Столица: Осло
Территория: 385 186 км2
Население: 4 937 000 чел.
Язык: норвежский
История Норвегии
Норвегия сегодня
Эстланн (Østlandet)
Сёрланн (Sørlandet)
Вестланн (Vestandet)
Трёнделаг (Trøndelag)
Нур-Норге (Nord-Norge)
Туристу на заметку
Фотографии Норвегии
Библиотека
Ссылки
Статьи

Глава 8. Великий человек

«Запомни, с этих пор ты должен считать себя прежде всего дельцом. Не говори лишнего и наложи обет молчания на команду» — с такой настоятельной просьбой обращается к Руалу Леон после победоносного завершения экспедиции.

Утечка телеграфной информации испугала тех, кто поддерживает Руала в Христиании. Теперь важно не дать положению выйти из-под контроля. К счастью, находится человек по имени Гарри Рэндалл, готовый взять на себя обязанности амундсеновского импресарио в Соединенных Штатах. «Он утверждает, — пишет Леон, — что, совершив лекционную поездку по Америке, ты разбогатеешь, а это наверняка отвечает и твоему желанию». В таком случае следует проявлять крайнюю осмотрительность, не болтать направо и налево, поскольку каждое слово первооткрывателя ценится на вес золота. «Ты имеешь больше прав, чем другие исследователи, сделать акцент на бизнесе, не вызывая нареканий, поскольку перед отплытием обстоятельства твои были довольно печальными», — убеждает Леон, прекрасно зная, что деньги — вещь малоуважаемая.

В Номе Руал Амундсен наносит два воодушевляющих визита на золотые прииски, затем посвящает несколько дней празднествам — и прощается с «Йоа». 5 сентября 1906 года полярник поднимается на борт идущего в Сиэтл парохода «Виктория». В багаже у Амундсена инструменты для магнитных наблюдений.

«Йоа» же под командованием старшего лейтенанта Хансена направляется в Сан-Франциско, чтобы наконец-то разгрузиться. 18 апреля город подвергся землетрясению и теперь лежит в руинах, отчего даже в октябре прибытие туда «Йоа» остается незамеченным. Добирается до Сан-Франциско и Начальник. Там же оказывается Густав Амундсен, который обещает позаботиться о команде во время ее пребывания в Соединенных Штатах. Руал телеграфирует премьер-министру Микельсену, что «без каких-либо условий» передает в дар норвежскому государству научные результаты экспедиции, после чего снова покидает судно, свободный от хлопот с ним в разоренном городе.

1 ноября он пишет Леону из Миннеаполиса: «Хожу с одного торжественного обеда на другой и ничего не успеваю. Я переутомлен всеми этими празднествами, так что жду не дождусь 8 дек., когда мы на "Святом Олаве" отбудем из страны». Близится день возвращения на родину, и в предвкушении сего грандиозного события Руала Амундсена волнуют прежде всего две вещи. Он просит Леона позаботиться о том, чтобы у Бетти был «наряд, в котором она может показаться на людях». И еще: «Пожалуйста, не останавливаясь ни перед какими расходами, проследи, чтобы на родительскую могилу в день нашего возвращения был возложен роскошный венок из роз. Сам понимаешь, он должен быть самым красивым из всех, какие только бывают».

Несостоявшийся врач возвращается домой. Ослушник материнской воли замаливает грех, и делает это с размахом. Через год Амундсен обращается к смотрителю кладбища за «Разрешением установить на могиле моих родителей надгробный камень высотой в 10 футов».

* * *

20 ноября 1906 года, при ненастной серой погоде, в Христиания-фьорд входит броненосец «Норге» («Норвегия»). На его борту находится в полном составе экипаж «Йоа», двумя днями ранее прибывший в Кристиансанн пассажирским судном «Святой Олав». На норвежскую столицу сыплется дождь пополам со снегом — точь-в-точь как год назад, во время исторического вступления в город новой королевской фамилии. Минуло уже десять лет с тех пор, как на тот же причал в бухте Пипервикен сошел, доставленный туда шлюпкой с «Фрама», современный король викингов Фритьоф Нансен. Тогда день был, как и положено, солнечный.

У школьников отменили занятия. Несмотря на плохую погоду, столица переполнена воодушевленными соотечественниками. Отсутствуют лишь двое. Оба в Лондоне.

Король Хокон прислал телеграмму еще к прибытию путешественников в Кристиансанн, попросив представлять себя в столичном граде премьер-министра Микельсена, который и вручает новоявленному национальному герою Большой крест ордена Святого Олава1. Второй из отсутствующих — посланник Нансен. Впрочем, он все равно присутствует в каждой кружащейся над толпой снежинке. Через газеты Фритьоф Нансен внушил норвежскому народу, что нужно ценить «великое свершение» Руала Амундсена. У Нансена тоже есть на празднестве свой заместитель. Среди 392 именитых соотечественников, которые соберутся в тот вечер в зале масонской ложи, есть и Александр Нансен. Разумеется, он не только представляет там старшего брата (Фритьоф старше его на год), а присутствует и в собственном качестве: правовед Нансен вел официальные дела амундсеновской экспедиции. Эту почетную, хотя и не оплачиваемую обязанность он исполнял по просьбе брата-профессора, причем исполнял ко всеобщему удовлетворению. В свое время он был управляющим и другой, еще более славной, полярной экспедиции — первого похода «Фрама».

Отношения Александра Нансена с братом Фритьофом весьма похожи на отношения Леона Амундсена с братом Руалом. Оба держатся в тени, но служат опорой и поддержкой, уравновешивая выдающихся братьев своей рассудительностью. У обоих есть и спортивный азарт, однако им неведомы ни грезы, ни тяга к беспримерным подвигам.

Будучи человеком консервативным, Александр смело отстаивал реакционные взгляды. В университете он возглавлял студентов, выступавших в защиту шведского короля, затем стал председателем Союза лыжников. Он был до мозга костей охотник и любитель походов, женат на англичанке, по профессии — адвокат. И профессию, и увлечения Александр унаследовал от отца... как это сделает и его собственный сын.

Леон был по натуре более замкнут и сдержан, однако его роль в жизни брата можно назвать еще более значительной. Александр оказывал Фритьофу прежде всего практическую помощь, чем будет все больше заниматься и Леон. Руалу требуется также партнер, наставник, советчик. Пока что такие функции совместными усилиями выполняли для него братья Нансен. По мере того как будет снижаться зависимость Руала Амундсена от их авторитета, эти функции постепенно перейдут к Леону. Он станет не просто вдохновителем и доверенным лицом Руала, но его вторым «я». И все же Александр Нансен до последнего года будет верным сторонником Руала Амундсена и его адвокатом.

«Прежде я интересовался Амундсеном в основном ради тебя, — писал брату в Лондон Александр Нансен в период чествований экипажа «Йоа». — Теперь, должен признаться, у меня возник огромный личный интерес к нему. Деньгами способствовать его предприятиям я не могу, однако буду делать все, что в моих силах, по другим статьям».

Банкет в честь участников экспедиции вылился в грандиозный спектакль. В большом парадном зале масонской ложи расселись за столами знатные лица королевства во главе с премьер-министром. На почетных местах — напротив покорителя Северо-Западного прохода — сидели трое старших братьев и нежились в лучах его славы. Главную речь держал профессор истории Ингвар Нильсен, только что закончивший хронику 1905 года, года обретения независимости.

«Вчерашнее торжество прошло замечательно, хотя там не хватало одного человека — Фритьофа Нансена, — пишет адвокат своему старшему брату. — Амундсен был очень хорош, едва ли не театрален (чего сам не сознавал)». В благодарственной речи, сообщает Александр Нансен, Амундсен приписал всю честь похода норвежскому посланнику в Лондоне, «громовым голосом бросив его имя в зал». Эффект был «более чем потрясающий, благо голос у него зычный».

Последнее обстоятельство немаловажно, поскольку братья Нансен знают, что в ближайшие годы полярному путешественнику предстоит жить именно за счет голоса.

Естественно, Фритьоф Нансен уже сам написал Амундсену и «от всей души» поздравил его с возвращением. Однако норвежский министр в Лондоне посчитал необходимым направить поздравления не только от себя и своей супруги. «Я должен также от лица нашей страны поблагодарить Вас за все, что Вы совершили для Норвегии. Нам крайне недоставало Вас, а теперь Вы столь своевременно явились и возвестили всему миру, на что способны норвежцы». Кроме того, Фритьоф Нансен счел своим долгом приветствовать Амундсена от имени научной общественности: «На мой взгляд, Ваш поход был от начала до конца наиболее успешным и наиболее хорошо организованным за всю историю полярных экспедиций. Самое восхитительное в нем то, что, предпринятый на такие малые средства, он достиг столь ценных результатов».

29 ноября Руал Амундсен прочел обязательный доклад в Географическом обществе. Хотя доклад проходил без показа диапозитивов и был «не более чем предварительным», Александр Нансен воспользовался случаем рассказать брату о том, годится ли новая звезда для публичных выступлений. «Голос его без малейшего напряжения доносился до задних рядов гимнастического зала, где совсем не было слышно Ингвара Нильсена. Амундсен произвел на всех безоговорочно хорошее впечатление, мы слушали его с живейшим интересом. У него встречаются стилистические огрехи, например, обороты типа: "сани, на каких мы ехали", но я договорился с ним, что буду откровенно высказывать свое мнение о подобных казусах», — пишет адвокат, который теперь взял на себя еще и обязанности литературного консультанта. «Впрочем, с такими вещами Амундсен справится. Даже в своем теперешнем виде доклад был многообещающий... что там говорить, просто отличный! А голос у оратора сильный и приятный. К счастью, он производит впечатление человека мужественного, каковым, собственно, и является». Итак, Александр Нансен в восторге: «Ты всегда хвалил его мне, теперь я на собственном опыте убедился, что он славный парень».

За докладом опять последовала череда торжеств и благодарственных речей. Приговор консультанта: «Амундсен отвечает хорошо, громко и бесстрашно, хотя и не совсем гладко». В общем, поупражнявшись, должен справиться.

* * *

Руал Амундсен объездил с лекциями все крупнейшие города Норвегии, но теперь на очереди стояла Великобритания. Ни один народ не потерял столько жизней в борьбе за покорение Северо-Западного прохода, сколько англичане. Кроме того, загадочное канадское побережье находилось в подчинении у имперской короны, и амундсеновская экспедиция весьма интересовала Англию с этой точки зрения. Любое морское предприятие тех времен считалось касающимся Британской империи, а Королевское географическое общество (КГО) в Лондоне приобрело бесспорную репутацию центра всех и всяческих исследований в полярных широтах.

Неудивительно, что поначалу жители Британских островов скептически отнеслись к крохотной экспедиции, умудрившейся при экипаже из семи человек и одной-единственной мачте совладать с географической проблемой, над которой империя билась не один век. К счастью для капитана, в Лондоне уже был Фритьоф Нансен — не только как норвежский посол, но и как личный представитель Руала Амундсена.

Сам Нансен тоже не ладил с КГО, однако благодаря своему характеру и своим триумфальным полярным походам сумел нанести несколько решающих ударов и добиться от подданных Эдуарда VII особого положения. Юношеская непосредственность Нансена в сочетании с уверенным в себе аристократизмом- выдвинули его в английском классовом обществе на первое место среди равных: это общество умело ценить спортивные успехи. У парня из Борге столь гармоничных отношений с извечными соперниками на Британских островах получиться не могло.

Королевское географическое общество с превеликим удовольствием согласилось принять у себя покорителя Северо-Западного прохода. Выбор даты был оговорен одним условием: чтобы министр Нансен в это время не уезжал из Лондона. Сошлись на 11 февраля 1907 года. Нансен будет в городе и тоже придет. Но если придет Нансен, зачем им, собственно, этот Амундсен?

За две недели до прибытия в Лондон докладчика секретарь КГО, Дж. Скотт-Келти, обращается к нему с предложением: разумеется, нет оснований «сомневаться, что Вы прекрасно владеете английским языком», однако, «если Вам кажется, что Ваше выступление не будет понято как следует, может быть, Вы прочитаете сами лишь часть текста, позволив д-ру Нансену — если он готов на это — докончить за Вас?».

Британский импресарио Нансена, Джеральд Кристи, предлагает Руалу Амундсену прочесть в Англии еще ряд лекций, на что тот соглашается. Впрочем, о сколько-нибудь большом интересе и тем более о высоком гонораре речи не идет. «Ваша фантастическая экспедиция привлекла к себе внимание научных кругов, однако у широкой публики она не завоевала той популярности, которая бы обеспечивала лекциям серьезный материальный успех».

Открытие Северо-Западного прохода внезапно перестало иметь экономическое значение. Что он не годится в качестве торгового пути, выяснилось давно, хотя убежденность в этом не была постоянной. В 1745 году даже назначили премию в 20 тысяч фунтов тому, кто отыщет североамериканский морской путь. Разве она не положена Руалу Амундсену? Такой вопрос подняли, и его взялся разрешить «в соответствующих инстанциях» посланник Нансен. Еще до возвращения участников похода на родину он сообщил капитану Амундсену: «К сожалению, как и следовало ожидать, премия считается выплаченной». Много лет назад британское правительство присудило ее двум «спасателям» — руководителям экспедиций, занимавшихся поисками адмирала Франклина.

Спустя еще двадцать лет Руал Амундсен так прокомментировал в автобиографии это событие: «Едва ли стоит добавлять, что, хотя эти дельные люди и заслужили вполне награду за свои труды и успехи, экспедиция на "Йоа" все же остается первым и единственным преодолением всего Северо-Западного прохода». Амундсен никогда не забывал несправедливости. Во всяком случае, совершенной по отношению к себе. Да еще англичанами.

С Британской империей у норвежца сложились весьма натянутые отношения, начато чему было положено сразу по возвращении из похода на «Йоа». Родина сэра Джона, кумира амундсеновского детства, не встретила покорителя Северо-Западного прохода ожидаемыми овациями. Почему? Этим вопросом задавались многие. В письме, которое Амундсен получил из Норвежского генерального консульства, говорится, что в Лондоне «более чем удивлены пренебрежением, проявляемым к Вам и Вашей экспедиции здешней прессой». Руалов британский агент по печати высказал вполне правдоподобное объяснение: экспедиция достигла великих целей, но сделала это «слишком скромно».

В первом же поздравительном письме секретарь КГО Скотт-Келти изобразил, как могло выглядеть более подобающее явление Амундсена англичанам: «Нет сомнений, что, если бы Вы вернулись из похода на собственном судне, да еще обогнув мыс Горн, то есть совершив плавание вокруг Америки, а затем пересекли бы Атлантический океан и поднялись по Темзе прямо к Лондону, это произвело бы сильнейшее впечатление на британскую общественность и, вероятно, принесло бы Вам больше денег от газет и издателей». Вот каким его хотели бы видеть англичане. И не увидали. Руал Амундсен прибыл в столицу империи вроде какого-нибудь коммивояжера — ни судна, ни экипажа, ни морской формы, ни салюта... короче говоря, прибыл безо всякого блеска и торжественности. Руала сопровождал один Леон (таща под мышкой коробку цветных диапозитивов).

Через два дня после доклада в Королевском географическом обществе Руала Амундсена грандиозно чествовал лондонский Норвежский клуб. На банкет в роскошном отеле «Сесил» собралось 152 человека под председательством посланника Нансена. Клуб пригласил и кое-кого из английских знаменитостей — в частности морского офицера Роберта Ф. Скотта, который к тому моменту побывал южнее всех на земном шаре. Увы, во время визита Амундсена в Лондон капитан Скотт снова будет в море, однако он успеет направить клубу письмо с выражением глубокой симпатии как мужественному капитану Амундсену, так и его экспедиции, которым «должен рукоплескать весь мир».

В благодарственной речи, которую, по сообщению присутствовавшего на банкете газетного корреспондента, Руал Амундсен произнес по-норвежски, но с такими выразительными жестами, что ее поняли и англичане, покоритель Северо-Западного прохода назвал первыми полярными путешественниками викингов. Затем он — «под взрыв восторга» — указал на сидящего во главе стола д-ра Нансена и провозгласил: вот кого норвежцам следует благодарить за возвращение их славного прошлого.

Наконец-то публично выразив свое восхищение Фритьофом Нансеном, Руал Амундсен мог покинуть Лондон и отправиться в турне по другим странам Европы. Вместо невыгодных выступлений в Англии он едет в город старшего лейтенанта, Копенгаген, где его ждет самый восторженный прием. А там пошло-поехало: короли и императоры чуть ли не стоят к нему в очереди, лекционные залы полнятся самым разным народом. Из Италии Руал сообщает Леону, который уехал домой заниматься своими предприятиями, о битком набитых залах: «Король [Виктор Эммануил III. — Пер.] совершенно обворожительный, орден дали замечательный. Сегодня вечером банкет с разными шишками. Здесь меня встречают не в пример лучше всех прочих мест».

Между тем приходит сердитое письмо-напоминание от секретаря КГО. Покорителя Северо-Западного прохода еще раз зовут прибыть в островную империю для вручения ему золотой медали короля Эдуарда «за труды по определению Северного магнитного полюса». Приглашение было отправлено полтора месяца назад. Руал Амундсен даже не удостаивает Географическое общество ответом.

Вероятно, ни господин король, ни господин Скотт-Келти не представляли себе всей занятости Руала Амундсена. Он не только переезжал из города в город, от одного дворца к другому, от одного «волшебного фонаря» к другому, от одной церемонии награждения к другой... Он еще заделался писателем.

* * *

Ни одна экспедиция не считается завершенной, пока на рынке не появится книга о ней. Но не все полярные исследователи — прирожденные писатели. Или, говоря иначе: не все полярники — Фритьофы Нансены. Во всяком случае, большинству требуется в таком деле помощь.

Выбор издательства был несложен. Нансен, Аструп и Свердруп печатались в «Аскехоуге». Предложение заключить контракт последовало от его директора Нюгора уже через три дня после прибытия Амундсена на броненосце «Норге». Видимо, частью сделки можно считать две с половиной тысячи крон, которые издательство внесло в кассу экспедиции, а также ответный ход будущего писателя, который вернулся из плавания с мысом Вильяма Нюгора (на берегу Короля Хокона VII).

Однако прежде чем взяться за столь серьезный литературный труд, Руалу Амундсену предстояло справиться с другим заданием, хоть и небольшим, но крайне важным: произнести речь на празднике 17 мая. Кому и держать речь в Акерсхусской крепости во второй год независимости, как не нашему полярнику? (Интересно, вспомнил ли он о проигранных лейтенанту сигарах...)

Увы, он не был вторым Нансеном. Братья тоже не могли посодействовать ему в том, чтобы найти нужные слова, не говоря уж о стилистических красотах. Но ведь у него, кажется, есть увлекающийся поэзией двоюродный брат?

Леон обращается к Кристиану Амундсену, который по-прежнему живет в видстенском фамильном гнезде и известен всей родне как автор стихов на случай и приверженец лирического национализма Бьёрнсона. Не может ли Кристиан втайне от всех сочинить для него получасовую речь на 17 мая?

И вот — не успел кончиться апрель, как из Видстена уже прибыл текст. Конечно, в сопроводительном письме Руалу кузен не преминул заметить, что писать речи за других «почти так же трудно, как любовные письма от чужого лица». И еще: «Теперь, став знаменитостью, ты можешь избирать Для выступлений любую форму и пользоваться фактически любыми выражениями». Руалу, однако, не требовались «любые выражения». Ему нужна была законченная речь в том виде, в каком ее полагается произносить, нужен был текст Для роли национального символа, отведенной ему на торжествах в Акерсхусской крепости.

«И вновь к нам пожаловала весна. Распускаются почки на кустах и деревьях. Зеленеют поля и луга...» — так начал Амундсен свою речь на Крепостной площади, под майским дождем, в окружении короля, премьер-министра и прочих высокопоставленных лиц... «Речь его была поэтична и в то же время неразрывно связана с реальной действительностью», — утверждает Одд Арнесен, полностью приводя ее текст в своей книге «Руал Амундсен — каким он был». Раз за разом вспыхивают аплодисменты. Кузен Кристиан даже удостаивается криков «ура!».

Воодушевленный этим литературным успехом, Леон на другой же день берется за перо (Руал давно катит поездом в Россию, где его ждет император) и от имени брата обращается к лиллехаммерскому писателю Бернту Ли по поводу «книги о походе на "Йоа", в которой должно быть около 450 полных страниц того же формата, как у Свердрупа». Иначе говоря: если отчеты об открытиях Свердрупа и Нансена растянулись каждый на два тома, то Руал Амундсен согласен ограничиться одним: «Это соответствует примерно 130—135 тыс. слов. Он хотел бы в кратчайшие сроки надиктовать все стенографистке, чтобы та переписала текст на машинке и его можно было отправить Вам для стилистической обработки, в коей Вы пользуетесь репутацией мастера».

Разумеется, автор «Черного орла»2 был мастером — во всяком случае, если судить по тиражам его произведений. Кроме того, он работал «весьма проворно»... и вечно испытывал нужду в деньгах. Уже 19 мая Бернт Ли отправляет ответ: «Поход на "Йоа" живо меня интересует, а Ваш брат — замечательный человек, так что совместная работа с ним наверняка доставит мне удовольствие».

И вот полярник со стилистом начинают трудиться. Книга должна быть готова к Рождеству. За то, чтобы сделать из полярного путешественника писателя, Бернту Ли обещан солидный гонорар в две с половиной тысячи крон. Ли более чем доволен присылаемым материалом. «Вы конкретны и лаконичны... и никогда не скучны», — делает он вывод уже после первой главы.

Полярный исследователь куда менее доволен литобработчиком. Очередная порция правленой рукописи вдруг поступает с севера, с острова Шервёй. Почему не из Лиллехаммера? «Если Вы немедленно и беспрекословно не вернетесь в Лиллехаммер, считаю наше соглашение расторгнутым. Телеграфируйте ответ». Нельзя пройти Северо-Западным проходом — будь то по морю или на бумаге — без порядка во вверенных тебе частях. Продвижение вперед на письменном фронте оказывается не менее успешным. «Я очень рад, что дело спорится и скоро подойдет к концу», — сообщает полярник и распоряжается о выплате обещанного вознаграждения уже в начале августа. Он также просит Леона уточнить, соответствует ли рукопись указанному в контракте объему. Дистанция должна быть пройдена до конца, как белыми снегами, так и черной типографской краской. «Если объема не хватает, распорядись, чтобы Ли оседлал своего Пегаса и скакал во весь опор».

Лето выдалось напряженное. Наш полярник, однако, был в ударе и не скучал по ледовой пустыне. Вот что он пишет из Потсдама Леону: «Забот у меня полон рот — корректуры, фотографии, результаты наблюдений и т. д. и т. п., — но я уже чувствую себя победителем».

В конечном счете оказалось, что стилистический Пегас Бернта Ли внес в книгу о Северо-Западном проходе очень небольшую лепту. Творческая манера Ли заметна прежде всего во введении и в украшении текста вкраплениями, напоминающими бьёрнсоновские описания природы... а еще это он подсказал автору, чтобы Нансен, когда цель достигнута, подмигнул со своего портрета. В остальном книга несет на себе отпечаток собственного стиля Руала Амундсена — «конкретного и лаконичного». Полярный исследователь не скачет на крылатом коне, а держится ближе к земле, на задворках поэзии.

Предполагалось выпустить «Северо-Западный проход» в ноябре 1907 года в количестве 8 тысяч экземпляров, но этот тираж был вскоре увеличен до 10 тысяч. Весьма неплохо, хотя десятью годами раньше двухтомный нансеновский «"Фрам" в Полярном море» вышел сразу двадцатитысячным тиражом. Эти цифры достаточно верно отражают соотношение читательского интереса к обоим северным походам.

Помимо предусмотренного договором числа слов и иллюстраций, книга (в соответствии с законами литературного жанра) содержала финансовый отчет об экспедиции. В постановлении стортинга от 1907 года подсчитано, что Амундсенов поход обошелся в 160 тысяч крон, — сумму, признанную незначительной для «благополучного преодоления Северо-Западного прохода под норвежским флагом». По возвращении у экспедиции оставался долг примерно в 80 тысяч крон, половину которого удалось собрать частным образом, тогда как недостающие 40 тысяч были выделены стортингом. Разумеется, часть ассигнованных средств официально предназначалась для приобретения бесценных научных материалов, но понятно, что эта дотация призвана была также укрепить престиж новообразованного королевства. В постановлении за номером 78 эта цель выражена следующим образом: «Все сходятся во мнении, что экспедиция от начала до конца служила чести и прославлению нашего народа, внесла весомый вклад в полярные исследования, руководимые и осуществляемые норвежцами, и, вероятно, более других привлекла внимание мировой общественности к нашей научной работе».

Свою первую книгу Руал Амундсен открывает благодарностью «горстке мужественных людей», с которыми он проделал этот поход. Он вспоминает также про «одинокую могилу, воздвигнутую в бескрайней ледовой пустыне», и отдельно благодарит «того, кто сложил свою голову на поле брани». Но его главному посвящению отведена целая страница:

«Министру д-ру Фритьофу Нансену
с глубочайшей благодарностью
от Руала Амундсена»3.

Амундсен словно хочет подчеркнуть пропасть между раздутой им фигурой посланника и доктора (имя и титулы Нансена выделены крупным шрифтом) и собой, не имеющим чинов и званий. С одной стороны, в этом проявляется самоуничижительное преклонение перед авторитетом, с другой — тут есть и определенная тактика. В одном из писем Александр Нансен рассказывает брату о том, как Амундсен отказался поставить под телеграммой свою подпись, «посчитав это неуважением к тебе». И не без удовольствия прибавляет в скобках: «еще один штрих к портрету!» Подобострастные посвящения и хвалы, возносимые в речах, произвели свое действие.

Как полярный путешественник и исследователь Руал Амундсен был естественным преемником Нансена. Проблема заключалась лишь в том, что благодаря Нансену эти понятия стали гораздо весомее прежнего. А поскольку Амундсен напрямую строил свою репутацию на научных и прочих достижениях предшественника, Нансеново наследие тяготило его.

Руал Амундсен не был созидателем новой страны. Эта сторона деятельности Нансена отражалась, в частности, в его тесном знакомстве с вождем поэтов Бьёрнстьерне Бьёрнсоном, который в стихах и прозе объединил нансеновские экспедиции с борьбой Норвегии за независимость. Вероятно, как отсутствием у Амундсена пиетета перед подвигом Бьёрнсона, так и преклонными годами поэтического лидера объясняется то, что единственным откликом на возвращение после плавания Северо-Западным проходом стало телеграфное приглашение из Эулестада от Эрлинга Бьёрнсона: «Отец спрашивает, не хотите ли Вы приехать к нам в понедельник отдохнуть». Разумеется, у новоиспеченного национального героя не нашлось времени на отдых — ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду...

Всю жизнь используя национальные символы и верноподданническую риторику, Руал Амундсен едва ли всерьез задумывался о политических проблемах, определявших будущее его родины. Зато пылкий интерес к ним красной нитью проходит через жизнь Фритьофа Нансена. Когда же он взял на себя еще и роль всемирного спасителя, выражение «полярный путешественник», утратив привычное для норвежцев значение, резко раздвинуло свои границы.

Руал Амундсен занимался созиданием не нации, а самого себя. Наконец-то он стал великим человеком... хотя по сути дела был лишь уменьшенным подобием Фритьофа Нансена.

Комментарии

КГО реально не могло заниматься изучением Российской Арктики, что подтверждается перепиской между русскими и английскими географами, опубликованной частично (Пасецкий В. М. В погоне за тайной века. 1967; Арктические путешествия россиян. 1974; Путешествия, которые не повторятся. 1986).

Объяснить это иначе чем тем, что Амундсен — не англичанин, просто невозможно. Своеобразное проявление застарелого британского снобизма, с чем герой настоящей книги сталкивался неоднократно и для чего сам давал немало поводов.

Примечания

1. Большой крест — высшая степень этого ордена.

2. Популярная книга для мальчиков (1894).

3. В русском издании ни одного из этих посвящений не сохранилось.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
 
Яндекс.Метрика © 2024 Норвегия - страна на самом севере.