XI. По Карскому морю

На слѣдующій день былъ пройденъ Югорскій проливъ, и корабль прошелъ мимо острова Сокольяго, или Фалькенъ, и направился вдоль низкаго пустыннаго берега въ страшное Карское море, Нансенъ говорилъ всегда, что Карское море — самая опасная часть пути; только бы счастливо выбраться изъ него и объѣхать Челюскинъ мысъ, — тогда дальнѣйшее плаваніе не представитъ такихъ серьезныхъ затрудненій. Къ счастью, пока еще не было видно сплошного льда, а на востокѣ виднѣлась яркая полоса открытаго моря. Главная опасность заключалась въ томъ, чтобы не засѣсть среди льда, изъ котораго, въ виду поздняго времени года, нельзя было бы выбраться; такимъ образомъ пришлось бы потерять нѣсколько мѣсяцевъ и сидѣть на мѣстѣ, проѣхавъ лишь самую незначительную часть пути. Нансенъ и его спутники больше всего боялись такой вынужденной остановки; оттого они чувствовали всякій разъ такое неудовольствіе, когда наталкивались на сплошной ледъ.

Теперь можно было плыть только вдоль берега, гдѣ ледъ былъ рыхлый. 24-го іюля корабль былъ направленъ къ полуострову Ялмалу, но широкая льдина мѣшала ему подплыть къ этой низменной и некрасивой землѣ. Пришлось пересѣсть на лодку, чтобы добраться до берега, но и ту въ концѣ концовъ пришлось тащить на себѣ, такъ какъ море было здѣсь ниже, чѣмъ по колѣно.

На островѣ виднѣлись слѣды оленей, но это были слѣды ручныхъ оленей самоѣдовъ. Какъ пустынна и уныла эта земля, обитаемая этими жителями крайняго сѣвера! Нѣсколько цвѣточковъ пестрѣли среди мха; ни деревца, ни кустика на илистой, некрасивой низменности! Путники забрали съ собой немного дровъ, развели костеръ и сварили горячій кофе. Раскинувъ палатки, они провели здѣсь ночь и только на другой день вернулись на корабль. Провести нѣсколько часовъ на твердой землѣ, какъ бы негостепріимна она ни была, доставило имъ немалое удовольствіе.

На кораблѣ ихъ навѣстили два самоѣда, здоровыхъ и сильныхъ, жившихъ въ шатрахъ недалеко внутри страны. Ихъ угостили обѣдомъ и табакомъ, дали имъ подарки, и они уѣхали очень довольные; это были послѣдніе люди, которыхъ видѣли наши путешественники.

Корабль шелъ все впередъ, пробиваясь сквозь пловучій ледъ, 1-го августа вышелъ въ чистое море и миновалъ островъ Бѣлый. Было рѣшено направиться къ острову Уединенія, но поднялся сильный вѣтеръ, который очень затруднялъ плаваніе. Показался снова ледъ, и пришлось плыть вдоль плотнаго льда, въ постоянной борьбѣ съ вѣтромъ.

Направленіе было взято на юго-востокъ, ради попутнаго вѣтра; пройденъ островъ Диксонъ и еще другіе острова, которые всѣ походили другъ на друга. Растительности не было видно никакой, а только камни и скалы. Мѣстами на нихъ лежалъ снѣгъ. Невеселая картина!

Для ученаго прибрежныя скалы, изрытыя моремъ, были тѣмъ любопытны, что показывали прежній уровень воды въ морѣ; вездѣ по сѣверному берегу Сибири и Скандинавіи земля поднималась, а уровень моря опускался: видны были скалы, сглаженныя напоромъ льда, который когда-то сплошь покрывалъ эти острова.

Нансенъ съ интересомъ наблюдалъ всѣ эти слѣды прошлаго и каждый островъ, который попадался на пути, разсматривался внимательно черезъ подзорныя трубы. Выйти на берегъ онъ не рѣшался: погода была хорошая, и надо было пользоваться каждымъ часомъ, чтобы подвигаться къ сѣверу. Только въ воскресенье, 8-го августа, подойдя къ Кьелманскимъ островамъ, «Фрамъ» бросилъ якорь около самаго большого острова, прозваннаго потомъ Оленьимъ островомъ. Пока котелъ наполнялся водою, было рѣшено выйти на берегъ поохотиться. Штурманъ сообщилъ, что видѣлъ на островѣ оленей. Это было очень заманчивое извѣстіе, и Нансенъ съ нѣсколькими товарищами бросились въ лодки, захвативъ съ собою ружья и ножи. Ожиданіе ихъ не обмануло; какъ только они вышли на берегъ, сейчасъ же увидѣли слѣды оленей на мягкой глинистой землѣ, а вскорѣ и самихъ животныхъ, которыя паслись на громадной равнинѣ. Подойти къ нимъ на разстояніе выстрѣла было очень не легко. «Никакого возвышенія, никакого камня, чтобы спрятаться, — разсказываетъ Нансенъ. — Прямо къ оленямъ, бывшимъ всего ближе къ намъ, тянулась рытвина, по которой, казалось, легко приблизиться къ нимъ на разстояніе выстрѣла. Я пошелъ назадъ попробовать это, а другіе должны были остаться на своихъ мѣстахъ.

«Тихимъ и красивымъ предстало предо мною море: солнце только что закатилось; небо пылало среди свѣтлой ночи. Я не могъ не остановиться, чтобы полюбоваться этой красотой. Но надо было торопиться: иначе животныя, почуявъ человѣка, обратятся въ бѣгство.

«Канава не оказалась такою глубокою, какъ я предполагалъ. Бока ея, правда, были достаточно высоки, чтобы скрывать меня, ползущаго на четверенькахъ, но посреди ея находились большіе камни, глинистый песокъ и къ тому же небольшой ручей. Олени паслись спокойно, повертывая изрѣдка голову, чтобы оглядѣться вокругъ. Какъ трудно ползти на животѣ по мокрой глинѣ! Только мысль о томъ, какъ нужна на кораблѣ свѣжая мясная пища, да, пожалуй, любовь къ охотѣ заставляли меня двигаться впередъ. Небо все темнѣло, и съ каждою минутою становилось труднѣе разглядѣть животныхъ; въ платьѣ, съ котораго текла мокрая глина, я, наконецъ, стоялъ довольно близко у цѣли, но стрѣлять было невозможно въ наступавшей темнотѣ. Мнѣ было ужасно досадно!

«Однако я поднялъ ружье кверху и направилъ его на оленей. Разъ, два, три! Надѣяться на хорошій выстрѣлъ было нечего, но мнѣ казалось, что во всякомъ случаѣ я долженъ попасть въ цѣль, и я спустилъ курокъ. Два оленя сдѣлали прыжокъ, посмотрѣли испуганно кругомъ и остановились; къ нимъ подбѣжалъ третій. Я выстрѣлилъ всѣ заряды, но неудачно. Раздосадованный, я взвалилъ ружье на спину и поднялся. Нечего было дѣлать: надо было итти искать товарищей. Скоро я встрѣтилъ Свердрупа и Блессинга, который занимался собираніемъ растеній.

«Свердрупъ и я пошли бродить по острову, присаживаясь, иногда за большими каменьями, чтобы защититься отъ вѣтра.

«Фрамъ» въ Карскомъ морѣ

«Вѣтеръ пронизывалъ меня сквозь мокрое платье, и мнѣ приходилось трястись отъ стужи. Наконецъ, мы замѣтили шесть великолѣпныхъ животныхъ, которыя паслись на возвышенности. Свердрупъ побѣжалъ въ обходъ, а я остановился съ намѣреніемъ отрѣзать имъ путь къ отступленію. Вотъ раздался выстрѣлъ, — все стадо съ быстротой молніи повернуло и помчалось вскачь въ мою сторону. Разстояніе между нами сокращалось; я напрягалъ до крайности мышцы своихъ длинныхъ ногъ, пробѣгая по огромнымъ кучамъ гладкихъ камней, дѣлая съ одного камня на другой гигантскіе прыжки, которымъ, конечно, въ болѣе спокойную минуту самъ бы подивился. Случалось также, что ноги скользили, и я падалъ вмѣстѣ съ ружьемъ на голыши. Еще два прыжка черезъ нѣсколько большихъ камней, и наступила минута дать выстрѣлъ. — Когда дымъ разсѣялся, я увидѣлъ, что ранилъ одного оленя, а другіе бѣгали кругомъ него, не зная, что дѣлать, и, когда я далъ еще нѣсколько выстрѣловъ, бросились бѣжать въ долину. Подойдя ближе, я пристрѣлилъ оленя и вынулъ ножъ, чтобы приступить къ вскрытію животнаго, когда явились Хендриксенъ и Іогансенъ. Они ушли отъ медвѣдя, котораго встрѣтили немного южнѣе отъ этого мѣста. Наступило утро; я только теперь понялъ, сколько потрачено было времени, и съ нетерпѣніемъ сталъ дожидаться отплытія на сѣверъ.

«Я съ товарищами направился къ лодкѣ, чтобы захватить убитыхъ оленей и медвѣдя. Мы пытались тащить его на себѣ, но онъ оказался слишкомъ тяжелымъ; поэтому мы рѣшились содрать съ него шкуру, разрѣзать его на куски и по частямъ отнести на лодку.

«Какъ ни трудно было тащиться по сырой глинѣ съ тяжелымъ медвѣжьимъ окорокомъ на плечахъ, но все же это было лучше того, что ожидало насъ у берега: вода прибыла, прибой волнъ дѣлался все сильнѣе, лодка накренилась на бокъ, наполнилась водою, и всѣ наши принадлежности, оружіе и амуниція, лежали въ водѣ; куски хлѣба, единственное, что мы взяли съ собою изъ пищи, плавали кругомъ, а мы были страшно голодны. Съ презрѣніемъ къ смерти, отправились мы ловить куски хлѣба и стали ѣсть ихъ такими, какими они были: вымокшими въ морской водѣ и выпачканными въ грязи. Къ тому же я испортилъ свой альбомъ со многими рисунками каменистыхъ породъ, которымъ я очень дорожилъ.

«Трудно было перенести добычу въ лодку, во время прибоя волнъ къ низменному и ровному берегу. Мы должны были отъѣхать и втаскивать шкуру и мясо при помощи каната. Вода заливала насъ, но помочь было нечѣмъ. Затѣмъ пришлось грести изо всей силы, грести противъ вѣтра и волнъ.

«Вѣтеръ все крѣпчалъ; это была самая ужасная гребля, какую мнѣ приходилось когда-либо испытывать. Я воодушевлялъ экипажъ, какъ только могъ; говорилъ, что, послѣ нѣсколькихъ ударовъ веселъ, они получатъ горячій чай и разныя другія лакомыя вещи. Мы всѣ ужасно утомились; волны безпрестанно перекатывались черезъ насъ, и всѣ мы сидѣли промокшіе насквозь.

«Но, кромѣ вѣтра и волнъ, противъ насъ было еще теченіе, которое постоянно относило насъ отъ корабля. Мы употребляли всѣ усилія; каждый мускулъ напрягался до послѣдней степени. Съ корабля видѣли наши усилія и бросили намъ буй. Остается разстояніе въ нѣсколько саженъ. Гребцы, совершенно вытянувшись, ложатся на скамейки и гребутъ; еще нѣсколько ударовъ, и все кончено. «Гребите, господа, гребите!» — кричу я товарищамъ. — «Мы уже близко; теперь не упустимъ. Стой! вотъ онъ!» Мы схватили веревку и подъѣхали наконецъ къ кораблю. Когда мы поднялись на палубу, мы увидѣли, что около борта теченіе неслось въ видѣ горнаго потока. И съ такимъ теченіемъ намъ приходилось бороться!»

Въ эту ночь Нансену спалось плохо; онъ былъ сильно утомленъ отъ цѣлыхъ сутокъ бѣготни за оленями и гребли. Передъ нимъ встаютъ туманные образы воспоминаній: улыбающіяся пашни, залитыя солнечнымъ свѣтомъ зеленыя лужайки, тѣнистые лѣса и синѣющія вершины, звуки парового котла превращаются въ колокольный звонъ, который призываетъ въ церковь въ воскресенье, въ тиши лѣтняго утра. Какъ мало похожи эти картины на то, что окружаетъ его, — а въ душѣ горитъ желаніе итти и какъ можно скорѣе все къ сѣверу, все дальше въ полярныя страны вѣчнаго льда!

Среди тумана ему мерещится горный мысъ, мостикъ съ легкой лодкой, ровный берегъ, скала, передъ деревомъ стоитъ она въ легкомъ платьѣ, смотритъ на спокойное море и грустно улыбается, большой черный песъ глядитъ на нее своими довѣрчивыми глазами, она гладитъ его по головѣ... Вотъ кто-то выходитъ изъ дому, держа на рукахъ улыбающагося ребенка; она протягиваетъ къ нему руки, ребенокъ кричитъ отъ радости и хлопаетъ въ ладоши!

Заманчивыя картины рисуетъ ему его воображеніе, а холодная дѣйствительность безотрадна и полна суровыхъ неожиданностей.

Одною изъ такихъ неожиданностей было ужасное теченіе, которое не давало кораблю итти впередъ; передъ глазами виднѣлось открытое море, которое тянулось, можетъ быть, до самаго мыса Челюскина. Объ этомъ мысѣ они думали цѣлыхъ три недѣли, а теченіе не позволяло добраться до него, заставляло стоять на мѣстѣ и терять время.

11-го августа началась зима; снѣгъ покрывалъ палубу, бѣлыя хлопья кружились въ воздухѣ, сыпались на камни, на траву легко и нѣжно, точно ихъ сыпала любящая рука.

Нансенъ твердо рѣшилъ, что надо двинуться впередъ, во что бы то ни стало. Машинѣ приказано было нагнать паръ до самаго высокаго давленія, какое можетъ выносить котелъ, и, къ величайшей радости всѣхъ присутствовавшихъ, «Фрамъ» пошелъ и даже очень хорошо. Насилу-то они выбрались изъ пролива, которому дали имя «Тиски». Изрѣдко проглядывало солнце, рѣдкій гость въ этой странѣ.

Добыча

Такимъ образомъ плыли они нѣсколько дней между маленькими островками, среди тумана, который мѣшалъ разглядѣть землю. Къ сѣверу лежалъ ледъ, а къ западу тянулась полоса открытой воды.

17-го августа случилась новая бѣда: «Фрамъ» очутился въ такъ называемой мертвой водѣ и почти не двигался съ мѣста, хотя машина работала полнымъ ходомъ. По этимъ мѣстамъ когда-то плылъ Норденшельдъ, но около 6 августа, и не встрѣчалъ никакихъ препятствій. Попробовали спустить лодку; и она двигалась ужасно медленно: четыре часа потребовалось, чтобы пройти разстояніе, которое при обыкновенной водѣ можно было проѣхать въ полчаса.

Странное явленіе эта «мертвая вода»! Происходитъ оно отъ того, что поверхъ морской воды образуется слой прѣсной воды; онъ захватывается кораблемъ и скользитъ по поверхности морской воды, которая гораздо плотнѣе и тяжелѣе прѣсной. Разница въ обоихъ слояхъ воды была такъ значительна, что верхній слой годился для питья, а нижній былъ настолько соленъ, что не годился даже для парового котла.

Они поворачивали судно въ разныя стороны, кружились и выбивались изъ силъ, но ничего не помогало. Терять время было ужасно досадно, приходилось наблюдать природу и, осматривая окрестность, выслѣживать какого-нибудь звѣря. Но ихъ было очень мало. Пробѣжала по льду лисица, показался вдали медвѣдь, но больше всего было тюленей; ихъ было здѣсь такъ же много, какъ на берегахъ Гренландіи.

Августъ кончался при унылой, снѣжной погодѣ; пустынный берегъ сосѣдней земли все болѣе покрывался снѣжной пеленой. На душѣ Нансена и его путниковъ не становилось веселѣе отъ того, что короткое лѣто пришло къ концу. Долгая зимняя ночь грозила скоро лишить ихъ солнечнаго свѣта.

«Покинутый міръ!» — пишетъ Нансенъ. — «Перелетныя птицы большею частью отлетѣли на югъ; намъ попадались небольшія стаи надъ моремъ, онѣ собрались направиться въ страну солнечнаго свѣта, и намъ, покинутымъ, приходилось только желать послать съ ними привѣтствіе своимъ. Наше общество составляли лишь нѣсколько поморниковъ и чаекъ. Я встрѣтилъ только одного запоздавшаго гуся, сидѣвшаго одиноко на льдинѣ.

22-го августа кораблю удалось выйти изъ области мертвой воды. Было совершенно тихо кругомъ, точно все вымерло, и корабль плавно двигался среди набѣгавшаго тумана. Нансену трудно было опредѣлить по картѣ, гдѣ они находились. Нужно было пройти Таймырскій проливъ; если онъ будетъ пройденъ до заморозковъ, то, по разсчету Нансена, они выиграютъ цѣлый годъ времени. Понятно, почему всѣ волновались, и часы томительнаго ожиданія тянулись необыкновенно долго. Наконецъ, они замѣтили сильное теченіе и догадались, что находятся въ проливѣ, но въ какомъ? Норденшельдъ писалъ о Таймырскомъ проливѣ, что онъ мало доступенъ для кораблей изъ-за каменнаго дна, но Нансенъ полагалъ, что для «Фрама» эта опасность не такъ велика, и рѣшилъ пробраться черезъ него во что бы то ни стало.

Наступило 23-е августа, день свадьбы Нансена; онъ всталъ въ это утро съ надеждой, что этотъ день долженъ былъ принести имъ счастье. Дѣйствительно, онъ былъ хорошъ: солнце разсѣяло туманъ, вѣтеръ затихъ; уже и это было хорошимъ признакомъ. Обитатели «Фрама» такъ отвыкли отъ солнца, что одинъ изъ нихъ, занятый перекладкой угля въ трюмѣ, принялъ лучъ солнца, который проникъ туда и освѣщалъ угольную пыль, за балку и прислонился къ ней. Онъ былъ немало удивленъ, когда, не удержавшись, упалъ внезапно на кучу желѣзнаго хлама.

«Фрамъ» шелъ бодро и весело на сѣверъ, и въ три часа ночи прошелъ мимо острова Таймыра или мыса Лаптева и завернулъ въ Таймырскій заливъ. Впереди лежало открытое море, отдѣленное отъ корабля небольшимъ количествомъ льда, но «Фрамъ» свободно прошелъ черезъ него. Скоро онъ очутился въ открытомъ голубомъ морѣ и направился на востокъ и сѣверо-востокъ по открытому пространству между льдомъ и берегомъ. Карское море было пройдено благополучно, и эта удача вознаградила путниковъ за всѣ пережитыя волненія и тревоги.

Нансенъ сошелъ на берегъ поохотиться, такъ какъ завидѣлъ нѣсколько стадъ оленей. Охота не была особенно удачна: пришлось пристрѣлить только одного оленя. На глинистыхъ равнинахъ лежали крупные валуны различныхъ горныхъ породъ, которые были занесены сюда громадными льдинами. Жизнь была скудная; кромѣ оленей, онъ видѣлъ двухъ бѣлыхъ куропатокъ, нѣсколько зябликовъ и бекасовъ, и слѣды лисицы и кролика.

Самая сѣверная часть Сибири совсѣмъ необитаема, и никто не знаетъ — посѣщаютъ ли ее кочующіе инородцы.