На сцене появляется СССР

Пока западные союзники в начале 1944 г. наращивали силы для окончательного наступления на континенте, Красная Армия наступала на запад, не только в Польше, но и в направлении Финляндии, соседа Норвегии на Крайнем Севере. А что будет после Финляндии? Продолжат ли немцы отступление и не войдут ли советские войска, преследуя их, на территорию Норвегии? Учитывая эту перспективу, а также неспособность союзников выделить необходимые силы, чтобы не допустить возникновения в Северной Норвегии военного вакуума в непосредственной близости от советских войск, весной 1944 г. норвежское правительство решило установить более тесное сотрудничество с Советским Союзом. И к апрелю 1944 г. было принято решение обратиться к Советскому правительству с предложением заключить отдельное соглашение на случай, если советские войска примут участие в освобождении Норвегии. В этом вопросе норвежское правительство действовало вопреки рекомендациям английского Министерства иностранных дел, сотрудники которого опасались, что подобный демарш может явиться фактическим приглашением советским вооруженным силам предпринять операции на норвежской территории. Однако, по мнению норвежского правительства, более опасную альтернативу представляла перспектива того, что советские войска будут действовать в Норвегии без какого-либо соглашения, регулирующего их отношения с норвежским гражданским населением или норвежскими властями. Советское руководство, судя по всему, весьма положительно отнеслось к зондажу норвежцев, и соглашение, идентичное по своим условиям тем, которые уже были заключены с английским и американским правительствами, было подписано 16 мая 1944 г.^*

Заключенные в мае 1944 г. соглашения об освобождении Норвегии означали официальное появление двух будущих сверхдержав — США и Советского Союза в качестве активных факторов воздействия на международные отношения Норвегии. До сих пор Соединенные Штаты в общем устраивала ситуация, когда отношения с Норвегией в период войны оставались в руках англичан. Однако растущее влияние американцев на ведение войны, а значит, и на коалиционную политику означало, что норвежцам все больше приходилось принимать во внимание точки зрения и взгляды Вашингтона. Установлению хороших отношений между норвежским правительством и Соединенными Штатами весьма способствовала личная дружба, возникшая между наследной принцессой Мэртой, которая вместе с детьми всю войну жила близ Вашингтона, и президентом Франклином Делано Рузвельтом, — дружба, которая весьма облегчала доступ наследного принца Улафа к президенту. В целом американо-норвежские отношения развивались без серьезных проблем.

Крупные разногласия между двумя странами возникли только один раз, когда зимой 1943 г. Рузвельт попытался вовлечь Норвегию в свои действия по созданию основы для работоспособного сотрудничества между Востоком и Западом в послевоенный период. Основой его идей, имевших целью размывание возможных советских требований о территориальной экспансии, было создание сети интернационализированных портов и баз в стратегических пунктах под совместным управлением великих держав. Предполагая, что Советский Союз нуждается в незамерзающих портах с прямым выходом в Атлантику, Рузвельт воспользовался встречей с Трюгве Ли в марте 1943 г., чтобы высказать предположение о том, что побережье Норвегии идеально подходит для создания одного—двух таких портов. Трюгве Ли, как можно было предвидеть, пришел в ужас. Поднялась всеобщая тревога из-за подозрений, что происхождение этой идеи могло заключаться в требованиях, выдвинутых Советским Союзом. Однако вскоре, очевидно получив заверения, что эта идея является плодом богатого воображения Рузвельта, правительство успокоилось¹. И все же давние страхи, что Советский Союз приглядывается к Северной Норвегии, по-прежнему подспудно присутствовали в сознании норвежских лидеров, а события 1944 г. привели к тому, что они снова всплыли на поверхность.

Воздействие советского фактора на внешнеполитические расчеты норвежского правительства не возникло внезапно, как гром среди ясного неба, именно в 1944 г. Уже с осени 1942 г. СССР проявлял все больше интереса к основным направлениям политического курса Норвегии. А в апреле 1943 г. советский посол при норвежском правительстве в изгнании, поинтересовавшись у министра финансов П. Хартманна, «как обстоят дела с атлантической политикой Норвегии», сказал, «что правительству следовало бы для достижения поставленной цели — обеспечения безопасности — не только договариваться с западными державами, но и гарантировать себе хорошие отношения с Советским Союзом, который также является державой, имеющей свои интересы в Атлантике»². Однако главным импульсом повышения внимания норвежцев к советским интересам на Севере стала перспектива того, что после предстоящего выхода Финляндии из войны части Красной Армии могут стать первыми войсками союзников на норвежской территории. Именно эта перспектива, наряду с незаинтересованностью западных держав в предоставлении собственных войск в качестве противовеса возможному присутствию советских войск на севере Норвегии, стала причиной ряда подходов с целью укрепления сотрудничества с Советским Союзом, предпринятых норвежским правительством весной 1944 г. Кульминацией этих подходов стало предложение о подписании соглашения о гражданской администрации и юрисдикции на освобожденных территориях одновременно с аналогичными документами, заключенными с западными державами.

Впрочем, старые подозрения относительно советских экспансионистских целей СССР обрели новую жизнь после того, как Советский Союз отказался последовать призывам норвежцев и союзников провести после заключения соглашения совместное планирование операций на севере. Восемнадцатого октября 1944 г. советские войска, преследуя отступающих немцев, вступили на норвежскую территорию. Лишь вечером того же дня Молотов проинформировал норвежского посла, что СССР будет приветствовать участие норвежских частей в этой операции^**. Три недели спустя в Москву прибыл Трюгве Ли, и его переговоры с советским руководством прошли в дружеской атмосфере. Однако возможность упрочения двусторонних отношений и укрепления сотрудничества была подорвана Молотовым: в полночь накануне отъезда Трюгве Ли Молотов вызвал его на беседу в Кремль и предъявил требования пересмотра Парижского договора о Шпицбергене и передачи Советскому Союзу острова Медвежий. Предложения Молотова касались предоставления СССР равного с Норвегией статуса в эксплуатации экономических ресурсов Свальбарда, но он намекнул и на наличие у Москвы стратегических соображений, связанных со свободным доступом в Атлантику. По описанию самого Ли, возможно не лишенному некоторой драматизации, Молотов подошел к карте и кулаком указал сначала на Дарданеллы, а потом на Балтийские проливы, заявив: «Здесь мы заперты, и здесь тоже. Лишь на севере есть открытый проход, но, как показала нынешняя война, коммуникации с Северной Россией можно прервать или затруднить. Это не должно повториться»³.

После некоторых колебаний и вопреки рекомендациям английского Министерства иностранных дел норвежское правительство подписало с Советским Союзом соглашение о гражданской администрации и юрисдикции на освобожденной территории Норвегии, аналогичное подобным же соглашениям, заключенным с Великобританией и Соединенными Штатами. Соглашение создавало основу для ограничения юрисдикции союзного военного командования в ходе освобождения Норвегии. Возможное присутствие Красной Армии на территории Норвегии вызывало у правительства некоторое беспокойство, но оно решило, что лучше будет оговорить его официальным соглашением, чем просто наблюдать, как советские войска вступают в Северную Норвегию в ходе преследования отступающих немцев. На снимке соглашение подписывают советский посол при союзных правительствах в изгнании Виктор Лебедев (слева) и Трюгве Ли (справа). В центре сидит премьер-министр Нюгорсволл.

Непосредственным результатом «лобовой» тактики Молотова стало уничтожение надежд на установление сердечных отношений на Севере. Присутствие советских войск на норвежской территории, в Финмарке, первоначально приветствовалось в официальном заявлении норвежского правительства от 26 октября 1944 г., поскольку оно «еще больше укрепит дружбу между нашими двумя странами»^***. Отныне оно должно было стать напоминанием о том, что цели СССР могут вступить в прямое противоречие с норвежским территориальным суверенитетом в Арктике. Зимой—весной 1945 г. норвежское правительство предприняло ряд дипломатических шагов в попытке отклонить советские притязания на Свальбард. Делались ссылки на то, что любая ревизия Парижского договора потребует согласия всех его участников. Но в реакции Москвы на демарши Норвегии как в этом, так и в других вопросах, связанных с положением на Крайнем Севере, со всей очевидностью проявилось явное предпочтение Москвы того, чтобы решать все проблемы советско-норвежских отношений на сугубо двусторонней основе, исключая любое участие великих держав Запада до тех пор, пока не будет достигнута договоренность с самой Норвегией.

Той зимой при выработке позиции Норвегии по Свальбардскому вопросу выявился раскол между теми, кто был готов предпринять большие усилия, чтобы удовлетворить требования СССР — прежде всего самим Трюгве Ли и министром юстиции Терье Волдом, которых активно поддерживали посол в Москве Рольф Андворд и некоторые высокопоставленные советники правительства — с одной стороны, и премьер-министром и еще парой других министров, стремившихся отложить все его до того момента, когда окончится война и можно будет запросить мнение стортинга — с другой. Линия Трюгве Ли, одним из элементов которой с самого начала являлось стремление рассматривать этот вопрос как исключительно двустороннее советско-норвежское дело и вести его так, чтобы инициатива исходила от Норвегии, возобладала, к очевидному удовлетворению Молотова. Одной из причин того, что не проводилось консультаций с западными союзниками было, как можно предполагать, разочарование, вызванное отсутствием интереса и неоказание ими поддержки норвежцам, проявлявшим озабоченность относительно целей СССР на Севере. Но существовало и опасение, что после таких консультаций западные державы «возьмут дело в свои руки» и урегулируют вопрос, принимая во внимание лишь интересы великих держав в регионе. Поэтому в итоге 9 апреля 1945 г. правительство выступило с официальным предложением о совместной милитаризации архипелага силами СССР и Норвегии, которое, ухватись за него Москва, означало бы на практике утрату норвежского суверенитета над островами. К счастью для правительства, советская сторона решила отложить дело в долгий ящик либо потому, что она хотела большего, либо потому, что в тот момент — в апреле 1945 г. — перед ней стояли более масштабные и срочные задачи, связанные с окончанием войны. Но, как бы то ни было, молотовские требования неизбежно вызвали такое потрясение, эхо которого будет отзываться еще долго и в послевоенные годы.

Одной из причин, почему Трюгве Ли и правительство до такой степени уступили давлению СССР, было возникшее у них четкое ощущение, что Великобритания и Соединенные Штаты не желают предпринимать какие-либо действия в связи с обеспокоенностью норвежцев, выделяя войска или в других формах оказывая поддержку в освобождении страны, что обеспечило бы военное присутствие Запада на территории Норвегии и сдерживало бы потенциальные советские амбиции. Незаинтересованность западных союзников, несомненно, объяснялась отсутствием необходимых сил для использования в операциях на Крайнем Севере, которые не влияли на скорейший разгром Германии. Кроме того, по заверениям западных представителей они были убеждены в отсутствии у Советского Союза экспансионистских планов в Северной Норвегии, а внезапное появление западных войск в регионе привело бы к недоразумениям и инцидентам, способным спровоцировать именно такое развитие событий, которого норвежцы хотели избежать. На самом деле, как показывают недавно опубликованные документы из советских архивов, некоторые элементы среди советских военных, и в Министерстве иностранных дел летом 1945 г. обдумывали идеи использования советского присутствия в губернии Финмарк в качестве рычага для предложений «о совместном сотрудничестве по укреплению обороны норвежского севера, по постройке там военных, военно-морских и военно-воздушных баз, стратегических железных дорог и т.п.», а в итоге считали возможным «поставить вопрос и об исправлении нашей континентальной с Норвегией границы в желательном для нас направлении»⁴. Но политическое руководство в Кремле, очевидно, отвергло эти идеи, и дело кончилось тем, что в сентябре советские войска мирно покинули север Норвегии после того, как они убедились, что западные экспедиционные силы, прибывшие в страну после 8 мая 1945 г., также были выведены^****.

Предпочтение, отдаваемое американцами универсалистскому подходу к проблемам послевоенной безопасности с позиций «Объединенных Наций»; обеспокоенность Норвегии советскими военными целями на Крайнем Севере и отказ западных держав разделить это беспокойство, а также очевидное равнодушие западных союзников к опасениям норвежцев, что 350-тысячная боеспособная группировка немецких войск, остающихся в стране, может попытаться дать жестокий «последний бой» — все это неизбежно должно было повлиять на настроения норвежского правительства в последний год войны. Главным результатом этого воздействия стал тот факт, что в 1944 г. позиция кабинета претерпела эволюцию — начав с подтверждения приоритетов «атлантической политики», пройдя через период уступок советским интересам, она пришла к отстраненному подходу в отношении международных дел. С осени 1944 г. и до самого конца войны среди норвежских лидеров в изгнании царили разочарование политикой западных держав и глубокие подозрения в отношении целей СССР на Севере. При наличии столь глубоко укоренившейся неопределенности относительно будущей направленности внешнеполитического курса Норвегии вряд ли стоит удивляться, что предпринятые в 1944 г. запоздалые попытки англичан возродить интерес к атлантической системе безопасности не вызвали у норвежцев отклика. Время открытых заявлений о готовности Норвегии участвовать в коллективных оборонных структурах Запада прошло. Вместо этого, казалось бы, оправдывался пессимистический прогноз английского Министерства иностранных дел, сформулированный в июне 1943 г. в инструкции английским послам при норвежском и шведском правительствах. Объясняя, почему английское правительство не желает становиться на чью-либо сторону в ходе упорных дискуссий о достоинствах и недостатках послевоенного союза северных стран, авторы инструкции отмечали: «Не следует забывать, что вплоть до нападения Германии Норвегия была ярой сторонницей нейтралитета, а участником войны она стала против собственной воли. Нет никаких оснований предполагать, что сразу после окончания войны она не вернется к нейтралистскому мышлению, сколько бы г-н Ли ни проповедовал обратное»⁵. Однако создание союза северных стран выглядело маловероятной перспективой, если учесть, что в годы войны отношения между двумя соседями на Скандинавском полуострове развивались далеко не лучшим образом.

Примечания

*. «Соглашение о гражданской администрации и юрисдикции на норвежской территории после ее освобождения союзными экспедиционными силами между правительствами СССР и Норвегии» подписано 16 мая 1944 г. в Лондоне. Оно вступало в силу немедленно после подписания. Текст см. в кн.: «Советско-норвежские отношения. 1917—1955: Сб. документов». М., 1997. С. 344—347 (далее — «Советско-норвежские отношения»).

**. Восемнадцатого октября 1944 г. первые советские солдаты перешли границу Норвегии, и в тот же день норвежский посол в СССР Р.О. Андворд был принят В.М. Молотовым. Текст их беседы см.: «Советско-норвежские отношения», док. 262.

***. Текст приветствия норвежского правительства см. там же, док. 264.

****. Последние советские солдаты покинули территорию Норвегии 25 сентября 1945 г.

1. Подробнее об этом инциденте см.: О. Riste, «An Idea and a Myth: Roosevelt's Free Ports Scheme for Norway», in B. Seyersted (ed.) Americana Norvegica IV. Norwegian Contributions to American Studies (Oslo 1973).

2. MFA, archives 34.4/99, Minute by Finance Minister Paul Hartmann 12 April 1943 (для российского издания цитата приводится по: «Советско-норвежские отношения 1917—1955: Сб. документов». М., 1997, док. 251. — Примеч. пер.).

3. Trygve Lie, Hjemover (Oslo 1958). P. 159.

4. S. Holtsmark (ed.), Norge og Sovjetunionen 1917—1955: En utenrikspolitisk dokumentasjon (Oslo 1995). P. 360. (В российском издании книги цитата приводится по: «Советско-норвежские отношения 1917—1955», М., 1997, док. 276. — Примеч. пер.)

5. PRO, FO 371/36867, N 3010/219/63, 17 June 1943.