Гренландский вопрос

Куда более явным примером арктического империализма Норвегии в межвоенный период стал гренландский вопрос — единственный случай, когда Норвегия предъявила претензии на территорию, принадлежность которой другому государству уже получила признание на международном уровне. Как можно предположить, устный отказ министра иностранных дел Илена в 1919 г. от любых возражений против датского суверенитета над Гренландией означал, что Норвегию в целом удовлетворяли права на рыбный и тюлений промысел, которыми она длительное время обладала в этом районе. Но в 1921 г. Дания не только официально объявила о своем полном суверенитете над Гренландией, включая и значительные территории острова, доселе считавшиеся «ничейной землей», но и издала указ, официально объявлявший прибрежные воды Гренландии закрытыми для всех кораблей. Хотя заключенное три года спустя двустороннее соглашение сохраняло за Норвегией традиционные права на промысел тюленей в этом районе, норвежское рыболовство пострадало. Однако настоящей причиной обострения конфликта был заложенный в нем исторический и националистический подтекст. Норвежцы, может быть, и простили, но не забыли тот факт, что Гренландия, Исландия и Фарерские острова, принадлежавшие Норвегии с незапамятных времен, входившие в состав средневековой норвежской «империи», были присвоены Данией по Кильскому договору 1814 г. Мнения норвежцев тогда даже не спросили. Как объяснял будущий премьер-министр Ю.Л. Мувинкель:

«Чтобы понять это и чтобы справедливо и объективно воспринять мнение и образ мышления норвежцев, необходимо рассмотреть и оценить весь вопрос с национальной и исторической точки зрения. [...] Утрата заморских владений норвежской державы — Исландии, Гренландии и Фарерских островов — в 1814 г. и особенно то, как эта утрата произошла, всегда отзывались в умах норвежцев болью и гневом»¹.

Волна националистического возмущения в Норвегии, вызванная действиями датчан, только усиливалась памятью о том, как датский король присвоил собственность норвежской церкви в период Реформации, и отказом Дании вернуть норвежцам архивные материалы, касающиеся истории страны в период унии. На первоначальной стадии спор еще можно было разрешить путем соглашения, обеспечивающего норвежские экономические интересы. Но поскольку Дания вела себя в вопросе о суверенитете так, что, похоже, подобное договорное урегулирование исключалось, разногласия, казалось, приобрели необратимый характер. В приступе националистической лихорадки Норвегия, теперь оспаривала даже датский суверенитет над Восточной Гренландией.

На фотографии изображены события 27 июня 1931 г., когда пятеро норвежцев в «империалистическом» порыве, заявили о притязаниях на один из районов Восточной Гренландии «от имени короля Хокона VII», водрузив на этой территории норвежский флаг. Две недели спустя правительство страны после некоторых колебаний официально одобрило этот акт аннексии.

В качестве временной меры, в ожидании дальнейших переговоров обе страны решили продолжать свою экономическую деятельность в Гренландии в основном так же, как и раньше. Один не слишком удобный для Норвегии аспект состоял в том, что она ставила вопрос о датском суверенитете над Восточной Гренландией, в то время как основные норвежские экономические интересы были связаны со стоянками для рыболовецких судов, расположенными в юго-западной части острова. Однако в обстановке разгоревшегося национализма и действий различных групп давления норвежцы развернули бурную деятельность на востоке Гренландии, куда были направлены одна за другой несколько экспедиций и где были сооружены временные стоянки. В 1930 г. норвежское правительство наделило руководителей экспедиций полицейскими полномочиями, на что Дания ответила предоставлением таких же полномочий руководителю планируемой крупной научной экспедиции на остров. Нарастало давление со стороны таких организаций, как Арктический совет за присоединение Восточной Гренландии к Норвегии, и в конце июня 1931 г. тогдашний глава норвежской экспедиции объявил о захвате части этого района в частном порядке. Под воздействием националистической истерии, давлением активистских групп и — как ни странно — в соответствии с рекомендациями норвежских специалистов по международному праву, правительство сдалось и официально заявило об аннексии оккупированной территории.

В то же время норвежское правительство, незадолго до этого сформированное Крестьянской партией, склонялось к тому, чтобы согласиться на передачу вопроса на рассмотрение Международного суда. Объявление об аннексии завело возможность обращения в суд в тупик, по крайней мере на некоторое время, так что конфронтация продолжала отравлять атмосферу еще целый год. Но в конце концов две страны договорились о передаче вопроса для арбитража в Международный суд. Пятого апреля 1933 г. Постоянная палата Международного правосудия вынесла свое решение по вопросу о юридическом статусе Восточной Гренландии. Норвежская оккупация осуждалась как незаконная, и тем самым подтверждался полный суверенитет Дании над всей Гренландией.

Международно-правовой режим Антарктиды и других территорий, расположенных южнее 60° южной широты, регулируется Договором об Антарктике от 1 декабря 1959.

В ретроспективе действия Норвегии в гренландском вопросе во многих отношениях выглядят явным отклонением от нормы по целому ряду параметров. Во-первых, они представляли собой отход от традиционной политики Норвегии в арктических делах. Эта политика, при ее очевидном экспансионистском характере в экономическом смысле, вызванном необходимостью поиска новых и более многообещающих источников средств к существованию для жителей северного и западного побережья Норвегии, до сих пор отличалась осторожностью и оборонительно «реактивной» позицией в вопросах об аннексии территорий. Другим проявлением отклонения от нормы был сам способ осуществления этих акций — группы давления, газеты и общественное мнение объединенными усилиями толкали слабые правительства меньшинства на решения, противоречившие не только традиционному курсу Норвегии на поддержку международного права, но и генеральной линии, намеченной стортингом. Анализируя ситуацию, сложившуюся в связи с решением суда в Гааге, члены комитета по международным делам большинством голосов ясно заявили, что подобное никогда не должно повториться:

«Следует полностью исключить положение, при котором принятие важных решений изымается из ведения компетентных властей, спокойный анализ и объективное обсуждение заменяются безответственной агитацией, и предпринимаемые меры осуществляются без ведома стортинга»².

Примечания

1. См. Fure, Mellomkrigstid. P. 118—119.

2. См. Fure, Mellomkrigstid. P. 131.