Дружина короля как институт власти и ее этика

При всех преувеличениях саг и скальдической поэзии, все же несомненно, что могущество короля-викинга во многом, а нередко и главным образом зависело от его дружины.

Как уже говорилось, в эпоху викингов самые важные воинские функции были сосредоточены в руках высших слоев скандинавского общества. Входивший в них профессиональный воинский контингент составлял как бы особую социальную страту, к которой принадлежали дружины королей и знати. Кроме того, именно дружинники были наиболее организованными и профессионально подготовленными представителями военного контингента.

Судя по сагам, дружина-хирд, фирд (др.-исл. herðn)¹ в эпоху викингов была не только «личным военным сопровождением» королей и знатных людей, она была основой их военной силы и поэтому играла столь большую роль в борьбе за власть и влияние тогдашних правителей разного ранга, что ее трудно переоценить и о ней следует поговорить особо.

«Сага о Харальде Серая Шкура», события в которой относятся к X в., рассказывает, что тогда «конунгов было много и у каждого была своя дружина»². Дружинников тщательно отбирали и проверяли «в деле», ценили, поощряли. После того как противники заключали временный мир, дружинникам могли предоставить некий отпуск³. Каждый хёвдинг или херреман, имевший дружину, был для нее и для окружающих «дроттин» — высокодостойный (hedwaerða) господин, патрон, сеньор. Эта позиция постепенно превратилась в звание-титул, которое считалось очень высоким. Например, в Дании и Швеции, согласно Снорри, только с появлением единого (верховного) короля титул «дрот», «дроттин», «дроте» стал цениться ниже конунга, заняв второе место в иерархии верховной власти⁴.

В сагах дружине уделено немало места, правда, не столько дружинным порядкам, сколько самим дружинникам-хирдманам, отношениям воинов со своим патроном и их высокому положению в обществе⁵.

Как можно убедиться, знакомясь с «Сагой об Олаве Святом» (гл. XVI, XVII, LVIII), у конунга было как бы две дружины. Первая, или «верхняя» дружина, собственно хирд, была боевым отрядом короля, его гвардией, охраной и состояла из особо доверенных людей. Не случайно др.-исл. herön могло означать также окружение, двор короля или знатного человека. Воина из верхней дружины называли хирдман или тегн (þegn, thegn, ср. англ.-сакс, «тэн») — архаическое слово, обозначение свободнорожденного и знатного человека; в эпоху викингов это ближние подданные. И дружинник-тегн относился к ближайшим людям короля, именно тегны получали все главные назначения — военные, административные, дипломатические. Тегн обычно имел землю или наделялся ею в служебном порядке. Как правило, это был знатный человек, но к XIII в., в результате взаимного истребления знати в ходе междоусобиц, особенно в Норвегии и Швеции, в среду старших дружинников попадали и люди из верхушки бондов — хольдов (норв.) или стурбондов (шведск.).

«Нижняя», вторая дружина состояла преимущественно из дренгов, т. е. как бы «помощников», «прислуживающих», порученцев короля. Их частно называли «гости», но также «фелаги»⁶. Дренгов было вдвое меньше, чем хирдманов, и они получали половинную по сравнению с хирдманами оплату, т. е. были значительно менее привилегированными. Их не нужно путать со слугами, в том числе с охранниками — хускарлами и свенами, которые могли выполнять обязанности и рядовых воинов⁷, особенно у хёвдингов и богатых бондов. В случае надобности дренги присоединялись к хирду.

В сагах можно также найти сведения о наемных отрядах, которые использовались в критических ситуациях, возникавших в моменты схваток за власть или с соседними областями, позднее странами. Но подробностей обо всех этих людях и их службе немного. Основное внимание уделено хирду.

Снорри в «Младшей Эдде» пишет, что дружинники и «старшие среди домашней стражи», т. е. внутренней охраны, состоявшей непосредственно при особе короля, в кеннингах зовутся «внутренней дружиной» или «охранниками...»⁸, а также «охранниками вождя» и «дружиной». Возможно, к числу доверенных воинов относились и те, кто караулил оружие (ср.: «Беовульф», ст. 400). Плата таким дружинникам зовется «жалованьем» либо «даром правителя», иногда — «вознаграждением внутренней дружины»⁹.

Древнеанглийская песнь «Битва при Мэлдоне» говорит о войске и отдельно — о личной дружине вождя. В тяжелый момент битвы звучит призыв: «...сила иссякла — сердцем мужайтесь!» Тем более что «...судьба от смерти / того спасает, / кто сам бесстрашен!» и «Уж лучше воину уйти из жизни, чем жить с позором!» (ст. 318, 574—575, 2889—2890). Другая песнь, «Битва при Финнсбурге», утверждает, что при нападении врага на защиту вождя прежде всего должна встать его дружина (ст. 10—17):

...Вы вставайте, / воины, просыпайтесь,
снаряжайтесь, мужи, / о дружине порадейте.
Поспешайте в сражение, / неустрашимые, бейтесь!
Пробудилась тогда / добродоблестная дружина,
златосбруйные встали / знатные мечебойцы
у дверей на страже / ратники великолепные
с мечами, сильные...

В доме (соседнего?) «фризского короля» 60 его дружинников «...пять рубились дней, / и не пал, не попятился / ни единый из верной / стражи у дверей» (ст. 43—44).

Если дружина малого конунга могла состоять примерно из 10 воинов¹⁰, хотя иногда и большего числа, то старшая дружина «главного» насчитывала не менее 60 воинов, а подчас и сотню, и много более.

При необходимости король мог увеличить дружину. В морских походах число дружинников зависело от размера корабля. В «Саге об Олаве Святом» сказано, что на его корабле была «отборная дружина» — 100 человек в кольчугах и вяленых шлемах, с которой он ходил в походы. На их шлемы белой краской было нанесено по два креста. Перед каждым боем, которых было много на его пути к власти, Олав совершал молебен. В «Пряди об Эмунде», где говорится о норманнах на службе у Ярослава Мудрого, в частности, указано, что в его «варяжской дружине» было 600 воинов — целая армия отборных бойцов; речь, несомненно, идет, скорее всего, о наемных воинах, а не о собственно дружине. На 30 кораблях Ингвара Путешественника, которые вели командиры-кормчие (стюриманы), могло разместиться от 500 до 1000, а в случае надобности и 1200 воинов¹¹, однако такая армия подчас собиралась для большого ледунга, так что и здесь авторы, вероятно, завышают численность участников похода.

Каждый дружинник должен был отлично владеть воинским искусством. Желая быть принятым на службу к королю св. Олаву, герой «Пряди о Тормоде» говорит о себе, что в свои 30 лет он убил уже шестерых людей и тем самым доказал, что может за себя постоять. Дружинники короля поддержали его просьбу, и Тормод стал сопровождать короля в его походах¹². Один из превосходных воинов Гуннар «сын Хамунда жил в Хлидаренди на гряде Фльотсхлид». Он был «рослый, сильный и очень искусный в бою. Он рубил мечом обеими руками и в то же время метал копья, если хотел. Он так быстро взмахивал мечом, что казалось, будто в воздухе три меча. Не было равных ему в стрельбе из лука, он всегда попадал без промаха в цель. Он мог подпрыгнуть в полном вооружении больше чем на высоту своего роста и прыгал назад не хуже, чем вперед. Он плавал как тюлень. Не было такой игры, в которой кто-либо мог состязаться с ним. О нем говорили, что ловкостью он превосходит всех». Красивый, светлокожий и светловолосый, он ко всему прочему «прекрасно знал правила обхождения, был вынослив, щедр и сдержан, верен в дружбе и строг в выборе друзей. Много у него было всякого добра»¹³.

Этот великолепный образ хирдмана, искусно и, я бы сказала, любовно выписанный Снорри, дает представление об идеале мужа-воина, выработанном в сагах и поэзии эпохи викингов — по сути рыцаря. Конечно, этот образ является собирательным, хотя и соотнесен с некими реальными прототипами. Дела викингов показывают, что с правилами обхождения и сдержанностью дело у них обстояло сложно, но воины они действительно были превосходные. Очевидно также, что дружинники были именно профессиональными воинами, что важно для понимания методов удержания власти в тех местах и в те времена.

В исполненной дружинных, в сущности рыцарских мотивов поэме «Беовульф» ярко описана не только «модель» хирдмана, его поведения и отношений с вождем, но и выражен этос дружины. Дружина гёта Беовульфа, пришедшая вместе с ним на помощь данам, — это «герои гаутские». Когда вождю угрожала опасность, «...к нему на выручку / поспел дружинник: /...знатный родом, / известный мужеством, / силой и ловкостью». Здесь и (повторяющийся) мотив битвы в самом дворце вождя: «Иногда в чертогах сражались с врагами, / нежданно нагрянувшими»; а после победы в этих же чертогах вместе пировали обе воевавшие дружины — датчан и пришедших им на помощь гаутов (ст. 206, 480—490, 760—770 и др.).

Большой позор, продолжает поэма, если дружинник, струсив, бросает конунга (ст. 2595): «Уж лучше воину / уйти из жизни, чем жить с позором» (ст. 2889). А вот слова, вложенные автором песни в уста самого хирдмана (ст. 2650):

...Бог свидетель,
уж лучше мне / в пламени навеки сгинуть,
владыку спасая, / чем ждать в укрытии!
Бесчестно было бы / нам, щитоносцам,
вспять обратиться, / не испытавши
врага железом, / не встав на сторону
правителя... / Не должным образом
вождю мы платим / за прежние милости,
коль скоро конунг, / покинутый гаутами,
гибнет в битве! / Да будет щит мой
и меч в сраженье / ему подспорьем!

В «Саге о Магнусе Добром» (гл. VII) потеря дружинником своего вождя предстает большим горем, нежели потеря мужем любимой жены. Данный эпизод (о нем в другой связи уже шла речь выше) выглядит следующим образом. Возвратясь из дальней поездки, воин-дружинник и скальд Сигват внезапно узнает, что в битве при Стикластадире погиб его патрон, норвежский конунг Олав, будущий Святой. Как раз в это время Сигват проезжал мимо одного поселения и, услышав, как некий муж убивается по покойной жене, сказал такую вису:

За любовь немало / Платит тот, кто, плача,
Слезы гнева твердый / Смерть жены не в силах
Снесть, сам смерти ищет. / Но, вождя утратив,
— Много горше наша / Скорбь, — уронит воин¹⁴.

Творцы саги проявили немалый художественный талант, создав этот эпизод, в котором горе и слезы овдовевшего мужа, обычно «твердого», призвано оттенить горе дружинника — воина, потерявшего вождя, которому он служил и был предан.

Образное наименование дружинников «щитоносцы» является не случайным. Дело в том, что, согласно принятому тогда оборонительно-наступательному построению войска в бою, воины, окружив вождя, устраивали как бы сплошное прикрытие из щитов вокруг него, над ним и над собой¹⁵ (см. также выше, о построении ополчения).

В той же поэме о Беовульфе говорится, что за воинский подвиг вождем обещана дружине награда (ст. 611). И действительно, король данов дарует вождю-победителю «знак победный — ратное знамя, стяг златовышитый, и шлем с кольчугой... [и] меч знаменитый...». Называются и такие награды, как «четыре златозарных сокровища» и «восемь коней в роскошных сбруях», на первом из них надета «ратная упряжь», и т. д. ...«Дары такие принять не стыдно... Никто не скажет, что плата нещедрая». Не только Беовульфа одарил король, но и все воины его дружины, которую он привел с собой, получили «цену крови» — богатые подарки (ст. 1020—1050).

Король награждает воинов «золотыми (формованными?) пластинами и несметной казной» за выигранную битву. Но сам Беовульф говорит, что его счастье лишь в благосклонности вождя, и обращается к тому с проникновенными словами: «ты родня мне...» (ст. 1590, 2100 и сл.), «отец родной» (ст. 1470—1480). И король неплохо оплатил преданность Беовульфа. Поэтому, говорит Беовульф, «...за все достояние, / дом и земли (!) / ему платил я / клинком, сверкавшим / в работе ратной» (ст. 2490). Соответственно, и конунг «казны не тратил на слабых ратников» и изменников; но «стать не может изменником доброчестный!» (ст. 2490, 2559, 2600).

Саги свидетельствуют о том, что нередко во время пира вождь-конунг не только одаривал участников победоносного сражения кольцами (не случайно один из кеннингов конунга — «кольцедаритель», ст. 2245), но и «раздавал» шлемы, кольчуги — «наряды сечи», а также мечи. Измена и трусость карались изгнанием из дружины, и тогда «не будет даров сокровищных, / нарядов ратных, / ни радостей бражных; / и вы / утратите, землевладельцы (!), / наделы наследные (!)». Так что «уж лучше воину уйти из жизни, чем жить с позором!» (гл. 39).

О том, что король устраивает пиры, где веселится вместе с дружинниками, и возит их с собой «по пирам», не раз упоминалось выше. Король жаловал и вещи «со своего плеча», что, вероятно, считалось весьма почетным даром. В «Саге о Магнусе Голоногом» дружинник перед битвой просит короля отдать ему свой плащ, поскольку он давно уже не получал от короля хороших подарков. И когда король отдал ему плащ, дружинник применил хитрость. Он накинул королевский наряд и поскакал с небольшим отрядом в сторону. Противник же, думая, что на коне сам король, погнался за ними, что помогло тому королю выиграть битву (но чуть не стоило жизни самому дружиннику)¹⁶. Так ненавязчиво преданный воин помог своему королю.

Безусловная верность вождю, беззаветная отвага, высокое воинское искусство, стремление отличиться и получить благодарность вождя, а также весьма значительные материальные награды, в том числе «наделы наследные», за которые опять же следует отплатить безупречной воинской службой, — такими выглядят этические установки дружинников и их отношений с конунгом или другим вождем, например ярлом. При этом дружинники — это, согласно «Беовульфу», «герои-сородичи» (ст. 720—730), поскольку они входят в дружинное братство по оружию, а также в круг тех, кто носит высокий статус людей, близких к «телу короля». Нет сомнений, что среди них были и кровные родичи.

Король практически не расстается со своей ближней дружиной-тегнами. Верные воины всегда при короле и в сражении, и в мирные дни, и на охоте, и на пире. Дружинники — это не просто сподвижники короля, ведь в конечном счете сама его жизнь у них руках. Естественно, что он подбирает ближних воинов, внимательно приглядываясь к кандидатам, тщательно оценивая их личные качества, а затем выстраивает отношения со «своими верными», исходя из их служебного рвения и своих симпатий.

Несомненно, что король строит отношения с дружиной не только в меру своего такта, знания людей и понимания их настроений. Во многом эти отношения зависели от его щедрости, способности хорошо награждать за службу и проводить с дружиной много времени, не отдаляясь от нее, дабы воины чувствовали себя соратниками вождя. Эти отношения старались укрепить еще до вступления на престол, например в положении наследника. В поэме «Беовульф» этот мотив отражен следующим образом (ст. 19—23):

...с детства наследник
добром и дарами дружбу дружины
должен стяжать, дабы, когда возмужает,
соратники стали с ним о бок,
верные долгу, если случится война,
ибо мужу должно достойным
делом в народе славу сыскать.

Все эти приемы, так ярко отраженные в поэзии начала и середины эпохи викингов, находят полное подтверждение в сагах — вплоть до конца эпохи, перерастая уже в этос рыцарский.

По сагам легко проследить, что король любил собирать в своей дружине отличных молодых воинов, которые происходили из знатных и состоятельных семей¹⁷, аза службу получали и «наследные» (!) владения. Многие из них «вошли в сагу». Герой пряди «Сон Торстейна сына Халля», чье действие относится к 30-м гг. XI в., является дружинником короля Магнуса Доброго. Знатный дружинник фигурирует в пряди «О Халльдоре сыне Снорри»¹⁸. Ее главный персонаж Халльдор в 1034—1042 гг. служил в наемной варяжской дружине при византийском императоре. Как известно, у императора были две такие дружины: одну называли викингами, другую, которую император нанимал у русского великого князя, называли верингами, т. е. варягами. Точнее следует сказать, что первая дружина — это викинги, которые были дворцовыми дружинниками, т. е. императорской гвардией, телохранителями; вторая — это «полевые варяги», т. е. части действующей армии¹⁹. Скандинавы, более всего шведы, служили в обеих частях. Халльдор служил среди полевых верингов, предводителем которых был Харальд сын Сигурда Свиньи, будущий норвежский король Харальд Суровый (1015—1066, король с 1045 г.) — тот, который позднее добился руки Елизаветы (Эллисив), дочери Ярослава Мудрого, а по матери внучки шведского короля Олава. Так вот, этот дружинник Халльдор был из богатой и знатной семьи, его отцом был известный Снорри Годи. Он ходил во многие походы по Средиземному морю, а также к «сарацинам»²⁰ и собрал много сокровищ²¹. В «Саге о Харальде Суровом» сказано также, что Ярослав Мудрый «хорошо принимал всех знатных скандинавов»; на службу к себе, в том числе дружинную, он охотно брал людей именитых.

Правда, в «Саге о сыновьях Харальда Гилли» говорится об одном очень смелом и достойном дружиннике — «сыне бонда», что, видимо, в данном случае означает его простонародное происхождение. Тот факт, что это особо подчеркивается в саге, возможно, свидетельствует о его нетипичности. Несомненно, что в дружинах знати были незнатные воины, но, заслужив известность как викинги или своей службой в ином качестве, эти люди переходили в более высокую и почетную категорию. А принадлежность к королевскому хирду уже сама по себе делала воинов влиятельными людьми. «Сага о Названых Братьях» и «Прядь о Тормоде» позволяют проследить один из вариантов карьеры воина при королевском дворе. Согласно «Пряди о Тормоде» (см. выше), король, познакомившись с Тормодом, сказал, что «такой человек, как ты, подходит для того, чтобы ездить по моим поручениям». Это положение дренга. Между тем в «Саге о Названых Братьях» Тормод фигурирует уже в качестве хирдмана, но у другого короля — Олава Харальдссона. И сага говорит о Тормоде как о дружиннике знатного рода, преданном своему патрону. Так, когда король Олав сын Харальда был в изгнании, Тормод сопровождал его, а впоследствии участвовал вместе с ним в битве при Стикластадире, где они оба погибли.

Король был патроном своих воинов и болезненно воспринимал оскорбления, наносимые его дружинникам. Когда одного из хирдманов норвежского короля избили приехавшие исландцы, король распорядился им отмстить так, чтобы тем «было неповадно бить моих людей»²².

В «Саге об Олаве Святом» есть еще одно подтверждение того, что хирдманы и дренги получали регулярную и нормированную плату. Дружиннику могли платить до марки золота²³, что было большой суммой; неясно только, по какому принципу — за определенный срок службы, за место в дружине или за некое деяние. Хотя дренги получали вдвое меньше хирдманов, однако в большинстве случаев, как можно понять из некоторых эпизодов, они также получали подарки, т. е., говоря современным языком, жили не на одну зарплату. Кроме того, король за хорошую службу или особую услугу щедро награждал дружинников, обычно после успешной битвы или при их отъезде, например, дарил золотые кольца и запястья, дорогую одежду, даже корабль.

К тому же дружинникам, ходившим в походы со своим королем или самостоятельно, включая грабительские походы, доставалась часть военной добычи. В «Пряди об Эймунде» говорится не только о богатой добыче и богатых дарах дружинникам, но и о договоре с ними, по которому каждому воину следовал эйрир серебра, а рулевому дополнительно еще ½ эйрира. Плата могла быть и мехами — бобровыми, соболиными шкурками, очень дорогими.

Договор заключался на 12 месяцев. Но вообще сроки дружинной службы были разные. Они зависели, видимо, от ряда причин: от договоренности с патроном, от каких-то неотложных дел дружинника, от отношений между ним и патроном или прочими дружинниками, от обычая. Так, главный персонаж «Саги об Ароне сыне Хьёрлейва» прослужил в дружине конунга почти 30 лет²⁴. Будущий король Дании Свейн Эстридсен (1047—1074) в молодости провел на военной службе у шведского короля 12 лет²⁵. В сагах описано немало случаев, когда король отпускал молодого воина после одного или нескольких лет службы в дружине, если у того возникали некие обстоятельства, требующие его отъезда. Иногда король просил воина вернуться после устройства своих дел обратно в дружину. Часто, если хирдман приходился правителю по сердцу, он при отъезде получал хорошие подарки. Так было, например, с юным Олавом Павлином, когда он отпросился навестить деда. Если же приглашенный королем в его дружину воин отказывался от предложения продолжить службу без веских причин, правитель приходил в бешенство и мстил строптивцу.

Своих дружинников король отпускал и «подработать на стороне», например сходить в викинг или в торговое плавание.

Саги неоспоримо свидетельствуют, что дружинники регулярно торговали. «Сага об Эгиле» (гл. LXXIII) повествует о сыновьях Болли — Болли и Торлейве, которые, загрузив корабль товарами, ездили по Балтийскому морю, торгуя там и сям, а потом, когда поступили в дружину к норвежскому королю, продолжали время от времени торговать то в Дании, то в других местах. Потом Болли на своем корабле прибыл в Миклагард (Константинополь), вступил там в варяжскую дружину и прослужил в ней много лет, даже стал «рыцарем»²⁶. Иллуги сын Ари с Дымных Холмов, из состоятельной и влиятельной семьи, стал дружинником у Олава Святого и одновременно много ездил по торговым делам, в том числе привозя в Исландию «лес для церквей и жилья»²⁷. При том же Олаве Святом служил дружинником, несмотря на свою «ужасную репутацию» (?), некий Торгейр. Он имел свой корабль, про который сказано, что осенью, «как обычно, корабль втащили на сушу, в сарай». Товары с него перегрузили на берег, а сам Торгейр отправился в поездку по побережью со своими людьми, по пути торгуя. В походы на своем корабле он обычно уходил со щитом, копьем и секирой²⁸. Дружинником того же знаменитого короля был и «гренландец Скув... известный купец» (!)²⁹. В сагах можно встретить и такое упоминание: «Торд ездил по торговым делам, был дружинником Магнуса Доброго и вообще уважаемым человеком»; позднее из уважения к нему конунг Магнус Добрый (1035—1046) взял в дружину и его недалекого брата Торда («Прядь о Хрейдаре»)³⁰.

Некоторые торговые предприятия входили в обязанности дружинников. Сведений об этом совсем немного, но они показательны. Так, поскольку тот же (упомянутый выше) Халльдор сын Снорри чрезвычайно успешно торговал, «король дал ему корабль за [эту] службу»³¹.

Знаменитый Ингвар Путешественник «стал выше других хёвдингов в Свитьоде» благодаря тому, что для короля Олава Шведского собирал дань в Восточной Прибалтике, для чего плавал туда на трех кораблях. А торговля с финнами была привилегией норвежских королей, и дружинников посылали на досмотр кораблей, которые приплывали к финским берегам. При этом некоторые, например Эйнар Муха, ездили по этому поручению на боевых кораблях. Один из дружинников конунга оказался предателем: он однажды подсказал незаконно торговавшему с финнами купцу, как спрятать товар от досмотра, за что получил от него в подарок «двух чистокровных кобыл рыжей масти с белыми чулками»³². Сегодня это называлось бы «нарушением служебных полномочий за взятку»!

В хирде существовала и некая внутренняя иерархия. Например, особо говорится об ответственном лице на корабле Харальда Прекрасноволосого — «впередсмотрящем»; о носителе стяга — знаменосце, роль которого была особенно велика, почетна, но и опасна во время битвы³³. Украшением дружины были поэты-скальды, многие из них неоднократно ходили в викинги, служили в дружинах королей, подчас переходили от двора одного конунга ко двору другого, особенно если это были малые конунги. Скальд в дружине конунга Харальда Косматого (еще не успевшего стать Прекрасноволосым) сидел на почетном месте подле короля³⁴.

В «Младшей Эдде» Снорри пишет, что «дружинники конунгов приносили клятву верности» и такую же клятву приносили своим патронам дружинники и «домашние стражи» ярлов, малых конунгов, вообще хёвдингов³⁵. Скорее всего, все это происходило в соответствии с обычаем.

По обычаю же дружинники чаще всего жили и питались в доме патрона, присутствовали на всех его пирах, воевали, закрывая его своими щитами и телами во время сражений, собирали подати и дани. Во дворце короля был особый «дружинный зал», где воины «стражу держали», возможно караульное помещение. Дежурная охрана короля укладывалась спать на лавках в палате для пиршеств — в непосредственной близости от спальни короля³⁶, прочие — в другом здании, в особой спальне. Дежурные дружинники следили также за тем, чтобы прибывшие к королю люди являлись пред лицом государя без оружия, оставляя его при входе³⁷. Таким образом, хирдманы-тегны делили с конунгом и жилище, и мирный пир, и жестокие битвы, и административно-фискальные обязанности.

Судя по «Пряди о Халльдоре сыне Снорри», хирдманы первыми усваивали придворные порядки, в частности пиршественный обычай: «пить здравицы из рога и прочее, что подобает делать». На пиру во время йоля объявляли имя того, кому предстояло пить из штрафного рога, сидя при этом на соломе (т.е. на полу). В сагах неоднократно говорится о том, что дружинники были хорошо, по моде одеты, чему скандинавы придавали большое значение; особенно роскошными были их праздничные одеяния и оружие. Весь день дружинники находились в распоряжении конунга. К «распутным женщинам» бегали по ночам. В отношении друг друга они не должны были допускать жестокости. «Сага о Битве на Пустоши» свидетельствует, что у варягов в Византии был даже обычай казнить того, кто попытается покуситься на чужую жизнь во время игр и соревнований между ними. Так ли обстояло дело в самой Скандинавии — по сагам судить невозможно.

Вследствие социального отбора в среде дружинников было немало родичей, свояков и хороших знакомых, что способствовало сплачиванию дружинного братства. Несомненно, среди них существовало и соперничество. Все, сказанное о дружине верховных правителей, пусть в иной мере, относится и к дружинникам знатных людей.

Дружинный менталитет, так ярко выраженный в поэзии и сагах, был характерен в первую очередь для тегнов, членов относительно стабильной верхней дружины, которая рассматривала себя как некое, прежде всего воинское братство, традиции которого были так сильны у германцев. Но это было также и братство ближайшего королевского окружения. Король считал их «своими людьми», что одновременно и означало его ближайший круг. Именно из таких «своих людей» обычно отбирал он и советников, и доверенных лиц, и администраторов.

При всей декларируемой верности дружины по отношению к своему патрону, она, несомненно, несла на себе и пороки своего времени. Одним из них было пьянство. Например, в «Роскилльской хронике» (гл. XIV) сохранился рассказ о том, что норвежские королевские дружинники, которым была поручена охрана важного пленника, напились до такой степени, что того выкрали друзья.

Дружина, несомненно, представляла собой комбинированный по функциям институту со своими обычаями и ритуалами. Но сведений о ее институциональном оформлении в сагах нет. В поэме о Беовульфе упоминается «дружинная казна» (букв. «часть [доля] меченосцев»), которую вместе с достоянием «кольцедарителя» — конунга, теми же «пластинами золота», прячут близкие люди; а чтобы лучше все сохранить, произносят над кладом заклятие (ст. 2241 и сл.). Лишь в 70-х гг. XIII в. королем Норвегии Магнусом Исправителем Законов был принят «дружинный устав» — хирдскра. Скорее всего, подобно всем тогдашним корпоративным уставам, хирдскра во многом опиралась на уже выработанные традиции. Однако времена были уже другие...

Служить королевским дружинником было почетно, такая служба являлась отличной рекомендацией не только для молодого человека. Очевидно, что служба королю органично соединяла в себе военную, административную и финансовую деятельность. Именно дружина играла огромную роль не только в укреплении военной организации тогдашнего общества и положения правителя, но и в создании того, что мы называем государственной службой, которая тогда, в период сложения государства, находилась еще в элементарном состоянии, и в придворной жизни. Фактически дружинники были ближайшими вассалами короля и нередко держателями владений in capito — непосредственно от главы [государства]; они входили в его двор, в его ближний круг и поставляли кадры служилой знати; не случайно термин «хофман», «ховман», букв. «придворный», толкуется так же, как «воин», «рыцарь». В саге описывается, например, такой случай. Состоятельный дружинник-норвежец Бард, умирая, завещал все свое наследство, а также жену и сына своему другу Торольву. Тот принял наследство — землю и добро, женился на вдове. В результате он стал управлять округом-фюльком, затем стал лендрманом — вошел в состав высшей служилой знати³⁸. Вхождение в высшую элиту благодаря не только славе и богатству, добытым в викингах, но и вследствие усердной и разнообразной службы королям и хёвдингам, как и удачный брак, пролагали путь в ряды служилой знати столь же верно, как родовитость и унаследованное богатство.

Как институт власти дружина выполняла важные военные, фискальные, торгово-хозяйственные, контрольно-административные и, видимо, различные другие функции, которые возникали вместе с системой организации государства. При этом на королевской службе оказывались знатные молодые люди, которые, как мы увидим далее, зачастую постепенно превращались в местных начальников, но уже назначенных или настоятельно рекомендованных тингу королем, т. е. становились служилой знатью. При этом сохранялись патерналистские традиции, когда прочная связь между дружиной и королем строилась по принципу семейно-родовой связи — отношений между pater familias и его детьми и домочадцами.

Мне представляется, что, судя по материалу о хирде, служилая знать не просто сменяла знать родовую, а преимущественно (хотя и не полностью) сливалась с ней, точнее, с ее частью. При дальнейшем изложении этот вывод, как мне кажется, будет подтвержден.

Примечания

1. Ср. англ.-сакс. fierd. Существует предположение, что это наименование произошло от глагола fara, fera — «передвигаться», «путешествовать». Но к VII—VIII вв. это уже «вооруженная экспедиция», отряд, возглавляемый королем или по его приказу иным знатным человеком, обычно — относительно стабильная дружина.

2. КЗ. С. 89. О дружине ярла см., например: ИС II:2. С. 271.

3. См., например: Сага о Греттире. Гл. 156.

4. КЗ. С. 19. Согласно «Хронике Эрика», дроте в Швеции занимал первое место при королях еще в XIV в.

5. См., например: ИС I. С. 34, 36, 42, 45, 46, 275—276, 448.

6. Gestir — букв. «гости»; felgi, felagi — сотоварищи; drengr — помощник, «подмастерье».

7. Сага о Сверрире. Гл. 9.

8. Ср. др.-рус. «гридница»-палата и гридь-«ближняя дружина», также «двор» великого князя.

9. Младшая Эдда. С. 160.

10. ИС I. С. 65.

11. Там же. С. 306. Сн. 52.

12. ИС II:1. С. 542, 547, 549. Висы № 3, 4, 31 и 34, в пер. Ф.Б. Успенского.

13. КЗ. С. 476.

14. КЗ. С. 382. Курсив мой. — А.С.

15. КИ. С. 601, прим. 15.

16. КЗ. С. 475.

17. ИС I. С. 204, 221, 484, 575—576 и сл.

18. ИСИЭ. С. 535 и сл.

19. Варяги (рус.) — это «варанги» (греч.) или «веринги» (исл.-норв.). Приношу благодарность Е.А. Мельниковой за уточнения, касающиеся варяжской дружины при императоре Византии в Константинополе.

20. Там же. С. 534.

21. После завоевания Англии Вильгельмом, герцогом Нормандским, особенно с конца эпохи викингов, скандинавов в дружине византийского императора постепенно все больше стали заменять воины из Англии.

22. ИС II:1. С. 154.

23. Там же. С. 203.

24. ИС II:2. С. 279.

25. Адам. Кн. IV. С. 21.

26. ИС I. С. 428.

27. ИС II:1. С. 119, 120.

28. Там же. С. 141, 151.

29. Там же. С. 168.

30. КИ. С. 513—515.

31. ИСИЭ. С. 535 и сл. Курсив мой. — А.С.

32. КИ. С. 501.

33. СОДВ. С. 56—57, 523.