«Атлантическая политика» правительства

Вышеописанный сугубо прагматичный подход к сотрудничеству с великой державой в рамках альянса представлял собой разительный контраст с традиционной норвежской концепцией отношений между малыми и большими государствами. Вскоре произойдет и еще более радикальный отход от традиционных внешнеполитических установок. Идеологической основой для развития взаимного доверия между Норвегией и Великобританией и постепенного укрепления сотрудничества, в том числе и в военной сфере, стало радикальное — если не сказать революционное — изменение направления внешнеполитического курса, проводившееся правительством в изгнании с конца 1940 г. Эта концепция, получившая название «атлантической политики» правительства, привела к глубоким последствиям не только для самой Норвегии, но в итоге и для безопасности Запада в послевоенные годы. Конечно, непосредственными предпосылками процесса, который привел к подписанию Североатлантического договора в 1949 г., стали инициативы, с которыми в конце 1947 г. выступил английский министр иностранных дел Эрнест Бевин. В то же время сама идея сотрудничества в области обороны в Североатлантическом регионе была высказана почти ровно за семь лет до инициатив Бевина. Корни тезиса о том, что у стран, прилегающих к северной части Атлантического океана, есть общие жизненно важные интересы в вопросах обороны и что им поэтому следует уже в мирное время принимать совместные меры по защите этих интересов, следует искать в высказываниях Трюгве Ли, прозвучавших в конце 1940 г. в беседах с представителями английского Министерства иностранных дел. Позднее эти идеи получили свое развитие в виде «атлантической политики» Норвегии военного времени.

Публично мысль о том, что у Норвегии имеются долгосрочные интересы, связанные с безопасностью в Атлантическом регионе, Ли впервые высказал 15 декабря 1940 г. в речи во время радиопередачи на Норвегию. К этому моменту прошло всего восемь месяцев с начала германской оккупации Норвегии, которую не сумели предотвратить ни сами норвежцы, ни западные державы. Поэтому непосредственным мотивом идеи Ли, естественно, было стремление не допустить повторения этой катастрофы в будущем. И все же другая сторона его программы имела более фундаментальное, непреходящее значение — идея о том, что народы, разделенные океанскими просторами, имеют тесно взаимосвязанные интересы безопасности, для обеспечения которых необходимы усилия по их совместной защите. Вот этот аспект был для того момента радикальным новшеством. Именно этот аспект быстро занял центральное место в норвежском внешнеполитическом планировании в годы войны. Знаменуя собой полный разрыв Норвегии с прежним курсом неприсоединения, выступление Ли подчеркивало необходимость послевоенного сотрудничества со странами, разделяющими те же идеалы и устремления — прежде всего с Соединенным Королевством и Соединенными Штатами — ради обеспечения безопасности западного мира.

Вопрос о формах этого сотрудничества в речи министра иностранных дел был намеренно сформулирован расплывчато: говоря о коалиции военного времени, «которую наши союзники и все прогрессивные силы мира стремятся строить и укреплять», он отмечал, что подобное стремление в свою очередь

«станет основой для сотрудничества, которое может и должно сохраниться после войны: политического сотрудничества ради защиты свободы нашей страны и устранения угрозы нападения со стороны надменных тиранов-агрессоров, а также экономического сотрудничества, обеспечивающего социальную стабильность и предотвращающего кризисы, способные разрушить экономическую жизнь и остановить социальный прогресс».

Лишь читая между строк этого текста, можно догадаться, что речь здесь идет о далекоидущих предложениях в области послевоенного военного сотрудничества, которые в те же дни министр иностранных дел выдвигал в частных беседах с чиновниками английского Министерства иностранных дел. Эти предложения были направлены на создание охватывающего Северную Атлантику союза по взаимному обеспечению безопасности, в который вошли бы Англия, Норвегия, Соединенные Штаты, Исландия и Фарерские острова. Ли имел в виду ни больше ни меньше как соглашение о совместной обороне в послевоенном мире с созданием военно-морских и военных баз на территории стран-участниц.

Хотя умы англичан в тот отчаянный момент вряд ли занимали проблемы послевоенного урегулирования, первая же реакция сотрудников Министерства иностранных дел в отношении идеи Ли была чрезвычайно благоприятной. Естественно, они приветствовали подразумевавшийся в них отказ от нейтралитета и изоляционизма как фундамента политики для малых европейских государств на будущее. Некоторых особенно заинтересовала идея о создании сети военных баз. Под ее воздействием помощник заместителя министра сэр Орм Сарджент так изложил в письменном виде свое видение долгосрочной перспективы:

«Одной из главных послевоенных проблем станет способность нашей страны обеспечивать свои позиции в отношении Европейского континента, и уже вполне очевидно, что в связи с поражением Франции первостепенное значение в этой связи будет иметь сотрудничество с Соединенными Штатами. Не станет ли развитие идей, высказанных г-ном Ли, практическим способом добиться такого сотрудничества? Подобно тому как, согласно предложению г-на Ли, в Норвегии будут созданы британские и норвежские [sic] базы, такие же англо-американские базы можно создать в Португалии, Исландии и даже Дакаре, наряду с американскими базами в портах Ирландии и даже в портах Британии»¹.

Сарджент был не единственным, кто понимал, что спасение Западной Европы в настоящем и ее будущая безопасность зависят от активного вовлечения мощи Соединенных Штатов. По мнению Арне Урдинга, советника Ли и главного «архитектора» его политики, основной задачей «атлантической политики» на деле была попытка «связать великие англосаксонские державы обязательствами в отношении Европы». Пока что из-за нейтралитета Соединенных Штатов об активной проработке этих идей руководящими деятелями в Вашингтоне не могло быть и речи. И все же в апреле 1941 г. Ли воспользовался беседой с американским посланником при норвежском правительстве как возможностью изложить свои мысли представителю правительства США. Проводя параллель с нынешним значением Норвегии для обороны Англии на море и ее будущим значением с точки зрения стратегических интересов Америки, он пытался убедить собеседника, что в эпоху скоростной авиации дальнего действия Соединенные Штаты уже не могут позволить себе оставаться равнодушными к вопросу о том, под чьим контролем находится норвежское побережье. Отсюда вытекало его предложение о том, что «странам, граничащим с Северной Атлантикой, следует выработать соглашение или план относительно будущей безопасности и защиты североатлантической зоны».

Через два месяца у Ли появилась возможность объяснить свою позицию членам палаты общин в Вестминстере. Называя предлагаемую им систему безопасности «Атлантической ассоциацией», он подчеркнул, что ключевым мотивом ее создания является необходимость обеспечить господство на море. Но, по его мнению, подобная группировка могла бы также стать и возможным ядром программы коллективной безопасности: включая на первоначальном этапе «страны, которые не только сражались бок о бок, но и близки друг к другу, потому что их объединяют не только общие интересы, но и общие жизненные и политические идеалы». Такая основа для объединения будет более реалистичной, чем у довоенной Лиги наций.

Трюгве Ли (слева) стал выразителем смены внешнеполитического курса Норвегии — отказа от нейтрализма и перехода к активному участию в международной силовой политике. Выпускник юридического факультета университета Осло, он был советником Центрального объединения профсоюзов по правовым вопросам, а затем, в 1935 г., стал министром юстиции в правительстве Нюгорсволла. В ноябре 1940 г. он занимал пост министра снабжения, а затем возглавил внешнеполитическое ведомство после ухода Хальвдана Кута. Амбициозный политик, скорее практик, чем идеолог, он обладал потрясающей способностью окружать себя талантливыми советниками. Его собственным вкладом в смену политического курса стали решимость и энтузиазм, с которыми он сделал ставку на союз с Великобританией в деле освобождения Норвегии. Историк Арне Урдинг (справа) вместе с профессорами Арне Рэстадом и Вильгельмом Кюльхау играл ведущую роль в составе «мозгового треста» норвежских ученых, занимавшихся разработкой основных форм и долгосрочных целей «атлантической политики» правительства в изгнании. До войны Урдинг был одним из лидеров группы интеллектуалов-коммунистов, вступивших в НРП в 1936 г. Благодаря глубокому анализу международных отношений его работы и выступления по текущим вопросам внешней политики получили широкую известность и высокую оценку. В Лондоне Урдинг сочетал работу в качестве политического советника правительства с регулярными комментариями хода войны в передачах норвежской службы Би-Би-Си. После войны он оставался советником в Министерстве иностранных дел, одновременно руководя кафедрой истории международных отношений университета Осло, до ухода в преждевременную отставку по состоянию здоровья.

Вдохновленный благожелательной, пусть и неофициальной, реакцией чиновников английского Министерства иностранных дел, осенью 1941 г. Ли развил свои идеи. Выступая с лекцией в Оксфорде перед членами Королевского института международных отношений (позднее, после консультаций с коллегами по кабинету и другими политиками, переработана в статью, опубликованную в лондонской «Таймс»), Ли подошел ближе к формулированию некоторых основных аспектов послевоенного международного устройства, каким его хотели бы видеть норвежцы. С самого начала он подчеркнул, что норвежцы, как мореходная нация, извлекли из своей истории следующий урок: «море не разделяет, а объединяет. [...] Мы — атлантическая нация, и прежде всего мы хотели бы возникновения организованного сотрудничества между двумя великими атлантическими державами — Британской империей и Соединенными Штатами Америки»².

В данном отрывке из последнего донесения сэра Сесила Дормера в качестве посланника при норвежском правительстве основное внимание уделяется неофициальному предложению Трюгве Ли о предоставлении Великобритании и Соединенным Штатам права создавать военные базы на норвежской территории в послевоенный период. Трюгве Ли, возможно, говорил «не для протокола», поскольку эта идея не обсуждалась в правительстве, и в дальнейшем он никогда не возвращался к своему предложению. Однако донесение Дормера, несомненно, вызвало интерес английского Министерства иностранных дел и повлияло на его доброжелательное отношение к отказу Норвегии от изоляционизма и стремлению активно участвовать в решении вопросов международной безопасности.

Более конкретно Ли хотел бы, чтобы Норвегия заключила соглашение о совместной обороне Восточной Атлантики с Англией, Соединенными Штатами и Канадой, действие которого охватывало бы также Гренландию и Исландию. Он был убежден, что после войны Норвегия пожелает стать активным участником такого соглашения. Впрочем, это убеждение разделяли не все его соотечественники: Ли уже посетовал английским чиновникам на то, что некоторые его коллеги по кабинету и другие влиятельные норвежцы все еще воспринимают реалии международной политики по-старому.

Позитивная реакция английских собеседников Ли на концепцию «атлантической политики» сопровождалась в то же время скепсисом относительно возможности ее практического воплощения. Но осторожная официальная позиция англичан во многом была связана с неопределенностью относительно того, в чем состоят военные цели еще одной великой державы, ставшей теперь их союзником — Советского Союза. Высокопоставленные чиновники предостерегали, что «атлантическая политика» Ли относится «именно к той категории планов послевоенного устройства, которые Сталину так хочется обсудить с нами», и если он узнает, «что мы, а возможно, и Соединенные Штаты, обсуждаем их с Норвегией, не поставив его в известность, нам придется дьявольски дорого за это заплатить»³. Была и другая причина для беспокойства — не входят ли в послевоенные цели Сталина незамерзающие порты в Северной Норвегии. Поэтому английский министр иностранных дел Роберт Антони Иден советовал Ли действовать с осторожностью. Однако в ходе переговоров Идена со Сталиным в конце декабря 1941 г. никаких притязаний подобного рода со стороны русских не выдвигалось. Напротив, военный союз на северо-западе Европы во главе с Англией и английские военно-морские базы в Норвегии и Дании, наряду с территориальным переустройством и созданием системы безопасности на западных границах СССР, судя по всему, вполне вписывались в сталинскую концепцию «сфер влияния». Вдохновленное таким результатом, руководство английского Министерства иностранных дел зимой 1942 г. начало склоняться к одобрению в принципе послевоенного соглашения о безопасности, основанного на системе военных и военно-морских баз в качестве «одной из немногих идей послевоенного устройства, судя по всему, имеющей практическую ценность и шанс быть принятой всеми». Однако английский кабинет был все еще не готов занять конкретную позицию по вопросу о планах послевоенной системы безопасности в отсутствие хотя бы некоторого согласия между тремя великими державами, ныне возглавляющими коалицию. Особое неприятие любое соглашение по принципу «раздела сфер влияния», похоже, вызывало у Рузвельта.

Тем временем Ли и его советники продолжали пропаганду своих идей, встретив весьма позитивную реакцию министров иностранных дел нидерландского и бельгийского правительств в изгнании. К маю 1942 г. дебаты между самими норвежцами об этих предложениях достигли той стадии, когда вполне достижимым казалось полное единодушие кабинета министров. Пришлось пойти на некоторые уступки «универсалистам», выступавшим за создание нового, улучшенного варианта Лиги наций, и сторонникам более тесного сотрудничества на уровне Североевропейского региона. Но в принятом в результате дискуссии официальном документе под названием «Основные направления внешней политики Норвегии» проявилась полная поддержка кабинетом «атлантической политики» в качестве основы для достижения долгосрочных целей страны в области безопасности:

«Пока не появится возможность создать эффективную всемирную Лигу наций, Норвегия вынуждена будет добиваться безопасности посредством региональных соглашений. Поэтому Норвегия стремится к достижению имеющих обязательную силу военных соглашений по вопросам обороны Северной Атлантики, и ей бы очень хотелось видеть участником этих соглашений Швецию. Норвежское правительство с удовлетворением отнеслось бы и к присоединению Дании, Нидерландов, Бельгии и Франции к этой системе. Норвежское правительство желало бы, чтобы это военное сотрудничество получило максимально возможное развитие уже в ходе самой войны. Норвежское правительство хотело бы уже сейчас начать переговоры о будущем военном сотрудничестве»⁴.

И вновь следует подчеркнуть, что главным мотивом «атлантической политики» Норвегии до этого момента было не создание бастиона против советской экспансии, а скорее, стремление вывести страну из довоенной изоляции и не допустить повторения германской агрессивной политики. Однако к маю 1942 г. ни одно заявление о направлениях политики по ряду причин не могло быть полным, если в нем не рассматривались отношения с Советским Союзом, и норвежское правительство поступило соответствующим образом, включив сильные формулировки в пользу более тесных отношений и сотрудничества с СССР. Домыслы о советских планах в отношении Северной Норвегии были отвергнуты как беспочвенные, однако в «Основных направлениях», судя по всему, признавались законные интересы безопасности Советского Союза на Крайнем Севере:

В этой статье, опубликованной в «Таймс» 14 ноября 1941 г., Трюгве Ли впервые публично сформулировал содержание «атлантической политики» норвежского правительства. Перед ее публикацией он проконсультировался с коллегами по кабинету и политическими советниками, а также выступил с лекцией в оксфордском Четэм-хаусе. В норвежских кругах его твердая приверженность послевоенному сотрудничеству в сфере обороны вызвала противоречивую реакцию. В ходе возникших дискуссий, завершившихся полгода спустя официальной «декларацией о намерениях» правительства в области внешней политики, подчеркивалась также необходимость сотрудничества всех стран мира в области безопасности и установления хороших отношений между Норвегией и Советским Союзом.

«В ходе нынешней войны Северная Норвегия стала одним из исходных пунктов немецкого нападения на Советскую Россию. При наличии дружбы и сотрудничества между Советской Россией и западными державами Советское правительство будет заинтересовано в укреплении обороны Северной Норвегии и отнесется к этому положительно. Если отношения между Советской Россией и западными державами будут враждебными. Северная Норвегия окажется куда в более сложном положении. Поэтому Норвегия будет делать все возможное, чтобы предотвратить возникновение такого конфликта».

Итак, в документе четко обрисовывались как послевоенные цели Норвегии в области безопасности, так и главная дилемма, стоящая перед страной, расположенной в точке пересечения стратегических интересов Запада и СССР. В более сжатой форме эту дилемму несколько месяцев спустя сформулировал в своем дневнике советник Ли — Арне Урдинг. Размышляя о возможных путях будущего военного сотрудничества, он писал:

«Мы можем оказаться перед следующим выбором: либо предоставить базы только англичанам и американцам, что могут расценить как угрозу русские, либо дать такую возможность и русским, что приведет к возникновению стратегических и внутренних проблем. Или же вновь перейти к политике нейтралитета, балансируя в этом случае между западными державами и Россией, подобно тому как ранее мы, с трагическими и хорошо известными результатами, пытались балансировать между Германией и западными державами»⁵.

Примечания

1. PRO, FO 371/29421, N 1307/87/30, 8 April 1941 (Архив министерства иностранных дел Великобритании).

2. The Times, London, 14 November 1941.

3. PRO, FO 371/29422, N 6510/87/30. Sargent Minute 14 November 1941.

4. MFA, file 34.1/19. (В русском издании документ цитируется по кн.: «Советско-норвежские отношения 1917—1955. Сборник документов», М., 1997, док. 246 — Примеч. пер.)

5. Erik Opsahl (ed.) Arne Ordings Dagbøker (Oslo 2000). P. 100—101.