Сакрализация личности и власти короля

Сакрализация правителя, связанная с его «особостью», играла значительную роль в средневековом мире Европы. В Скандинавии она отмечается достаточно рано, уже тогда, когда малые короли достигали возвышения над массой народа в стратифицированном, но еще родо-племенном обществе. Это представление было частью «коллективного бессознательного», отражавшего языческое религиозное одушевление власти. По мере развития средневекового общества и его христианизации сакрализация правителя оказалась заимствованной и усвоенной политическим сознанием¹.

Согласно «Песни о Риге», король не только получал свою власть от одного из высших богов языческого пантеона, но и происходил непосредственно от бога и им же был наделен сверхъестественными свойствами и умениями. Говоря иначе, на короля в эпоху викингов распространялось свойственное язычеству представление о всеобщности божественного, — не только о пронизанности им всего земного, но об их взаимном слиянии. Король для скандинава, согласно этому выработанному идеалу, — земное воплощение бога. Он красив и светловолос, статен и силен. Он — олицетворение и носитель судьбы, «фортуны», удачи или неудачи племени, народа, всей страны. Судьбоносность — часть достоинства правителя.

Судьба, вера в нее, как нам уже известно, играли очень большую роль в представлениях скандинавов. Но судьба — не абсолютное предначертание, на нее можно влиять, ухудшать или исправлять ее. И если речь идет о судьбе общества, то здесь очень важную, подчас решающую роль могут сыграть действия государя. Если король лично задабривал богов, например, на пире совершал в их честь возлияния или во время праздника приносил им жертвы, удача его народа возрастала. На мой взгляд, такой ритуал — наследие жреческих функций вождя. Подтверждение этой мысли можно найти в «Саге об Инглингах», где перечислены короли, принадлежащие к этому роду, который возводится к богу (Ингви-Фрею или Одину), а пятнадцатый по счету легендарный король Инге назван в саге жрецом.

В сагах и скальдических песнях короля называют «приносящий урожай», «приносящий счастье». Король дает людям пищу и как бы распределяет жизненные средства: «Ньерд дарует людям урожайные годы и богатство», — говорится в «Саге об Инглингах» об одном из древних конунгов свеев (гл. IX)². Здесь Снорри как бы объединяет удачливого конунга и бога плодородия.

В «Саге об Эгиле» (гл. III) знатный человек из округа, где малым конунгом был некий Аудбьярн, отказался сражаться на его стороне против короля Харальда (тогда еще Косматого), говоря: «У Харальда немалый груз счастья, а у нашего конунга нет даже полной горсти его». И тело, и кровь короля могли принести благополучие. Не случайно — согласно легенде — в языческие времена тело «урожайного» короля Хальвдана расчленили, дабы похоронить в разных областях Норвегии («Сага об Инглингах», гл. IX). В «Саге об Олаве Святом» рассказывается, что кровь этого короля после его гибели исцелила человека от слепоты (гл. CCXXXVI), а в «Саге о Ньяле» повествуется, что кровь того же Олава Святого, «принявшего славный венец мученичества», попала на сломанную руку мальчика и рука сразу срослась (гл. CLVII; см. также гл. XXXXIII). Описываются и другие чудеса Олава Святого, обнаружившиеся после его кончины. Еще и в первой половине XIII в. король Дании Вальдемар II Победоносный считался в народе «человеком фортуны» и целителем. Когда он проезжал на своем коне, люди сходились к пути его следования, прося государя взять на руки их детей и проехать по засеянным полям, чтобы дети росли здоровыми, а поля плодоносили.

«Сага об Инглингах» (гл. XV) рассказывает об одном короле из этого рода, который был принесен в жертву богам во имя всеобщего процветания народа. Когда однажды из-за жестокого неурожая на земле свеев наступил голод и обычные жертвоприношения не помогали, знать предложила принести в жертву тогдашнего конунга Домальди, что и сделали воины, возможно, его же дружинники. «Так бывало всегда в давние дни, — говорится в этой саге (гл. XIII), — что воины окрашивали землю кровью своего господина, а население страны окровавило оружие, умертвив Домальди, ибо желавшие хороших урожаев свеи принесли его в жертву».

Эти факты не только подтверждают то, что нам уже известно о верованиях и религиозных обычаях древних скандинавов. Здесь проявляется представление как бы о «служебной роли» короля по отношению к народу. И вместе с тем очевидно, что творящая королей воля народа в Скандинавских странах вообще весьма причудливо сочетается с особым положением короля над обществом. Последнее обстоятельство подтверждается и похоронным ритуалом. Уже малых королей хоронили особенно торжественно, в корабле, в богатом одеянии. Над местом захоронения насыпали «великий курган». Такие курганы и сегодня можно наблюдать около Свейской Упсалы или в Норвегии; так, курган одной из правительниц Южной Норвегии (Вика), вероятно из рода Инглингов, достигает 15 м в высоту и 100 м в поперечнике. Процедура похорон по общему обычаю увенчивалась особенно пышной тризной — пиром, на котором родичи и приближенные короля адресовали покойному хвалебные речи, скальды — торжественные хвалебные песни. А Свейн Вилобородый на поминальном пире по отцу поклялся отомстить его убийце.

В «Саге о сыновьях Харальда Гилли» (1130—1136) говорится, что им [сыновьям] подчинился весь народ, потому что их отец прослыл святым, т. е. предполагалось, что они унаследовали его благодатные свойства. Таким образом, с принятием скандинавами христианства божественность природы и власти монарха была подтверждена, а сама эта идея дополнена, развита и получила реализацию, в частности в ритуале помазания.

Не случайно все первые местные святые в Скандинавии — это монархи, погибшие насильственной смертью, обожествление которых происходило уже в рамках христианской веры. В сагах ими являются короли-крестители или те из королей и вообще правителей, кто признан мучениками за веру. В целом при чтении саг, в том числе королевских, создается впечатление, что при всех признаках сакрализации правителей, возникших как в древности, так и позднее, в целом скандинавы относились к ним достаточно реалистично. Очевидно, что эти две позиции — воля народа, творящая королей, и их, королей, особое над обществом положение — в Скандинавских странах сочетались весьма причудливо.

Примечания

1. Ср. обобщение в кн.: Хачатурян, 2006/1.

2. Об удаче короля см. также: КЗ. С. 538.