Приподнять завесу над тайнами

Еще до того, как Амундсен начал готовиться к важнейшей в своей жизни полярной экспедиции, его далекие и близкие предшественники уже пытались пробить, как говорил Амундсен, «огромные бреши в ледяной стене» и проникли в моря и земли, окутанные мраком полярной ночи. Исследователь писал: «Во имя науки предпринимались бесчисленные и непрестанные атаки на одно из самых страшных чудовищ, какие когда-либо лежали на пути стремления человечества к исследованию — на широкую и плотную стену тысячелетнего и даже многотысячелетнего льда, охранявшего тайны Северного полюса»¹.

С конца XIX-начале XX в. усилия ученых и моряков были направлены на достижение Северного полюса, поиски гипотетического арктического континента, организацию плаваний Северо-Восточным и Северо-Западным проходами. Между тем эти задачи были тесно взаимосвязаны, и нередко путешественники, стремившиеся к полюсу, попутно изучали природные условия арктических морей и занимались решением остальных проблем. «Начиная с зари культуры, — писал Амундсен, — когда финикийские мореплаватели ощупью пробирались вдоль берегов Средиземного моря и до настоящего времени пытливое человечество неизменно стремилось вперед через неизвестные моря и дремучие леса. Иной раз медленно, с перерывами в сотни лет, иной раз гигантскими шагами, как, например, открытие Америки и великие кругосветные путешествия освободили весь земной шар от шума неизвестности и суеверий»².

В истории изучения Арктики часто подлинные открытия соседствовали с легендами о них, а легенды — с открытиями. Мысль о том, что Северный полюс окружен сплошной массой земли, была высказана в середине XII в. монахом Николаем Тенгейрерским. Затем подобные взгляды были изложены в безымянном сочинении, составленном в Норвегии в начале XIII в. Тогда же распространились сведения о том, что между Гренландией и Биармией (Северо-Восточная Европа) находится земля, на которой живут гиганты и амазонки.

Это заблуждение, по мнению Рихарда Хеннинга, обязано своим происхождением открытию русскими Новой Земли, которая простирается к северу на огромное расстояние. «Ведь этот остров, — писал ученый, — препятствовал дальнейшему проникновению мореплавателей на восток»³. Какой представлялась география этого района в XII в., наглядно видно из сообщения в так называемой «Гриппе» (точная дата написания этого произведения неизвестна): «От Биармии на север тянутся пустынные земли до страны, которая зовется Гренландией».

Мнение это, по словам Хеннинга, настолько укоренилось, что «Клавдий Клавус, страдавший изрядным бахвальством и незаслуженно пользовавшийся авторитетом, мог беззастенчиво лгать, уверяя, что лично встречал в Гренландии (в которой, безусловно, никогда не бывал) биармиев, совершивших туда путешествие из Северной России по суше»⁴.

Действительно, на карте Клавдия Клавуса Нигера, копия которой воспроизведена Нансеном в «Стране туманов», Гренландия соединена узкой полосой суши с Европой. Анализируя первые представления европейцев об Арктике, Нансен отмечал, что «взор человеческий невыразимо медленно проникал сквозь туманы Ледовитого океана. Там лежала мифическая страна вечного холода, которая поднялась из океана раньше обитаемых материков. Там жили ледяные великаны, и там находилась родина снежных бурь и морозной мглы»⁵.

Древние новгородцы думали иначе. Они считали, что на севере за стеной тумана лежит страна «многочасного и многосиянного света, сияющего паче Солнца»⁶. Эту страну, которую, по словам новгородского архиепископа Василия, видели новгородцы под предводительством Моислава и Якова, открыли, скорее всего, еще в конце XIII в.

Что за землю обрели новгородцы — Гренландию, Шпицберген, Землю Франца-Иосифа? — летопись не дает ответа. Во всяком случае речь не идет о Новой Земле, которую, по-видимому, начали посещать русские еще в первой половине XI в. и которая представлялась им весьма обширным островом, своего рода Новым Светом. Не случайно позже мореходы отождествляли ее с Америкой.

Разумеется, в легендарных представлениях первых полярных мореплавателей наряду с мифами соседствовали реальные наблюдения, свидетельствовавшие об «удивительно отчетливом и ясном понимании истинной природы вещей нашими предками»⁷.

Великие географические открытия конца XV-начала XVI в. лишь укрепили веру картографов того времени в существование обширной земли в околополюсной области. Неведомая суша огромной шапкой венчает Северное полушарие на карте Яна Стобнички, опубликованной в 1522 г. Еще больший по размерам континент изображен на глобусе Шёнера, который увидел свет через 13 лет.

В 1569 г. Герард Меркатор издал на 18 листах карту мира. Наряду с выдающимися открытиями португальцев и испанцев на ней впервые отражены открытия русских от Белого моря до Таймыра, который он именовал мысом Табин. О существовании этого громадного, выступавшего на север мыса Меркатор знал из русских карт. На знаменитой карте 1569 г. наряду с вновь открытыми частями света появился еще один континент. Он занимал большую часть Северного Ледовитого океана. Берега неведомого северного материка прихотливой линией протянулись к северу от Азиатского, Европейского и Американского континентов. Ближе всего к югу они спускались над проливом Аниан и затем почти примыкали к о-ву Вайгач.

Символично, что Новая Земля включена в состав неведомого континента; только ее берега вытянуты не в северо-восточном, а в северо-западном направлении. Континент захватывал и еще не открытую Землю Франца-Иосифа, и открытый русскими поморами Шпицберген. Потом он соединялся с Гренландией и почти вплотную приближался к северному побережью Америки, на которое, как на значительную часть Северной Азии, еще не ступала нога путешественника. Очертания земель в северной части полушария в основном гипотетичны и далеки от истинных. Впрочем, это было вполне естественно — ведь эпоха Великих географических открытий в Арктике еще не наступила.

Обращает на себя внимание и врезка, сделанная Меркатором в левом нижнем углу карты. На ней более подробно показаны очертания изображенного им северного материка. Меркатор опирался на сведения о легендарном путешествии оксфордского монаха, который якобы еще в 1360 г. «благодаря искусству магии» побывал у Северного полюса. Материк на врезке разделен четырьмя исполинскими реками. Они вытекали из моря (или большого озера), расположенного на самом полюсе, и впадали в Северный Ледовитый океан к северо-востоку от Новой Земли, над проливами между Гренландией и Америкой, над фантастическим мысом Табин и примерно над р. Маккензи, в то время еще неизвестной исследователям.

В 1571 г. вышла карта Абрахама Ортелия, которая была переработана и затем переиздана в 1587 г. На ней была помещена неведомая северная земля, занимавшая значительную часть Северного Ледовитого океана. Она протянулась вдоль берегов Сибири от Урала до крайнего северо-востока Азии, который не был известен еще ни одному исследователю и потому изображался весьма приблизительно. Новая Земля, как свидетельствует надпись на варианте карты 1587 г., включена Ортелием в состав северного материка. Неведомая суша захватывала район Земли Франца-Иосифа, Шпицбергена, Северной Гренландии. Ее берега затем приближались к Северной Америке, истинные очертания которой стали достоверно известны лишь спустя два с половиной века.

Северный материк разделяли на части несколько проливов, ориентированных с севера на юг. Собственно, и море, омывавшее его со всех сторон, также представляло собой узкий пролив между Атлантикой и Тихим океаном.

В XVI в. западноевропейские путешественники в основном были заняты поисками Северо-Западного прохода, т.е. морского пути из Атлантики в Тихий океан. Они сделали много важных открытий на восточных берегах Америки и западных берегах Гренландии, но не вышли к берегам Северного Ледовитого океана.

Гораздо успешнее развивались исследования на севере Евразии. В 1364 г. новгородские воеводы Степан Ляпа и Александр Абакумович вышли на Обь. Одна половина рати спустилась по реке вниз, до моря, а другая — «на верх Оби воеваша». С тех пор в Сибири все чаще появляются русские дружины. Летописи сохранили известие о том: что в 1483 г. Иван Травин и Федор Курбский с отрядом московских войск достигла города Сибирь (Ислер), который находился на берегу Иртыша, недалеко от нынешнего Тобольска. По Иртышу россияне достигли Оби и спустились вниз до Полярного круга. Спустя 14 лет Джон Кабот достиг берегов Лабрадора и Ньюфаундленда, а спустя еще два года воеводы Петр Ушатый, Семен Курбский и Иван Бражнин предприняли успешную экспедицию на север Западной Сибири. К концу XV в. русскими поморами был освоен морской путь от Северной Двины до устья Оби.

В то время в Европе через русских дипломатов распространились сведения о существовании Северо-Восточного прохода. На его поиски первыми направились на восток англичане. В мае 1553 г. три корабля, проникнув в Англию, взяли курс на север для обследования морского пути в Китай. Два из них достигли Новой Земли и затем зазимовали у берегов Мурмана. Однако весной следующего года англичан нашли мертвыми. Русские поморы, оказавшиеся свидетелями полярной трагедии, среди товаров обнаружили дневник командира экспедиции Хью Виллоби. Находки были переданы английскому купцу Джорджу Киллингворту.

Третье судно экспедиции под начальством опытного моряка Ричарда Ченслера проникло в Северную Двину и было радушно встречено в Холмогорах русскими. Киллингворта и Ченслера вызвали в Москву к Ивану Грозному. Так завязались торговые и дипломатические отношения между Англией и Московским государством, отрезанным в то время от исконно русских земель, выходивших к Балтийскому морю.

Вскоре Англия снарядила новую экспедицию. Ею командовал Стифан Барро. Вместе с флотилией русских промысловых судов он достиг юго-западных берегов Новой Земли и высадился на о-в Вайгач.

Поморы изъявили готовность проводить заморских гостей до Оби. Однако густой туман, дожди и град заставили Барро отказаться от попытки проникнуть в глубь Карского моря, которое к тому же было заполнено льдами. Перезимовав в Холмогорах, экспедиция возвратилась в Англию.

Но и эта неудача не остановила англичан. В 1580 г. при поддержке знаменитого географа Г. Меркатора, который на одной из своих карт изобразил северный материк, была снаряжена новая экспедиция для отыскания Северо-Восточного прохода. Эту экспедицию возглавляли опытные моряки Артур Пит и Чарльз Джекмен. Им удалось проникнуть через Югорский Шар в Карское море. Однако здесь путь им преградили сплошные льды, и они возвратились, не выполнив стоявшей перед ними задачи. От русских мореходов англичане узнали, что к устью Оби они плавают не только через Карские Ворота и

Югорский шар, но и через пролив Маточкин Шар, разделяющий Новую Землю на два острова.

Вслед за англичанами к поискам Северо-Восточного прохода приступили Нидерланды. В 1593 г. купец Балтазар Мушерон, имевший торговые дела в Московском государстве, представил нидерландскому правительству проект большой экспедиции «для открытия удобного морского пути в царство Китайское, проходящего от Норвегии, Московии и Татарии».

Проект был утвержден. Первоначально в состав экспедиции входили два корабля: «Меркурий» (капитан Брант Тетгалес) и «Лебедь» (Корнелий Най). Позже были снаряжены еще два судна, которыми командовал Биллем Баренц, интересовавшийся вопросом открытия Северо-Восточного прохода. Он предпринял три плавания для его поисков. Но всякий раз льды Карского моря становились непреодолимой преградой для судов. Наконец в 1596 г. ему удалось обогнуть с севера Новую Землю. Льды вынудили Баренца зазимовать на Северном острове.

В навигацию следующего года голландцы бросили свое судно и отправились в обратный путь на шлюпках. Во время этого похода Баренц умер от цинги, а его спутники встретились с русскими поморами и, получив от них запасы провизии, благополучно добрались сначала до берегов Мурмана, а затем и до Голландии.

Итогом плаваний голландцев явилась карта полярных стран Баренца. На ней отсутствует материк в центре Арктики, но показаны, хотя и далеко от совершенства, очертания западного и северного берегов Новой Земли с многочисленными русскими названиями бухт, заливов, проливов и небольших островов. Русские поморы «задолго до англичан и голландцев» довольно часто предпринимали через Ледовитый океан «торговые путешествия из Белого моря и Печоры в Обь и Енисей».

В России спустя несколько лет была предпринята попытка объяснить неудачи англичан и голландцев в открытии Северного морского пути в Тихий океан. Главным препятствием, по мнению русского географа конца XVI-начала XVII в. (имя неизвестно), являлись льды, стужа, мгла и тьма, так как солнце видится летом, а остальное время только луна светит день и ночь. «Есть же и пролива морская, именуемая океян, которую, есть ли бы могли проплывати, — писал этот географ, — можно им было в Китай и Индию пройти. Однако ж так то Ледяное море, яко и Новую Землю, никто не может проведати: пролива ли есть или твердая земля соединена с Америкой, то есть с Новым Светом, зане многие землеописатели чают, что Новая Земля соединяется с Северной Америкою, а ради выше причин никто те береги океяна отведати не может, даже до Обь-реки»⁸.

То, что берега океана известны автору этой записки только до Оби, дает основание предполагать, что она была составлена, вероятно, на рубеже XVI-XVII вв.

Известно, что XVII столетие ознаменовалось великими географическими открытиями россиян, мощный импульс которым дала Сибирская экспедиция Ермака. Вслед за казаками Ермака в Сибирь устремились выходцы в основном из Новгородской земли и входившего в ее состав Русского Поморья. Они основали Обский Городок, Сургут, Тюмень, Тобольск, Тура, Березов, Обдорск, Мангазею. В Смутное время мореход Лука, выйдя из Оби, достиг Северным Ледовитым океаном сначала устья Енисея, а затем Пясины. В 1610 г. в тех же местах побывал торговый человек Кондратий Курочкин, прежде живший на Северной Двине. Пять недель льды удерживали его в устье Енисея. В начале августа он вышел в океан и добрался до Пясины. Вслед за Курочкиным неизвестные мореходы прошли по рекам к северному и восточному берегам Таймыра. Благодаря тщательным археологическим раскопкам, проведенным экспедицией А.П. Окладникова, было установлено, что в 1615—1616 гг. русские мореходы обогнули Таймыр.

В 1623 г. русские дошли до среднего течения Лены. Спустя 10 лет Иван Ребров открыл устье р. Оленек, а Илья Перфирьев — устье Яны (они первыми спустились от Якутска вниз по Лене до ее устья). Вскоре в тех же местах побывал Елисей Буза. Затем были открыты устья Анабара и Хатанги.

В 1641—1642 гг. Иван Ерастов, совершая плавание по Восточно-Сибирскому морю, открыл устья Индигирки и Алазеи. Вслед за ним по Индигирке спустился Михаил Стадухин и по морю достиг устья Колымы.

В 1644 г. Стадухин заложил Нижнеколымский острог, ставший опорным пунктом россиян в их дальнейших исследованиях на северо-востоке Азии. Спустя некоторое время он вернулся в Якутск и рассказал о своих открытиях. Он поведал о прибытии в Якутск «служилого человека Михалки Стадухина» с ясаком, собранным с коренных жителей Колымы. В его «Распросных речах» содержатся уникальные сведения о Колыме и жителях Чукотки, но основная часть документа посвящена землям в Северном Ледовитом океане.

Путешествия Стадухина — важнейшая веха в истории поисков северного материка. Судя по русской карте, опубликованной Исааком Массой в 1612 г., в Северном Ледовитом океане от Новой Земли на восток протянулся исполинский гористый остров. Его очертания четко показаны к северу от Таймыра, начиная от траверза Енисея, и обрываются рамкой карты на значительном расстоянии к северо-востоку от Пясины.

В «Распросных речах» Стадухина обобщаются результаты великих географических открытий россиян до середины XVII в. В 1643—1646 гг. русские промышленники «на свой риск и страх» прошли Студеными морями от Архангельска до северо-восточных берегов Чукотки, открыли крупнейшие земли и собрали сведения об островах Берингова пролива.

Быть может, не лишено оснований предположение, что выходцы из Новгородской земли, бежавшие от притеснений Ивана Грозного в

Сибирь, уже в конце XVI-начале XVII в. вышли ледовитыми морями к берегам Аляски. Частые встречи промышленников с обширными землями по левую руку при плавании на восток навели их на мысль, что это не отдельные острова, а единый каменный пояс с ручьями, падями и горами, который протянулся до Тихого океана.

Так начали складываться представления россиян о новом континенте к северу от Сибири, в основе которых лежали не вымышленные, а реальные открытия, имевшие выдающееся значение. Часть из них приходится на долю Стадухина, который, кроме Колымы, открыл Пенжинское море и р. Камчатку, а также доставил науке первые сведения об Аляске (они нашли отражение на знаменитой карте Сибири Петра Годунова, составленной в Тобольске в 1667 г.). Стадухин относится к числу тех неизвестных героев, которые, по словам Харальда Свердрупа, невзирая на холод и темноту, проникли в самые недоступные области, чтобы завоевать богатства этой суровой страны. «Еще теперь, объезжая места, слывущие недоступными, внезапно наталкиваешься на развалины изб, построенных русскими промышленниками, может быть, 200—300 лет тому назад. Эти постройки свидетельствуют об отваге и предприимчивости, достойных удивления»⁹, — писал Амундсен.

Примерно в 1720 г. И. Вилегин, посетив Медвежий остров, говорил, что «нашел землю, токмо не мог знать — остров ли или матерая земля». На ней он приметил старые юрты и следы от прежде стоявших юрт, а какие там люди жили, о том не ведал. Одновременно распространились сведения о земле, открытой в 1723 г. шелагским князем Копаем. Она изображена в виде обширного острова, лежавшего к северу от Колымы, на карте Восточной Сибири, составленной в 1726 г. И. Козыревским. Эта земля видна и на карте, привезенной мореходом А.Ф. Шестаковым.

Карты Северо-Востока России были доставлены в Петербург. Когда снаряжалась Вторая Камчатская экспедиция, ее руководителю Берингу и подчиненным ему северным отрядам предстояло изведать морской путь из Архангельска на Камчатку и предпринять поиски против устья Колымского «земли великой». Интересно, что вопрос о «земле великой» рассматривался как составная часть проблемы существования Северо-Восточного прохода из Атлантики в Тихий океан, в свою очередь, тесно связанной с окончательным установлением истины, «сошелся ли Сибирский берег с Американским», или они разделены проливом (о плавании Дежнева к тому времени уже забыли).

Вторая Камчатская экспедиция, по справедливому мнению Свердрупа, «являлась одной из самых крупных географических экспедиций, какие известны в истории»¹⁰.

Примечательно, что историк экспедиции Герард Фридрих Миллер нашел в Якутском архиве документы не только о первых походах россиян в Сибирь, об освоении этой страны, но и о плаваниях русских через полярные моря из Лены в Тихий океан. Задача, которую решали северные отряды Второй Камчатской экспедиции, по свидетельству документов, уже была выполнена смелыми землепроходцами XVII в. Особенно поразило Миллера известие о плавании казаков Федота Алексеева и Семена Дежнева из Колымы в Тихий океан к устью реки Анадырь. «Сие известие об обходе Чукотского Носу, — писал Миллер, — такой важности есть, что оное паче вышеописанных примечания достойно, ибо известие есть, что прежде никогда подлинно не знали, не соединилась ли в сем месте Азия с Америкою». Трудами участников Второй Камчатской экспедиции В.И. Беринга, А.И. Чирикова и их сподвижников восхищался также Амундсен.

Русские моряки открыли северо-западные берега Америки, Алеутскую островную цепь, Командорские и многие другие острова. Грандиозная исследовательская работа была осуществлена в Арктике. Отряды C.B. Муравьева, М.С. Павлова, С.Г. Малыгина, А. Скуратова, Д.Л. Овцына, Ф.Л. Минина, В. Прончищева, С.И. Челюскина, X. Лаптева, П. Ласиниуса, Д. Лаптева картировали берега русского Севера от Архангельска до Оби, от Оби до Енисея, от Енисея до Лены (в том числе самую северную оконечность Азии — мыс Челюскин на Таймырском полуострове), от устья Лены до Большого Баранова Камня (мыс Большой Баранов) к востоку от Колымы. Была пройдена большая часть Северного морского пути. Результаты исследований тщательно изучали Амундсен и Свердруп, руководивший научными работами во время семи зимовок и плавания «Мод».

Особенно энергично Амундсен выступал в защиту открытий Семена Ивановича Челюскина. «Штурману Челюскину удалось в 1742 году дойти до северной оконечности Азии по суше на санях. Многие пытались умалить подвиг этого необычайно способного и энергичного человека, но это напрасный труд. Его карта — лучшее доказательство того, что им сделано. Мыс Челюскина на ней нанесен совершенно правильно»¹¹. (Вблизи этого мыса Амундсену впоследствии придется провести свою первую зимовку на борту «Мод».)

Миллер поставил под большое сомнение вопрос существования «великой земли на Ледовитом море», поиски и исследование которой являлись одной из важнейших задач северных отрядов Второй Камчатской экспедиции. Сведения, которые он собрал, показались ему малоубедительными, чтобы делать какие-либо заключения. Ученый называл баснями рассказы о том, что так называемая великая северная земля обитаема неизвестным народом. «А о жителях, — писал он, — и рассуждать нечего, понеже о них и подлинных признаков не найдено, да и не можно надеяться, чтоб какой народ в той жестокой стране, около которой ни летом, ни зимою лед не тает, долго жить или бы там плодиться мог»¹².

Материалы, собранные Миллером в Якутском архиве, оказали большое влияние на русскую картографию 40-х годов XVIII в. Ни на одной отечественной карте, отразившей результаты исследований Второй Камчатской экспедиции, нет и намека на северный материк или на какие-либо земли к северу от побережья Сибири; так что на некоторое время гипотезы и легенды о великой северной земле были преданы забвению. Но ненадолго — дело в том, что европейские картографы не желали расставаться с географическими фантазиями своих предшественников.

В 1752 г. Ф. Бюаш опубликовал карту полярных стран, на которой к северу от первого Медвежьего острова изобразил великую землю. М.В. Ломоносов, трудившийся над проектом русской экспедиции из Атлантики через Северный полюс в Тихий океан, «не порицал» этого картографа за изображение «матерой земли».

Именно в те годы сибирские промышленники вновь посетили землю к северу от Святого Носа. Вероятно, это стало известно в Петербурге. Ломоносов собирался поместить на своей карте северный материк, но, по-видимому, передумал и к северу от Яна и Колымы изобразил о-в Сомнительный. Тем временем Никита Шалауров, плывя из Лены к Колыме, увидел за Святым Носом «великую землю с горами о 17 верхах», а купец Иван Ляхов посетил острова, названные его именем.

Предания того времени о северном материке очень напоминали рассказы о большой земле, которая в действительности лежала не к северу, а к востоку от Сибири. На картах последней четверти XVIII в. берег Америки распространялся далеко на запад, захватывая район Медвежьих островов и приближаясь к Новосибирскому архипелагу, значительную часть которого еще предстояло открыть.

По заданию сибирских властей начали проводиться новые поиски к северу от Колымы. 22 апреля 1763 г. сержант Степан Андреев достиг первого Медвежьего острова, на берегу которого обнаружил развалины старинного зимовья, сооруженного из плавника. На следующий день он перебрался на второй остров. Затем обследовал третий, где наткнулся на строение в виде «крепостцы» (кстати, этот рисунок украшал ряд карт того времени). Потом был осмотрен четвертый из Медвежьих островов, получивших свое название от множества оставленных медведями следов.

Дольше всего экспедиция Андреева занималась картированием о-ва Четырехстолбового (пятого), по его мнению, лежавшего к северу от устья р. Чаун и простиравшегося до Чукотского Носа. Тем самым составителям последующих карт был дан повод распространить американский берег на запад от Берингова пролива до траверза р. Колымы. Вернувшись в Нижнеколымск, Андреев сообщил, что с о-ва Четырехстолбового на северо-востоке он «с трудностию» видел, что там «синь синеет или чернь чернеет», но не мог сказать достоверно, «земля ли это или полое место»¹³.

В 1764 г. Андреев продолжил поиски большой северной земли. 22 апреля он заметил признаки суши. «Увидели остров весьма не мал, гор, стоячего лесу на нем невидимо, низменной, одним концом на восток, а другим на запад и в длину так, например, имеет 80 верст». К нему вели следы людей, которых Андреев посчитал оленным народом храхай. Путешественники из-за малочисленности своего отряда повернули назад, не дойдя 20 км до «низменной» земли. Именно низменной, поскольку там не было видно ни леса стоячего, ни гор. Так в истории поисков северной «матерой земли» появилось еще одно звено, еще одна тайна. Разгадка ее занимала умы ученых почти два столетия.

Этой проблемой довелось заниматься и экспедиции на судне «Мод». В 1769 г. в «секретный вояж» отправились прапорщики Леонтьев, Лысов и Пушкарев, которым поручалось заняться «американской матерой со стоячим лесом землей». Они весьма точно положили на карту Медвежьи острова. Следующей весной от о-ва Четырехстолбового путешественники пытались пробиться к «Большой американской земле», но смогли дойти только до 74°05' с.ш., не найдя признаков неведомой земли. В 1771 г. Леонтьев со своими товарищами совершил третий поход по льду строго на восток от последнего Медвежьего острова, но, не обнаружив берега, направился на юг, к Баранову Камню. Позже результаты этих исследований будут внимательно исследовать сподвижники Амундсена.

В экспедиции Леонтьева участвовал ученый чукча Н. Дауркин. Он сообщил властям, что «большая земля», которую искал Леонтьев вместе с прапорщиками Лысовым и Пушкаревым, есть не что иное, как берег Америки. Он протягивался к Чукотке, Колыме и Медвежьим островам, а затем уходил в направлении к Новой Сибири. Дауркин составил карту, на которой его личные наблюдения во время путешествий фантастически переплелись с давнишними преданиями, слухами и наконец с рассказами чукчей об Аляске, не раз вводившими исследователей в заблуждение. «Обрис большой земли» был сделан Дауркиным со слов «некоего американского тоена» и относился к северо-западным берегам Америки.

После того, как в 1778 г. к северу от Берингова пролива появились два корабля английской экспедиции под начальством Дж. Кука, родилась версия о «возможности соединения двух материков». Вопрос о перешейке нашел воплощение в известной гипотезе участника этой экспедиции Дж. Бурнея (Барни), защищавшего идею соединения Азии и Америки и ставившего под сомнение плавание С.И. Дежнева из Колымы вокруг Чукотского полуострова. Таким образом, факт существования Северного морского пути между Атлантическим и Тихим океанами оказался под вопросом.

Результаты плавания Кука в Северный Ледовитый океан нашли отражение на карте секунд-майора М. Татаринова, которую он составил в Иркутске в 1779 г. Она интересна тем, что Американский континент распространен на значительную часть Северного Ледовитого океана. Его берег от Ледяного мыса круто поворачивает на запад и тянется почти ровной линией параллельно берегам Сибири. Между устьями Колымы и Индигирки он проходит примерно по 79° с.ш. и, спустившись несколько к югу в районе Святого Носа, принимает северо-западное направление. На меридиане Новой Земли он проходит вблизи 83° с.ш. и, миновав Шпицберген, наконец соединяется с Гренландией.

Таким образом, на протяжении XVII-XVIII вв. в России в основном сложились представления о великой земле как об исполинском северном континенте, который является частью Америки.

Открытие нового полярного материка стало важнейшей задачей русских полярных исследований. Одновременно поднимались вопросы об исследовании Северного прохода и достижения Северного полюса.

Снаряженная в 1787 г. Северо-Восточная экспедиция должна была пройти путем Дежнева из Колымы в Тихий океан и предпринять поиски великой земли. Во время плавания суда была задержаны вблизи Баранова Камня. Участник экспедиции лейтенант Г.Д. Сарычев эту вынужденную остановку использовал для наблюдений за течениями, приливами и дрейфом льдов. «Течение через сутки, а иногда и через двое переменялось с той и с другой стороны вдоль берега, — писал Сарычев, — вода временами возвышалась, только не более как на половину фута, и то без всякого порядка. Это дает повод заключить, что сие море не из обширных, что к северу должно быть не в дальнем расстоянии от матерой земли и что оно, по-видимому, соединяется с Северным океаном посредством узкого пролива; и потому здесь не исполняется общий закон натуры, коему подвержены все большие моря.

Мнение о существовании матерой земли на севере подтверждает бывший 22 июня юго-западный ветер, который дул с необычайной жестокостью двое суток. Сулою его, конечно бы, должно унести лед далеко к северу, если б что тому не препятствовало. Вместо того на другой же день увидели мы все море, покрытое льдом»¹⁴.

Сказанное подтверждалось древними преданиями и собранными капитаном Шмалевым и Дауркиным сведениями от жителей Чукотского Носа. С того самого дня и до заката своей долгой и яркой жизни Сарычев верил в существование «матерой земли». По его планам отправлялись одна за другой экспедиции. Одни опровергали его представления, другие получали новые свидетельства в пользу их. Однако ему так и не суждено было узнать, легенда ли «матерая земля» или реальность. Дело в том, что окончательное решение эта проблема получила лишь спустя почти полтора века после завершения плавания Сарычева-Биллингса по Ледовитому морю. И сделал это Амундсен.

В начале XIX в. адъюнкт Петербургской Академии наук Михаил Адаме, доставивший в столицу первый остов мамонта и сведения о том, что к северу от Святого Носа промышленники Николай Белков и Степан Протодьяконов обнаружили исполинский остров, представил в правительство план экспедиции для исследования новооткрытой «Котельной земли». Она, «по всем сведениям, от тамошних народов собранным, или должна иметь соединение с Северной Америкою, или составлять особую часть света»¹⁵. Перед экспедицией Адаме ставил две задачи: во-первых, попытаться «достигнуть сухим путем Северного полюса, каковое покушение для всех мореплавателей было тщетно»; во-вторых, «отыскать отечество, может быть, и поныне там обитающих мамонтов». Он ожидал извлечь большую пользу «от подробного исследования на Ледовитом море против Святого мыса лежащих Ляховских островов как по географии, так и по геологии и астрономии». Если же государственные учреждения не найдут средств на снаряжение экспедиции, то Адаме просил разрешить ему выставить остов мамонта на всероссийских ярмарках и в крупных городах России, чтобы таким способом собрать деньги на путешествие к Северному полюсу. Но призыв Адамса не был услышан. Лишь спустя некоторое время он узнает, что экспедиция, о которой он столько хлопотал, была уже отправлена и что сам он по воле случая содействовал этому. А произошло это так.

Прошение якутских жителей Николая Белкова и Степана Протодьяконова, которое привез в Петербург Адаме, было адресовано Александру I. Однако Академия наук направила его не императору России, а министру иностранных дел и коммерции графу Николаю Петровичу Румянцеву. Это был человек необыкновенной энергии и широкого ума, крупнейший государственный деятель. Его хобби была наука. Свой особняк на Английской набережной в Петербурге Румянцев превратил в библиотеку редких книг, карт и уникальных этнографических экспонатов, привезенных со всех континентов. Там же хранились старинные договоры, грамоты и рукописи по истории государства Российского.

Звезда Румянцева только всходила, когда Адаме привез в Петербург весть о том, что охотники за мамонтовой костью открыли большую неведомую землю. 21 сентября 1807 г. почетный член Академии наук граф Потоцкий сообщил Румянцеву о найденном Адамсом мамонте, которого тот намеревался преподнести Александру I. «Если это желание дерзкое, то его можно простить человеку, который поехал в столь далекие края и привез экспонат, столь интересный для истории Земли»¹⁶.

По мнению Потоцкого, экспедиция Адамса заняла видное место в истории изучения нашей планеты, тем более что к мамонтам — этим «античным колоссам, молчаливым свидетелям древней природы» — проявляют интерес многие естествоиспытатели, в том числе «знаменитый Кювье, создавший новую науку — сравнительную анатомию». Далее Потоцкий сообщал, что Адаме представил «очень интересные записки о недавно открытой земле к северу от Ляховских островов, которую в Сибири считают континентом» и привез письмо сибирских охотников к Александру I. Хотя их прошение нуждается в снисходительности в отношении стиля и формы, но он просит не оставить сообщаемые в нем сведения без внимания. «Россия, — писал Потоцкий, — должна показать, что она покровительствует наукам и совершает ради этого великие дела. Еще недавно нас публично относили к варварам Севера. Важно, что Франция о нас так не думает»¹⁷.

Румянцев, как руководитель внешней политики России и образованнейший человек своего времени, не хуже Потоцкого знал, что Франция думает о России. И, безусловно, не эта часть донесения привлекла его внимание. Министр иностранных дел сосредоточился на другом — прошении Белкова и Протодьяконова. А просили они августейшего монарха разрешить им отправиться на ту самую землю, которую считали континентом, и обещали обойти ее берега. Они осмотрят ее глубинные районы и сделают всевозможные замечания.

Румянцев охотникам верит не меньше, чем ученому Адамсу. Они не гоняются за журавлями в небе. Если они просят разрешить им собирать кости мамонтов, то они точно знают, что земля, на которую собираются ехать, не плод фантазии, а реальность.

Сообщение о том, что на Северном Ледовитом океане обретены «острова и матерая земля», было включено Румянцевым в число важнейших событий за 1807 г., доклад о которых ежегодно представлялся Александру I. В двух отчетах Министерства иностранных дел и коммерции за 1808 г. отведены специальные разделы «Об экспедиции для описания земель, открытых на Ледовитом океане».

Начальником экспедиция Румянцев определил чиновника рижской таможни Матвея Матвеевича Геденштрома. А тот, в свою очередь, своим помощником назначил Якова Санникова, открывшего значительную часть земель, которые были приняты за новый континент. Эта экспедиция в 1809—1811 гг. вела исследования на Новосибирских островах и занималась поисками земель к северу и к востоку от них. Геденштром и Санников составили карту, на которую нанесли все известные в то время острова Новосибирского архипелага: Ляховские (Большой и Малый), а также Столбовой, Котельный, Бельковский, Фаддеевский, Новая Сибирь.

Участники этой немногочисленной экспедиции совершили настоящий научный подвиг. Геденштром, рискуя жизнью, жил только одной мечтой — открыть северный континент. Нодводя итоги своих двухлетних странствий, он писал Румянцеву: «Я сделал более, нежели мне было предписано. Мне велено описать Ляховские острова и открытую от оных к северу Землю до того места, где были промышленники. Мною описаны Ляховские острова и лежащие к северу и востоку земли: Фаддеевский остров и Новая Сибирь. Сверх того, сделано мною покушение от устья реки Колымы на предполагаемый и частично уже 1762 году описанный противу оного берег Северной Америки. Также описан мною со всею точностью и подробностью весь берег Сибири, от устья реки Яны до устья Колымы, всего на 1500 верст»¹⁸.

Геденштром и Санников собрали первые сведения о природе Новосибирских островов, строении их берегов, о полезных ископаемых, растительности и животном мире Земли, еще недавно служившие объектами самых фантастических слухов и легенд, наконец стали реальностью.

В трех местах Северного Ледовитого океана Санников видел неведомые земли, которые затем на протяжении десятилетий занимали умы Норденшельда, Нансена, Амундсена, Свердрупа. Все знали, что Санников сделал крупные географические открытия, и это придавало большую убедительность его сообщениям. Он сам верил в их существование. Как следует из письма сибирского губернатора И.Б. Пестеля H.П. Румянцеву, Я. Санников собирался продолжить открытие новых островов, и прежде всего той земли, которую видел севернее островов Котельного и Фаддеевского. Пестель находил это намерение весьма выгодным для правительства.

В ходе экспедиции Геденштром сделал весьма важное наблюдение: к северу от припайного «стоячего» льда океан не замерзает и лед на нем находится в движении. Это нашло подтверждение и во время плавания Амундсена на судне «Мод». Не лишен интереса и тот факт, что М.М. Геденштром предлагал избрать Котельный остров (к северо-западу от него и начался дрейф «Фрама») в качестве базы для экспедиции к Северному полюсу, которую следовало отправить на пароходе, приспособленном для плавания во льдах.

В начале XIX в. выдающийся вклад в разработку теоретических вопросов и организацию полярных исследований внес первый русский мореплаватель Иван Федорович Крузенштерн. В 1815 г. по его проекту государственным канцлером Н.П. Румянцевым была снаряжена полярная экспедиция на бриге «Рюрик» для поисков Северо-Западного прохода под командой Отто Евстафьевича Коцебу. Из открытого этой экспедицией на северо-западе Америки обширного залива Коцебу Амундсен и его спутники наблюдали за течениями в Беринговом проливе. Коцебу сделал важный вывод о том, что существует сообщение между Тихим и Ледовитым океанами, «если не для судов, то для воды».

Крузенштерн обосновал несостоятельность теории открытого моря в околополюсной области. Он опубликовал несколько статей, где высказал свои взгляды на природу Северного Ледовитого океана, в частности, дал оценку доказательствам Дж. Барроу, о том, «что Северный полюс окружен якобы морем или полярным бассейном, называемым льдом не покрытым». В конце 1817 г. секретарь английского адмиралтейства Барроу сообщал Крузенштерну об удивительном явлении, которое наблюдали капитаны китобойных кораблей: лед, столетиями окружавший восточные берега Гренландии, «разрушился и уничтожился»; поэтому многие китоловы, не встречая льдов, поднимались на север до 83° с.ш. Барроу утверждал, что стоит судам преодолеть пояс льдов, закрывавших доступ в пределы открытого полярного бассейна, как они смогут беспрепятственно «пройти чрез самый полюс из Атлантического океана в океан Великий».

Крузенштерн скептически отнесся к гипотезе Барроу о существовании за ледяным барьером огромного полярного бассейна, свободного ото льдов. Он находил, что ледовая обстановка в северных морях в различные годы бывает различной и вынос в 1816 и 1817 гг. огромных масс восточногренландских льдов отнюдь не означает, что в 1818 г. корабли английской экспедиции пойдут по чистой воде от Шпицбергена через Северный полюс к Берингову проливу. Он считал, что климатические условия с увеличением географической широты должны ухудшаться, а вместе с ними ухудшится и ледовая обстановка.

«Сия гипотеза оказалась, однако же, не основательною, — писал Крузенштерн в 1818 г., — и испытания Гудзона, Чичагова и лорда Мульгава, что между Гренландией и Шпицбергеном к северу далее 81° пройти нельзя, утверждены снова капитаном Буханом (Бьюкененом. — В.П.) — начальником полярной экспедиции»¹⁹.

Для конечного доказательства существования Северного прохода нужно было либо совершить плавание из Тихого океана через Берингов пролив к устью Колымы, либо исследовать северный берег Азии от устья Колымы до района Колючинской губы. Эта часть побережья оставалась в то время «белым пятном». Именно это и дало возможность Дж. Бурнею гальванизировать имевшую весьма почтенный возраст идею соединения Азии и Америки перешейком. Как известно, северными отрядами Второй Камчатской экспедиции был описан берег Северного Ледовитого океана от Белого моря до мыса Большой Баранов. Поскольку же опись не была доведена до Берингова пролива, вопрос о существовании Северного прохода в Тихий океан оставался открытым.

Эта задача была решена в 1823 г. Пройдя к востоку за Северный мыс до Колючинской губы, Ф.П. Врангель окончательно доказал отсутствие перешейка, соединявшего Азию и Америку, и тем самым еще раз подтвердил вывод М.В. Ломосонова о том, что «Северный Сибирский океан с Атлантическим и Тихим беспрерывное соединение имеет».

Опираясь на материалы наблюдений предшественников и сведения промышленников, а также на опыт своих санных поездок и путешествий по берегам океана, Врангель описал льды Восточно-Сибирского и Чукотского морей. Он первым отметил, что прибрежная часть Восточно-Сибирского моря замерзает только в конце октября и что лед взламывается и берега очищаются от льдов на исходе июня. В более мористых районах лед взламывается почти на месяц позже. В отдельные годы лед блокирует в течение всего лета сибирское побережье, что вполне согласуется с современными представлениями о ледовитости этого моря.

Врангель первым открыл ледяные острова и дал удивительно точное их описание, кроме того, установил границу распространения припая в Восточно-Сибирском и в западной части Чукотского моря. Он обратил внимание на изменение физико-географических условий моря в зависимости от широты и прочности льда от степени солености морской воды, из которой он образовался, а также на влияние речного стока на соленость морских вод. Врангель дал первые описания полярных льдов и состояния ледовой обстановки в северных морях в весенний период. Он пришел к весьма важному в научном и практическом отношении выводу о таком явлении, как отступание моря.

Выйдя на границу припая, а затем преодолев около 90 верст по дрейфующим льдам, Врангель установил, что на расстоянии по крайней мере 300—500 верст к северу от сибирских берегов, между Колымой и мысом Шелагским, нет «матерой земли». Этот вывод был столетие спустя подтвержден экспедицией на судне «Мод». Свердруп в 1924 г. на основе наблюдений над приливной волной пришел к аналогичному заключению.

Следует отметить, что Врангель предложил один из самых реалистичных проектов проникновения в околополюсную область. 26 ноября 1846 г. он выступил на годичном собрании членов общества с докладом «О средствах достижения полюса», в котором дал анализ поисков Северо-Западного прохода с конца XV до 30-х годов XIX в. Врангель особо остановился на проекте В. Парри, который предлагал исходной точкой экспедиции избрать самые северные берега Шпицбергена. Здесь судно должно остаться на зимовку. Один из отрядов в 100 милях от базы строит на льду продовольственный склад с тем, чтобы полюсный отряд мог идти к цели налегке и на обратном пути обнаружить запасы провизии. Парри надеялся отправиться в путь в апреле и проходить ежедневно по 60 км (вероятно, используя для поездок по льдам оленей).

Врангель нашел, что этот план обречен на неудачу. Основываясь на опыте своего колымского путешествия и санных поездок П.Ф. Анжу по льду, он считал, что Северный Ледовитый океан, в том числе у берегов Шпицбергена, покрыт не сплошным ледяным покровом, а движущимися ледяными полями, которые находятся во власти ветров и течений, поэтому путешествие по ним сопряжено с риском для жизни людей.

Янская экспедиция 1820—1824 гг., которую возглавлял Анжу, проводила свои исследования одновременно с экспедицией Врангеля и по той же программе — занималась поисками земли к северу от Новосибирских островов, в районе, где позже «Фрам» начал свой знаменитый дрейф. В результате на карту России было достоверно положено северное побережье Азии от р. Оленек до Индигирки. Были обследованы десятки заливов, бухт, мысов, устьев рек, мелких островов, исправлены многие неточности прежних карт и предприняты чрезвычайно рискованные санные поездки по льду для поисков северных земель к северу от Новосибирских островов. Во время этих поездок Анжу определил границу наибольшего распространения припая и установил, что за неподвижным льдом находится полынья. Кроме того, он «выявил переменное течение моря, которое признал за прилив и отлив».

Это весьма важное наблюдение позволяло заключить, что море к северу от Новосибирских островов не ограничено исполинской землей (кстати, именно в отсутствии приливов и отливов вблизи Колымы Сарычев видел одно из доказательств существования на севере «матерой земли»). Выводы Анжу были подтверждены и участниками экспедиции на «Мод», дрейфовавшей в этом районе Северного Ледовитого океана. В 1824 г. была опубликована карта островов и побережья Сибири, исследованных Анжу в 1821—1823 гг.

С экспедициями Врангеля и Анжу связан один из самых необычных проектов под названием «О способах и вероятнейшем пути к достижению Северного полюса». Его автором был Фридрих Вильд. Он предлагал для успешного исследования ледовитых морей отправить из устья Лены в разные районы флотилию судов. На их борт он рекомендовал взять небольшие боты, изготовленные из пробкового дерева. Каюты на этих ботах должны быть оборудованы ламповыми печами, которые нагревались бы «посредством сала или рыбьего жиру». С наступлением холодов пробковые боты следует вморозить в различных местах, чтобы они могли служить пристанищем для путешественников. Экспедиция к Северному полюсу, по мысли Вильда, должна была отправиться с северо-востока Азии. Здесь предварительно должны быть построены склады со всеми необходимыми запасами и приготовлено 25 передвижных домиков, поставленных на легкие полозья. В каждый домик впрягалось по шесть оленей, а впереди них бежали специально обученные собаки, держа в зубах горящий фонарь, который освещал путь. «При переднем домике должны находиться сверх того однооленные санки, управляемые самоедом или искусным штурманом и предводимые смышленою собакою для показания дороги. Сзади же сего же переднего домика должна находиться бочка с оленьею кровью, которая, вытекая через кран, будет оставлять собаке для возвратного пути верный след».

По мнению Вильда, в один из зимних дней северную оконечность Чукотки покинут 25 оленьих упряжек с домиками, в которых разместятся более 150 человек. Предполагалось, очевидно, что лед будет гладким, лишенным торосов и полыней, так как каждый день экспедиция должна будет преодолевать 56 верст. На месте ночлега путешественники должны оставлять по одному домику, который станет пристанищем на обратном пути. Вильд рассчитывал, что экспедиция достигнет Северного полюса на 25-е сутки. На самой северной точке Земли путешественники воздвигнут монумент Нептуну, а затем займутся астрономическими и физическими наблюдениями. Кроме того, экспедиция предпримет в околополюсном районе поиски «для открытия могущих быть в соседстве земель».

По поручению Морского ведомства этот полуфантастический проект достижения Северного полюса был рассмотрен Крузенштерном. Не без иронии великий мореплаватель отмечал, что выдуманные Вильдом способы достижения полюса заслуживают признательности современников. Однако их автор упустил из виду то обстоятельство, что экспедиции Врангеля и Анжу, сообщение об отправке которых и послужило толчком к рождению проекта, имеют более скромную задачу: поиски новых земель, находящихся в недальнем расстоянии от сибирских берегов, и исследование побережья Северного Ледовитого океана от реки Оленек до Берингова пролива. Следовательно, предложения Вильда для них не могут принести пользы. Тем более, что местные жители имеют более обстоятельные представления о том, как преодолевать препятствия при поездках по льду. «По моему мнению, — писал Крузенштерн, — сочинитель не имеет вообще ясного понятия о затруднениях, сопряженных с подобными предприятиями, не говоря уже о том, что можно было достигнуть самого полюса, в чем, кажется, состоит цель его проекта»²⁰.

Крузенштерн считал невозможным достижение полюса, даже если бы для этого были предприняты самые широкие приготовления. Он выступил и против идеи английского капитана Скоресби добраться до северной точки Земли на парусном судне. Крузенштерн не верил в то, что даже на собаках удастся проникнуть в самые высокие широты.

В 40-х годах XIX в. Россией было предпринято 20 путешествий для изучения материковых районов Европейского, Азиатского севера, среди которых особо выделяются экспедиции А.Ф. Кашеварова и Л.A. Загоскина в Русскую Америку, и экспедиция A.M. Кастрена на Архангельский, Обский, Енисейский север.

В 1840-х годах в России родились три проекта экспедиций к Северному полюсу. Два из них (Геденштрома и Врангеля) были рассмотрены ранее. Третий проект разработал Павел Иванович Крузенштерн, который к тому же задался целью приступить к исследованию Карского моря на шхуне «Ермак». Он пытался снарядить экспедицию к Северному полюсу, чтобы русские первыми «стали ногой на оси нашего земного шара, на единственной точке, куда от сотворения мира ни одному из смертных не удалось добраться». Крузенштерн в своем проекте, более обстоятельном и детальном, чем у Врангеля, проанализировал причины неудач прежних экспедиций, представил план действий новой экспедиции, состав судов, экипаж, путь движения к полюсу. «Чувство любви к славе нашего отечества заставляет желать, — писал он, — чтобы честь удовлетворительного разрешения настоящего вопроса принадлежала великой и могучей России. Для совершения этого подвига мы имеем не менее надежных средств, нежели англичане, а именно: людей, на дальнем севере живущих, которые, странствуя за промыслами в полярных морях, освоясь со всеми лишениями и невзгодами жизни и ведя беспрерывную борьбу с тамошнею природою, сроднились с нею и ознакомились со всеми путями и средствами, необходимыми для успешного там путешествия. С такими людьми-можно смело предпринять столь трудный и решительный поход с целию открытия Северного полюса и надеяться на желаемый успех»²¹.

Крузенштерн признавал, что мысль о достижении полюса давно занимала его. Изучив все путешествия в Арктику, он пришел к убеждению, что в связи с развитием техники появились новые возможности для достижения полюса. Крузенштерн первый из моряков России предложил использовать стальные паровые суда, преимущество которых перед бессильными во льдах деревянными парусниками бесспорно. Он был убежден, что честь открытия полюса «судьбой предоставлена России». «Нет сомнения, — писал он, — что при настоящем стремлении в России всех классов к развитию человеческих знаний и у нас найдутся просвещенные патриоты, которые достаточно оценят подобное предприятие, приведут его в исполнение»²².

Однако надеждам Крузенштерна на поддержку Морского министерства или частных лиц не суждено было сбыться. Его проект, как и проекты многих выдающихся ученых и мореплавателей, был отвергнут ученым комитетом Морского министерства. Более того, ему не разрешили отправиться в Карское море из соображений, что он может двинуться не к полюсу, а на поиски экспедиции Франклина. Кстати, эти поиски внесли некоторые коррективы в прежние представления. Ряды защитников открытого полярного моря значительно пополнились. Но исследователи не отказались от мысли открыть северный материк и убедиться, что к северу от мыса Якан действительно находятся горы неведомой земли, возможно, являющейся самым южным мысом нового материка.

В надежде отыскать Франклина летом 1849 г. в водах к северу от Берингова пролива появились корабли «Геральд» и «Пловер» под командой Келлета и Мура. Сначала они направились на северо-восток, но, миновав Ледяной мыс, открытый Куком, встретили мелководье. Корабли повернули на запад и вскоре разошлись, решив вести поиск раздельно. Капитан Келлет приказал идти на северо-запад, держа курс на остров, который был помечен на русских картах к северу от мыса Якан.

17 августа с марса раздался крик: «Земля!» Впереди, как казалось морякам, располагалась группа островов, а за нею капитан Келлет разглядел высокие горы еще большей земли. Но никто из его спутников этого не заметил. Тогда Келлет подумал, что это просто игра его воображения. Но вот и другие моряки увидели эту землю. Между тем корабль легко шел среди редких льдин. Светило солнце, воздух был прозрачен. Над неведомыми островами плыли облака, сквозь разрывы которых, по словам очевидца, проглядывали «высокие вершины с ясно выступавшими колоннами, пилястрами и закругленными формами, характерными для здешних мест». Вскоре, однако, выяснилось, что первое впечатление было ошибочным.

Пройдя около 25 миль, Келлет привел свой корабль к отдельному острову. А за группу островов были приняты вершины гор в глубине открытой земли. Как только к ней приблизились, погода испортилась. По небу побежали тучи, ветер засвежел. Хлопья мокрого снега лепили морякам в лицом. Они боялись потерять из виду остров, окруженный льдами. Попытались отдать якорь, но он не достал до дна. Тогда судно легло в дрейф, и капитан Келлет на двух шлюпках направился к земле, на которую еще не ступала нога человека.

Ветер гнал и сталкивал льдины. Моряки долго лавировали между ними, прежде чем высадиться на юго-восточную оконечность острова, которому в честь судна экспедиции было присвоено имя Геральд (оно сохранилось и на современных картах).

Весть об открытии о-ва Геральд вскоре облетела весь мир. Итак, через четверть века после окончания экспедиции Врангеля северная земля, которую Келлет назвал Землей Пловера, стала реальностью. И тут лейтенанту королевского флота Бедфорду Пиму приходит такая мысль: а что, если Франклин вышел со стороны Атлантического океана в свободный ото льдов Полярный бассейн, достигнув беспрепятственно его берегов?

Он представляет проект поисков, который получает одобрение главного гидрографа британского флота адмирала Бофорта и других выдающихся мореплавателей.

7 ноября 1851 г. президент Королевского географического общества и действительный член Петербургской Академии наук Родерик Мурчисон обратился к министру иностранных дел России графу Карлу Нессельроде с просьбой поддержать этот проект. Через 11 дней Пим, только что участвовавший в плавании к северу от Берингова пролива на судне «Геральд», выехал в Петербург. Он надеялся зимой достигнуть устья Колымы и затем в продолжение двух-трех лет заняться исследованием морей и островов к северу от Сибири.

Пим полагал, что экспедиция Франклина, пройдя проливом Веллингтон, вышла в полынью, более или менее свободную ото льда, и направилась в сторону Берингова пролива. Но на своем пути она встретила предполагаемую землю — барьер из суши и льда, протянувшийся через Северный Ледовитый океан от о-вов Парри в район Новой Сибири. Он-то и не позволил Франклину пройти к северным берегам Азии, поэтому исчезнувшая экспедиция может находиться на одном из островов этой гряды.

Идея искать следы экспедиции именно в этом районе осенила Пима после знакомства с отчетами о путешествиях Врангеля, Анжу и Матюшкина. Английский мореплаватель предполагал отправиться на север их маршрутом. Он верил в существование там материка. Правда, его очертания в отличие от старинных русских и западноевропейских карт он изобразил в виде почти сплошной гряды, пересекавшей примерно на 76—78° с.ш. Северный Ледовитый океан от о-вов Парри до меридиана Колымы. Пим верил в существование открытого моря, находившегося за неким ледяным барьером. Поэтому ему казалось, и это видно из его карты, что Франклину удалось подняться значительно выше 80° с.ш., пройти в околополюсном пространстве до меридиана Берингова пролива и затем спуститься к берегам предполагаемой земли.

Препровождая в Петербург проект Пима, Мурчисон писал, что леди Джейн Франклин не только одобрила план этого опытного полярного исследователя, но и просила его, как президента Королевского географического общества и старого друга ее мужа, осуществить тщательный поиск на берегах Сибири.

Русское правительство разрешило Пиму посетить северо-восточные окраины России, но с тем условием, что все расходы по экспедиции он возьмет на себя, не рассчитывая на материальную поддержку местных властей. Сумма, которой располагал Пим, была недостаточна для оплаты расходов по путешествию. Кроме того, Пим решил искать Франклина со стороны пролива Смит и следов исчезнувшей экспедиции, как известно, не обнаружил, но зато спас от смерти знаменитого английского путешественника Мак-Клура, который занимался поисками своих соотечественников со стороны Берингова пролива.

Все экспедиции, искавшие Франклина и пытавшиеся проникнуть на судах в околополюсный район со стороны пролива Смит и Гренландского моря, не обнаружили признаков континента в Северном Ледовитом океане. Не нашел загадочной суши и Мак-Клинток, на долю которого выпала честь первому найти следы экспедиции Франклина. Вместе с тем путешественники сделали много важных научных наблюдений.

Англичане намеревались проникнуть в пролив Смит на двух паровых кораблях и, остановившись там на зимовку, исследовать западный берег Гренландии до самых северных пределов. Известный немецкий географ Август Петерман предлагал послать полярную экспедицию к полюсу по маршруту между Шпицбергеном и Новой Землей, откуда, как он надеялся, легче будет одолеть ледяные поля и выйти в «полынью Врангеля и Русских».

Между тем русские ученые К. Бэр, А.Я. Купфер, Г.П. Гельмерсен и А. Савич, которым Петербургская Академия наук поручила подготовить заключение на проект английской экспедиции, предостерегали своих коллег от излишних иллюзий относительно легкости ледовых условий у восточных берегов Шпицбергена. Основываясь на сведениях, которые доставляли русские промышленники, они указывали, что нередко в этом районе держатся гигантские ледяные поля. И все же их вывод был единодушным: плавание к полюсу по курсу, пролегающему на север между Новой Землей и Шпицбергеном, сопряжен с меньшим риском, чем плавание к северу от пролива Смит. Даже если суда окажутся в ледовом плену, экспедиции вряд ли будет угрожать смертельная опасность, потому что следующей весной течение вынесет их к югу, в теплые воды, которые снимут ледяные оковы. «Подобной надежды, — отмечали Бэр, Купфер, Гельмерон, Савич, — почти совсем не существует в североамериканских проливах. За это говорит трагическая участь сэра Джона Франклина».

Путем, предложенным Бэром, Купфером, Гельмерсеном и Савичем, спустя несколько лет направилась на север австрийская экспедиция Карла Вайпрехта и Юлиуса Пайера и открыла Землю Франца-Иосифа. Кстати, существование этой земли было предсказано русским ученым моряком Н.Г. Шиллингом, опубликовавшем в 1865 г. в журнале «Морской флот» статью «Соображения о новом пути в Северном полярном океане». «Вряд ли, — писал он, — одна группа островов Шпицбергена была бы в состоянии удержать огромные массы льда, занимающие пространство в несколько тысяч квадратных миль, в постоянно одинаковом положении между Шпицбергеном и Новой Землей. Не предоставляет ли нам это обстоятельство, равно как и относительно легкое достижение северной части Шпицбергена, право думать, что между этим архипелагом и Новой Землей находится еще не открытая земля, которая простирается к северу дальше Шпицбергена и удерживает льды за собой»²³.

Существование Земли Франца-Иосифа и сообщения о других землях вызвали еще больший интерес к проблеме северного континента, который в то время нарекли Арктидой. Некоторые ученые рассматривали открытые в тот период острова как остатки прежнего полярного континента, в течение тысячелетий разрушавшегося Гольфстримом.

Именно тогда проблема северного континента привлекла внимание Нильса Адольфа Эрика Норденшельда, готовившегося к плаванию Северным морским путем из Атлантики в Тихий океан. Изучая ледовую обстановку, он обратил внимание на то, что южными ветрами льды относит на север, но не слишком далеко, так как при северных ветрах льды снова спускаются к азиатским берегам. По мнению Норденшельда, это указывало, «что Новосибирские острова и Земля Врангеля являются звеньями цепи островов, параллельной северному побережью Сибири». Правда, этот вывод Норденшельда основывался главным образом на наблюдениях за стаями птиц, которые летели на север от места его зимовки. Впоследствии оказалось, что полет птиц не может служить доказательством существования суши в центральной части Северного Ледовитого океана. Там, где Норденшельду рисовались высокие горы, утесы и ледники, был океан. И это предстояло доказать экспедиции Амундсена.

В 1858—1871 гг. Норденшельд участвовал в пяти экспедициях на Шпицберген и предпринял путешествие в Гренландию. В результате были собраны богатые научные материалы о природе этих арктических земель, поставившие ученого в число выдающихся полярных исследователей. По словам Амундсена, Норденшельд пробил огромную брешь в ледяной стене и «вырвал материк Азии из когтей чудовища»²⁴. Сказано образно. Но далеко не точно. Путешествие Норденшельда открывало новую эпоху в истории познания Арктики. Норденшельд благословил Нансена. Нансен благословил Амундсена...

Не соверши Норденшельд свой великий подвиг, трудно сказать, какими путями развивалось бы изучение полярных стран.

Следующая страница истории поисков северного континента связана с именем полярного исследователя Джорджа Уошингтона Де-Лонга. В конце 1876 г. он приступил к подготовке экспедиции, которая снаряжалась на средства мецената Дж. Беннетта. Было куплено судно «Жаннетта», испытанное в арктических условиях и имевшее ледовую обшивку. Еще до того Беннетт встретился с Петерманом, который посоветовал направить экспедицию к полюсу не через пролив Смита или море Баффина, а со стороны Берингова пролива. По его мнению, хорошее судно в одну навигацию вполне могло достигнуть цели. Он считал, что прежде всего нужно направиться к о-ву Врангеля, который Петерман принимал за обширный континент, и вдоль его берегов уже идти к северу. Если льды остановят судно, то Де-Лонг может по суше на санях направиться к Северному полюсу. Одним словом, Петерман был уверен, что будущего путешественника ждут великие открытия.

Беннетт хотя и не разделял чрезмерного оптимизма Петермана, но не сомневался, что Де-Лонг избирает верный путь.

Экспедиция, состоявшая из 31 человека, 8 июля 1879 г. вышла в плавание. Она направлялась к Берингову проливу, где должна была постараться выяснить судьбу Норденшельда, зимовавшего у берегов Чукотки. 29 августа Де-Лонг был в Колючинской губе и, убедившись, что экспедиция Норденшельда завершилась благополучно, теперь мог спокойно плыть на север.

Выбирая путь через Берингов пролив, Де-Лонг надеялся, что по теплому тихоокеанскому течению, которое проникает далеко в Северный Ледовитый океан, можно достичь либо Северного полюса, либо неведомой суши.

Из Колючинской губы Де-Лонг направил свое судно на северо-запад, к Земле Врангеля, которую в то время считали обширным континентальным пространством. Был и запасной вариант — если льды остановят судно, путешественники предпримут санный поход к полюсу по суше. Правда, некоторые полагали, что на севере вместо льдов путешественники встретят жару, источником которой служит центр земли.

31 августа увидели землю. Бушевала метель и порой затмевала ее контуры. Появились льды. Они вынудили Де-Лонга отклониться к северо-востоку. «Вместо того, чтобы приближаться к Земле Врангеля, мы отходим от нее»²⁵, — с горечью отмечал путешественник в дневнике. Его планы плыть к полюсу вдоль северных берегов Земли Врангеля, отождествляемой Петерманом с северным континентом, начали рушиться в первые же дни. Несколько дней он искал пути к Земле Врангеля, используя большие разводья.

4 сентября на горизонте открылся о-в Геральд. Де-Лонг направил к нему свое судно. Сначала продвигались успешно, но на следующий день возникла преграда — огромное паковое поле. К нему решили пристать в надежде на улучшение ледовой обстановки. На юго-западе за о-вом Геральд несколько раз отчетливо показывалась земля, увенчанная высокими, покрытыми снегом горами. «Это не мог быть мираж, — писал Де-Лонг. — Я убежден, что мы действительно видели землю».

6 сентября «Жаннетту» плотным кольцом окружили льды. Де-Лонг надеялся, что ледовый плен продлится недолго и судно получит возможность двигаться к о-ву Геральд, где он намеревался провести зиму. Но вскоре капитан убедился, что лишь сильный шторм может разбить окружающие льды.

В тихие сентябрьские дни, когда еще подолгу светило солнце и метели были редкостью, Де-Лонг лелеял мечту, что дрейфом вынесет «Жаннетту» к северной суше и на долю экспедиции выпадет выдающееся открытие. Когда дрейф изменялся к югу, Де-Лонг загорался надеждой, что ему удастся высадиться на берег неизвестного материка.

22 октября он записал в дневнике: «Была видна гористая местность к юго-востоку на расстоянии около 50 миль. Я думаю, что перед нами северная сторона Земли Врангеля, но я не считаю ее континентом. Это или архипелаг, или один большой остров»²⁶.

6 апреля 1880 г. Де-Лонг записал: «В последние несколько вечеров в 23 часа я заметил к северо-западу длинную низкую гряду, сильно напоминающую землю». Правда, он не мог понять, земля ли это, или причудливое облако, которое он наблюдал в одном и том же месте несколько раз. Спустя 10 дней ему снова сообщили, что на северо-западе наблюдаются признаки земли.

«Поднявшись на палубу, — отмечал в своем дневнике Де-Лонг, — я увидел облака такой формы, что ни у одного моряка не осталось бы сомнения, что они нависли над землей... В предположении о земле нас укрепил прилет двух снежных овсянок. Они прилетели с юга и, отдохнув немного, улетели в направлении предполагаемой земли»²⁷. Но затем ее берега исчезли в тумане.

30 апреля над «Жаннеттой» пронеслась стая уток, направлявшаяся на запад. «Нет сомнения, — писал Де-Лонг, — они летели к какой-то земле, но, как мы ни напрягали зрение, нам и с помощью биноклей не удалось разглядеть ее».

Наступил 1881 г. Де-Лонг встречал его с надеждой на перемены к лучшему. И действительно, открывалась новая страница в решении загадки северного континента и последняя в жизни как самого путешественника, так и большинства его спутников.

Более полутора лет пребывания в Арктике среди бескрайних ледяных просторов не разрушили наивной веры Де-Лонга в созданную его предшественниками легенду о ледяном барьере, за которым якобы должно находиться свободное море. Капитан «Жаннетты» десятки раз высказывал эту мысль на страницах своего дневника. В то же время его угнетала безрезультатность поисков северной земли. За полтора года плавания во льдах они еще не сделали ни одного географического открытия. Тогда он и не подозревал, что от этого его отделяют всего лишь 20 дней. Ему первому предстояло убедиться, что земли, виденные Санниковым и Геденштромом, действительно существуют.

16 мая, когда лоцман Донбар поднялся на палубу, он не поверил своим глазам: на западе виднелся остров. После двадцати с лишним месяцев дрейфа во льдах Северного Ледовитого океана вместо унылой снежной пустыни вдруг земля.

«С землей связаны все наши помыслы, — записал в дневнике Де-Лонг. — Мы не спускаем с нее глаз, стараемся угадать расстояние и с нетерпением ждем, когда попутный ветер приблизит нас к ней. Мы поверили бы охотно и тому, что на острове золотые россыпи, которые сделают нас богатыми, как государственное казначейство, но без его долгов. Я убежден, что большинство из нас перед сном внимательно вглядывается в землю, чтобы убедиться, что она еще не растаяла... В сравнении с ошеломляющим открытием острова все прочие события дня теряют всякое значение»²⁸.

Путешественники вскоре рассмотрели на вновь открытой земле, названной о-вом Жаннетты, скалы, разлоги и покрытые снегом берега. Де-Лонгу удалось определить ее положение. Об исследовании ее нечего было и думать: «Жаннетта» быстро дрейфовала на северо-запад.

Спустя несколько дней, воспользовавшись тем, что дрейф приблизил корабль к острову, получившему имя Генриетты, Де-Лонг отправил к его берегам небольшой отряд во главе с инженером Мельвиллем. Остров представлял собой «бесплодную скалу со снежной вершиной». 4 июня, захватив с собой обломок гранита и несколько образцов мхов и лишайников, отряд Мельвилля вернулся на корабль.

Приятно открыть «новую часть света»! Конечно, это слишком сильно сказано, но такова запись в журнале Де-Лонга. Он, безусловно, надеется, что за этими открытиями последуют новые, в частности загадочная континентальная земля.

И в это самое время лед вокруг поля, в котором дрейфовала «Жаннетта», пришел в движение. Утром 11 июня 1881 г. канал, в котором находилась «Жаннетта», начал сужаться. При первом же ударе, жалобно треща, корабль накренился на 16°. Де-Лонг видел, как разошлись потолочные пазы, как судно задрожало, словно в лихорадке. Он приказал спустить боты с аварийным имуществом. Мельвилль бросился в машинное отделение и пришел в ужас от увиденного — бункер с углем заливало водой. Стало ясно, что в корпусе разрыв; значит, «Жаннетта» начинает раскалываться на две части и никакого спасения ждать не приходится. Узнав об этом, Де-Лонг распорядился выгружать на лед пеммикан, хлеб и собак.

13 июня 1881 г. в 4 ч ночи «Жаннетта» затонула. Экспедиция оказалась на дрейфующем льду. Около недели ушло на подготовку к путешествию на юг по дрейфующим льдам. 18 июня экспедиция двинулась в путь к берегам Сибири.

Спустя 20 дней заметили «что-то похожее на землю». Де-Лонг не доверял этому сообщению, считая, что до Новосибирских островов остается еще около 200 км. Но на другой день с вершины высокого тороса он различил в бинокль неизвестный остров и голубую полоску открытой воды. «Что это за земля, часть ли Сибири или открытый нами остров, сказать никто не может, но во всяком случае едва ли это один из островов Ляхова»²⁹. Все члены экспедиции мечтали поскорее ступить на твердую землю, где они «могли бы отдохнуть на покрытых мхом холмах и откосах».

26 июля 1881 г. Де-Лонг и его спутники высадились на берег острова, который назвали именем Беннетта, снарядившего экспедицию на свои средства. Несколько дней они собирали коллекции мхов, лишайников, горных пород, стреляли птиц, чтобы пополнить запасы продовольствия. Погода стояла прескверная — шел то снег, то дождь; бушевал такой сильный ветер, что почти невозможно было передвигаться.

6 августа 1881 г. экспедиция покинула о-в Беннетта. Все имущество было погружено на три бота. Путешественники направились к реке Лене, но во время бури суденышки разлучились...

Потом выяснится, что Де-Лонг и почти все находившиеся с ним на катере моряки погибли от голода на одном из островов в дельте Лены (из этого отряда уцелеют только двое). Другой бот бесследно исчез в море Лаптевых. Лишь отряд инженера Мельвилля вышел к жилью. Весной 1882 г. Мельвилль отыскал последний приют Де-Лонга.

«Я сразу же, — писал он, — узнал Де-Лонга по его верхней одежде. Он лежал на правом боку, положив правую руку под щеку, головой на север, а лицом на запад. Ноги его были слегка вытянуты, как будто он спал. Поднятая левая рука его была согнута в локте, а кисть, поднятая горизонтально, была обнажена. Примерно в четырех футах позади него я нашел его маленькую записную книжку, по-видимому, брошенную левой рукой, которая, казалось, еще не прервала это действие и так замерзла поднятой кверху»³⁰.

Так трагически закончилась попытка Джорджа Де-Лонга проникнуть в те широты, где, по утверждению одних исследователей, находился северный материк, а по свидетельству других — было открытое море.

Оставшиеся в живых спутники Де-Лонга вскоре поведали об открытиях экспедиции. Казалось, дрейф «Жаннетты» к северо-западу о-ва Врангеля должен был бы внести ясность в вопрос о северном континенте. Там, куда его помещали древние легенды и предания, а также некоторые современники, судно встретило океан и три крохотных острова. Однако, как ни странно, старая легенда все же получила новую жизнь. Открытие Де-Лонга подтвердило справедливость слов Геденштрома и Санникова о существовании земель к северу от Новой Сибири.

Нанеся на карту острова, открытые Де-Лонгом и его спутниками, русские географы убедились, что они находятся к северу и северо-востоку от Новой Сибири, т.е. именно в тех местах, где издали усмотрели неведомые земли участники русской экспедиции 1808—1812 гг. «Считаю не лишним напомнить, — писал в 1882 г. ученый секретарь Русского географического общества А. Григорьев, — что два из этих островов были известны и раньше: уже 70 лет тому назад их видали Геденштром и промышленник Санников»³¹.

Такими землями Григорьев считал острова Беннетта и Генриетты. То, что Санников видел о-в Беннетта с северного берега Новой Сибири, вполне вероятно. Они отстоят друг от друга всего на 130 км. Остров Беннетта имеет скалистые берега и в прозрачные весенние или летние дни просматривается на далекое расстояние. Правда, Санников оценивал расстояние до виденной им на север от Новой Сибири земли приблизительно в 45 км. Но он легко мог ошибиться, так как весной и летом в Арктике вследствие преломления лучей в атмосфере многие предметы как бы приподняты над поверхностью земли и потому кажутся ближе, чем это есть на самом деле.

Открытие экспедицией Де-Лонга трех островов возродило интерес к землям, наблюдавшимся к северу от берегов Восточной Сибири, и особенно к суше, которую Санников видел северо-западнее о-ва Котельный. Ее существование теперь оказалось не подлежащим сомнению, хотя после экспедиции Анжу пунктир, обозначавший ее, исчез с русских карт. «Теперь, — писал Григорьев, — когда сомнения в правдивости Санникова устранены благодаря открытиям экспедиции «Жаннетты», следовало бы вновь нанести тот пунктир на соответствующее место и написать над ним: "Земля Санникова"»³².

Плавание Де-Лонга стало своего рода прелюдией к одному из самых дерзких путешествий XIX в. — путешествию на «Фраме» Фритьофа Нансена, благословившего Амундсена на поиски Северо-Западного прохода.

О том, что на юго-западном побережье Гренландии в 1884 г. были обнаружены предметы и вещи, принадлежавшие экспедиции Де-Лонга, Нансен узнал из статьи профессора Хенрика Мона, опубликованной в норвежской газете «Моргенбладет». В ней говорилось, что через три года после гибели «Жаннетты» течения вынесли из Ледовитого океана 58 предметов. «Профессор Мон, — вспоминал Нансен, — высказал предположение, что предметы перенесены через полярное море на дрейфующей льдине. У меня тотчас мелькнула мысль, что путь найден.

Если течение могло перенести через неизвестные пространства льдину, то почему бы не воспользоваться этим течением для экспедиции?»³³

Нансен разделял точку зрения русских исследователей о том, что Ледовитый океан не скован вечным льдом, который даже зимой находится в постоянном движении. Он сомневался, что Земля Франца-Иосифа «простиралась до самого полюса». «Насколько мы знаем, — писал Нансен, — это архипелаг, и острова отделены один от другого глубокими проливами. Существование там обширного пространства твердой земли весьма сомнительно»³⁴.

Как впоследствии оказалось, Нансен был глубоко прав. Более того, во время похода из района дрейфа «Фрама» к Земле Франца-Иосифа он вместе с Йохансеном убедился, что Земля Петермана и Земля Короля Оскара, якобы увиденные австрийскими путешественниками, весьма невелики по своим размерам. Не исключал Нансен, что их не существует вообще (кстати, вскоре это и было доказано полярными исследователями).

В 1892 г. Нансен изложил свой план в лондонском Королевском географическом обществе. Одни исследователи считали его самым дерзновенным полярным проектом, другие находили фантастичным, обреченным на неудачу. Главным препятствием на пути Нансена, корабль которого должен был совершить дрейф вместе со льдами, считался континент в центре Арктики.

На родине Нансена к проекту ученого отнеслись восторженно. Советами и делами помогали ему русские коллеги, предоставившие в его распоряжение данные о метеорологических условиях в районе Лены (станция Сагастырь) и Новосибирских островов, где он по совету Толля должен был вмерзнуть в дрейфующий лед и начать дрейф через океан. Особенно Нансен интересовался исстари применяемым русскими полярными исследователями собачьим транспортом.

«Впервые, — писал он, — этот превосходный способ передвижения, был применен при полярных исследованиях в Сибири. Еще в XVII и XVIII столетиях русские совершали самые далекие поездки на санях и наносили на карты сибирские берега от границ Европы до Берингова пролива. Да и ездили они не только вдоль берегов, но переходили по плавучему морскому льду до Новосибирских островов и даже еще севернее. Едва ли когда-либо приходилось путешественникам претерпевать столько лишений и выказывать такую выносливость, как во время этих поездок».

Нансен обратился к Э.В. Толлю за советом, и тот помог ему достать хороших сибирских ездовых собак. Для экспедиции Нансена был построен специальный корабль, которому жена исследователя Ева Нансен дала имя «Фрам», что значит «вперед». Вместе с Нансеном отправлялись 12 человек; экспедиция была хорошо оснащена приборами и оборудованием для научных наблюдений.

14 июня 1893 г. «Фрам» покинул Осло-фиорд. Экспедиция направилась на восток. 29 июля «Фрам» отдал якорь в Югорском Шаре, вблизи селения Хабарово. Здесь путешественники приняли на борт упряжку собак, которую подготовил Эдуард Васильевич Толль и которая впоследствии сослужила добрую службу Нансену.

«Фрам» вышел в Карское море. 10 сентября судно приблизилось к мысу Челюскин и благополучно прошло линию через самую северную точку Евразии. Через неделю экспедиция была у о-ва Бельковского и очень скоро оказалась в тех местах, где Толль видел Землю Санникова. Каждый день Нансен поднимался на капитанский мостик и подолгу всматривался вдаль, надеясь среди серых волн и редких льдин различить землю. Но впереди ничего не было видно, кроме темного неба и почти свободного ото льдов моря.

«Если все пойдет хорошо, мы должны прийти к Земле Санникова, на которую не ступала нога человека», — записал Нансен 16 сентября 1893 г. в своем дневнике. Всюду была чистая вода. Планы его сбывались. Капитан «Фрама» Отто Свердруп находил, что они по свободному ото льдов Полярному морю поднимутся до 80 или даже до 85° с.ш.

«Фрам» шел малым ходом. Нансену очень хотелось повернуть на восток, чтобы еще раз попытаться дойти до Земли Санникова или даже до о-ва Беннетта. Но в то же время он опасался, что около острова дрейф может отсутствовать и «Фрам», застряв в припайном льду, останется зимовать вблизи острова. «Фрам» уклонился к северо-западу от о-ва Котельный и вскоре остановился в ледяном поле, вместе с которым ему предстояло совершить первый дрейф через Северный Ледовитый океан.

Судно с каждым днем все крепче вмерзало в лед, который уносил «Фрам» на северо-запад. Измерили 4 октября 1893 г. глубину — она доходила до 1500 м. «Вот и прощай, пресловутое мелководье Полярного бассейна», — записал Нансен в дневнике.

9 октября белое безмолвие сотряс страшный грохот — это корабль испытал первое сжатие льдов. Все выскочили на палубу. «Лед, — писал Нансен, — наступал непрерывно, но вынужден был подаваться вниз, медленно выжимая судно кверху. В течение дня сжатия неоднократно повторялись и были иной раз настолько сильны, что «Фрам» подымался на несколько футов, но долго лед его сдержать не мог. Корабль поджимал лед под своей тяжестью»³⁵.

Эдуард Васильевич Толль

13 октября «Фрам» оказался в огромнейшем разводье. Полынья тянулась до самого горизонта. Нансен приказал готовить машину к плаванию на север. По мере того, как корабль уносило в океан, сжатия льдов становились более частыми и грозными. Нансена весьма удивляло преобладание северо-западных и юго-восточных ветров и почти полное отсутствие северо-восточных и юго-западных. Он не мог найти этому удовлетворительного объяснения. Единственное, что приходило в голову, — это существование неизвестной земли.

Проходил месяц за месяцем. Наступила осень, а за ней и полярная ночь. Надежды увидеть землю уже не было никакой. О том же свидетельствовали и глубины. Они исчислялись не десятками и сотнями, а тысячами метров. Нансен, читавший во многих книгах о мелководности Ледовитого моря, не захватил даже необходимых приспособлений для измерения больших глубин. Пришлось расплести стальной трос на отдельные проволоки, затем заново скрутить их по две и таким способом получить лотлинь длиной около 5 тыс. м. «Оказалось, — писал Нансен, — что глубина колеблется от 3360 до 3900 метров. Это было потрясающее открытие!

До сих пор все и всегда исходили из предположения, что Полярный бассейн мелководен и изобилует неизвестными островами и землями. И я, составляя план экспедиции, тоже принимал существование мелкого моря. Исходя из того же предположения о мелководности, люди заключили, что пространство вокруг полюса некогда было покрыто обширным Полярным материком, от которого теперь остались на поверхности океана лишь многочисленные острова. Этот Полярный материк считался колыбелью многих растительных и животных форм, нашедших оттуда путь в наши широты.

И вот оказалось, что все заключения построены на довольно шатком основании. Большая глубина указывает на то, что здесь ни в коем случае не могло быть материка в один из последних геологических периодов. Эти глубины столь же древни, как и глубины Норвежского моря»³⁶.

Однако Нансен допускал возможность существования неведомой суши в околополюсном районе. Продумывая этапы своего путешествия к Северному полюсу, Нансен считал, что он может «наткнуться на сушу». «А может оказаться, что берега этой суши предоставят даже кое-какие преимущества для продвижения. Это будет зависеть от их направления и протяжения. Трудно сказать заранее что-нибудь определенное по этому поводу, но, по-моему, дрейф льдов и обнаруженная нами глубина указывают на то, что мы вряд ли где-либо поблизости можем встретить сушу сколько-нибудь значительного протяжения. Во всяком случае, если она и существует где-нибудь, то должен все-таки быть где-нибудь и проход для льдов, и в худшем случае мы имеем возможность следовать по этому проходу»³⁷.

Это записано в дневнике Нансена 16 ноября 1894 г. Тогда «Фрам» находился за 82-й параллелью. А когда приборы показали 84°05' с.ш. и 101°35' в.д., Нансен вместе со штурманом Йохансеном покинул дрейфовавший корабль и направился к Северному полюсу. За 25 дней путешественники продвинулись всего лишь на 2° с небольшим. До полюса оставалось 400 км.

8 апреля Нансен пришел к выводу, что результаты похода практически равны нулю и повернул на юг. Вместе с Йохансеном он направился к Земле Петермана, до которой, по его расчетам, было около 520 км. Однако Нансен ошибался. Он и не предполагал, что Земля Петермана окажется мифом и что в действительности придется пройти около 700 км, прежде чем они увидят ледники Земли Франца-Иосифа и сделают остановку на одном из ее островов из-за непогоды.

Путь на юг снова преградили льды. Было принято решение построить хижину и зазимовать, но не в каюте «Фрама», а в берлоге, построенной из камней собственными руками. Киркой служил моржовый клык, лопатой — моржовая лопатка, привязанная к обломку лыжной палки, ломом — железный полоз от саней. Этими инструментами путешественники выкопали яму, накололи камней, возвели стены высотой около метра и покрыли их моржовыми шкурами. Приготовив кров, они занялись заготовкой продовольствия. Несколько недель охоты на медведей и моржей обеспечили мясом и салом на долгую зиму. Лишь исключительное мужество, вера в свои силы и неистощимая жажда жизни помогли Нансену и его спутнику выстоять в тяжелейших условиях.

19 мая 1896 г. они пустились снова в путь, где их ждали новые испытания. Однажды, когда путешественники поднимались на возвышенность, чтобы осмотреться, ветром унесло их каяки в море. Нансен бросился в ледяную воду. Вместе с каяками уплывали их надежды на спасение. В этих утлых суденышках были все запасы и оружие, они оставались единственным средством передвижения. Руки и ноги окоченели. Нансен, напрягая последние силы, плыл вперед. Наконец, он поймал каяки, с трудом влез на них и подогнал к льдине, на которой его ждал товарищ.

Так, преодолевая опасности и трудности, продвигались путники к югу, вдоль западных берегов Земли Франца-Иосифа. Они не теряли веры, и спасение пришло. В полдень 17 июня Нансену вдруг почудился лай собаки, а вскоре он услышал настоящий человеческий голос. Так они встретились с англичанином Джексоном, зимовавшим на мысе Флора. 7 августа на пароходе «Виндворд» Нансен покинул Землю Франца-Иосифа. Через пять дней он увидел берега родной Норвегии, а через неделю туда же прибыл его «Фрам», первым пересекший с дрейфующими льдами Северный Ледовитый океан.

По возвращении на родину Нансен телеграфировал правительству: «Экспедиция выполнила свой план: проникла в неисследованное Полярное море к северу от Новосибирских островов и исследовала область, лежащую к северу от Земли Франца-Иосифа до 86° 14' северной широты. Севернее 82° земли не обнаружено».

Исследования, проведенные экспедицией на «Фраме», бесспорно, внесли большой вклад в развитие географической науки.

«Три года, проведенные нами во льдах, — писал Нансен в заключительных строках книги «"Фрам" в Полярном море», — были вознаграждены сокровищницей наблюдений по различным областям знаний... Путешествие наше приподняло значительную часть завесы, покрывавшей великую неисследованную область, окружающую полюс, и дало нам возможность составить себе довольно ясную и трезвую картину той части нашей Земли, которая до сих пор была отдана в добычу фантазии...

Но мы не должны на этом останавливаться. Еще много загадок зовут нас к новой работе на Севере, еще многое предстоит исследовать, многое может быть раскрыто лишь долгими годами наблюдений»³⁸.

После возвращения из плавания Нансен занялся обработкой научных материалов. За 10 лет он выпустил шесть томов, в которых были собраны результаты метеорологических, океанографических, геомагнитных, зоологических наблюдений. К их обработке Нансен привлек выдающихся специалистов. Геофизические наблюдения экспедиции были обработаны и проанализированы известным норвежским метеорологом X. Моном, чьи труды по климатологии Арктики не потеряли своего значения и до сих пор.

В «Заключительном слове» своей книги «"Фрам" в Полярном море» Нансен большое внимание уделил вопросу о распределении суши и моря в той части океана, которая оставалась «белым пятном». Он писал: «Считаю возможным с уверенностью утверждать, что по эту сторону полюса суши мало или даже ее вовсе нет, и заключаю это по многим признакам. Уже само по себе невероятно, чтобы глубокое море столь значительного протяжения было лишь узким каналом. Наверно, оно распространяется далеко к северу от нашего маршрута. К тому же мы не видали признаков земли ни в каком направлении. Во время нашего санного путешествия на север оказалось, что лед двигался с большою скоростью, еще большей, нежели та, какую мы находили южнее. В полыньях замечалось сильное движение, и самих нас часто несло довольно быстро по разным направлениям, так быстро, что временами казалось, будто мы просто беспомощно носимся по воле ветра и течений. Массы льдов едва ли могли двигаться так свободно, если бы поблизости находилась сколько-нибудь значительная земля, которая должна была бы непременно препятствовать дрейфу»³⁹.

Нансен подчеркивал, что метеорологические наблюдения, выполненные его экспедицией, свидетельствуют о том, что вряд ли к северу от маршрута дрейфа «Фрама» находятся значительные массы суши. В другом месте «Заключительного слова» он снова возвращался к этому вопросу и еще раз подчеркивал, что на севере, между полюсом и Евразией, находится обширное, покрытое дрейфующим льдом море. «Напротив, — замечал ученый, — по другой стороне полюса, вероятно, встретится суша...».

В окончательном решении этого вопроса предстояло принять участие Амундсену и его сподвижникам. «Повесть об исследованиях, прокладывающих путь к вечным полярным льдам, — отмечал Амундсен, — испокон веков сияет каким-то ярким и чистым блеском от белых снежных полей и удивительных небесных явлений, а также блеском истинного и незапятнанного идеализма».

Этот идеализм необычайно ярко проявился в Русской полярной экспедиции, снаряженной Петербургской Академией наук для поисков Земли Санникова к северу от Новосибирских островов. Путь яхты «Заря», на которой плыл барон Толль, во многом предстоит повторить «Мод». Примечательно, что научные наблюдения на «Жаннетте», «Фраме», «Заре» и «Мод» приподнимут завесу неизвестности над многими тайнами Арктики. О них будет поведано в рассказе о плавании «Мод», а пока возвратимся к событиям конца XIX и начала XX в.

Еще когда Нансен только готовился к плаванию на «Фраме», а его друг Толль собирался во второй раз на Новосибирские острова, в России родился план проникновения в Центральную Арктику на мощном ледоколе. Идея эта принадлежала замечательному русскому ученому моряку Степану Осиповичу Макарову. По его проекту, при активной поддержке Дмитрия Ивановича Менделеева был создан первый в мире мощный ледокол «Ермак». На нем Макаров надеялся проникнуть в высокие широты Северного Ледовитого океана, чтобы решить «этот вопрос и другие, о которых теперь приходится судить лишь по догадкам». Однако плавание ледокола «Ермак» царские чиновники ограничили Балтийским морем.

В 1906 г. по инициативе Нансена в Брюсселе собирается Международный океанографический конгресс. Ученые приходят к единодушному мнению, что главнейшей задачей полярных исследований является изучение Центральной Арктики, где ждет своего открытия целый континент.

Спустя некоторое время мир узнает, что Роберт Пири достиг Северного полюса. Вместо суши он нашел океан. Нири вытравил 2752 м проволоки, но так и не достал до дна.

Но географы не стремятся расстаться с арктической химерой. В 1913 г. Канада снарядила арктическую экспедицию под начальством Вильямура Стефансона, известнейшего полярного исследователя первой половины XX в. Одной из задач экспедиции являлась проверка гипотез Р. Гарриса и А. Гаррисона о том, что «новая земля, быть может, новый континент» должен находиться к северу от моря Бофорта.

В августе 1913 г. судно «Карлук», которым командовал капитан Роберт Бартлетт, было пленено льдами на пути из Берингова пролива к о-ву Харшель. Сначала корабль вмерз в припай, но вскоре неподвижный лед оторвало от берега и вместе с «Карлуком» понесло к мысу Барроу, а затем на юго-запад, по направлению к Земле Врангеля. В январе 1914 г. льды раздавили судно. Бартлетт отправил семь человек к о-ву Геральд. Трое из них отделились и вернулись обратно в «лагерь кораблекрушения». Четверо пропали бесследно. Спустя 10 лет их трупы обнаружили на о-ве Геральд. Затем еще четыре участника экспедиции направились к Земле Врангеля. Они не достигли цели, и, вероятно, их постигла та же участь, что и Толля с его спутниками.

Спустя полгода оставшиеся в живых участники дрейфа «Карлука» были сняты с о-ва Врангеля. «Вернулись девять из двадцати, которые с двумя эскимосами, одной эскимоской, двумя маленькими девочками и черным котом составляли население судна»⁴⁰, — писал Бартлетт.

Примечания

1. Амундсен Р. Собр. соч. Л.: Главсевморпуть, 1939. Т. 1. С. 21.

2. Там же. С. 22.

3. Хеннинг Р. Неведомые земли. М.: Иностр. лит., 1961. С. 464.

4. Там же.

5. Нансен Ф. «Фрам» в Полярном море. Ч. I. // Собр. соч.: В 5 т. Л.: Главсевморпуть, 1940. Т. 2. С. 60.

6. Памятники древнерусской литературы. М.: Гослитиздат, 1981. Т. 3. С 126.

7. Полн. собр. рус. летописей. М.: Наука, 1965. Т. 30. С. 113.

8. Чтения в Обществе истории. СПб., 1893. Кн. 4(167). С. 13—14.

9. Амундсен Р. Собр. соч. Л.: Главсевморпуть, 1936. Т. 4. С. 202.

10. Свердруп X. Плавание на «Мод». Л.: Изд-во АН СССР, 1926. С. 48.

11. Амундсен Р. Собр. соч. Т. 4. С. 28.

12. Цит. по: Ефимов A.B. Из истории великих русских географических открытий. М.: Географгиз, 1950. С. 263.

13. Цит. по: Визе В.Ю. Моря Советской Арктики. М.; Л.: Главсевморпуть, 1948. С. 247.

14. Сарычев Г.Д. Путешествие флота капитана Сарычева по Северо-Восточной Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану. СПб., 1802. С. 96—97.

15. ЦГИА. Ф. 733. Оп. 12. Д. 525. Л. 22.

16. АВПР. Ф. Главный архив. II. 21, 1806—1820. Д. 1. Л. 4.

17. Там же.

18. Там же. Д. 1. Л. 455.

19. ЦГА ВМФ. Ф. 14. Оп. 1. Д. 53. Л. 2.

20. ЦГА ВМФ. Ф. 166. Оп. 1. Д. 2565. Л. 2.

21. АГО. Ф. 10. Оп. 1. Д. 69. Л. 2.

22. Там же. Л. 3.

23. Шиллинг Н. Соображения о новом пути в Северном полярном океане // Мор. сб. 1865. № 5. С. 216.

24. Амундсен Р. Собр. соч. Т. 4. С. 262.

25. Де-Лонг Дж. Плавание «Жаннетты». Л.: Главсевморпуть, 1936. С. 42.

26. Там же. С. 46.

27. Там же. С. 48.

28. Там же. С. 116.

29. Там же. С. 144.

30. Там же. С. 186.

31. Григорьев А. Земля Санникова // Изв. РГО. 1882. Вып. 4. С. 264.

32. Там же. С. 267.

33. Нансен Ф. «Фрам» в Полярном море. Ч. 1.С. 68.

34. Там же. С. 94.

35. Там же. С. 234.

36. Там же. С. 373.

37. Там же. С. 432.

38. Там же. Ч. 2. С. 331.

39. Там же. С. 309.

40. Бартлетт Р. Последнее плавание «Карлука». Л.: Главсевморпуть, 1936. С. 151.