XIV. К земле

24-го Июля Нансен взобрался на встреченный в пути высокий ледяной холм. Он долго и внимательно смотрел вокруг. В дали с одной стороны виднелось как будто облачко; но, чем больше всматривался в него Нансен, тем сильнее билось его сердце. Сомневаться было невозможно, — это была земля! Трудно себе представить радость путешественников, уже два года не видавших ничего подобного. Как приятно будет вступить на твердую почву после долгого, утомительного странствования по зыбкому, ненадежному льду, как приятно! И хотя суровый вид земли и окружавшего ее моря не сулил путешественникам ни теплого крова, ни сытной пищи, — все-таки радость их была бесконечно велика. Им казалось, что все страдания легче перенести на земле, чем на льду. Нансен решил, что они напрягут последние силы, и, во чтобы то ни стало, доберутся до земли к вечеру следующего дня; но на деле вышло иначе.

«Близок локоть, да не укусишь», могли сказать наши путешественники, потому что прежде, чем ступить на сравнительно недалекую землю, им пришлось потратить много невыносимо тяжелых и изнурительных дней.

Любопытный случай произошел, по рассказу Нансена, в эти дни с его спутником. Из этого рассказа видно, насколько Иогансен привык спокойно встречать опасности и становиться лицом к лицу со смертью.

Нансен был занят снаряжением саней после отдыха в палатке, как вдруг услышал позади себя странный шум.

«Я обернулся и увидел огромного медведя, бросившегося на Иогансена, который лежал на спине. Я хотел схватить мое ружье, которое лежало в своем чехле, на каяке; но в это самое мгновение каяк соскользнул в воду. Я стал тянуть каяк со всей его тяжелой поклажей на высокий край льда, стараясь сделать это как можно скорее, чтобы достать мое ружье. Мне некогда было оглянуться на то, что творилось позади меня; но вдруг я услышал, как Иогансен спокойно произнес: "Вы должны поторопиться, если не хотите опоздать".

Торопиться? Еще бы! Наконец я схватил толстый край ружья, вытащил его из чехла и взвел курок; я выстрелил, попав медведю в голову позади уха, и он упал мертвый посреди нас».

Оказалось, что хитрый медведь незаметно подкрался к Иогансену и изо всех сил хватил его лапой по уху. Внушительный удар! и только такой крепкий человек, как Иогансен, мог выдержать его. Он упал, защищаясь кулаками, и тогда произнес свои удивительно спокойные слова. Положим, что царапина, которой он отделался, была довольно глубока и осталась у него на всю жизнь на память об этой схватке с мишкой; но все-таки он мог поплатиться дороже: медведю ничего не стоило придушить его.

7-го Августа путешественники добрались до края льда. Впереди было открытое море, почти свободное от льдин, а за ним ясно чернела давно желанная земля. Приходилось снаряжать каяки для морского плавания. Даже в хорошей лодке не всегда безопасно пускаться в открытое море, тем более рискованно было это в таких жалких протекавших каяках, какими владели путешественники. Но и оставаться на льду было не лучше: грозила голодная смерть с наступлением зимы.

Оба каяка, как и прежде, при плаваниях через трещины, связывались вместе; поперек их поставили сани, которые могли еще пригодиться, — наши путники, распрощались со льдом, порядочно успевшим надоесть им.

Против ожидания, путь по морю был очень удачен. Подул попутный вечер, на каяках укрепили мачту, привязали к ней парус и быстро поплыли вперед, сберегая последние силы. Насколько это было лучше тяжелого пути по льду? Теперь разве изредка приходилось двинуть веслом, направляя судно прямо к земле. Но оказалось, что достигнуть ее было не так легко.

Много раз приходилось путешественникам останавливаться на плавучих льдинах в ночное время, а затем к утру снова продолжать путь. Много раз встречались целые ряды плавучих льдин, заграждавшие дорогу к земле, Оплывать их было бы слишком долго, и Нансен с Иогансеном переволакивали через них тяжело нагруженные каяки. Однажды наши путешественники еле спаслись от верной смерти. Их окружили моржи, старавшиеся острыми клыками пробить тонкие парусинные донышки каяков. И, только благодаря метким выстрелам, удалось избегнуть гибели.

Наконец путешественники добрались до одного из маленьких островков и в первый раз вступили на сушу. Печальным казался островок, лишенный растительности, покрытый камнями; но Нансен и его товарищ готовы были целовать эти камни, напоминавшие им дорогую Норвегию. Отсюда уже ясно можно было различить землю.

Нансен был уверен, что эта земля — громадный остров, обозначенный на картах, и, во что бы то ни стало, хотел пробраться к ее южной части, куда нередко заглядывают охотники на медведей и тюленей. Если удастся добраться до южной части к наступлению зимы, то путешественники в этом же году будут дома; если же не удастся, — придется зазимовать здесь, что, конечно, было бы очень неприятно.

Не так скоро, впрочем, удалось Нансену достигнуть большого острова: — разразилась страшная буря, и волей-неволей он с товарищем должны были переждать ее на островке; когда же буря стихла, наши путешественники снова пустились в море. Скоро они уже плыли вдоль берегов большого острова, выходя на него для охоты за медведями, мясом которых питались все время. В течение этого плавания Нансену удалось произвести интересное наблюдение над жизнью моржей.

Однажды несколько этих животных лежало на льдине, когда показался только что прибывший новый морж. Он очень хотел взобраться на льдину, приподнимаясь на клыках; но в это время самый большой из лежавших грозно зарычал. Тогда прибывший с почтением склонил голову и осторожно полез на лед. Старый морж сердито приближался к нему, собираясь угостить дерзкого клыком в спину; но, не смотря на то, что прибывший морж был не меньше старого самца и, вероятно, такой же силы, — он смирно лег перед стариком, словно прося у него пощады и позволения остаться на льдине. Старый морж, довольный тем, что ему оказали должное почтение, ласково захрюкал и оставил прибывшего в покое, как будто позволяя ему войти в их компанию.

Наступило бурное время. Все чаще и чаще приходилось путешественникам высаживаться на берег. Ветер дул с такой страшной силой, что нельзя было и, думать растянуть палатку, — ее сейчас бы разорвало и унесло. В одну из таких бурь путешественникам волей-неволей нужно было выстроить себе помещение из камней. Под звуки бешено ревевшего ветра, шла эта тяжелая работа; скоро она была окончена: жалкая крохотная избушка. Лежать в ней можно было, только выставив концы ног наружу; сидеть же ни в каком случае, — настолько она была низка. Скоро уже двигаться вперед стало совершенно немыслимо: приближалась суровая зима, которую наши путешественники решили провести на этой земле, не думая пока о более южных краях.

Прежде всего, конечно, надо было позаботиться о пище на долгую зимовку, и Нансен с товарищем деятельно занялись истреблением моржей и медведей. Кроме этого, они устроили зимнее помещение. Вырыли яму глубиной в полтора аршина, а длиной и шириной по четыре, и обложили ее камнями. Остановка была за крышею; но к счастью удалось найти случайно выброшенное волнами на берег бревно, и оно пошло на подпорку. Потом обтянули все помещение моржовыми шкурами, оставив в середине дыру для выхода дыма. Вышиной помещение было в сажень; в нем были устроены скамейки из необтесанного камня. Не смотря на то, что оне были покрыты медвежьими шкурами, при лежании на них чувствовалась боль в спине и боках. Вместо двери вырыли в земле лазейку, чрез которую приходилось сползать на четвереньках; изнутри она была завешена медвежьей шкурой. И такая жалкая конура после холодной палатки казалась нашим путешественникам чудесным домом.

Охота на моржей продолжалась; но, кроме того, что убить животных, с ними нужно было не мало повозиться после: — приходилось сдирать с них шкуры в воде, потому что моржи были слишком тяжелы, — нельзя было и думать перетащить их на берег. Вот как описывает Нансен эту тяжелую, отвратительную работу: «Приходилось лежать в воде на моржах и, как можно глубже, резать ножом под поверхностью воды. Mk еще могли примириться с тем, что пришлось вымокнуть, так как высохнуть было возможно; но хуже всего то, что пришлось волей-неволей с ног до головы вымазаться ворванью, жиром и кровью, при чем сильно пострадали наши бедные одежды, в которых нам надо было прожить еще целый год. Оне так впитали в себя жир, что опт, прямо пропинал в нашу кожу. Эта работа над моржами, несомненно, самое тяжелое дело за всю нашу экспедицию. Когда, наконец, она была окончена, и мы сложили ворвань в две большие кучи на берегу хорошенько прикрыв их толстыми шкурами моржей, то были чрезвычайно довольны».