На самолётах к полюсу

После очередной лекции, на которую пришло десятка полтора американцев, Амундсен в безнадёжном настроении сидел в номере нью-йоркской гостиницы. Он понимал, что дело его провалилось, что нужно возвращаться на родину, где его — увы! — встретят совсем не так, как встречали прежде. Будущее было печальным и не сулило никакого просвета. Похоже было на то, что кончается не только карьера, но и жизнь.

Вдруг зазвонил телефон.

Амундсен поднял трубку и услышал незнакомый голос:

— Мистер Амундсен дома?

— Да, я у телефона, — мрачно сказал Амундсен, не ожидая от разговора ничего хорошего.

— Мы встречались с вами, мистер Амундсен, во Франции, во время войны. Вряд ли, конечно, вы меня помните. Я — Линкольн Эльсворт, ваш поклонник и почитатель. В полярных путешествиях я, правда, новичок, но очень ими интересуюсь и мог бы предоставить вам средства для новой экспедиции.

...Через полчаса Эльсворт был у Амундсена. Он рассказал, что давно чувствует влечение к путешествиям по северу и добудет средства, если Амундсен возьмёт его с собою в экспедицию.

Амундсен верил и не верил внезапному счастью. Огорчения минувших дней сняло как рукой.

— Для полёта нам необходимы два больших самолёта «Дорнье-Валь», — сказал он.

— Хорошо, — ответил Эльсворт. — Я куплю два самолёта. Я готов сделать всё.

В тот же вечер они наметили план экспедиции. Амундсен послал телеграммы в Норвегию своим друзьям — лётчикам и механикам — и предложил им готовиться к полётам на Северный полюс.

А ещё через три месяца, в начале мая 1925 года, Амундсен и Эльсворт уже были на острове Шпицберген, где их ожидали два самолёта «Дорнье-Валь» N24 и N25, привезённые океанским пароходом. Для своего времени это были хорошие машины, с просторными кабинами. Они могли плавать по воде, скользить по льду и снегу. С гидропланами прибыли лётчики Дитрихсон и Рисер-Ларсен, механики Омдаль и Фойхт. На этих людей, смелых, решительных, выносливых, Амундсен мог положиться, как на самого себя. С одним из них, Омдалем, ему уже приходилось летать в мае 1922 года, и он знал, что Омдаль обладает твёрдым характером, всегда спокоен, всегда находчив и ничто не может согнуть его.

Когда все собрались на Шпицбергене, откуда должен был начаться перелёт, Амундсен на первом же совете предложил исследовать ледяные просторы как можно дальше к северу, вплоть до полюса. Что находится к северу от Шпицбергена? Море или суша? Этого ещё никто из полярников не знал. И это нужно было выяснить точно.

В продолжение трёх недель лётчики приводили в порядок самолёты и богатое снаряжение; они забирали с собой полярные сани и складные лодки на случай, если придётся спуститься на лёд и пешком пробираться назад, к земле. Экспедиция располагала превосходной тёплой одеждой, массой продовольствия. Нужды не было ни в чём.

С утра 21 мая дул лёгкий попутный ветер. Лётчики и механики в последний раз проверили моторы, и в три часа дня все собрались у машин.

Из ближнего посёлка Кингсбея пришли проводить их рабочие и инженеры угольных рудников. Путешественники облачились в тяжёлые меховые одежды и начали размещаться по самолётам: Эльсворт, Дитрихсон и Омдаль летели на самолёте N24, Амундсен, Рисер-Ларсен и Фойхт — на самолёте N25.

Самолёт N25 двинулся в путь первым. Он быстро скользнул по льду днищем своей гондолы и поднялся в воздух. При подъёме лёд кругом трещал, из трещин фонтанами била вода, но пилот Рисер-Ларсен знал своё дело: аппарат резким рывком оторвался от льда и понёсся по воздуху.

Амундсен сидел в кабине для наблюдателя. Через большие зеркальные окна он видел Шпицберген как на ладони.

Почти весь остров был закрыт снегом и льдом. Только небольшие пятнышки земли и камней чернели на западном берегу. Далеко на востоке и на севере поднимались ледяные зубцы гор. Всё было полно ледяного сверкания.

Они уже пролетели большое расстояние, как вдруг Амундсен обнаружил, что самолёт N24 исчез. Может быть, он не сумел оторваться от льда, остался на месте? Или, поднявшись в воздух, упал опять? Амундсен сделал знак, и Рисер-Ларсен повернул обратно. Нельзя было одному самолёту лететь в такое рискованное путешествие. Но через несколько минут Амундсен заметил на пути полёта какое-то сверкание, — это солнце играло на крыльях самолёта N24. Теперь машины летели на север, держась неподалёку друг от друга. Солнце всё время ярко сияло. Поравнявшись с последним островом — Амстердамским, они попали в туман. Сперва туман налетал серыми холодными клочьями, потом стал гуще и плотнее. Амундсен потерял другой самолёт из виду.

Рисер-Ларсен дал руль высоты, самолёт поднялся над туманом. Снова показалось солнце. В стороне Амундсен вдруг увидел полное отражение самолёта, окружённое радужным ореолом. Так они и летели, самолёт и его сияющая тень, отражённая на облаке. Иногда внизу туман разрывался, и Амундсен видел огромные ледяные поля. Льды, очевидно, находились в движении, между отдельными льдинами темнели трещины.

В восемь часов вечера туман внезапно начал редеть и в одно мгновение исчез. Огромная сверкающая поверхность открылась перед глазами лётчиков. Это было гигантское ледяное поле. Спустившись пониже, лётчики убедились, что садиться на такой «аэродром» — значит, разбить машину и самих себя. Кое-где льдины стояли, точно зубчатый забор. Гладкой площадки не было нигде. Время от времени попадались во льду чёрные трещины, похожие на небольшие извилистые ручьи. Нечего было и думать о посадке.

Всё пока шло отлично: моторы работали, как часы, самолёты шли с быстротой ста пятидесяти километров в час. И небо было чистое и ясное.

Около десяти часов вечера на севере показалась тонкая пелена слоистых облаков. Она лежала высоко и нисколько не мешала лётчикам. Амундсен всё время напряжённо вглядывался вперёд и убеждался, что нигде и никогда ещё не видел ничего более пустынного и унылого. Когда он проходил, бывало, по таким льдам, он встречал то чайку, то белого медведя или, наконец, видел какие-нибудь следы. А с самолёта он не мог видеть ничего, кроме сверкающей белизной пустыни.

В полукилометре за ними на той же высоте шёл самолет N24.

Ровно в полночь самолеты достигли 87° северной широты. Ещё триста километров с небольшим — и они будут над Северным полюсом.

Солнце высоко стояло на небе. Льды мрачно сверкали, и красноватые тени тянулись от ледяных заборов.

В начале второго часа открылось первое свободное от льда пространство. Оно походило на большое озеро, в которое со всех сторон впадали короткие реки с широкими устьями.

И в это время механик Фойхт крикнул пилоту:

— Половина бензина израсходована!

Пилот закричал Амундсену:

— Половина бензина израсходована! Нужно прекращать полёт.

Амундсен подал знак спускаться.

Самолёт широкими кругами пошёл на снижение. Большое озеро, замеченное лётчиками, было ещё довольно далеко, как вдруг мотор закапризничал, и лётчик принужден был перевести машину на посадку.

Со страшной быстротой самолёт пошёл вниз, в ближайшее разводье, где плавало множество мелких льдин. Они с грохотом застучали о борта лодки самолёта. Снег, лежавший на льдинах, поднялся вихрем. И сквозь эту пургу Амундсен увидел, что они несутся навстречу смерти. Прямо на пути самолёта торчал ропак — ледяная стена, о которую они неминуемо должны были разбиться. Впервые за всё время полёта Амундсену стало жарко.

Но движение машины понемногу замедлялось — возможно, что роль своеобразных тормозов сыграли льдины, угрожающе барабанившие по бортам лодки. Ещё несколько секунд — и самолёт упёрся носом в толстую льдину. Амундсен открыл кабину и сошёл на лёд. За ним вышли пилот и механик. Было холодно, густым слоем лежало на воде сало.

Сало и мелкий лёд быстро и крепко примёрзли к бортам самолёта. Лётчики повёртывали самолёт направо, налево, раскачивали его, пытаясь втащить на льдину, но аппарат был слишком тяжёл. Вконец измученные, они начали выносить из него провиант и снаряжение, укладывая всё прямо на лёд. Если аэроплан окончательно будет затёрт, то хоть пища и сани останутся у них.

Лёд кругом был взломан. Кое-где он лежал холмами.

Амундсен взобрался на ледяной холм и долго смотрел в бинокль. Он искал самолёт N24. Однако нигде не мог его обнаружить. Неужели он разбился при посадке? Ведь он должен был сесть где-то рядом. Вдруг Амундсену послышался выстрел. Но, может быть, это треснул лёд?

Скрывая тревогу, Амундсен вернулся к своим товарищам.

Все были измучены вконец. Нужно было отдохнуть. Забравшись в самолёт, они зажгли грелки, влезли в тёплые спальные мешки и заснули. Через два часа все опять были на ногах. Амундсен заметил, что канал за это короткое время сузился. В любой момент он мог совсем закрыться. Требовалось немедленно вытащить машину на крепкий лёд. Для троих людей эта работа была непосильна. Легче было перевести машину по воде в безопасное место. Такое место было недалеко — метрах в пятидесяти. Там узкий и опасный канал расширялся в целый залив. Однако проход в залив закрывала большая льдина. А как убрать эту льдину? У лётчиков не было ни кирки, ни лопаты — только маленький топорик, три финских ножа да небольшой якорь.

И они, не раздумывая долго, принялись за работу. Десять часов подряд они скалывали с льдины небольшие куски и на руках относили их в сторону. Работа шла очень медленно. Время от времени Амундсен с биноклем в руках взбирался на верхнюю часть машины, надеясь увидеть второй самолёт. Когда он спускался вниз, Рисер-Ларсен и Фойхт пытливо смотрели на него. Амундсен коротко отвечал:

— Нет!

И все трое ожесточённо продолжали колоть лёд, чтобы работой заглушить тревогу. Через пятнадцать часов льдина была убрана. Прикрепив к крыльям самолёта длинные верёвки, лётчики перевели его из канала в залив. Теперь машина была как будто в безопасности, но её ждала новая беда: самолёт начал быстро обмерзать и стал так тяжел, что трое людей с трудом могли его раскачать, хотя он стоял на свободной воде.

— Должно быть, придётся назад пойти пешком, — проворчал Амундсен.

— До какого места? — спросил Рисер-Ларсен.

— Мы пройдём до мыса Колумбия. У нас есть сани, есть продовольствие, и, если считать по килограмму в день на человека, нам хватит его на целый месяц.

— Надо всё же попытаться вытащить машину, — сказал Ларсен, который не пришёл в восторг от предложенной прогулки до мыса Колумбия.

— Легко сказать, а как это сделать?

— Мы устроим ледяной скат и по скату втащим машину.

Они обошли залив, выискивая место для ската. Подходящее место было скоро найдено, и лётчики приступили к работе.

Амундсен решил ещё раз осмотреть окрестность, не видно ли самолёта N24. Едва он поднёс бинокль к глазам, как ясно увидел машину километрах в пяти по другую сторону озера.

Немного левее была разбита палатка, а ещё дальше, на ледяном холме, развевался флаг.

Амундсен закричал:

— Я вижу самолёт!

Рисер-Ларсен и Фойхт подбежали к нему. Да, самолёт был виден ясно. Фойхт притащил флаг и замахал им. Амундсен в бинокль наблюдал, заметят ли Эльсворт или его спутники флаг.

Сначала никакого движения у другого самолёта не было. Но вот там кто-то бросился к флагу, поднял его и начал махать. Это был лётчик Дитрихсон. Он сигналил по азбуке Морзе:

«Наш самолёт получил течь. Гондола дала трещину ещё при взлёте. Пытаемся вытащить машину на лёд».

Он хотел передать ещё что-то, но в это время сгустился туман, и связь прервалась. Амундсен и его товарищи опять с большой энергией принялись за работу. Когда туман рассеялся, Амундсен с биноклем опять забрался на верх машины и заметил, что люди у самолёта N24 торопливо бегают вокруг него и что-то с ним делают. Потом он увидел, как Эльсворт и два его товарища стали на лыжи, вскинули на спину огромные тюки и пустились по направлению к лагерю Амундсена.

— Они идут к нам! — закричал Амундсен.

С волнением продолжал он следить за ними в бинокль. Три чёрные точки двигались по льду. Видно было, что их тяготит большой груз. Сначала они шли прямо, но, встретив на своём пути небольшой проливчик, не могли через него пробраться. Тогда Амундсен и Ларсен взяли брезентовую лодку и отправились встречать товарищей. Ларсен сел в лодку, переехал через проливчик. Трое путников уже были у самого края льдины, как вдруг льдина подломилась. Дитрихсон и Омдаль упали в воду. Эльсворт бросился к ним на помощь и одного за другим вытащил на лёд. Ларсен перевёз их через пролив, и все бегом бросились к самолёту N25. Дитрихсон и Омдаль сменили мокрое бельё и, чтобы согреться, выпили по чашке спирта. Это приключение — купанье в ледяной ванне — не погасило их радости. Все шестеро опять были вместе!