климата. Здесь Норвегия оказалась в трудном положении. Хорошая новость заключалась в том, что, благодаря опоре на гидроэнергоресурсы, в самой Норвегии выбросы двуокиси углерода на единицу вырабатываемой энергии были относительно скромными. Но позднее пришли и дурные вести: все больше стран во главе с ведущими индустриальными державами настаивали, чтобы показатели сокращения выбросов определялись на процентной основе, и этот процент был одинаковым для всех, независимо от общего количества двуокиси углерода, выбрасываемого в атмосферу конкретной страной. Другую проблему для Норвегии представляли выбросы газов при добыче и транспортировке природного газа и североморской нефти. Выходом из этой ситуации стало выдвинутое Норвегией предложение о создании компенсационной системы, согласно которой каждая страна может выделять средства на финансирование особо срочных мер по сокращению выбросов в других странах, а потом это сокращение будет засчитываться ей самой. Однако на момент написания этой главы судьба предложения остается неясной. Здесь Норвегия вновь оказалась между молотом и наковальней — требованиями участников пропагандистских кампаний, чтобы страна подала хороший пример другим, и пониманием правительства, что идеалы и интересы не всегда гармонично сочетаются между собой.

Остается рассмотреть деятельность Норвегии в той сфере, где ее идеалы и интересы не противоречат друг другу. Признание, которое она получила, благодаря «процессу Осло» по мирному урегулированию на Ближнем Востоке, судя по всему, вызвало к жизни идею, что Норвегия и норвежцы обладают особыми свойствами, которые позволяют им выступать в качестве посредников в мирном разрешении конфликтов. Среди рациональных аргументов, чаще всего приводимых в обоснование этой идеи, можно назвать отсутствие у страны бремени колонизаторского или имперского прошлого, ее неизменную поддержку деятельности ООН, контроля над вооружениями и разрядки. Гораздо реже упоминается о готовности Норвегии «подтолкнуть» мирные процессы щедрыми денежными вливаниями. Выше мы уже видели, что, по крайней мере временный, успех «процесса Осло» можно отчасти объяснить терпеливым налаживанием норвежцами дружеских отношений и взаимного доверия с обеими сторонами, а отчасти — личными качествами норвежских участников процесса. Это объяснение применимо и к первоначальным успехам Торвальда Столтенберга в качестве посредника в Югославии от имени ООН: Норвегия со времен окончания Второй мировой войны поддерживала близкие и дружеские отношения с титовской Югославией, а Столтенберг в свое время работал в норвежском посольстве в Белграде. Чего Норвегии недоставало в обоих случаях, так это могущества и влияния, необходимых для превращения временного перемирия в прочный мир.

Результаты других посреднических усилий Норвегии в 1990-е гг. были неоднозначны. Наиболее успешным представляется посредничество в Гватемале, где в 1996 г., после шести лет переговорного процесса, было заключено соглашение о прочном и долгосрочном мире, положившее конец тридцатишестилетней Гражданской войне между правительственными силами и партизанским движением. Аналогичные акции в Судане, Шри-Ланке и Гаити закончились ничем — это позволяет предположить, что для посредничества в урегулировании внутренних споров, глубоко уходящих корнями в исторические или этнические конфликты, требуется, помимо особых личных качеств, глубокое знание данной страны и ее истории, которым норвежцы, как правило, не обладают. (Исход посреднической миссии в Колумбии и возобновленных переговоров в Шри Ланке пока остается неясным.) Так что вряд ли есть особые основания для гордости, проскальзывающей в недавних заявлениях статс-секретарей Министерства иностранных дел и других деятелей о том, что Норвегия обладает некоей «мягкой силой», придающей стране «высочайший авторитет» и статус «гуманитарной великой державы».

Более осмысленными представляются уроки, которые извлек для себя бывший статс-секретарь Ян Эгеланд, участник норвежских акций по мирному урегулированию, а на момент написания книги — специальный представитель Генерального секретаря ООН в Колумбии. Исходя из собственного опыта, он выступает против использования слова «посредиичество» для определения того, что Норвегия делала и способна сделать применительно к конфликтам вроде тех, что мы сейчас перечислили. Роль Норвегии может состоять лишь в активном содействии или создании условий и обстоятельств, способствующих успеху. «Для посредничества необходимо сочетание силы великой державы с экспертными знаниями опытных переговорщиков ООН. Норвегия, не способная ни угрозами, ни посулами побудить упорствующие стороны к компромиссу, должна продолжать заниматься активным содействием»2. Что же касается особых преимуществ, позволяющих Норвегии играть такую роль, то он указывает не на «мягкую силу», а на ее статус малой страны — это означает, что норвежские представители способны наладить близкие отношения с партизанскими лидерами без опасений со стороны последних, что их могут предать, руководствуясь некими скрытыми мотивами.

Если оглянуться на широкий спектр инициатив и акций — в сферах помощи развивающимся странам, поддержания мира, гуманитарной помощи и посредничества, — ставших результатом внимания, проявляемого страной в последние полвека к этическим или моральным аспектам внешней политики, возникает впечатление, что Норвегия прошла долгий путь от своих первых попыток поддержки международного права как единственного способа разрешения конфликтов мирным путем. И все же международное право — это по сути кодекс поведения для государств. Так что различие между «тогда» и «теперь» — это в основном вопрос средств. Когда в 1940-е гг. Норвегия перешла от позиции наблюдателя к активному участию в международной политике, она постепенно осознала и то, что корни несправедливости и конфликтов слишком различны, чтобы их можно было объяснить или преодолеть одним обращением к международному правосудию. Помощь Норвегии развивающимся странам, поддержка ею «нового мирового экономического порядка» и кампании в защиту глобальной окружающей среды явно основывались на разумном и устремленном в будущее подходе к международным проблемам.

В норвежской внешней политике отразилось и понимание того, что справедливости не всегда можно достичь, строго соблюдая международное право. Война НАТО в Косово является самым недавним и ярчайшим примером ситуации, когда гуманитарные соображения взяли верх над строгим соблюдением традиционного и наиболее священного принципа международного права — уважения государственного суверенитета. Так что это еще вопрос — как именно государствам следует себя вести? Главное изменение заключается в том, что стремление и даже необходимость заставить все государства вести себя как должно — миссионерский импульс — приобрели такую силу, что бросают вызов даже такому базовому правилу международного права, как невмешательство во внутренние дела другого государства. Высказанная в 1906 г. Хальвданом Кутом идея о том, что малым демократическим странам, таким, как Норвегия, принадлежит особая миссия выступать и действовать в поддержку мира, основанного на праве, остается в силе. Возможно, она несколько потускнела в годы «холодной войны», когда, как учит концепция «политического реализма», в решениях, принимаемых лидерами стран, императивы национальной безопасности обладали приоритетом над моральными соображениями. Но с окончанием «холодной войны» «миссионерский импульс» Норвегии, похоже, разгорелся с новой силой. Нам еще предстоит выяснить, удастся ли ей удержаться на средней линии между «двумя крайностями — переоценкой влияния этики на международную политику и его недооценкой: отрицанием того, что политиками и дипломатами движет что-то еще, помимо соображений материального могущества»3.

Примечания

1. См. выше: гл. 8. С. 213 и гл. 11. С. 311, 312.

2. Jan Egeland. «Lærdommer fra praktisk fredsarbeid», в: Aftenposten, 14 May 1998.

3. Hans J. Morgenthau, Politics among Nations (New York 1973). P. 236. См. также Paul Keel (ed.), Ethics and Foreign Policy (Canberra 1992).

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
 
Яндекс.Метрика © 2024 Норвегия - страна на самом севере.