«Пучок ролей» бонда и круг «своих людей»

Итак, наряду с семьей «своими» в гарде считались прочие его насельники, родственники, близкие и работники хозяина — его домочадцы¹.

О наемных работниках, рабах, вольноотпущенниках и вообще внесемейных насельниках гарда речь в этой книге пойдет особо (см. часть 5). В этом же очерке основное внимание уделяется семье, роду и домохозяйству, одновременно представлявшим собой как бытовые структуры, так и социообразующие ячейки (разумеется, в той мере, в какой эта тема может быть раскрыта на материале преимущественно саг). Что же касается домочадцев, то из текста саг не всегда ясно, какое место занимал в гарде тот или иной из них: был он рабом, вольноотпущенником, сезонным гостем, охранником или свободным наймитом. Однако общая картина вырисовывается достаточно отчетливо. Например, в «Саге об Эгиле» говорится: «Жил человек по имени Альвир. Он был домочадцем Торира и управлял его хозяйством. Альвир был также его казначеем и собирал долги»². Правовое состояние этого доверенного человека остается неизвестным, но ясно, что он принадлежал к верхушке «своих» домочадцев. Об одном из бондов, состоятельном и знатном человеке, в той же саге говорится: «У него никогда не бывало меньше сотни вольноотпущенников»³. И опять же не ясно, сколько людей из их числа жили в усадьбе хозяина и сколько вне ее, но, как это было принято, сохраняя с бывшим своим владельцем вассальные связи, т. е. оставаясь «своими». В «Саге об исландцах» (гл. 62) говорится о человеке, который держал в доме более шести десятков охранников и прочих людей. Наряду с неполноправными или бесправными насельниками богатых гардов упоминаются рабы, живущие в усадьбе арендатора⁴.

Обязанности хозяина и хозяйки домового коллектива были непростыми, им было необходимо вести себя и строго, и милостиво, досконально знать хозяйство, показывать личный пример трудового и бытового поведения. О гардах со значительным числом насельников и о перенаселенном гарде саги говорят весьма одобрительно. В условиях разбросанности жилья и ограниченности функций соседской общины, при тогдашнем образе жизни и ментальных установках, проникнутых индивидуальным началом, такая домовая община — весь коллектив насельников гарда — была основной социальной ячейкой скандинавских обществ эпохи саг.

Уже говорилось о том, что родовые связи отнюдь не исчезли из повседневной жизни скандинавов. В Исландии они вследствие колонизации ранее пустовавших территорий были как бы восстановлены и «законсервированы», так же как и родовые структуры власти. Поэтому материал обо всем этом представляет собой важные свидетельства о позднем родовом строе, каким он был у скандинавов. Ведь, как уже подчеркивалось, существенные реликты «варварской» стадии долго сохранялись во всех странах этого региона, о чем неоспоримо свидетельствуют источники и XIII—XIV столетий.

Значимые реликты родового строя способствовали длительному сохранению родового сознания⁵ даже позднее, когда род в качестве подосновы общества уже не существовал. Согласно поэме «Беовульф» за гета отвечал весь его род, и так было у всех скандинавов. Например, в случае убийства ответчиком по уплате огромного штрафа или совершителем кровной мести выступал с каждой стороны весь род, со всеми «своими», и все это знали⁶. Родовое сознание вполне отразилось также в почитании предков: в стремлении «красиво» похоронить родителя, по возможности отметить его могилу надгробным камнем, на который наносилось и имя того, кто его поставил, устроить по нему поминальное угощение, а также поминать своих пращуров на пирах (см. ниже).

Родовая честь поддерживалась и мужчинами и женщинами, ибо пятно на ней, появившееся по вине любого члена рода, роняло весь род, так же как подвиги одного представителя семьи поднимали общий престиж рода. При всей индивидуальной значимости персонажей саг, «безродный» человек в них почти совершенно беспомощен. В «Саге о людях с Песчаного Берега» помещено 37 вис, созданных в конце X — начале XI в. уроженцами Широкого Фьорда и отражающих традиции этой области. 17 вис этой серии принадлежат скальду X в., посвятившему стихи победе Торарина Черного в сражении. Миролюбивый Торарин Черный подвергался постоянным преследованиям со стороны могущественного Торбьерна Толстого, который не оставлял его в покое даже в собственном доме. Торарина поддерживали его шурин Вермунд Тощий и дядя Арнкель Годи, что сыграло важную роль в судьбе героя. В конце концов зимой 980/981 г. Торарин у Чаечного Склона победил и убил Торбьерна в честном сражении, чем «отстоял честь семьи».

Когда сага представляет тот или иной персонаж, она сообщает не только название места, где он проживает, где находится его дом, не только имя отца, но нередко также имя деда и матери, а в отдельных случаях рассказчик перечисляет четыре-пять восходящих линий его родства. Людям было важно знать, к какому роду принадлежит не только будущий свойственник, но даже просто встречный человек, тем более новый знакомец. Люди досконально знали счет родства — как своего, так и соседей, а также всех более или менее заметных людей. Знали состояние и особенности характера родичей, ближних и дальних соседей. К помощи этих людей, в первую очередь родных и свойственников, но и тех же соседей прибегали в трудных случаях: при добывании необходимых материальных средств, похоронах и свадьбах, кровной мести, судебных слушаниях и т. д. Численность «своих» — родных, работников, охранников, добрых соседей, а у богатых и знатных людей также и зависимого населения округи, своего рода «клиентов», для оказания помощи в сложных случаях, играла очень большую роль. «Свои люди», родственные, соседские, дружеские, корпоративные⁷ связи ценились высоко, они учитывались при заключении браков и союзов, в судебных разбирательствах и при междоусобицах. Такие связи увеличивали социальный престиж, могущество человека и всего рода.

Число пришедших с персонажем на суд людей зачастую играло большую роль при вынесении решения, нежели выяснение истины. Присяжных также подбирали исходя не столько из знания ими права, сколько из их репутации. В эпизодах, связанных с судебными разбирательствами на тинге, — а таких эпизодов в сагах предостаточно — всегда упоминается о том, имели ли истец и обвиняемый достаточно солидное сопровождение из родных и сторонников. Не случайно в «Поучениях Высокого» (т.е. бога Одина) прямо говорится о том, что без значительного эскорта на суд ехать просто глупо. Саги вполне подтверждают это мудрое замечание Высокого, например: «Торстейн сказал, что у них пока еще хватает родичей, чтобы кончить дело в свою пользу» (!)⁸. Собираясь на судебное заседание, некий «Глюм обратился к своим близким, чтобы они поддержали его на тинге»⁹. Если тяжущиеся приводили с собой на тинг много людей, то они, как отмечают саги, «вели тяжбу с большим напором»¹⁰. Приведенные с собой люди оказывались очень кстати и в тех нередких случаях, когда разбирательство дела переходило в потасовку. Состоятельные хозяева обычно выезжали из дома с охранниками, хороших охранников переманивали, что служило одной из причин вражды и столкновений между бондами¹¹.

Нередко родичи и свояки, особенно братья, совместно предпринимали деловые поездки или служили в дружинах. В поэме «Беовульф» (ст. 720—730), говоря о спящей в доме вождя дружине, которую увидело там чудище, автор описывает ее так: «...чудище видит спящую дружину, в палатах — героев-сородичей, храбрых воителей, спящих по лавкам»¹².

Но родня и свояки далеко не всегда были готовы прийти на помощь. Случаи уклонения от помощи встречались между родными братьями и сестрами, другими ближайшими родственниками, не говоря уже о членах рода, тем более о соседях. В таких случаях имели место тяжелые столкновения, вплоть до убийства, особенно если речь шла о наследстве. В кругу родни это происходило, несмотря на то что убийство внутри рода нельзя было искупить вирой, т. е. оно судилось по самой жесткой шкале наказаний, оценивалось максимально высоко. При этом крайне интересно переплетались черты матриархата и патриархата, хотя я скорее склонна видеть причину этого явления в бытовых семейных сложностях. Так, в пересказывающей массу мифов «Саге о Вёлсунгах» женщина (Гудрун) убивает сыновей и кормит мужа их мясом, мстя ему за своих убитых братьев. Эта же сага излагает историю о Сигни, сестре героя Сигурда, из королевского рода Вельсунгов, который является и героем «Песни о Нибелунгах» (Зигфрид). Ее муж, за которого она вышла против воли, убил своего тестя вместе с его дружиной. Она пытается уговорить сыновей отомстить отцу за деда, но они боятся. Тогда она, переодетая ведьмой, находит в лесу своего брата Сигурда и рождает от него сына, вместе с которым впоследствии и сжигает дворец мужа, мстя за отца. В более поздней «Песни о Нибелунгах» та же Гудрун, но здесь именуемая Кримхильдой, уже мстит за мужа своей рукой, убивая родного дядю и добиваясь смерти братьев. В родовых и королевских сагах также имеются эпизоды в стиле греческой трагедии: и там женщина подчас мстит мужу за братьев; но чаще бывает, что женщина мстит братьям за мужа, за других братьев, или (сестра Гисли — Тордис) берет сторону мужа и предает братьев; встречаются такие эпизоды, когда братья жены убивают зятя и наоборот¹³. В эти сложные, трагические отношения активно вовлекаются соседи, рабы и другие слуги. Хотя такие эпизоды вплетены в мифологические повествования, восходящие к V в., но их нельзя отбрасывать как «продукт чистой фантазии»: обычаи и менталитет людей того времени явно не исключают подобные эпизоды и действия.

В системе личностных отношений существовала и практика побратимства — «названого братства», «клятвенного братства». В сагах немало говорится о побратимстве (см. «Сагу о Гисли», «Сагу о людях из Лососьей Долины» и др.). Одна из известных саг даже посвящена таким побратимам целиком — «Сага о Названых Братьях». Назваными братьями могли стать кузены, воспитанники, выросшие в одном хуторе вместе с сыновьями хозяина, соратники, друзья¹⁴. Названые братья несли друг перед другом обязательства, равные обязательствам родных братьев, куда входили: взаимная помощь, физическая и моральная поддержка, отмщение в случае убийства, ранения или оскорбления одного из них. При взятии на себя обета отмщения за побратима, как и любого другого обета, надлежало встать на возвышение или хотя бы поставить ногу на камень или бревно. В «Саге о Гисли сыне Кислого» (гл. VI) сохранилось описание обряда, с помощью которого стали побратимами четверо мужчин. Из-под длинного пласта дерна они вынули землю таким образом, что узкие края дерна оставались соединенными с почвой. Под ним вырыли яму. Затем поставили под этот пласт «копье с тайными знаками [и] такой длины, что стоя можно достать до места, где наконечник крепится к древку». Все четверо по очереди осторожно прошли под этой полоской дерна. Затем каждый пустил себе кровь так, что она потекла на землю, выкопанную из-под дерна, и они перемешали после этого кровь и землю, что, вероятно, должно было означать признание побратимов родней по крови и земле. Потом опустились на колени и поклялись мстить друг за друга, «как брат за брата», призывая в свидетели всех богов. Побратимы могли завещать друг другу имущество; однажды юные побратимы-конунги завещали друг другу престол¹⁵. В дальнейшем, однако, названое братство порой переходило во вражду. Например, четыре участника описанного выше обряда побратимства поссорились сразу же после его завершения!¹⁶

В XIII в., судя по «Саге об исландцах» (гл. 128 и др.), обычай побратимства полностью сохранился, как сохранились и ритуалы заключения этого личностного «братского союза».

Большой интерес представляет практика введения в [свободный] род чужого человека, обычно воспитанника или заслуженного раба. О существовании соответствующего обряда свидетельствуют и саги, и законы XIII в., в частности шведские областные законы. В «Саге о Ньяле» (гл. XXXVIII) есть такой эпизод. По приказу хозяйки раб Ньяля Атли убил соседского работника, досадившего семье Ньяля. Ньяль предложил Атли уехать, чтобы избежать кровной мести или сурового судебного приговора за это убийство, если дело дойдет до суда. Но Атли отказывается, заявив, что он не хочет менять хозяина. Тогда Ньяль обещает, что в случае судебного разбирательства род возьмет на себя выплату виры за Атли, как за свободного человека, «после чего Атли был принят в семью».

Но круг «своих» отнюдь не ограничивался рамками совместно проживающих лиц, родней и работниками. Он неизбежно складывался на основе тех связей, которые возникали у бонда в процессе его многообразной жизнедеятельности и которые можно определить как пучок или комплекс ролей¹⁷. Хозяин гарда имел наряду со своими семейными и хозяйственными делами немало обязанностей как в границах вертикали власти, так и в своей социальной группе, а также, конечно, в отношениях с «клиентами» (вольноотпущенниками и должниками), друзьями, свояками и соседями, с главой и жертвователями капища, а позднее церкви, с участием в тинге, с соприсяжничеством (т.е. ролью присяжного в суде) и вообще в разрешении судебных и внесудебных конфликтов, с различными договорными отношениями, касается ли это воспитанника и его семьи, торговли, корабельной команды, клятвенного братства и др.¹⁸

Поэтому границы домового коллектива, круг «своих» почти всегда существенно расширялся за счет постоянно разветвляющихся общественных и личных связей, которые складывались в процессе жизнедеятельности и подчас даже создавались искусственно. Одну из главных ролей здесь играли брачно-семейные отношения, передача детей на воспитание в другую семью, клятвенные обычаи — побратимство и заключение дружеского и/или делового союза. Остановимся на последней форме отношений, поскольку остальные будут специально рассматриваться ниже, в других очерках.

Судя по тому, что заключение товарищеского или дружеского союза — так называемые винфенги и винатта (vinfengi, vinatta)¹⁹ — было оформлено как ритуал, такая форма связи между людьми возникла давно и была распространенной. Этот ритуал описан в «Саге об Эгиле» следующим образом: «Эгиль и Торфинн [осенью] обменялись при расставании подарками и дали обет быть друзьями»²⁰. О дружеском союзе упоминают и другие саги, например «Сага о Греттире» (гл. XXXIV): «Греттир подарил ему [Аудуну] добрую секиру и заключил с ним дружбу». В другом случае в знак дружеского союза один из персонажей дарит другому коня²¹. Обмен по возможности дорогими подарками в знак дружбы был обычным в среде скандинавов. В «Саге о Хёрде и островитянах» Брюньолв говорит Хёрду (гл. XII): «Я хочу с тобой быть в дружбе и отдать тебе половину корабля». В «Саге о Гисли» (гл. VIII) Вестейн, Гисли и Бьялви «жили втроем, были очень дружны между собой и менялись подарками».

Члены дружеского союза ездили друг к другу в гости со своими людьми и иногда гостили подолгу. В «Саге об Эгиле» его отец «Скаллагрим предложил Олейву погостить у него со всеми людьми, Олейв принял приглашение Скаллагрима и провел у него всю зиму». Торольв подолгу гостил у своего друга Барда²² и т. д. Важно, что на кров друга мог рассчитывать и опальный человек, а это было небезопасно для первого. Например, Греттир (из саги о нем), будучи объявлен вне закона, «провел большую часть осени» у Торстейна. Человек мог обратиться к другу и с другими важными просьбами. В той же саге (гл. VII) говорится о расставании двоих друзей — Транда и Энунда. «Хотел бы я, — говорит другу надолго уезжающий Транд, — чтобы ты помог моим родичам, ибо теперь, когда я вне опасности, месть обратится на них». Энунд «пообещал, и они расстались добрыми друзьями».

Дружеский союз мог быть заключен на известный срок и с конкретной целью, например, люди давали клятву поддерживать друг друга в период тяжбы²³. Иногда у тех, кто дал обет винфенги, часть имущества была общей. Про Эгиля (в «Саге об Эгиле») сказано, что у него и Ульва «был общий кошелек и они крепко дружили»²⁴. Согласно «Саге о Ньяле» (гл. XXXVI) у Ньяля и Гисли был «общий лес на горе... они не делили леса и каждый, бывало, рубил в нем, сколько ему было нужно». Друзья из «Саги о Гисли» (гл. IX) сообща владели одним хозяйством.

Ярким примером тесного дружеского союза было, когда один друг по завещанию передавал другому свое имущество и семью: «Я хочу, чтобы все, чем я владею, — земли, добро — получил в наследство товарищ мой и родич Торольв. Ему я хочу дать и жену свою, и сына на воспитание, потому что доверяю ему в этом больше, чем остальным людям» («Сага об Эгиле»)²⁵. В этом случае наследование имущества выглядит как плата за будущую заботу об осиротевшей семье завещателя, а доверенный родич прежде всего назван членом дружеского союза — винфенги.

Весьма правдоподобно предположение, что винфенги — не просто дружеский союз, а компаньонаж, товарищество, партнерство, создаваемое для совместных действий, в том числе проведения одной или ряда деловых операций. В эпоху викингов, судя по сагам и немногим руническим надписям, было принято деловое товарищество, которое именовалось фелаг, т. е. совместная движимость, буквально «складничество» — соединение имущества с целью его совместного использования. В основе термина — исл. fé (т.е. движимое имущество, букв. «скот») и leggia (соединять, складывать, класть [вместе])²⁶. В этом смысле фелагом становился супружеский союз после заключения договора о владении имуществом. Судя по сагам, фелагом мог быть викинг — торгово-грабительская морская экспедиция, которую предпринимала группа людей, заранее оговоривших порядок раздела добычи²⁷. При этом в одном походе-викинге могло быть несколько фелагов. Фелаги были приняты в торговле, в том числе с участием высокопоставленных лиц²⁸.

С распространением христианства появились духовные гильдии (gildi, kilti, hilti, ср. др.-англ. gilda, др.-верхненем. giald), которые носили также характерное наименование: клятвенное сообщество (hetslag, edslag). С самого возникновения гильдии были связаны совместными религиозными отправлениями и совместной торжественной трапезой — «пиром», но в их основе лежали общие деловые интересы. Ниже я вернусь к проблеме гильдий и товариществ в связи с христианизацией Скандинавских стран, а также торговлей и торговцами. Здесь же уместно подчеркнуть, что заключение клятвенных побратимств, дружеских или компанейских союзов и, особенно, членство в гильдиях существенно расширяли круг «своих». Не случайно все такие добровольные, автономные сообщества именовались также «братствами», а их члены — «братьями». Как правило, такие союзы возникали в одном или близких социальных кругах, что способствовало их консолидации.

Таким образом, «братства», вообще «круг своих» формировались по многим линиям. В сагах в этой связи фигурируют: кровное родство; свойство (благодаря браку); побратимство (т.е. по клятве); совместная деятельность — товарищество, компаньонаж; братство по оружию; членство в определенных организациях (гильдии); духовные братства; соседство и др.

Что касается соседства, то в сагах просматривается прочное осознание его роли. Правда, соседская община в Скандинавии, за исключением, быть может, Дании, была, как уже отмечалось, в разной степени «размытой». Система открытых полей и принудительный севооборот, характерные для континентальных общин, не упоминаются ни в сагах, ни в ранних законах Швеции и Норвегии. Община, однако, имела некие свободные общие земли; судя по «Саге об исландцах», из этих земель община могла, например, выделять участки арендаторам, меняя их время от времени. Обычай, по которому соседи совместно пользовались угодьями, был включен в право: соответствующие статьи имеются в Гуталаге, областных законах и, прежде всего, в обычном праве, которым руководствовались люди саги. Соседние гарды или подворья пользовались общим пастбищем и расположенными вблизи домов покосами²⁹, доступом к побережью и правом как на лично добытую морскую живность, так и на часть того, что выброшено волнами на берег: от туш китов и тюленей до плавника. То, что выбрасывалось морем, именовалось прибойная пожива, в ней-то соседи и имели долю; по существу, здесь обычай свидетельствует о береговом праве прибрежных общин, хотя само это понятие мне в сагах не встречалось. Таким образом, по сравнению с большинством континентальных стран общинные традиции в Северной Европе играли заметно меньшую роль в хозяйственной жизни деревни, но все же были общественно значимыми. В сагах отношения между соседями нередко упоминаются в связи с их враждой и стычками, даже вооруженными.

Ссора, часто возникавшая из-за туши кита, выброшенного на берег (т.е. массы даровых мяса, кожи и жира), могла быть вынесена на альтинг (общий тинг исландцев). В «Саге об исландцах» содержится целый перечень обстоятельств, вызывавших ссоры между соседями. Так, из-за другого кита, а также из-за «переманивания (!) провожатых», т. е. охранников, два состоятельных соседа стали врагами; сын одного из них написал хулительные стихи-ниды на соседа Кальва сына Гутторма (стихи № 6—8), а это считалось тяжким оскорблением. Два бонда-соседа, Торд Рыжий и Хамунд, «не поладили, собирая ивняк на горе»; у них «были и другие причины не любить друг друга». Так, однажды родич Хамунда Торгильса — сын Скегги увидел, что Гудмунд сын Торстейна Крутой Камень «после обедни увел с собой на тропу» его дочь Тордис. Торгильс побежал за ними, но, когда догнал, Гудмунд «как будто нечаянно выбил ему глаз» (гл. 5). Двор Маркуса сына Скегги, который был из сильного рода законоговорителя Маркуса (конец XI в.), нападавшие в ходе распри соседи обложили так, что хозяину и его людям «приходилось справлять нужду в доме», что было дополнительным, и к тому же тяжким, оскорблением. Затем в ходе драки Маркус убил одного из напавших. Дело попало на тинг, и в результате происков влиятельных противников Маркус с семейством был вынужден покинуть страну (гл. 7). В другом случае раздоры происходили из-за выпаса скота, а также потому, что провожатые соседа «портят женщин [из дома другого соседа?], которых им не след трогать» (гл. 33), и т. д.

Но, несмотря на все это, соседям приходилось сотрудничать. Имеются сведения об общих изгородях, которые объединяли соседей, видимо, близко живущих. Судя по областным законам, соседи издавна совместно мостили дороги, строили и чинили мосты, собирались на местные тинги. В «Саге о сыновьях Харальда Гилли» соседей зовут помочь при междоусобицах. Соседи сообща, на своей сходке, решали вопрос о том, ставить или нет новопришельцу хутор на их земле, т. е. выделить ли для него участок из общинных владений³⁰. Неоднократно фигурируют соседи и на тингах, где они выступают свидетелями и соприсяжниками. Нередко соседи помогают друг другу в судебных разбирательствах и в стычках, особенно часто бедные соседи оказывают поддержку богатому и влиятельному бонду. Они же созывались для участия в эпизодических викингах, которыми командовал владелец корабля — состоятельный сосед. Очевидно, что при взвешенном поведении хуторянина, к которому мудро призывал Высокий, его соседи могли быть привлечены им в круг «своих».

Примечания

1. Домочадцы не все и не всегда были преданы хозяину подворья, но речь идет об обычаях, о модели отношений.

2. ИС I. С. 136.

3. Там же. С. 79.

4. Подробнее о рабах см. в части 5.

5. Ср.: Jussen, 1999.

6. См., например, выразительное высказывание по поводу этого в поэме «Беовульф», ст. 2883.

7. В данном случае речь идет о воинском братстве и деловом товариществе.

8. Сага о Греттире. Гл. XXVI.

9. VGS. S. 68.

10. Сага о Греттире. Гл. XXVI.

11. Сага о гренландцах. Гл. 28. С. 94. Примерно 1202 г.

12. Конечно, здесь, может быть, говорится о дружинном братстве. Но примеров совместного служения братьев и вообще родичей в сагах немало.

13. КЗ. С. 18—37 (Сага об Инглингах. Гл. XIV, XLVIII), 564 (Сага о Магнусе сыне Эрлинга. Гл. XIX) и др.

14. ИС II:1. С. 33 (Сага о Названых Братьях), 119, 120, 161.

15. КЗ. С. 382.

16. ИСИЭ. С. 30.

17. Jussen, 1999. S. 84, 85.

18. Ср.: Эксле, 2000. С. 5—27.

19. Вуоск, 1988. S. 130.

20. ИС I. С. 224. Здесь надо отметить, что скандинавы, прежде всего исландцы и норвежцы, как правило, не ездили по суше на дальние расстояния, так как это было трудно и опасно из-за условий рельефа.

21. VGS. S. 23.

22. ИС I. С. 115.

23. VGS. S. 85.

24. ИС I. С. 63.

25. Там же. С. 76.

26. Ср. англ. fellow, fellowship в смысле «сотоварищи», «братство».

27. Ср.: Сага об Эгиле. Гл. 32.

28. Например, см.: Сага о людях из Лососьей Долины. Гл. 40.

29. Как упоминалось выше, горные пастбища-сеттеры в Исландии были к тому времени уже поделены между бондами.

30. Сага об исландцах. С. 145.