Приложение V. А.С. Щавелев¹. «Имя черниговского князя, погребенного в Черной Могиле»

Уникальное погребение раннего Средневековья Черная Могила совершено около города Чернигова и традиционно датируется 60-ми годами X века (как по датировкам вещей из комплекса, так и по младшей византийской монете, мало бывшей в обращении, — половине милисиария Константина VII и Романа II (945—959 гг.). Рекордные по масштабам Восточной Европы размеры погребальной насыпи (высота кургана достигает 11 метров, длина по окружности — 125, диаметр основания — свыше 40, на ее сооружение по общим подсчетам было потрачено 1500 человеко-дней работы), а также редкий по своему богатству, художественный выразительности и научной информативности инвентарь погребения делают данный археологический памятник, пожалуй, одним из ключевых источников для интерпретации исторического процесса раннего Средневековья.

В историографии² неоднократно высказывались различные догадки об имени черниговского правителя, похороненного в Черной Могиле, предлагались и самые разные интерпретации его социального статуса. Первый исследователь кургана Д.Я. Самоквасов приписывал его славянскому князю «племени» северян, Б.А. Рыбаков — князю «племени» полян («поляно-руссов»). Позже в соответствие с концепцией единого древнерусского государства возобладало мнение о том, что в кургане похоронены бояре киевского князя³, в частности, погребение приписывалось воеводе Претичу⁴. Но исключительно престижный скандинавский обряд погребения (сожжение в ладье) и богатейший набор оружия и вещей позволяют сделать вывод о княжеском характере захоронения и скандинавском происхождении погребенного. В русле такой интерпретации были предложены отождествления захороненного предводителя с князем «Хлгу», упоминаемым в «Кембриджском документе»⁵, независимым черниговским династом скандинавского происхождения⁶, с «княгиней» Сфандрой договора «руси» и греков 945 г., со Сфенгом, «братом» Владимира Святославича, упоминаемом в византийских источниках⁷, или просто с анонимным представителем рода Рюриковичей⁸. Идея же о том, что название могилы отражает имя погребенного князя, рассматривалась в качестве практически исключенной версии, опирающейся на поздние легенды, не имеющие под собой какого-либо исторического основания⁹.

Между тем уникальное известие Ипатьевской летописи 6655 (1147) г. сообщает о кургане с названием Черная могила: «и ста Изяславъ идеже есть Черная Могила...»¹⁰Возле нее киевский князь Изяслав назначил встречу своему брату Ростиславу в ходе войны против Святослава Ольговича и его родственников и союзников. Из контекста данного известия вполне ясно, что в этом и последующих эпизодах речь идет действительно об окрестностях Чернигова¹¹. Таким образом, традиционное, существующее по сей день название этого кургана вполне аутентично и носит летописный характер. В позднейшей летописной традиции это известие также продолжало фигурировать. Это известие есть практически во всех летописях, отразивших Киевский свод 1198/99 гг. Интересное чтение этого известия дает Ермолинская летопись, в некоторых списках которой стоит множественное число («Черные Могилы»), что перекликается с легендарной традицией, согласно которой погребения «княжны Черны» и «князя Черного» соседствуют¹².

Особо заметим, что изначальная форма названия кургана в Ипатьевской летописи была «Черна Могила» — без последующей буквы «я», вписанной позднее в конце строки¹³. В такой форме имя кургана может восприниматься в качестве краткой формы прилагательного, позднее переправленной на полную — например, по темному цвету сложенной из черноземной почвы насыпи. Но со схожей степенью вероятности форма «Черна» может считаться формой существительного в родительном падеже единственного числа 2-го склонения как ответ на вопрос: «Кого, чья могила?» То есть как родительный падеж от имени собственного — «Чернъ» (т.е. «могила Черна») или же именительный падеж женского рода единственного числа краткого притяжательного прилагательного — «чернь» («Черня(а) могила» ср.: «всеволожа дочь»). Сознавая сугубую гипотетичность проделанного построения, все же можно предположить в основе названия данной могилы мужское имя «Чернъ» (или «Чернь»), тем более что оно зафиксировано в домонгольскую эпоху — фигурирует в Повести временных лет и в берестяных грамотах, а в «Списке русских городов» конца XIV в. на р. Ирпени упоминается «Чернъгород»¹⁴.

Косвенным, но важным аргументом в пользу этой версии может служить тот факт, что все остальные курганы, упомянутые в ранних древнерусских источниках, получили названия только по имени погребенных в них правителей¹⁵. В Повести временных лет упоминаются могилы Аскольда и Дира, князей Олега, Игоря, Олега и Ярополка Святославичей, Святополка Окаянного. В более поздних источниках есть сообщения о курганах легендарного основателя Галича и князя Туры. Во всех случаях в письменных источниках отражены аутентичные детали княжеской погребальной практики и точное знание их локализаций¹⁶.

В летописях отмечены места захоронений захвативших Киев Аскольда и Дира¹⁷, а также их убийцы Олега. Причем разные летописи отмечают три места его последнего пристанища: одно в Ладоге, а два в Киеве¹⁸. Всегда считалось, что тут противоречие, вызванное ошибкой или пристрастной правкой какого-то из источников. Однако в память об основателе русского государства могли быть насыпаны кенотафы, не исключено также, что его тело захоронили по частям. Так поступили с конунгом Хальвданом Черным в Скандинавии — чтобы распространить материализованную в этом человеке удачу на разные земли¹⁹.

Курган над останками следующего князя-Рюриковича, Игоря, был насыпан рядом с местом его гибели в земле древлян. Само летописное описание хода погребения указывает на двухэтапное сооружение насыпи, что в свою очередь характерно для больших княжеских курганов Руси и Северной Европы²⁰. Последним языческим князем, чья могила сохранилась в поле зрения составителей первых летописей, был Олег Святославич²¹. Причем точность «устной традиции» на сей счет позволила в 1044 г. (т.е. более полувека спустя) эксгумировать ради крещения кости братьев Владимира Святого Олега и Ярополка, погибших соответственно в 977 и 980 гг. и захороненных, очевидно, по обряду трупоположения²². Заметим, что могильный холм над местом первоначального упокоения Олега сохранился и после перезахоронения его останков, поскольку, согласно ПВЛ, «и есть могила его и до сего дне у Вручего».

В Галицко-Волынской летописи есть редкое упоминание о «Галичине могиле», с которой была как-то связана легенда «о начале Галича, откуду ся почал»²³. Имя основателя Галича, вероятнее всего, этимологизируется от обозначения птицы — «галица», т.е. «галка»²⁴. А с могилой, судя по всему, принадлежавшей древнему правителю с эпонимическим именем, были связаны архаичные ритуалы вокняжения в данном городе. Согласно летописному рассказу княжение в Галиче символически было равно стоянию на этом кургане, что позволило обмануть пришедшего князя и формально «сдержать» данное ему слово со стороны представителей местной элиты о вокняжении.

В уставной грамоте князя Любарта Гедиминовича церкви Иоанна Богослова в Луцке (1321) названа «Турова могила»²⁵, т.е. курган, приписывавшийся традицией князю Туры, согласно ПВЛ пришедшему «из-за моря» правителю Турова²⁶. Она находилась на границе земель волынян, дулебов и дреговичей, центром княжения последних был Туров.

В заключение сформулирую сугубо гипотетический «портрет» погребенного в Черной могиле правителя — его имя, если моя этимология названия кургана верна, звучит как Чернъ или Чернь. Поскольку это имя не вошло в ономастикон династии Рюриковичей²⁷, то, скорее всего, перед нами независимый или полунезависимый черниговский князь. В ПВЛ упомянуты два таких правителя скандинава, не связанных с родом Рюрика — Рогволд в Полоцке и Туры в Турове. Учитывая, что перо наконечника парадного копья из Черной могилы было инкрустировано с обеих сторон знаками креста, этот князь проявлял склонность к христианской религии, хотя его погребение было сугубо языческим²⁸. Славянское имя князя отнюдь не противоречит скандинавским чертам «сопроводительного» набора вещей и скандинавскому характеру обряда похорон, поскольку именно в период возведения Черной могилы (960—990 гг.) начинается ассимиляция скандинавских династий. Например, появляется первый Рюрикович со славянским именем — Святослав. Возможно, выбор имени Чернъ, созвучного названию города Чернигова, был продиктован какими-то символическими целями, призванными подчеркнуть укорененность династии в нем или легитимность прав на престол²⁹.

Примечания

1. Канд. ист. наук.

2. См. обобщающие работы: Самоквасов Д.Я. Северянские курганы и их значение для истории // Труды III Археологического съезда в России. Т. 1. Киев, 1878. С. 187—190, 210—224; Он же. Могилы Русской земли. М., 1908. С. 190—201; Рыбаков Б.А. Древности Чернигова // МИА. № И. М.—Л., 1949. С. 24—54; Он же. Язычество Древней Руси. М., 1987. С. 329—347; Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX—XI вв. М. — Смоленск, 1995. С. 171—194; Он же. Большие курганы Руси и Северной Европы. К проблеме этнокультурных связей в ранний средневековый период // Историческая археология. Традиции и перспективы. М., 1998. С. 360—369; Шевченко Ю.Ю. Княжна-амазонка в парном погребении Черной могилы // Женщина и вещественный мир культуры у народов России и Европы. СПб., 1999. (Сб. МАЭ. Т. LVII) С. 9—22; Щавелев А.С., Щавелев С.П. Черная могила // Вопросы истории. 2001. № 2. С. 134—141.

3. Зайцев А.К. Черниговское княжество // Древнерусские княжества X—XII вв. М., 1975. С. 72—74; Рапов О.М. Княжеские владения на Руси в X — первой половине XIII в. М., 1977. С. 94—95; Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории... С. 171, 193.

4. Мачинский Д.А. Черная могила — поховання воєводи Претича? // Друга Чернігівська обласна конференція з историчного краєзнавства. Вип. 2. Чернігів; Нежин, 1988. С. 15—17.

5. Петрухин В.Я. Походы Руси на Царьград: к проблеме достоверности летописи // Восточная Европа в древности и средневековье. IX Чтения памяти В.Т. Пашуто. М., 1997. С. 69. Ср.: Голб К, Прицак О. Хазаро-еврейские документы X века. Иерусалим; М, 2003. С. 141—142, 147, 151, 163—165, 167.

6. Новик Т.Г., Шевченко Ю.Ю. Княжеская династия Чернигова и киевские Рюриковичи // Деснинские древности. Брянск, 1995. С. 96—100; Щавелев А.С., Щавелев С.П. Черная могила... С. 139—141.

7. Уманец А.Н., Шевченко Ю.Ю. Эволюция Чернигова в X веке в контексте киеворусской государственности // Там же. С. 63—66; Шевченко Ю.Ю. Княжна-амазонка... С. 17—20. О Сфенге см.: Артамонов М.И. История хазар. СПб., 2002. С. 437—438.

8. Петрухин В.Я. Древняя Русь: народ, князья, религия // Из истории русской культуры. М, 2000. Т. I. Древняя Русь. С. 165, 251.

9. Ее отстаивал только В.А. Пархоменко. Пархоменко В.А. Князь Чорний (До питання про добу Сіверянської колонизації Подесенія) // Юбілейний сбірник на пошану академика Д.Й. Багалія. Київ, 1927. С. 379—382; см. также Пархоменко В.А. У истоков русской государственности. Л., 1924; Он же. Древляне и поляне // ИОРЯС. Л., 1926. Т. XXXI. С. 267—270). Первоначальные публикации пересказов легенд о князе Черном и княжне Черне см.: Иловайский П.И. Черниговская старина по преданиям и легендам. Чернигов, 1898. Об эволюции позднесредневековых легенд этого «цикла» см.: Шевченко Ю.Ю. Княжна-амазонка... С. 14—17; Мыльников А.С. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Европы. Представления об этнической номинации и этничности XVI — начала XVIII века. СПб., 1999. С. 320.

10. ПСРЛ. Т. 2. Ипатьевская летопись. М., 1998. Сто. 357.

11. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 357—358. Виднейший знаток летописной географии А.Н. Насонов косвенно признал тождество археологического памятника и летописного топонима, поместив данные наименования под одним номером географического указателя (Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. Монголы и Русь. История татарской политики на Руси. СПб., 2002. С. 147, 210, 390).

12. «Курган княжны Черны» был снесен до археологических раскопок Д.Я. Самоквасова в Чернигове, но, по свидетельству очевидцев, содержал богатый набор вещей, аналогичных погребальному инвентарю Черной могилы (Ригельман А.А. О срытом кургане в Чернигове // Черниговские губернские ведомости. 1952. № 44. С. 489—490).

13. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 357—358, см. примечание «в».

14. Повесть временных лет / Подгот. текста, пер., ст. и коммент. Д.С. Лихачева, М.Б. Свердлова; отв. ред. В.П. Адриановой-Перетц. СПб., 1996 (Далее ПВЛ). С. 82 (имя «Чернь»); Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. М., 1995. С. 679; Тихомиров М.И. «Список русских городов дальних и ближних» // Исторические Записки. М.—Л., 1952. Т. 40. С. 223.

15. См. подробнее: Щавелев A.C. Особенности княжеских погребений языческой Руси (летописные известия и археологические данные) // Святилища: археология ритуала и вопросы семантики. Материалы тематической научной конференции. СПб., 2000. С. 106—110.

16. Отдельно отметим уникальное сообщение Ипатьевской летописи о захоронении Андреем Юрьевичем (Боголюбским) в 1149 г. своего коня, спасшего хозяина в битве и удостоенного («жалуа комоньства его») похорон в могиле на высоком берегу реки Стырь. Приведенная формула, видимо, повторяет оборот, сопровождавший награждение дружинников-«мужей» («жалуа мужества его»), а обряд отдельного погребения коней был распространен у скандинавов, кочевников и славян еще в языческую эпоху, но, как видим, сохранился в рудиментной форме и в христианский период (ПСРЛ. Т. II. Стб. 391).

17. ПВЛ. С. 14.

18. ПСРЛ. Т. III. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., 2000. С. 109; ПВЛ. С. 425—426.

19. Снорри Стурлусон. Круг Земной. М., 1995. С. 42. Впервые это сопоставление предложено А.П. Толочко (Толочко А.П. Князь в Древней Руси. Власть. Собственность. Идеология. Киев, 1992. С.17—18). Можно найти в источниках и дополнительные аналогии практике «расчлененного погребения» — так было захоронено тело легендарного героя Грим Эгира (Панкратова М.В. Грим Эгир Саги о Хрольве Пешеходе и староладожская мифоэпическая традиция // Ладога и религиозное сознание: Третьи чтения памяти А. Мачинской. СПб., 1997. С. 7—12; Мачинский Д.А., Панкратова М.В. Саги о древних временах, ладожская эпическая традиция и локализация Алаборга // Ладога и Северная Европа: Вторые чтения памяти А. Мачинской. СПб., 1996. С. 47—57; так же был захоронен великий герой кельтов Кухулин (Похищение Быка из Куальнге. М., 1985. С. 341).

20. ПВЛ. С. 27—28.

21. ПВЛ. С. 35.

22. ПВЛ. С. 67.

23. Галицко-Волынская летопись. Текст. Комментарий. Исследование / Составители Н.Ф. Котляр, В.Ю. Франчук, А.Г. Плахонин. СПб., 2005. С. 80, 194; ПСРЛ. Т. II. Стб. 722—723. Ср.: Андрощук Ф. До історії обряду інтронізації давньоруских князів («сидіння на курганах») // Дружинні старожитності Центрально-Східноі Европи VIII—XI ст. Матеріали Міжнародного польового археологічного семінару. Чернігів, 2003. С. 5—9.

24. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1999. Т. I. С. 388. Имя Галица вполне вписывается в целую серию ономатопоэтических, орнитоморфных имен, характерных для первых легендарных князей славян — польский Крак, чешский Крок, хорватский Будхшир (т.е. петух). См. подробнее: Щавелев А.С. Власть и ее обладатели в древнейших легендах восточных и западных славян // Palaeoslavica. Vol. XIII. 2005. № 1. Camb.-Mas. P. 303—309.

25. Щапов Я.И. Древнерусские княжеские уставы. XI—XV вв. М., 1976. С. 175.

26. ПВЛ. с. 36.

27. См. последнюю работу на эту тему: Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б. Выбор имени у русских князей в X—XVI вв. Династическая история сквозь призму антропонимики. М., 2006.

28. Публикацию прориси наконечника и интерпретацию смысла его инкрустаций см. подробней: Каинов С.Ю., Щавелев А.С. Изображение креста на наконечнике копья из Черной могилы (Технология и семантика) // Древнейшие государства Восточной Европы. 2003. Мнимые реальности в античных и средневековых текстах. М., 2005. С. 83—90.

29. Об имянаречениях наследников с «политическим подтекстом» см.: Успенский Ф.Б. Имя и власть. Выбор имени как инструмент династической борьбы в средневековой Скандинавии. М., 2001.