Политика «наведения мостов» и вопрос Свальбарда

Вера в возможность послевоенного сотрудничества между членами «Большой четверки», несомненно, основывалась на осознании того факта, что без права вето Советский Союз просто не вступит в ООН и обеспечит интересы своей безопасности иными средствами. Учитывая явные или предполагаемые экспансионистские цели СССР на Крайнем Севере, Норвегия была кровно заинтересована в создании организационной структуры, приемлемой для Советского Союза. Этим также объясняется и то, что норвежская делегация в Сан-Франциско не выступала при обсуждении вопроса о региональных структурах безопасности, предусмотренных Уставом ООН. Возможность создания «западного блока» или «Атлантической ассоциации» утратила практический характер по целому ряду причин: в Москве ее расценили бы как враждебный «антисоветский сговор»; США испытывали патологическое отвращение к традиционным региональным альянсам; Англия была слишком слаба, чтобы взять на себя бремя поддержания европейской безопасности, и Норвегия старалась ничем не спровоцировать своего российского соседа. Выход из этой ситуации Норвегия видела в несколько идеалистической надежде, впервые высказанной летом 1942 г., что ей удастся стать «связующим звеном и мостом для доверительного сотрудничества между Советским Союзом и Атлантическими державами»¹.

Хальвард Ланге занимал пост министра иностранных дел Норвегии с 1946 по 1965 г. Он оказал большое влияние на выработку и осуществление внешней политики и политики безопасности страны, в особенности на ее отношения с Атлантическим союзом. Будучи убежденным интернационалистом со студенческих лет, Ланге под воздействием драматических событий Первой мировой войны вступил сначала в ряды пацифистов, а затем стал членом умеренной Социал-демократической партии. В 1930-х гг. он отказался от своей пацифистской позиции, выступая за коллективную безопасность в рамках Лиги наций. Его взгляды в момент вступления на пост министра иностранных дел вполне соответствовали общему курсу норвежской политики неприсоединения и опоры на Организацию Объединенных Наций, но в 1948 г. Ланге постепенно переосмыслил свою точку зрения и поддержал вступление Норвегии в Атлантический пакт как способ обеспечения ее безопасности. После этого он стал твердым сторонником НАТО и активного участия страны в этом союзе.

Хотя сама формулировка «наведение мостов» редко использовалась в официальном контексте для описания послевоенного внешнеполитического курса страны, более нейтралистски настроенные обозреватели или те, кто просто не интересовался иностранными делами, приняли ее на ура. Однако всех их, судя по всему, объединяло желание, чтобы Норвегия оставалась в стороне от конфликтов между великими державами и могла заняться более насущными делами. Если в норвежской историографии к внешнеполитическому курсу 1945—48 гг. прочно приклеилось название «политики наведения мостов», то это может сказать нам о желании первых историков этого периода представить политику страны в позитивном свете. В более поздних работах основная направленность внешней политики Норвегии в эти годы практически единодушно описывалась как отход от международных дел. Даже в ООН, которая в часто публиковавшихся официальных политических заявлениях именовалась «краеугольным камнем норвежской внешней политики», Норвегия демонстрировала последовательно выдерживавшееся уклонение от занятия позиции каждый раз, когда какой-либо вопрос вызывал разногласия между великими державами. Когда в 1946 г. Норвегия к тому же заявила, что не выставит свою кандидатуру для избрания в качестве непостоянного члена первого состава Совета Безопасности, одна из газет в Осло выразила полную уверенность, что это связано с нежеланием становиться на чью-либо сторону. Арне Урдинг, сохранивший за собой пост советника, когда Хальвард Мантей Ланге пришел на смену Трюгве Ли в качестве министра иностранных дел, охарактеризовал эту политику таким образом: «Ничего страшного, если время от времени приходится залезать под стол, но не стоит устраиваться там на постоянное жительство». Сам Хальвард Ланге позднее приводил эту фразу как возможно лучшее и самое краткое определение проблемы, которую Норвегия испытывала в те годы².

Американский посол в Норвегии в декабре 1945 г. подытожил свои впечатления о внешней политике страны в трех лаконичных пунктах: «1. Проангло-американская, насколько она осмеливается. 2. Просоветская, насколько она должна. 3. Проооновская, насколько возможно»³. То, что Норвегия старалась «не высовываться», было в первую очередь связано с опасением спровоцировать Советский Союз. Одним из наиболее ранних примеров такого поведения стал вопрос о приглашении Черчиллю посетить Норвегию в 1946 г. Целью приглашения было оказать почести великому лидеру победоносной Антигитлеровской коалиции, скромным участником которой была и Норвегия. Но после того, как в марте 1946 г. Черчилль произнес свою знаменитую речь в Фултоне, штат Миссури, о «железном занавесе», правительство струсило. Поскольку приглашение Черчиллю направил лично король Хокон VII, об отмене визита не могло быть и речи, а просьба к английскому министерству иностранных дел уговорить Черчилля под каким-нибудь предлогом отказаться от поездки натолкнулась на резкий отказ. Положение спас сам король, написав Черчиллю личное письмо с объяснением, что время для визита сейчас неподходящее, на что тот ответил, что не возражает отложить поездку до того момента, пока ситуация не улучшится — или не станет гораздо хуже!

Одной из важных причин озабоченности норвежцев реакцией СССР стало то, что Молотов вновь вернулся к Свальбардскому вопросу. Первые признаки того, что в Советском Союзе не забыли об этой проблеме, проявились в феврале 1946 г. — Молотов через норвежского посла в Москве дал понять, что пришло время вновь внести вопрос в повестку дня. Хальвард Ланге, сменивший Трюгве Ли на посту министра иностранных дел, когда тот незадолго до описываемых событий стал первым Генеральным секретарем Организации Объединенных Наций, осторожно осведомился о мнениях своих коллег по правительству. Менее отягощенное ответственностью за прошлую политику и не испытывающее давления, связанного с присутствием советских войск на норвежской территории, новое правительство явно надеялось, что проблема просто сойдет на нет. Поэтому послу было предписано, если Молотов снова поднимет вопрос, ответить ему, что в изменившихся условиях, связанных с членством обеих стран в Организации Объединенных Наций, вопрос о совместных военных базах следует решать в соответствии со статьями Устава ООН относительно предоставления вооруженных сил и военных баз в распоряжение этой всемирной организации. Однако посол Андворд, сыгравший ведущую роль в переговорах по этому вопросу в 1944—45 гг., убедил Ланге и правительство, что, поскольку СССР рассматривает Свальбард исключительно как проблему двусторонних отношений, лучше всего будет вообще ничего не отвечать и надеяться, что вопрос отпадет сам собой.

Первая возможность для Молотова встретиться с новым министром иностранных дел Норвегии представилась летом 1946 г. на Парижской мирной конференции, где все участники Антигитлеровской коалиции собрались для обсуждения мирных договоров с пятью бывшими союзниками Германии. Хотя встреча прошла в общем дружелюбно — по крайней мере настолько, насколько дружелюбной вообще могла быть любая встреча с Молотовым, — первыми его словами, обращенными к Ланге, было напоминание о том, что Свальбардский вопрос все еще остается нерешенным. В Норвегии вопрос обсуждался на закрытом заседании стортинга летом 1945 г., когда советские войска еще находились в Финмарке. Тогда Трюгве Ли, естественно, энергично отстаивал линию правительства, в том числе и предложение от 9 апреля 1945 г. о переговорах относительно совместной обороны архипелага. Хотя некоторые парламентарии испытывали опасения, Ли, очевидно, истолковал достигнутый компромисс как поддержку его действий в этом вопросе и своего намерения придерживаться той же линии, если русские снова его поднимут.

Когда Молотов в Париже вновь открыл обсуждение вопроса и предложил провести переговоры во время сессии Генеральной Ассамблеи ООН осенью того же года, норвежское правительство сформировало специальный комитет по этой проблеме. Результатом его деятельности стала инструкция Ланге предложить вести переговоры на новой основе, связанной с ревизией самого Договора о Шпицбергене. Но когда в Нью-Йорке Ланге встретился с Трюгве Ли и другими участниками обсуждения вопроса в годы войны, те убедили его запросить новые инструкции, основанные на возврате к норвежским предложениям от 9 апреля 1945 г. Мнения членов правительства разделились, и они попытались выработать компромиссное решение, в общем более или менее предоставлявшее свободу действий колеблющемуся министру иностранных дел. В конце концов на встречу с Молотовым Ланге отправился в сопровождении Терье Волда, председателя комитета стортинга по внешней политике, который, будучи министром юстиции в лондонском правительстве, являлся главным сторонником «умиротворения» русских в вопросе о Свальбарде. Согласившись рассматривать встречу как обмен мнениями, а не переговоры, Молотов, несомненно, с удовлетворением узнал, что Ланге готов принять предложения 1945 г. в качестве его основы. Он не высказал никаких возражений против норвежского предложения о совместной обороне архипелага силами СССР и Норвегии, но недвусмысленно дал понять, что вопрос об острове Медвежий все еще может возникнуть. СССР также желал бы получить равноправный статус при эксплуатации угольных месторождений на островах. Под конец встречи стороны договорились о проведении официальных переговоров в начале 1947 г.

Эйнар Герхардсен (на снимке он выступает перед микрофоном после прибытия в Москву — это был первый визит главы правительства страны — члена НАТО в Советский Союз) возглавлял правительство НРП с 1945 по 1965 г. с двумя короткими перерывами. Он был сильным лидером, но при этом отличался и необыкновенным политическим чутьем, улавливая настроения партии, избирателей и общественности. Во внешней политике интуитивная симпатия к Северному сотрудничеству не помешала ему полностью поддержать решение о вступлении страны в НАТО, однако в 1950-е гг. более чем прохладное отношение к гонке вооружений и военным побудило Герхардсена искать пути к разрядке в отношениях между Востоком и Западом. Одним из первых шагов в этом направлении стал его визит в СССР в 1955 г.

В Осло же дело взяли в свои руки сторонники «жесткой линии» в правительстве во главе с министром обороны Йенсом Кристианом Хауге, пользовавшиеся поддержкой премьер-министра Эйнара Герхардсена. На совещании Герхардсена с Хауге и Ланге было принято решение, означавшее полную перемену согласованной с Молотовым позиции: Норвегия заявит о своей готовности обсуждать экономические вопросы, связанные со Свальбардом, но считает, что вопрос о совместной обороне островов снят недавними предложениями о всеобщем разоружении, внесенными Советским Союзом в ООН. Несмотря на решительное сопротивление со стороны «умиротворителей» — на сей раз это были Арне Урдинг и другие высокопоставленные чиновники Министерства иностранных дел, правительству в январе — феврале 1947 г. удалось убедить парламентский комитет по внешней политике одобрить эту линию, а затем стортинг подавляющим большинством голосов утвердил ее на закрытом заседании. Против проголосовали лишь одиннадцать депутатов-коммунистов. О принятом решении было сообщено советской стороне, и, хотя само послание было сформулировано в изысканных дипломатических выражениях, можно представить, как высшие чины министерства, затаив дыхание, ожидали взрыва. Но ответом Москвы была мертвая тишина!

Действия Норвегии по Свальбардскому вопросу в 1944—45 гг., которые чуть было не привели к катастрофическим результатам, можно объяснить лишь глубоко укоренившимся страхом перед российскими/советскими экспансионистскими целями на Крайнем Севере и непониманием того, что в общем контексте советской внешней политики Свальбард играл сравнительно небольшую роль. Никто из членов норвежского правительства — за возможным исключением самого премьер-министра — судя по всему, не подумал о возможности того, что требования Молотова являлись всего лишь пробным шаром, попыткой выяснить, на какие уступки может пойти Норвегия, учитывая ее готовность к сотрудничеству, проявленную в начале 1944 г., и ситуацию, сложившуюся в связи с присутствием Красной Армии на норвежской земле. Эту теорию можно было бы затем проверить, применив тактику проволочек, — здесь у норвежского правительства был один особенно сильный козырь: ведь Шпицбергенский договор был многосторонним соглашением, которое подписали 40 с лишним государств, в том числе и западные великие державы. А значит, любые изменения в этот договор никак не могли вноситься СССР и Норвегией на двусторонней основе — для этого, согласно нормам международного права, потребовались бы практически бесконечные переписка и согласования с другими странами-участницами. Русские это прекрасно сознавали: на встрече в Кремле Молотов заявил, что они намерены «в свое время поставить этот вопрос перед другими союзными странами, подписавшими договор».

Норвежское правительство, руководствуясь ошибочным стремлением каким-то образом «сохранять за собой инициативу», избрало совершенно иной курс. Оно, можно сказать, пригласило СССР настаивать на своих требованиях и подвело Москву к тому, чтобы сосредоточить внимание именно на тех аспектах всего дела, которые были связаны с военными вопросами и безопасностью. Трудности, с которыми столкнулось правительство в 1946 г. при попытке дезавуировать катастрофическое предложение Советскому Союзу от 9 апреля 1945 г., становятся понятнее, если вспомнить о том, какое давление авторы этого предложения оказывали в его поддержку. Новый министр иностранных дел Хальвард Ланге оказался в незавидном положении. В беседе с британским послом в январе 1947 г. у него вырвалось восклицание: «Как вообще мог министр иностранных дел Норвегии согласиться на это и как мне вытащить нас из этой ситуации?»⁴ Выступая 30 января 1947 г. перед комитетом стортинга по внешней политике, он отстаивал свой отказ от концепции «совместной обороны». Обсуждение обороны части норвежской территории с каким-либо одним иностранным государством противоречило бы установленному внешнеполитическому курсу Норвегии, отметил он. Другими словами, возврат к предложению по Свальбарду от 9 апреля 1945 г. не укладывался бы в рамки политики «наведения мостов» — он означал бы большой шаг к переходу на сторону СССР в назревающей «холодной войне».

Примечания

1. Передовица в официальном органе правительства — газете Norsk Tidend, 15 July 1942.

2. John Sanness et al. (eds), Festskrift til Arne Ording (Oslo 1958). P. 140.

3. Wayne S. Cole, Norway and the United States 1905—1955 ( Ames, Iowa 1989). P. 121.

4. PRO, FO 371/66021, N 1224/68/30.