Долг платежом красен

Нансен хорошо представлял, что такое блокада, не только по записям истории о страданиях своих земляков в годы, когда Англия блокировала Норвегию сто лет назад. Ему самому ценой больших унижений и усилий удалось спасти норвежцев от блокады за год до того, как все ее беды и ужасы были обрушены Антантой на советский народ.

В годы первой мировой войны Норвегия почти весь нужный ей хлеб получала из США. Однако в 1917 году Соединенные Штаты вступили в войну и запретили экспорт в нейтральные страны.

В Норвегии начался голод. Хлеб часто не выдавали даже по карточкам. Дошло до того, что белая мука стала продаваться в аптеках по рецептам. И тогда стортинг послал Нансена в Вашингтон, надеясь на его энергию и популярность среди американцев. Правительство США соглашалось продать хлеб Норвегии при условии, что норвежские суда будут работать лишь на Америку, а рыбаки перестанут продавать рыбу Германии... Но это означало расторжение торгового договора с Германией, отказ от нейтралитета и войну с Германией, обрекало на голодную смерть немецких детей!

США не шли ни на какие уступки — расширение театра военных действий было им выгодно, на страдания же детей — наплевать.

Нансен стоял на своем: лучше голод, чем война! При всей своей популярности почти девять месяцев пришлось ему вести поединок с дипломатами США, чтобы подписать с Вашингтоном договор о поставках хлеба, получивший название «Нансеновского договора»... Дочь Нансена — Лив, именем которой он в свое время назвал один из островов Ледовитого океана, была с отцом в Вашингтоне и вспоминала, как однажды он вернулся из госдепартамента в гостиницу вне себя от негодования...

— Эти господа американцы хотят получить точные сведения о будущей норвежской политике, прежде чем помогать нам... И представь, они искренне удивились, когда я сказал, что норвежская политика — внутреннее дело самих норвежцев.

Но как бы хорошо ни представлял Нансен, что такое блокада, даже он был до слез потрясен тем, что увидел позднее в Поволжье, исколесив пораженные засухой Саратовскую и Самарскую губернии.

— Когда нужно идти против русского народа, у империалистов находятся неисчерпаемые миллиарды рублей! Когда нужно помогать, то с истинно дьявольским спокойствием они высчитывают, как смерть будет гулять в России неограниченным властелином, — говорил на Девятом съезде Советов депутат Лев Сосновский. — И не мудрено, что не коммунист, не социалист, а всемирно знаменитый ученый, путешественник Нансен, вышедший из рядов буржуазии, не выдержал, столкнувшись с этим ужасающим, поистине сатанинским замыслом — уморить и быть хладнокровным свидетелем гибели десятков тысяч и миллионов людей. Он, который видел Северный полюс, видел вечные льды, был в атмосфере настоящих холодов, даже он не выдержал и, вернувшись с мест голода, на Брюссельской и других конференциях заговорил языком самого пламенного агитатора и бросил в лицо этим ростовщикам именно то, что мы думали, и то, что сказали бы мы, если бы были на этих конференциях. Все наше презрение, всю нашу ненависть к хищникам, издевающимся над несчастием и страданием великого народа, выразил этот благородный человек, деятель и мыслитель, которого не забудет, конечно, никогда русский народ и в лучшие моменты своей истории.

И если Нансену не удалось побывать вместе со своим верным другом Свердрупом, как мечтали они, на Южном полюсе, то в благородной помощи революционной России они оказались рядом. В те дни, когда Нансен по всему миру собирал средства для Поволжья, Отто Свердруп руководил караванами первой Карской экспедиции, суда которой, нагруженные семенами, сельскохозяйственными орудиями, товарами, предназначались для Сибири. Ему, как и Нансену, не удалось избежать клеветы буржуазных газет, утверждавших, что Свердруп транспортировал в Сибирь оружие для Красной Армии.

На одном из судов, доставивших товары из Норвегии в Архангельск, служил юнгой Юст Липпе, ставший затем одним из организаторов комсомола Норвегии, — нынешний заместитель председателя Коммунистической партии Норвегии.

— Это вы вот знаете, — и Сигурд Эвенсму кладет на стол фотокопию послания гражданину Фритьофу Нансену, единогласно принятого Девятым Всероссийским съездом Советов.

«IX Всероссийский съезд Советов, ознакомившись с вашими благородными усилиями спасти гибнущих крестьян Поволжья, выражает вам глубочайшую признательность от имени миллионов трудящегося населения РСФСР. Русский народ сохранит в своей памяти имя великого ученого, исследователя и гражданина Ф. Нансена, героически пробивавшего путь через вечные льды мертвого Севера, но оказавшегося бессильным преодолеть безграничную жестокость, своекорыстие и бездушие правящих классов капиталистических стран. Председатель IX Съезда Советов М. Калинин».

— Да, я знаю об этом послании. Пожалуй, нет другого иностранца, который был бы удостоен такой почетной грамоты. За нее голосовал Ленин. Ведь он был делегатом и основным докладчиком на съезде...

О, я знаю, чем закончить этот фильм! В Финмарк с боями, освобождая север Норвегии от нацистов, входят наши войска. Отступая, немцы все обрекли огню. Продовольственные склады — увезти их они не успели — уничтожены. И без того годами недоедавшее население обречено на голодную смерть. Помню кусок неправдоподобной белой, липкой дороги. Из разбитого и сожженного склада вытекло и растекалось по шоссе сгущенное молоко. Шины автомобилей липнут, оставляя следы в этом клейком вареве, норвежские детишки ложечками стараются собрать в тарелки и кувшинчики «манну небесную».

Помню колонну военных грузовиков, идущую ночью с притушенными фарами по ухабам разбитой фронтовой дороги среди сопок Заполярья — без отдыха, от Мурманска. Не снаряды везут они, а муку, консервы, продовольствие, которое наше командование распорядилось раздать населению. И среди красноармейцев — саратовские парни, самарские, те, которым помогла выжить в год страшной послеблокадной засухи помощь Нансена.

Вновь назначенный военный комендант Киркенеса — полковник со странной фамилией Лукин-Григэ... Эту вторую часть фамилии — «Григэ» — простой сибирский паренек Лукин, влюбленный в музыку норвежского Орфея, присоединил еще в годы гражданской войны, вступив добровольцем в Красную Армию... В честь Грига. А на конце «э» оборотное — первая буква имени Эдвард. Не думал не гадал он тогда, что будет военным комендантом первого освобожденного города на родине любимого композитора....

Долг платежом красен!

— Сколько советских людей погибло, освобождая Финмарк? — словно угадав мои мысли, спрашивает Эвенсму.

Много! Очень много. Никогда не забыть мне скромных солдатских могил с красными фанерными пирамидками, увенчанными жестяной пятиконечной звездой в мерзлых болотцах Заполярья, на каменистых сопках.