Школа в шведской провинции

И опять под колесами превосходный асфальт дороги Е-4. Мчимся из Упсалы в Евле, промышленный и портовый город на берегу Ботнического залива.

Небольшие холмы, перелески, поля. Вон у дороги котлован, над которым подняли стрелы два экскаватора. Большой плакат сообщает, что здесь ведет работы строительная фирма «Гранит и бетон». Очень выразительное название: в Швеции, чтобы строить, надо почти всюду сначала долбить гранит, а потом класть бетон.

Далеко ли мы отъехали от Упсалы, но местность уже другая, совсем другая. Тут все беднее, проще. Не видно помещичьих усадеб с зеркальными стеклами, да и хутора захудалые, со старыми сараями и облупившимися фасадами. На пригорке одинокая покосившаяся рига, подпертая жердями. Очень это не похоже на аккуратных, домовитых шведов — пускать в ход жерди, вместо того чтобы отремонтировать строение основательно, накрепко, подновить, подкрасить его.

А дальше — покосившийся забор и распахнутая дверь сарая, которую ветер раскачивает на ржавых петлях. Будто что-то ушло навсегда через эти неприкрытые двери. Ушла крестьянская домовитость, трудолюбие хуторянина: бросил все, даже двери не заколотил...

Двадцать пять крестьянских хозяйств, каждый день исчезающих из статистических таблиц и из деревень — это ведь средняя цифра для всей Швеции. И наверняка больше всего крестьян уходит из северных провинций, где климат жестче и земля не такая плодородная, как в теплой Сконе.

Несколько раз мы видели у дороги парней с рюкзаками. Они просились в попутные машины. При этом парни не поднимали руку вверх, как это принято у нас, а покачивали ею на уровне пояса. Мы ехали в Евле на «Москвиче», и, к сожалению, у нас не было места в машине.

Окраины Евле, пожалуй, напоминали зажиточную деревню. Тут было много старых, крепких домов и сараев. Может быть, город, разросшись, дотянулся до ближайшего села? Пожалуй, так оно и есть, потому что дальше начались кварталы обычных современных домов и заводские корпуса. Ага, вот и центр города.

— Конечно, ратуша? — спрашиваю я, показывая на высокое здание.

— Нет, школа, — отвечают мне.

Ну уж вот этот домина, с башенкой, с курантами, с медной зеленоватой крышей, наверняка ратуша!

— Не угадали, — возражают мне. — Это суд.

А ратуша — вон она, рядом, поменьше. И тут же — губернаторский дом.

Хорошо, ратуша есть, но где же собор? Где, наконец, традиционный памятник королю или полководцу?

Видно, в северных городах не так, как на юге страны. Памятник отыскался, но изображал он не короля, а мифологическую скандинавскую богиню, властительницу морей. Собор тоже обнаружился, однако совсем не величественный. Если б в Евле не оказалось замка, то можно было бы подумать, что это вообще не шведский город. Но замок — да еще какой, построенный в XV веке! — словно поджидал гостей.

Евле самый старый и самый большой город шведского Севера. С давних лет здесь работают лесопильни, бумажные фабрики, верфи.

Вы бы, наверное, удивились, увидев ворота, к которым мы подъехали: деревянные, с резьбой, давно потемневшей от времени. Вверху виднелась цифра «1902». А ведь именно на этой верфи — единственный в стране цех, где самым новейшим способом обрабатывают металл для того, чтобы он приобрел стойкость против ржавчины и разрушения.

Но зачем же предприятию с современным оборудованием сохранять убогие старые ворота? А затем, чтобы все сразу видели: верфь стоит тут давно. Значит, на ней трудятся потомственные, опытные рабочие, отлично знающие дело. Такому предприятию можно доверять.

Я спросил директора верфи инженера Бергквиста, означает ли цифра «1902» над воротами, что предприятию уже за шестьдесят лет?

— Мы думаем, что корабли здесь стали строить несколько раньше, — возразил директор. — Однажды к нам во двор пришли археологи. Сделав раскопки, они нашли остатки судов, построенных во втором столетии нашей эры. Именно здесь викинги снаряжали корабли для дальних походов. Что касается средних веков, то на этом месте была уже самая настоящая верфь.

Директор показал модель судна викингов.

— Теперь, я думаю, мы строим чуточку лучше, — с улыбкой добавил он.

На верфи работают династии потомственных судостроителей. Многие рабочие трудятся по тридцать, сорок лет. Их отцы и деды тоже строили суда. Но последние годы состав рабочих меняется: много парней из деревни, бросивших фермы и землю. С ними приходится изрядно повозиться, прежде чем они станут настоящими судостроителями.

Директор повел нас по верфи. В цеху, где стояла чудо-печь, придающая металлу особенную стойкость, жарились большие котлы для кораблей, обмазанные какой-то зеленоватой массой. Ее состав хранится в тайне. Рядом поджаривались трубы, предназначенные для перекачки разъедающих химических веществ. Все выглядело очень современно и внушительно.

Выйдя из цеха через другие двери, мы оказались возле слипа — сооружения, предназначенного для того, чтобы поднимать на берег небольшие суда и ремонтировать их подводную часть. Слип выглядел так, будто его построили если не при викингах, то уж, во всяком случае, во времена средневекового процветания верфи. Рабочие натужно толкали по рельсам тяжелые тележки. Недоставало только шведской «Дубинушки»...

Господин Бергквист заметил, должно быть, какое впечатление произвело на меня допотопное сооружение.

— Перестраивать этот слип нет никакого смысла, — сказал он. — Придет очередь — и мы построим новый, полностью механизированный. Но тогда им придется искать работу в другом месте. — И он кивнул в сторону рабочих, толкавших тележки.

Это были преимущественно пожилые люди в застиранных, латаных комбинезонах.

— Средний возраст судостроителя на нашей верфи — сорок лет. Но на старых сооружениях трудятся старики, молодежь идет сюда неохотно: нет перспектив.

После верфи мы поехали в Сетру — так называется новый район города. Дома стояли среди сосен. Их старались ставить не густо, так, чтобы было больше свежего лесного воздуха. И вот еще что: на многие улицы Сетры запрещен въезд машинам. Пусть владельцы оставляют их подальше, пройтись несколько сот шагов до гаража очень даже полезно людям, которые так привыкли к машинам, что скоро, кажется, совсем разучатся ходить.

Между прочим, дома в Сетре не выше пяти этажей. Почему? Городской архитектор пояснил:

— Мы хотим, чтобы матери, выглянув в окно кухни, могли увидеть своих детей простым глазом, без бинокля. А если говорить серьезно, то мы стремимся, чтобы жители Сетры находились как можно ближе к природе, чтобы они слушали шум леса и пение птиц. После работы на современных предприятиях, где человек весь день перенапрягается, ему нужно отдохнуть от грохота машин, от запахов гари. В больших городах этого добиться трудно. Нам тоже не все удается, но мы стараемся.

В Сетре много кооперативных домов, построенных на средства рабочих. Новый район удален от центра города, зато тут дешевле земля и можно ставить дома не так тесно.

Новая школа в Евле была оборудована беднее, чем образцовая школа столицы. В классе иностранных языков и в помине не было кабинок и индивидуальных магнитофонов.

Кажется, рассказывая о шведских школах, я забыл упомянуть, что до шестого класса ребята сидят на одном месте, на своих постоянных партах. С седьмого и до окончания школы они кочуют из кабинета в кабинет. Все учебники и тетради старшеклассники кладут вместо парты в особые шкафчики при раздевалке, куда и наведываются на переменах.

На кухне школы в Евле, где как раз шел урок домоводства, мальчиков было, пожалуй, даже больше, чем девочек. Повариха объяснила мне, что сегодняшнее засилие мужского пола возле кухонных плит явление, в общем, не типичное. Просто некоторые джентльмены довольно долго уклонялись от священнодействия над овсяной кашей и картофельным пюре, а сегодня их предупредили, что дальнейшее отлынивание может кончиться плохо. Ну, вот они и поспешили облачиться в фартуки...

— Видите ли, теперь в очень многих семьях работают оба, муж и жена, — добавила повариха, — так разве это справедливо, чтобы муж, вернувшись с работы, садился к телевизору или читал газету, тогда как жена тотчас берется за стряпню? Пусть готовят оба по очереди! Мы заранее и приучаем к этому.

Кстати, в школьных мастерских возле автомашины, поставленной над ремонтной ямой, возились и мальчики, и девочки. А что? Раз кухня перестала быть женским делом, то почему пачкаться в машинном масле должны одни мальчишки? И если классы иностранного языка в Евле были беднее стокгольмских, то школьные мастерские тут даже богаче столичных. Ведь многие выпускники пойдут из школы прямо на заводы, и их надо хорошо к этому подготовить.

В детском саду тоже оказалась своя мастерская для тех малышей, у которых руки просят работы. Там стоял маленький верстак и было все, что нужно для вырезывания, склеивания, крашения. Посредине комнаты красовалась кривобокая шаткая табуретка.

— Это сделал Пер, — с гордостью сказала воспитательница. — Ему еще нет шести лет.

Но ведь он, наверное, орудовал теми инструментами, которые обычно весьма бдительно прячут от малышей? Да, это так, согласилась воспитательница. Но она считает, что в шесть лет способный мальчуган должен справляться с пилой, молотком и гвоздями. Он, конечно, может ударить молотком по пальцу вместо гвоздя. Однако при этом малыш научится все же чему-то полезному, хотя бы осторожности. А расшибить голову можно ведь и о край стола, причем без всякой пользы...