Глава 25. Корабль во славу королевы

С началом войны Руал Амундсен вступает в необыкновенно покойный период своей бурной жизни. Земной шар, ранее бывший полем его безграничной деятельности, в мгновение ока превратился в арену войны, где мирные колонны путешественника там и сям натыкались бы то на линии фронтов, то на политические препоны. Лишь сэр Эрнест Шеклтон успел отбыть на юг и приступить к своей второй экспедиции в Антарктику, прежде чем путешествия с целью географических открытий стали проблематичными.

Пока что рядовой военный летчик нейтральной страны сидит без дела. Он сложил руки, предоставив трудиться своим капиталам. У него около 25 тысяч долларов в одних Соединенных Штатах, и зажиточный брат Хермана, Джон Гаде, с переменным успехом вкладывает их в различные предприятия. В славной своими фрахтовыми перевозками Норвегии война постепенно становится золотым дном для предприимчивых людей. У Руала Амундсена достаточно свободных денег, и, что не менее важно, у него есть Леон, умеющий их инвестировать.

В этом противостоянии исторических сил братья Амундсен занялись делом, испокон веков считавшимся семейным: фрахтом. В Видстене, в доме, где прошло их детство, стояло на пьедестале пушечное ядро. Ядро это приехало с Крымской войны, благодаря которой их отец стал преуспевающим дельцом. Теперь двое его младших сыновей становятся богачами благодаря акциям новой крупной войны.

Для первооткрывателя в жизни остается одна достойная цель: счастье. Одно поле деятельности, способное поглотить всю его энергию: женщина. Одно место на всем земном шаре: Лондон.

Как уже было с Сигг Кастберг, роман с Кисс Беннетт приобрел вид молчаливого соглашения — внешне удобного, но по сути глубоко неудовлетворительного. Во всяком случае, для полярного путешественника. Руал Амундсен не склонен к компромиссам. Он может отталкивать от себя какие-то вещи, может замалчивать их, вытеснять из сознания, но рано или поздно он ставит вопрос ребром: всё или ничего.

В прошлой жизни у него — хозяйка квартиры, лежащая рядом с роковыми цинковыми ведрами, и бегство из Антверпена. И еще: расстроенный брак супругов Кастберг. Возможно, он не был виновником этих происшествий, однако спровоцировал их он. Руал выступает как завоеватель, как покоритель. Или это завоевывают и покоряют его?

Такого человека, как Руал Амундсен, в каждом окне ждала красавица, готовая немедля выйти за него замуж — если ему нужна была невеста. Увы, полярный путешественник не хотел, чтобы все было так просто. Ему необходимо было сопротивление. Цель, для достижения которой не требовалось усилий, ему неинтересна. За счастье следовало заплатить его цену. Любовь требует жертв.

* * *

Кажется, впервые после возвращения с Южного полюса наш полярник празднует Рождество в Норвегии. Зато на Новый год он уезжает. В ближайшие месяцы у Руала Амундсена и Кисс Беннетт будет немало встреч. Он ездит в Лондон, она приезжает в Норвегию. В Христиании она часто останавливается в гостинице на одном из окружающих столицу лесистых холмов, где навещает старшую сестру Гудрун, супругу немецкого предпринимателя Роберта Мауса. Впрочем, Кисс не раз гостит и в Свартскуге, в уединенном доме полярного исследователя. Можно сказать, в их романе установилось некое равновесие. Но покоритель Южного полюса не намерен заниматься эквилибристикой.

Осенью 1915 года Руал Амундсен снова едет в Лондон, на сей раз с совершенно определенной целью. Когда их старший брат Тонни интересуется у Леона местонахождением Руала, то получает ответ: «Руал в Лондоне, откуда через некоторое время они, вероятно, прибудут вдвоем». Вдвоем?! Неужели он наконец-то совершит похищение, поставив вопрос ребром и добившись удовлетворения своих требований? Чуть позже Леону приходит письмо из Лондона. Теперь брат менее категоричен, чем был перед отъездом: «Если я не вернусь домой, будь добр, распоряжайся моими судовладельческими акциями, как если бы они принадлежали тебе».

Вся переписка между Норвегией и участвующей в войне Англией проходит контроль и цензуру. Дабы защитить свою личную жизнь от постороннего взгляда, полярник просит Леона просматривать все письма, которые тот пересылает ему в Лондон. Руал и сам соблюдает крайнюю осторожность. Не должно быть никакой утечки информации частного характера. Одну особу он именует лишь инициалом имени. Леон в этот период никогда не упоминает ее напрямую, только иносказательно.

Как и для других дельцов, война превращается для Руала в выгодное предприятие. «Что происходит со сделками? — спрашивает он Леона на Рождество. — Поскольку в мир я не верю, очевидно, стоит сохранить часть акций». К этому времени Руал Амундсен занял четкую позицию в отношении исхода войны: «Германия давным-давно утратила симпатии всех здравомыслящих людей».

Возможно, за этот год сам полярный путешественник изменил своим симпатиям. «Спроси у Руала, по-прежнему ли он сочувствует германцам», — говорится в одном из посланных ранее семейных писем. Точно можно утверждать одно: Амундсен еще со времен ученичества в Гамбурге симпатизировал Германии и немцам. Если представители Британской империи кричали свое никому не слышное «ура» собакам, то, как доложили Руалу по дипломатическим каналам, его книгу о Южном полюсе с огромным интересом прочел кайзер.

Помимо всего прочего, Руал Амундсен привлек к участию в будущей экспедиции ведущего германского полярника. Кстати, новоиспеченный пилот Вильгельм Фильхнер все еще надеется попасть на Северный полюс. Весной 1915 года он оптимистично писал с поля битвы: «До осени все наверняка будет кончено, и кончено победой под нашими знаменами, поскольку Вы себе даже не представляете, с каким героическим мужеством и доверием к Господу сражается наш народ».

Позднее Вильгельм Фильхнер попадает в Норвегию. Возглавляя в Бергене отдел германского военно-морского министерства, он оказывается замешан в шпионском скандале и вынужден срочно бежать из страны. Как утверждает Фильхнер в своих воспоминаниях, это положило конец переговорам о мире, которые тайно готовились в ноябре 1916 года в люсакерском рыцарском замке и на которых связными между британскими и германскими властями должны были выступить сам Фильхнер и Фритьоф Нансен. Еще спустя год Нансен жалеет, что так и «не предпринял этой попытки».

Полярный путешественник избавился от симпатий к Германии во время своего пребывания в Лондоне (если не раньше). Как ни глубоко засела в нем антипатия к Британской империи, Англия приходилась второй родиной — пусть не ему, а ей. Кисс же была патриоткой обеих своих стран. Ее брат, Нильс Гудде, временно находившийся в Англии, перешел от игры в поло к службе в кавалерийском полку. Попав в Лондон, любой человек должен был выбрать одну из сторон. Война проникала всюду, заполняя дни кровавыми новостями с фронтов, а ночи — экзальтированным поклонением жизни.

И все же Руала Амундсена занимают в эти годы не столько драматичные события современной истории, сколько душевные потрясения и личная драма. Осень 1915 года он проводит наедине с избранницей, однако к Рождеству ее муж и сыновья возвращаются домой, «отчего она пребывает в ужасном смятении», — в порыве откровенности сообщает полярный путешественник Леону и Алине.

22 января 1916 года Руал объявил днем ухода в подполье. Еще перед Рождеством он пишет Леону: «Где я буду дальше, не разглашай ни одной живой душе». Полярник уже составил план, намереваясь в той или иной форме совершить «похищение». Прежде чем свадебная процессия уходит в подполье, Леону выдается очередная доверенность. 18 января Руал оставляет ему последние распоряжения: «В скором времени я, по всей вероятности, уеду отсюда и тогда хотел бы оставаться вне пределов досягаемости, так что будь добр, действуй во всем от моего имени».

Впрочем, письма из Лондона продолжают приходить и в феврале. «Деньги здесь, похоже, какие-то особенно круглые и обладают удивительной способностью укатываться, исчезать в мгновение ока. Будь любезен, переведи на мой счет в банке "Хэмброз" тысячу крон. Глядишь, на некоторое время хватит». 18 февраля в послание из британской столицы вложены шесть индийских почтовых марок с военными сюжетами, там же сообщается, что барон Ведель-Ярлсберг женился — во второй раз.

Примерно через месяц Леон пишет брату Тонни: «На следующей неделе ждем Руала домой». Тонни задает главный вопрос: «Он возвращается один или с супругой?» 22 марта Леон отвечает: «Руал снова дома, и у него все хорошо».

Вместо «супруги» Руал Амундсен привез решение продолжить работу. Его ждал Северный полюс. Полярный путешественник подвел Кисс Беннетт к кульминационной точке: поставил перед выбором. Выбрать Кисс не сумела... или, что более вероятно, предпочла Лондон. Похищение невесты оказалось бесплодной мечтой.

Остается предположить, что Руал дал ей отсрочку. Пока же — на Северный полюс и обратно. Как считает полярник, время работает на него: сыновья вырастут, муж состарится, а звезда Руала Амундсена только взойдет выше. Как было с Сигг Кастберг? Она ведь тоже отказывала ему... пока он не вернулся из вечных снегов. Тогда Сигг, как миленькая, ждала его на берегу с бумагами о разводе.

Вернувшись в Норвегию, Амундсен объявляет, что готов выполнить давнее обещание Нансену и родине: отправиться к Северному полюсу. На вершине стеклянной горы его ждет принцесса.

Через два дня после возвращения он в оптимистическом духе пишет вернувшемуся в Чикаго Херману Гаде, что надеется покинуть лоно цивилизации летом 1917 года: «Здесь идет такая бойня и свара, что я вздохну с облегчением, распрощавшись со всем и всеми. Самое подходящее время для продолжения моих трудов. Сам я никогда еще не чувствовал себя более здоровым и настроенным взяться за дело, нежели теперь. К тому же я столь удачно распорядился своими деньгами, что приумножил капитал и могу быть совершенно независимым, то есть сам оплатить расходы на экспедицию. Представляешь, как я доволен? Едва ли — ты ведь не можешь посмотреть на это с точки зрения нищего».

В начале 1916 года полярник продал значительную часть судовладельческих акций. Леон решил придержать свои, но вскоре признаёт, что Руал выбрал удачный момент для продажи: удвоил капитал и в то же время у него остались ценные бумаги, которыми распоряжаются Гаде и Леон. Полярный путешественник может построить себе собственный корабль.

Еще осенью 1914 года на Центральной верфи военно-морского флота в Хортене подсчитали, что ремонт «Фрама» обойдется примерно в 100 тысяч крон. Когда вопрос о ремонтных работах был поставлен вновь, обнаружилось, что за истекшие два года крысы нанесли судну и того больший ущерб. Сам Руал Амундсен называет прежнюю гордость страны «развалюхой». Тем не менее его решимость приступить к постройке нового корабля — вместо того, чтобы в очередной раз сделать ставку на «Ветерана», — объясняется не только финансовыми расчетами.

«Фрам» был государственной собственностью. Это давало многие преимущества, но означало зависимость от правительства и стортинга. Кроме того, исторически и морально корабль по-прежнему ассоциировался с Фритьофом Нансеном. Нашему полярнику наверняка было бы приятно избавиться от этого наследия прошлого. Следуя своей натуре, Руал Амундсен предпочел заказать собственный полярный корабль в Аскере, у судостроителя Кристиана Енсена.

Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки. Летом Амундсен опять едет в Лондон. К осени он начинает сомневаться в сроках: ему все-таки понадобится еще год. Финансовая независимость тоже, похоже, небезгранична. «Я встречусь с премьер-министром и спрошу, на что можно рассчитывать», — пишет Руал Леону. Под Рождество он плывет в Америку, чтобы совместно с Херманом Гаде уладить вопрос о провианте.

Леон в годы войны покинул Свартскуг и теперь обитает на юге Норвегии, под Арендалом, где купил себе имение Фредлю («Покойный уголок»). За это бурное время управделами тоже разбогател, и полярный путешественник по праву называет его «судовладелец Амундсен». Со своего южного побережья Леон вынужден просить Тонни рассказать, что Руал намерен предпринять до отъезда в Америку. Брат снова хочет продать усадьбу на берегу Бунне-фьорда, сообщает Тонни. Теперь полярник обустраивает элегантную квартиру в Христиании, на Томас-Хефтюес-гате. На той же улице живет с семьей сестра Кисс Беннетт, Гуд рун Маус. В этом стратегически удобном месте полярный путешественник и хочет расположить свою базу. Старший брат заканчивает отчет пожеланием: «Надеюсь, он совершит свое кругосветное путешествие и вернется через Лондон». Тонни тоже смекнул, где находится цель экспедиции.

Продажа усадьбы, однако, не состоится и на сей раз. У Леона возникли сомнения налогового характера. Когда-то полярнику удалось (под предлогом неустанных трудов на благо отечества) добиться в своей Оппегордской коммуне полного освобождения от налогов. В столице, где среди муниципальных чиновников преобладают социалисты, ему подобной льготы никто не обещает. Налоги же, по словам Леона, выльются в «изрядную сумму». Так что ни Леоновой новой усадьбе, ни Руаловой квартире не суждено стать для братьев Амундсен постоянным местом жительства.

Отпраздновав Рождество в Чикаго с семейством Гаде и выполнив всё намеченное в Нью-Йорке, полярный путешественник в начале февраля прибывает в Лондон. В Норвегию он возвратится еще почти через месяц. И доберется благополучно, хотя Северное море настолько кишит перископами подводных лодок, что плавание по нему — дело нешуточное.

Между тем в мирном Бунне-фьорде происходят волнующие события. Утверждается, что Йорген Стубберуд пытался покончить с собой. Леон, которому об этом доложили слуги, сообщает: бывший участник похода к Южному полюсу превратился в «неизлечимого сумасшедшего — печально, но объяснимо». Почти так же он в свое время комментировал смерть Юхансена в Солли-парке. Но Стубберуд едва ли был неизлечим. Преодолев свои расстройства, он прожил дольше всех из девяти обитателей Фрамхейма — почти до ста лет.

* * *

И полярный путешественник, и его брат-судовладелец практически уверены, что рано или поздно Норвегия будет втянута в войну против Германии. Особенно Леон (с его крепкими связями во Франции) горой стоит за то, чтобы Норвегия приняла активное участие в военных действиях. К тому же братья находятся в щекотливом положении спекулянтов, нажившихся на чужом горе. Когда Леон в марте 1917 года хватается за перо и сочиняет призыв к сооружению «памятника нашим морским героям», это можно истолковать как двойную мораль, а можно — как попытку унять отчаянные угрызения совести. Единственный раз в жизни Леон Амундсен выдвигает официальную инициативу — не от лица полярного путешественника, а от своего собственного. «За дело необходимо взяться немедленно, пока легко собрать средства». Редактору «Норгес хандельс-ог шёфартстиденде» он пишет: «Это должен быть самый большой памятник в стране, и поставить его следует на самом красивом месте, какое только можно найти у моря».

Впрочем, полярник тоже включается в исторические события. Он намечает турне с выступлениями — не для пополнения своего кошелька, а исключительно для сбора средств на оборону родного королевства. Более того, рядовой военный летчик готовится к реальным сражениям. Возможно, скоро в небе над отечеством появятся кайзеровские цеппелины с грузом бомб. 13 марта Руал пишет Леону: «Собирался на этой неделе вновь заняться полетами на аэроплане, чтобы быть готовым по-пеликаньи пронзить первый дирижабль, однако затяжная метель отменила полеты; теперь придется ждать, когда вернусь. Надеюсь, цеппелин не появится до моего возвращения, хотя ощущение такое, будто остались считаные дни».

Публичные выступления во имя обороны представляют собой исключение из правила, которому полярный путешественник следует, сосредоточиваясь на собственном поле деятельности. Если Фритьоф Нансен расширял для себя поле деятельности, идя от полярных исследований к занятиям наукой, политикой и гуманитарными миссиями, то Руал Амундсен шел в противоположном направлении — ко все более узкой специализации, к сосредоточенности на своих трудах и своем мирке. После речи 17 мая, которую ему пришлось произнести в 1907 году, наш полярник очень редко выступал перед массами с целью их просвещения и воспитания. Ему не хотелось без крайней надобности изображать Нансена.

Речи на благо обороны были возвратом к прошлому, игрой в Нансена на нансеновском поле. Тем не менее народный оратор Руал Амундсен решился на это и целых полтора месяца переезжал с места на место в прибрежных районах Северной Норвегии. Народу на его выступления собиралось много, однако массы он не всколыхнул. Как сообщает репортер газеты «Нордлюс» («Северное сияние»), помещение Рабочего союза в Кабельвоге было «набито битком», но рассказать потом было практически не о чем: «Он [Руал Амундсен. — Пер.] хотел всего-навсего напомнить нам о бушующем в Европе пожаре войны и объяснить, почему важно крепить обороноспособность страны, неуклонно сохраняя при этом нейтралитет. Социалисты — люди без родины и не желают иметь оборону, сказал он. Вряд ли его доклад глубоко затронул слушателей. Скорее у меня создалось впечатление, что публика расходилась недовольная, поскольку не услышала ничего для себя нового».

С островов Вестеролен идут более положительные отзывы. Сообщается, что полярный путешественник заказал для экспедиции к Северному полюсу не меньше 200 килограммов козьего сыра. «Таким образом, он убил сразу двух зайцев: обеспечил себя изрядным количеством отменного рафтсуннского сыра и привлек на свою сторону вестероленцев. В уезде Бё, расположенном с западного края архипелага, а потому открытого для атак подводных лодок, было для собственного спокойствия создано Оборонное общество».

К Руалову возвращению в столицу цеппелины еще не перешли в наступление на нее, посему его вклад в оборонное дело ограничился — помимо игры на бирже — выступлениями в Северной Норвегии. Во всяком случае, до поры до времени.

Прежде чем уехать на север, Руал Амундсен вынужден был обратиться в стортинг с просьбой вернуть 200 тысяч крон, от которых отказался в 1914 году, поскольку, как было напечатано в газетах, экспедиция «обходится гораздо дороже, чем предполагалось ранее». Полярный путешественник знал, что может положиться на премьер-министра Гуннара. Не прошло и двух недель, как эта сумма вновь оказалась на счету Руала.

* * *

До самого спуска корабля со стапелей все пытаются угадать его название. Газеты делают ставку на «Бетти» — в честь бессмертной няньки, до сих пор живущей во флигеле Ураниенборга. Первое судно Амундсена носило старинное норвежское женское имя «Йоа», однако это название оно получило раньше, чем перешло к нашему полярнику. А какая еще женщина была в жизни Руала Амундсена, если не Бетти?

Разумеется, он мог последовать примеру Фритьофа Нансена и взять в виде названия какой-нибудь девиз. Если «Фрам» значит «Вперед», то Амундсен мог бы приспособить для себя «Ферст» («Первый»). Впрочем, подобный девиз мало подходил ему: Северный полюс уже был открыт, а дрейф во льдах — совершён тем же «Фрамом». У полярного путешественника нашлась идея получше. 2 июня ему пришел ответ из дворца: «Королева с радостью дает согласие на Ваше предложение. Хокон Rex¹». Итак, корабль будет называться «Мод» — и женским именем, и патриотично. Только, в отличие от стройной королевы, он был широк и массивен.

Спуск на воду состоялся чуть свет 7 июня 1917 года — в день главного национального праздника Руала Амундсена. Полярный корабль нарекли не с помощью декадентского шампанского, а в его истинной стихии — со льдом. «Судно спущено со стапелей, торжество по этому поводу оставило самые радужные воспоминания», — записывает в дневнике полярник, исполненный надежд на корабль и будущее.

Вместе с Херманом Гаде Амундсен давно заказал провиант в Америке. Погрузку собирались произвести в Сан-Франциско, так что полярный путешественник, невзирая на войну, решил использовать старый маршрут: через Панамский канал — вдоль западного побережья Америки — к Берингову проливу. Отставной дипломат Херман Гаде не напрасно содействует Руалу в Америке. Указания следуют в обе стороны. Во всяком случае, одна дипломатическая возможность благодаря закадычному другу в Христиании остается для Гаде открыта — Руал Амундсен имеет доступ к премьер-министру: «Я в ближайшее время поговорю с Г.К. и нашепчу ему всё, о чем ты просил».

Увы, как уже случалось раз за разом, отплытие приходится отложить, а планы — пересмотреть. 10 июля Руал пишет другу в Чикаго: «Я надеялся двинуться в путь уже осенью, с заходом в Сан-Фриско, но, похоже, ничего не получится, так что теперь я постараюсь выйти летом следующего — 1918 —года и направиться прямо на север». Это означает, что пятилетние запасы провизии нужно будет — несмотря на подводную войну — сначала переправить в Норвегию.

В ожесточенной борьбе с Великобританией Германия в 1917 году объявила ей беспощадную подводную войну, что повлекло за собой массовое затопление норвежских торговых судов и, соответственно, потерю многих жизней. В апреле в войну вступили Соединенные Штаты, а в конце октября того же года Руал Амундсен предпринимает собственную кампанию — впрочем, ограниченную масштабами кайзеровской дипломатической миссии в Христиании.

«Как норвежский мореплаватель я позволю себе вернуть врученные мне немецкие награды в знак протеста против бойни, которой Германия подвергает мирных норвежских моряков». В дополнение к этим словам простой моряк и рядовой пилот брякнул на стол перед германским посланником свои ордена. А ведь первый раз — еще после Северо-Западного прохода — норвежца торжественно награждал сам Вильгельм II.

Руал Амундсен не разделял пренебрежение Нансена к орденам, которые тот считал всего лишь извинительными проявлениями человеческой слабости. Для Руала награды представляли истинную ценность. На арене тщеславия, где он теперь выступал, подобные металлические побрякушки доказали свою важность и как движущая сила, и как предмет торговли и обмена. Отказ от ордена был жестом протеста, отнюдь не легким для нашего полярника. Спустя два дня его примеру последовал коллега Свердруп. Фритьоф Нансен в это время находился по поручению правительства в Вашингтоне, а его награды лежали в ящике письменного стола в Пульхёгде. Там они и пролежали в неприкосновенности до тех пор, пока кровопролитие не кончилось.

Дипломатический разрыв Амундсена с кайзером был понят и вызвал отклик не только в Норвегии, но и во всем воюющем мире. В том числе в Германии. Среди потока поздравлений пришло письмо из Тронхейма: «Примите мои самые сердечные, искренние похвалы в связи со столь независимым и мужественным поступком, как возвращение Вами германских наград». Письмо было подписано адвокатом и офицером-резервистом Трюгве Гудде. Рядовой пилот явно преуспел на разных участках фронта.

Впрочем, военная кампания Амундсена еще не кончена. У него разгорелся аппетит. Он обращается к своему другу Джону А. Гаде, который во время войны исполнял обязанности американского военно-морского атташе в Скандинавии, и просит его уладить формальности, необходимые для вступления полярного путешественника в ряды британского флота. Соотечественники Руала — летчик Трюгве Гран и «почти что зять» Нильс Гудде — уже сражаются с врагом под английскими знаменами. Почему бы и ему не присоединиться к ним? У него, между прочим, великолепно тренированное тело — куда лучше, чем у них обоих.

Джон Гаде обращается к соответствующему адмиралу и слышит в ответ: командование с удовольствием организует для г-на Амундсена ознакомительную поездку к местам боевых действий, дабы он получил некоторое представление о происходящем. После случая с орденами всем ясно, что полярник принесет гораздо больше пользы в качестве пропагандиста, чем в качестве пушечного мяса на полях сражений.

Руал Амундсен совершает «крайне интересную поездку по трем фронтам». В письме Леону воин докладывает о «совершенно чудесном времени», проведенном им в Париже со старыми друзьями. Доложить о другой встрече, которая состоялась у него во время пребывания за казенный счет в гостинице «Мерис», Руал не считает нужным. А принял он скромного американца, служащего во французской столице в штабе военно-воздушного флота, но мечтающего отправиться с норвежцем в его арктическую экспедицию. К сожалению, Амундсен не видит возможности удовлетворить это странное желание.

Им предстоит встретиться снова — в другой гостинице и другой стране. Пока что Линкольн Элсуорт всего лишь в первый раз постучался в двери Руала Амундсена с просьбой допустить его к увлекательной полярной эпопее.

В середине февраля наш первооткрыватель останавливается в отеле «Ритц» города Лондона, считающегося столицей войны. В начале марта он прибывает в Соединенные Штаты, где его ждут поездки по северо-западу страны с целью агитировать бывших норвежских крестьян ехать в Европу и лезть там в окопы. По словам Джона Гаде, Амундсен достиг «потрясающих» результатов.

Всю зиму в Америке добивались разрешения на вывоз оттуда провизии и снаряжения для экспедиции «Мод». В этом сослужил последнюю службу своему младшему коллеге Фритьоф Нансен, который вел в Вашингтоне переговоры о поставках продовольствия в Норвегию. Вместе с братьями Гаде и кое-кем еще ему удается договориться с американскими властями о том, что, несмотря на строгие ограничения военного времени, снаряжение будет отправлено в Норвегию и прибудет туда в течение весны. В конце апреля агитатор, сделав свое дело, возвращается на родину.

Может показаться странным, что «серьезный» исследователь вроде Руала Амундсена в последний год перед отправлением в рассчитанную на пять лет научную экспедицию занимался агитацией. В первые два года войны он избрал для себя роль переезжающего с места на места, холеного и весьма обеспеченного господина. Относительно недавно он хотел облегченно «распрощаться со всем и всеми». Но чем ближе день отъезда, тем больше ему хочется принести пользу воюющей Европе. Сначала он собирался в небо, освоив новую профессию храбреца летчика, затем пытался вступить в британскую армию. В этих героических шагах человека среднего возраста присутствуют некий мелодраматизм, некая иллюзорность. С чем и с кем он на самом деле борется? Ясно одно: гражданским лицам делать теперь нечего. По крайней мере в Лондоне.

Весной 1917 года газеты объявляют, что пилотом в экспедиции к Северному полюсу назначен некий сержант Херланн: «Итак, штурм полюса совершит вместе с Амундсеном он». Сержант, в частности, отличился необычайно дерзким походом из Конгвингера в Лиллестрём. Впрочем, спустя год ни о каких аэропланах на борту «Мод» уже не слышно. Заветная мысль как-то незаметно оказалась отложенной в долгий ящик.

В любую минуту над Норвегией могли появиться дирижабли кайзера Вильгельма со своим смертоносным грузом, так что вывозить из страны пока еще редкие летательные аппараты и снаряжение едва ли было разумно. Пока шла война, аэропланам полагалось сторожить европейский небосвод. Подлинные герои могли находиться лишь там, в рядах противовоздушной обороны.

Заниматься воздушной акробатикой в ледовой пустыне было неуместно и несвоевременно. На героические свершения гражданских лиц отсутствовал спрос. В свете огромных военных потерь, которые ежедневно становились известны общественности, немногие, желавшие рисковать своей жизнью в других местах, погоды не делали.

Следовательно, что именно будет происходить на борту «Мод», не имело значения. Главным для полярного путешественника было исчезнуть. Он хотел, чтобы по нему начали скучать. Очередь принимать решение была за ней.

Только она могла вызволить Руала из ледовых объятий.

Примечания

1. Король (лат.).