Минное заграждение в Северном море

Опасения, которые Германия испытывала в зимние и весенние месяцы 1918 г. относительно того, что Норвегия может отказаться от нейтралитета и предоставить свое побережье для операций английского флота, не были столь беспочвенными, как могло показаться современникам. Хотя потери союзного и нейтрального тоннажа в результате действий германских подводных лодок несколько снизились по сравнению с периодом их максимальной активности вслед за декларацией от 1 февраля 1917 г., в союзных кругах сохранялись опасения, что уровень потерь может вновь возрасти, так как количество подводных лодок у немцев увеличилось, а тактика их боевого применения была усовершенствована. В качестве одного из способов противодействия этой угрозе осенью 1917 г. в военно-морском флоте США возник план постановки гигантского минного заграждения через все Северное море — от Шотландии до Норвегии. Эффективность подобного заграждения, закрывающего немецким подводным лодкам выход в Атлантику, могла бы существенно возрасти, если бы оказалось возможным закрыть обходной путь — проход через трехмильную зону территориальных норвежских вод. Командование союзных флотов не доверяло официальному запрету такого прохода правительством Норвегии, так что единственный путь состоял в том, чтобы продолжить заграждение «впритык» к норвежским берегам. Более того, желательно было бы получить базу на западном побережье Норвегии, чтобы обеспечить эффективное патрулирование заграждения. Таким образом, по мере того, как планирование продвигалось все дальше и дальше, союзники вновь занялись рассмотрением всего вопроса о норвежском нейтралитете.

В английском военно-морском министерстве первостепенное значение придавалось необходимости военной базы в Норвегии, но получить ее можно было лишь с добровольного согласия последней. Однако, когда в конце декабря посланнику Финдли было предложено высказать свое мнение, его ответ был совершенно определенным и недвусмысленным: Норвегия никогда не пойдет на это по собственной воле, она уступит только силе или мощнейшей демонстрации силы. Тем самым вопрос о военно-морской базе был закрыт. Сама же установка минного заграждения, проводившаяся совместно английским и американским флотами, началась в марте 1918 г. и завершилась только в октябре — к этому моменту было поставлено 70263 мины — потрясающая цифра! Однако в ходе операции проблема пути-лазейки через норвежские территориальные воды становилась только острее, и 7 августа в ноте, выдержанной в весьма резких формулировках, англичане сообщили норвежскому правительству, что закрытие «прохода» откладывать больше невозможно. В течение четырех дней норвежские власти должны либо начать минирование прохода собственными силами, либо разрешить это сделать англичанам. Подобные же обращения, правда в значительно более мягкой форме и без указания ультимативных сроков, были направлены и другими союзными правительствами.

Со времен весенних стычек германо-норвежские отношения значительно улучшились, и так совпало, что как раз в момент предъявления союзниками своих требований относительно минирования должно было даже состояться подписание нового торгового соглашения между двумя странами. Испытывая вполне оправданную озабоченность относительно германской реакции на фактическое продолжение союзного минного заграждения в нейтральные воды, Илен вновь прибег к тактике проволочек. Первоначальный ответ, который он дал по истечении четырехдневного ультиматума, состоял в том, что запрет на проход подводных лодок через территориальные воды страны, как и меры по его обеспечению, является внутренним делом Норвегии. Следующим шагом министра после того, как президент Вильсон убедил англичан отказаться от установления каких-либо предельных сроков, стало направление идентичных нот всем воюющим странам. Перечислив ряд произошедших за последнее время случаев нарушений неизвестными подводными лодками норвежского указа о запрещении пребывания иностранных подводных лодок в норвежских территориальных водах, он потребовал от каждой страны, куда была направлена нота, провести расследование, не ей ли принадлежали подводные лодки. Английское правительство признало один случай нарушения, другие союзники дали отрицательный ответ, а Германия не ответила вообще. Затем, 14 сентября, состоялось долго откладывавшееся подписание германо-норвежского торгового соглашения. Еще через две недели Илен сообщил воюющим сторонам, что, ввиду недавних нарушений норвежского указа о подводных лодках, норвежское правительство приняло решение, в качестве меры по его обеспечению, установить минное заграждение в территориальных водах, на западном побережье севернее Ставангера.

Минирование Норвегией своих территориальных вод вряд ли было действием, строго соответствующим статусу нейтралитета. Независимо от любых возможных юридических оправданий и теоретических конструкций в ее защиту, факт остается фактом — мины устанавливались в прямой увязке с Североморским заграждением союзников. Но неизбежная альтернатива в виде установки мин британцами не оставляла Норвегии выбора, если она хотела сохранить свой формальный нейтралитет и избежать открытого конфликта с Англией. На более ранней стадии войны установка норвежцами минного заграждения почти наверняка спровоцировала бы насильственные действия со стороны немцев. Но в этот момент поражение Германии было уже не за горами, и ее военные усилия уже ослабевали. Этот факт, как и хитрость Илена, создавшего впечатление, что минирование направлено против Великобритании, поскольку она одна признала нарушения, прекратить которые и должно было новое заграждение, привели к тому, что Норвегия отделалась всего лишь слабыми протестами со стороны Германии.

Первая мировая война стала первой проверкой особой норвежской разновидности нейтрализма, сформировавшегося менее чем за десять лет мира после расторжения унии с Швецией. Это испытание он выдержал, по крайней мере внешне. Норвегия не была втянута в войну, даже несмотря на то, что экономическая зависимость от Великобритании превратила страну в «нейтрального союзника» англичан. Против воли, но повинуясь необходимости, она стала соучастником экономической войны Англии против Германии. Сочетание зависимости от Англии с сохранением нейтралитета оказалось возможным, поскольку в рамках концепции нейтралитета XIX в. государство могло сохранять нейтралитет в то время, как торгово-промышленные круги страны самостоятельно организовывали свои международные связи по своему разумению. Но, как показали последние два года войны, малому нейтральному государству становилось все труднее придерживаться такого разделения ответственности, поскольку центральные сектора экономики все больше вовлекались в «перетягивание каната» между воюющими сторонами. Кроме того, сильнейшее воздействие иностранного — в случае Норвегии английского — контроля над торговлей страны угрожало в долгосрочной перспективе подрывом ее экономической независимости. А значит, вопрос состоял в том, будут ли эти уроки учитываться при выработке политики в будущем или будут преданы забвению за фасадом успешного сохранения нейтралитета.

Более того, сама идея нейтралитета в значительной мере утратила свой блеск. С высот праведности, которой сопровождался ее предвоенный статус, нейтралы в глазах многих скатились до уровня бесхребетных спекулянтов, продажных душ, наживающихся на крови и страданиях тех, кто участвует в справедливой войне ради зашиты всего человечества. В самой Норвегии на образ ее нейтралитета тоже легла густая тень: с одной стороны, возник класс «новых норвежцев», сколотивших состояния на вздутых экспортных ценах и грузовых тарифах: это составляло резкий контраст с положением обычных наемных работников, чьи доходы не поспевали за галопирующей инфляцией. С другой стороны, ценой нейтралитета стала трагическая судьба более чем двух тысяч моряков, погибших, доставляя в Норвегию необходимые грузы или зарабатывая иностранную валюту для судовладельческих компаний.