Разговор со сказочным концом

Ванг лежит в горной котловине. Воды озера спокойны, холодны, прозрачны. Лодки возле пристани приглашают поразмять мускулы. Тропки, уходящие в горы, сулят восхитительные прогулки.

Хозяйка гостиницы «Ванг» заверила нас, что завтра будет хорошая погода. Ивар Андерсен фыркнул и тут же рассказал о владельце заезжего двора, которому удивительно помогало эхо. Если постояльцы, глядя на хмурый закат, собирались уезжать, то хозяин приглашал их на крыльцо и, сложив руки трубой, вопрошал:

— Будет завтра хорошая по-го-да?

И «эхо» отвечало весьма членораздельно:

— Хорошая по-го-да-а-а...

Как-то гость, довольный предсказанием, крикнул:

— Спасибо! Хочешь рюмочку?

— Да! — радостно и громко ответило «эхо».

...Хозяйка сдержала обещание — погода на другой день в самом деле была как по заказу.

Горное озеро Ванг

Досыта нагулявшись в горах и накатавшись на лодках, мы собрались вечером в зале гостиницы. Задымили трубки, появился кофе, потом бутылка зеленоватого старого ликера. Лица раскраснелись, обычная сдержанность исчезла.

— Скажите, что вы думаете о Норвегии? Вы, конечно, представляли ее совсем другой, верно? — спросил, подмигивая мне, датчанин, о котором мы знали, что он — владелец маленькой фабрики с двенадцатью рабочими.

— Почему? — удивился я. — У нас довольно много книг о Норвегии.

— Нет-нет, я не о том! Ну, вот вы, наверное, думали увидеть тут всюду жирных ужасных капиталистов, которые только и делают, что душат несчастных рабочих...

Ах, вот он о чем! Другие наши спутники внимательно прислушивались к разговору.

— А разве в Норвегии уже нет капиталистов?

— Это нельзя отрицать, — серьезно ответил датчанин. — Но они хотят счастья и процветания рабочим...

— Тогда почему же рабочие бастуют? — вмешался Марк. — Я читал о забастовке строителей. Потом бастовали рабочие целлюлозно-бумажных заводов. А полицейские? Ведь даже полицейские забастовали в Осло, требуя прибавки. Правда, им пригрозили, что лишат их формы и навсегда запретят служить в полиции, и они быстро сдались. Потом бастовали штурманы. Потом...

— Человек никогда не бывает доволен тем, что имеет, — прервал его со вздохом датчанин.

Марк заметил, что акционерные компании норвежских и иностранных капиталистов, напротив, могут всем быть довольны — они выплачивают владельцам акций большие деньги из своих огромных прибылей.

— Но не будете же вы отрицать, что и рабочие тоже стали жить лучше! — несколько нервно перебил датчанин.

Тут разговор стал общим. Все подтвердили, что норвежские рабочие живут сейчас действительно лучше, чем лет тридцать или сорок назад, когда в Норвегии была слаба промышленность и ее считали бедной страной. Но верно и то, что цены на продукты не уменьшаются, а растут. Повысилась плата за телефон, за проезд в метро, поднялся в цене бензин. А разве налоги уменьшаются? Или плата за квартиру?

— Господа! Вы знаете, почему все дорожает? Маленьким странам тяжело тратить много денег на оборону, — вздохнул датчанин. — Но нам приходится это делать.

Ну, началось! Сейчас наш собеседник заведет речь про хорошее НАТО и неизвестную плохую страну, которая угрожает бедной Норвегии и Дании. Это был бы еще один вариант сказки про белого бычка, и мы перевели разговор на другое. Вот допустим, как живет наш друг Ивар, и, если это не секрет, на что тратит деньги?

— Налог — семнадцать процентов, — говорит Ивар. — За квартиру не плачу — домик строил сам, вот этими руками. Сам взрывал камень, делал двери, окна — всё. Правда, это далеко за городом.

— Ну, а как у соседей?

— По-разному.

Начинаются сравнения. У квалифицированных рабочих заработки довольно высоки, но и налог выше, уже до тридцати процентов. И не все сами умеют строить дома, приходится дорого платить за квартиру.

Пенсии? Надо сначала дожить до семидесяти лет. Выплачивается пенсия отчасти из тех денег, которые сам же трудящийся вносил в ту пору, пока работал.

А как при безработице? Последние годы безработных было не так много. Но вообще-то оставшемуся за воротами завода плоховато. Небольшое пособие выдается только первые три месяца безработицы.

Разговор затянулся надолго.

Мы даже поспорили, без особой, впрочем, горячности, потому что спорить, собственно, было не о чем.

Люди живут, работают. В одних семьях сводят концы с концами да еще понемногу откладывают в банке кроны на «черный день». В других — залезают в долги. Одним посчастливилось получить квартиру в новом доме, другие годами терпеливо ждут очереди. И, хотя наш спутник-датчанин уверял, будто норвежские капиталисты только и знают, что пекутся о рабочих, эти «неблагодарные» рабочие бастуют, заявляя о своих правах и требуя улучшения своей доли.

Ивар же, наслушавшись датчанина, вдруг как будто ни к селу ни к городу стал рассказывать норвежскую сказку.

— У одного короля была дочь, которую никто не мог переврать. Какую бы чушь при ней ни рассказывали, она кивает головой:

«Да, да, так бывает», — и тотчас принимается плести еще большую небылицу.

И вот король объявил... гм! Ну, мы бы теперь сказали — конкурс вралей. Пусть, мол, кто-нибудь придумает такую невероятную штуку, чтобы королевская дочка сказала: «Этого не может быть!»

Многие лгуны пробовали и отступали. Однажды пришел к королевской дочери крестьянский парень. Стал он ей рассказывать про скотный двор, где с одного конца не видно другого.

«Бывает, бывает, твоя правда! — кричит та. — У нас вон скотный двор такой, что, пока корова с теленком из одного конца в другой идет, теленок вырасти успевает».

Много небылиц перебрал парень, да все попусту. Совсем уже бедняга выдохся, пот рукавом обтирает.

«Слушай, — говорит он под конец, — как-то раз иду я по полю, вдруг слышу — в мышиной норе кто-то кричит. Ну, остановился, смотрю. Это, оказывается, моя мать туда провалилась, а твой отец въехал в нору верхом на коне, подал ей руку и старается вытащить. А она...»

«Не может быть! — закричала королевская дочь и даже ногами затопала. — Так не бывает, не бывает! Станет мой отец мужичке помогать из беды выпутываться! Не может быть, не может быть!»

Рассказав это, Ивар подмигнул нам с Марком, взял под руку жену и заторопился к двери:

— Спать, спать! Хорошей ночи!