5. Клады

Серебро в Скандинавии эпохи викингов было предметом страсти. Где бы ни оказывались датчане, норвежцы или шведы в то время, они высоко ценили этот драгоценный металл, и приобретение его являлось одной из главных целей скандинавов, были ли они пиратами, купцами или наемниками. Зачастую у них бывали и другие желания, поскольку многие нуждались в земле, чтобы на ней осесть, а другие искали приключений и возможности стяжать славу, но все были рады любой возможности захватить или отобрать серебро. Именно за мусульманским серебром скандинавские купцы пускались на Волгу, и именно серебром платили скандинавским наемникам за их службу английские короли и византийские императоры. Для некоторых приобретение серебра для того, чтобы копить его или носить в виде украшений, было самоцелью, другие же видели в нем средство получить другие необходимые вещи — еду, вино или верность. Некоторые искусно превращали его в прекрасные предметы, вроде брошей на илл. VIII, в то время как другие, мало заботясь о мастерстве исполнения и художественности, интересовались лишь весом металла и рубили свое серебро на куски.

Илл. VIII. Серебряные броши, обнаруженные в серебряном кладе в Ямьо в приходе Гардслес, Эланд, в настоящее время находятся в Государственном историческом музее, Стокгольм. См. с. 92. Клад содержал также 5 спиральных колец, см. Fornvännen, 1908, p. 275. (Almgren)

Стремление скандинавов потешить свое сребролюбие, с какой бы стороны на это ни смотреть, увенчалось удивительным успехом. В наше время удалось раскопать и зафиксировать лишь ничтожную часть былых накоплений, но найденного достаточно, чтобы у нас не осталось никаких сомнений по поводу богатства Скандинавии викингов. Обнаружено более тысячи кладов золота и серебра, и хотя, как видно из карты их распространения на с. 159, они концентрировались по большей части на островах, вдоль побережий и внутренних водных путей, лишь немногие из обитаемых в то время областей Скандинавии не дали нам каких-нибудь сокровищ. Золота было найдено немного, основная часть — это серебро в форме украшений, монет и слитков. Получить представление о размерах сокровищ можно из недавно опубликованного анализа серебряных кладов, найденных на Готланде до 1946 г.¹ Они содержали более 570 украшений, многие из которых были местного производства, а также 489 фрагментов украшений и в общей сложности более 2300 отдельных кусочков серебра в форме брусочков, полос и колец, 93 500 монет и 16 600 обломков монет, причем все они, кроме трех, были серебряными. Многие клады невелики и содержали лишь несколько монет или одно-два украшения, но есть и крупные, а отдельные можно назвать по-настоящему большими. Три из готландских кладов весили более 15 фунтов (7 кг) каждый², а в одном, найденном в 1936 г. в Стора Велинге, лежал браслет и 2673 арабские монеты, общий вес клада составил более 17,5 фунта (7,952 кг). В отличие от него клад, обнаруженный в 1903 г. в Азарве, содержал всего две арабские монеты (от одной из них остался лишь фрагмент), а основная часть извлеченного из него серебра общим весом в 15,5 фунта включала массивные украшения. Это, конечно, необычайно крупные клады, и в том, что касается серебряных находок, Готланд богаче любой другой области Скандинавии, поскольку именно там было сделано более половины всех известных находок, но похожие хранилища обнаружили и в других местах. На маленьком датском острове Фальстер выкопали пять кладов, один из которых состоял из 14 фунтов (6,5 кг) серебра, а находка из Эспинге посередине полуострова Сконе была тяжелее любой из готландских и весила 19 фунтов (8,75 кг), в ней было более 8000 монет³.

В эпоху викингов в Скандинавии не велась разработка каких-либо собственных месторождений серебра, и, если не считать тех обнаруживающихся время от времени серебряных предметов, которые были закопаны в более ранний период, все серебро викингов было привозным. Источники серебряных денег исследовать нетрудно, ибо монеты обычно несут на себе имя выпустившего их правителя, а нередко и монетного двора, на котором были изготовлены. Можно доказать, что основным источником такого серебра в IX и X веках был мусульманский мир. Эти арабские монеты, иногда называемые куфическими из-за надписи на них, поскольку местом чеканки был город Куфа в Месопотамии, являются материалом особой важности, ибо на них обычно имеется дата чеканки. Большая часть из 85 000 монет, найденных до настоящего времени в Скандинавии, была выпущена мусульманскими правителями, и лишь несколько — их предшественниками, и в отношении практически всех несложно доказать, что они были ввезены в Скандинавию в IX—X веках⁴. Имеется также немалое количество западноевропейских монет, включая 70 000 произведенных на германских монетных дворах, и более 40 000 ввезенных из Англии в основном в конце X—XI веков⁵. Происхождение нечеканного серебра зачастую неизвестно. Многие из найденных украшений скандинавского производства не дают ключа к источнику металла, из которого они были сделаны. Однако значительное количество этих изделий, вероятно, было изготовлено в приволжских районах России и, вполне возможно, из мусульманского серебра, а некоторые другие предметы происходят из стран, куда менее далеких, чем мусульманские земли. Имеется ряд предметов, явно изготовленных франкскими, английскими или ирландскими ремесленниками, но у нас очень мало сомнений в том, что огромная масса серебра, ввезенного в Скандинавию в IX—X веках, происходит с исламских территорий к югу и востоку от Кавказа и Каспийского моря. На самом деле скандинавский материал невозможно правильно осмыслить, если изучать его не в параллели с находками, сделанными в России. Некоторые русские клады огромны. Самый большой из всех был обнаружен на реке Ловать вблизи Великих Лук, примерно в 170 милях от Новгорода, и, по сообщениям, вес его составил 100 кг, но, к несчастью, он был почти полностью утрачен, за исключением нескольких монет⁶. На самом деле эту находку можно было бы посчитать выдумкой, если бы в 1868 г. в Муроме на реке Оке не был найден клад весом примерно в 88 фунтов (40 кг), в котором содержалось 11 077 куфических монет, главным образом IX и начала X веков, а также фрагменты монет общим весом около 12 фунтов⁷.

Хотя богатство викингов в основном состояло из серебра, золотом они тоже не брезговали, и в разных частях Скандинавии было найдено более 400 золотых предметов этого периода⁸. Одно из самых интересных открытий, представленное на илл. IX, сделали в 1834 г. в Хоне, примерно в 35 милях к юго-западу от Осло⁹. В этом кладе было двадцать монет, причем все они были переделаны в украшения; судя по дате на самой новой из монет, закопали их 852 г., но, скорее всего, немногим позже, ибо ни этот экземпляр, ни следующий по старшинству — динар, отчеканенный в 234 г. по хиджре (между августом 848 и июлем 849 г.) — не находились в длительном употреблении. Клад замечателен не только своей древностью (большинство золотых находок, по-видимому, относится к концу эпохи викингов), но и тем, что по своей величине он намного превосходит прочие. В нем было 5,5 фунта (2,5 кг) золота, а следующий за ним по объему датский клад из Вестер Ведстеда недалеко от Рибе весил лишь одну треть от этого веса (749 г)¹⁰. Клад из Хона показывает, что в начале эпохи викингов по крайней мере некоторое количество золота попадало в Скандинавию из Западной Европы; самая поразительная вещь, фибула-трилистник, была изготовлена в каролингской ремесленной мастерской, таково же происхождение и некоторых золотых монет. На мысль о ввозе золота с Запада наводит заметное франкское влияние, отпечаток которого несут на себе древние золотые изделия, найденные на Готланде. Однако Запад не был единственным источником этого металла. Какая-то его часть должна была происходить из кладов, закопанных веком раньше, в период золотого века Балтики. Даже в наше время на двух балтийских островах, Готланде и Эланде, было найдено более 500 золотых монет, зарытых в V—VI веках, и, скорее всего, подобные находки совершались и во времена викингов¹¹. Кроме того, весьма вероятно, что часть золота попадала в Скандинавию теми же путями, что и мусульманское серебро. В кладе из Хона было девять золотых динаров, которые вполне могли быть ввезены через Русь. Некоторые ученые отрицают, что их путь с Востока был столь прямым, заявляя, что вместе с другими монетами они попали в Хоне с Запада. Единственным основанием для этого, видимо, служит то, что куфические и византийские золотые монеты встречаются по преимуществу в Норвегии, а не в Швеции и Дании. Норвежский нумизмат Ханс Холст утверждает, что «военные экспедиции или мирные торговые путешествия на Восток должны были оставить в шведских и датских кладах не менее заметные следы византийского и куфического золота»¹². С его точки зрения, скопление подобных монет в Норвегии доказывает, что они попали в Скандинавию с Запада. Этот довод выглядел бы более приемлемым, если бы на востоке Скандинавии золото всех видов встречалось реже, чем на западе, — но это не так. Пусть Готланд может похвастаться лишь тремя золотыми монетами, но зато на нем найдено более 130 разнообразных золотых предметов.

Илл. IX. Золотой клад из Хона, приход Эйкер, Бускеруд, в настоящее время находится в Universitetets Oldsaksamling в Осло. Клад весил 5,5 фунта (2,549 кг). Диаметр самого большого кольца составляет 10 дюймов (26 см), а вес — 2,5 фунта (1,106 кг). Бусины изготовлены из зеленого, синего, белого и желтого стекла. (Askal Liestol u Universitetets Oldsaksamling, Осло)

Материковая Швеция дала около 100 золотых изделий, а Норвегия и Дания примерно по 70 каждая. Фактически получается, что в эпоху викингов золото распределялось во многом так же, как и серебро, причем самым богатым снова оказывается Готланд¹³. Норвегия относительно богаче золотом, чем серебром, но это в значительной мере связано с кладом из Хона. Таким образом, остается объяснить, почему золотые монеты находят в Норвегии, а не в других местах Скандинавии, в то время как изделия из того же металла, по-видимому, распределяются более равномерно. Относительное изобилие золотых монет в Норвегии (из сорока, найденных в Скандинавии, на долю Норвегии приходится тридцать три) кажется не таким удивительным, если осознать, что тридцать из них принадлежат всего к двум кладам, в Хона и Стремшауге¹⁴. Их редкость на севере объясняется не тем, что ввоз из Западной Европы предназначался одной Норвегии, а тем, что повсеместный дефицит золота делал его слишком ценным для того, чтобы, подобно серебру, использовать его при купле-продаже. Как правило, любые золотые монеты, достигавшие Скандинавии, либо закапывали там, либо превращали в украшения, или плющили в листы, предназначенные для золочения других предметов, или вытягивали в тонкие нити, служившие для вышивки по ткани и коже. К ним можно было приладить петли, чтобы носить их в качестве украшений, как это сделали в Хона; точно так же поступали и с серебряными монетами, но, должно быть, искушение переработать золото было просто неодолимым. Таким образом, редкость золотых монет, откуда бы они ни привозились, неудивительна, и по распределению монет едва ли можно много узнать об их происхождении, особенно если учесть, что 75 процентов имеющихся монет найдены всего в двух кладах.

Однако есть веские причины полагать, что куфические монеты попали в Хон не через Западную Европу. Самая новая из них была отчеканена в 848—849 гг. в туркестанском Мерве. Если бы эти монеты пришли в Скандинавию через Каролингскую империю, тот факт, что новейшая из них прибыла из столь удаленной части мусульманского мира, был бы поразительным. Но Мерв находился в той части Халифата, из которой в IX веке в Скандинавию поступало серебро, и если из того же региона были ввезены и эти золотые динары, то сам факт того, что новейшая из них была отчеканена в Мерве, уже не должен восприниматься с удивлением. Куфические серебряные монеты, зарытые примерно в это же самое время в Швеции, без сомнения, достигли Скандинавии по русским рекам, и их внешний вид очень напоминает куфическую составляющую клада из Хона, ибо новейшие экземпляры в этих шведских кладах также прибыли из северо-восточных областей мусульманского мира¹⁵. Время чеканки самых поздних монет, по крайней мере из четырех кладов, найденных в различных частях Швеции, определяется между 856 и 864 гг.; и каждый раз оказывается, что эти образцы отчеканены в северо-восточных районах Халифата, а в двух случаях местом их изготовления является Мерв¹⁶. Значение подобных характеристик будет рассмотрено ниже, но аналогия между куфическим золотом из Хона и куфическим серебром шведских кладов того же периода предполагает, что все эти монеты попали в Скандинавию одним и тем же путем. Не все золото, ввезенное в Скандинавию, пришло через Западную Европу: клад, найденный в Хона, приобрел свой окончательный вид уже в Норвегии, а не в Каролингской империи.

Источником золотых и серебряных сокровищ эпохи викингов являются захоронения, клады и случайные находки. Роль захоронений здесь незначительна, ибо серебро было слишком дорогим, чтобы широко применяться в качестве погребальной утвари. В некоторых захоронениях оно присутствует в ничтожных количествах, например, в могиле, изображенной на рис. 3, был обнаружен серебряный дирхем, выбитый в начале X века, но такую находку нельзя назвать заурядной; монеты содержались едва ли в каждой десятой из могил, раскопанных в Бирке, причем многие из них представляли собой лишь обломки¹⁷. В захоронениях могло в изобилии присутствовать железо, оружие и такие скоропортящиеся вещи, как пища и ткани, а серебро встречалось редко, да и то в мизерных количествах. Использовать больше значило бы искушать разорителей могил.

Клады являются гораздо более важным источником серебра эпохи викингов. Обычай закапывать сокровища или прятать ценности в каком-то тайнике не является специфической особенностью Скандинавии, он знаком всему цивилизованному и нецивилизованному миру. Люди во все времена хотели уберечь свое имущество и драгоценности от алчности других. В эпоху викингов, отличавшуюся от нынешнего столетия большей простотой, лучшее средство достижения этой цели часто заключалось в том, чтобы спрятать их В ходу были самые разнообразные тайники — насыпи, канавы, полевые укрепления, разрушенные строения, могильные холмы, а также отверстия в земле. Один предприимчивый житель Готланда даже дошел до того, что спрятал свое богатство в свежей могиле¹⁸. Если владельцу таких зарытых сокровищ не удавалось воспользоваться ими, но он хорошо хранил свою тайну, клад мог лежать на месте веками — до тех пор, пока его не найдут по воле случая. В Скандинавии случайные находки сокровищ эпохи викингов нередки, клады обнаруживают в ходе сельскохозяйственных работ, таких, как пахота, уборка картофеля, осушение, или когда выкапывают котлованы под фундамент для строительства, при прокладке дорог, или при разработке карьеров. Один серебряный клад весом в 4 фунта был открыт на Готланде в 1739 г. собакой, пытавшейся спрятать кость¹⁹, а огромный клад из Стора Велинге нашли в 1936 г, совсем недавно, два маленьких мальчика, игравшие в карьере²⁰. Случается, что ценности обнаруживают в горшке, но, по-видимому, для этой цели нередко использовалась кожаная или матерчатая сума, а от них редко остается хоть какой-то след. Иногда клад состоял из единственного драгоценного предмета, броши или браслета, и к 1946 г. на Готланде было зафиксировано по меньшей мере 312 таких нечаянных находок, относящихся к эпохе викингов²¹. К единичным или случайно обнаруженным предметам подобного рода нельзя относиться так же, как к кладам, ибо вероятность того, что они были утеряны или спрятаны в более позднее время, значительно выше, чем когда речь идет о сознательно устроенных тайниках. Даже клад может быть закопан много лет спустя после эпохи, на которую указывают стиль и датировка его содержимого, но обычно тот факт, что в нем присутствуют несколько предметов, позволяет с гораздо большей степенью вероятности судить о времени его захоронения, чем это можно было бы сделать по единичной, пусть и поддающейся датировке вещи. Если какую-то вещь спрятали позже того периода, на который указывает ее стиль, то, возможно, дело в том, что ее просто закопали или потеряли после того периода, на который указывает ее стиль. Путешественники и антиквары стали причиной перемещения многих древних ценностей, и поэтому то, что в Скандинавии находят персидские и кельтские украшения VIII века, не следует рассматривать как само по себе достаточное свидетельство контактов с этими областями до эпохи викингов. С другой стороны, известны случаи, когда клады непреднамеренно разрушались, например при вспашке земли, и затем предметы из них время от времени обнаруживались как единичные находки.

Сообщения о новых находках появляются каждый год. На одном острове Готланд за десять лет с 1946 г. было откопано по меньшей мере четырнадцать кладов, в которых содержалось более 4200 целых и фрагментарных монет, а также украшения и серебряный лом²².^* Готланд действительно изобилует такими драгоценностями, но подобные находки ежегодно совершаются и в других частях Скандинавии²³.

Сокровища, откопанные и описанные в наше время, составляют лишь малую долю всего того, что некогда было спрятано таким образом. Многое остается сокрытым в земле и, может статься, будет найдено в будущем; но, по всей вероятности, отнюдь немалое количество ценных предметов было откопано и разошлось без того, чтобы мы о них что-либо узнали. В средние века находка зарытых богатств, скорее всего, была делом столь же обычным, как и сейчас. Порой оказывалось, что обнаруженные таким образом предметы спрятали повторно; например, небольшой клад из Бладинге в Смоланде содержал десять германских монет XI века наряду с шестью образцами XVI столетия и, вероятно, являлся примером повторного захоронения как минимум части тайника, раскрытого в XVI веке²⁴. Разумеется, оценить количество откопанных кладов так же невозможно, как и сказать, сколько их еще ожидает своего часа, но те цифры, которые нам известны, а также непрекращающиеся новые находки наводят на мысль о том, что в наших силах изучить лишь ничтожную часть всех тех драгоценностей, которые были погребены в земле Скандинавии в конце эпохи викингов. А это большое, хотя и неизвестное количество, в свою очередь, представляет собой малую долю общей суммы, вращавшейся в Скандинавии эпохи викингов, ибо в XII веке под спудом оставались лишь те клады, которые не удалось откопать их владельцам. Таким образом, хотя подсчитать общий вес серебра, имевшего хождение в эпоху викингов, нет возможности, этот объем, скорее всего, был колоссальным. Это был настоящий серебряный век Скандинавии.

Большой удачей для историков является то, что такое значительное количество серебра было найдено в форме монет, ибо изучение украшений и серебряного лома²⁵, хотя это тоже интересное и благодарное занятие, редко увенчивается такими определенными выводами, как те, что можно обоснованно построить на свидетельствах нумизматики. Фактически именно монеты обеспечивают изучению материала, полученного из кладов, единственно надежную хронологическую базу. Для иллюстрации общего характера той информации, которую в состоянии предоставить монеты, можно привести два примера: во-первых, найденный в Упланде клад IX века, содержавший только куфические деньги, а во-вторых, хранилище серебряного лома и монет из различных областей Западной Европы и мусульманского мира, зарытых примерно двумя веками позже на Готланде.

В 1873 г. в Фитьяре, в Упланде, был открыт клад, включавший 117 целых и 22 фрагментарные монеты²⁶. В общей сложности в нем присутствовало 136 образцов из различных частей мусульманского мира, а дата их чеканки варьировалась от 631 до 863 г. Самая древняя из них относится к домусульманскому периоду. Это драхма, выбитая сасанидским царем Хосровом И. Другая монета похожа на нее, но имеет надпись на двух языках, пехлевийском и арабском, что доказывает, что выпущена она была после арабского завоевания этого царства в 641 г. Все остальные принадлежат к VIII—IX векам. Девять были отчеканены между 705 и 746 гг. для омейядских халифов на различных монетных дворах, расположенных на территории между Дамаском и Исфаханом, а восемьдесят шесть изготовили в 751—853 гг. по приказу их преемников, халифов динарии Аббасидов. Эти аббасидские образцы были отчеканены в различных частях Халифата, включая Египет и Африку, но большинство изготовили в центральных областях, тридцать пять — в Багдаде, а двадцать четыре — в Мухаммидиджи, важном городе к югу от Каспийского моря. Есть и монета, отчеканенная в 777 г. для омейядского халифа Испании в Кордове. Все остальные монеты, поддающиеся расшифровке, были выпущены тахиридскими правителями Хорасана. В 882 г. Тахир I провозгласил себя независимым правителем Хорасана, провинции, наместником которой его ранее назначил халиф. Он умер в том же году, но его сын наследовал ему как фактически независимый правитель Хорасана и Средней Азии, лишь номинально признающий сюзеренитет багдадских халифов, и его династия просуществовала примерно до 873 г. Около четырнадцати монет клада из Фитьяра были выпущены между 821 и 864 гг представителями этой династии в таких местах, как Бухара, Мерв, Самарканд и Ташкент. Следовательно, его позднейшие экземпляры происходили не из центра Аббасидского халифата, а из его мятежных северо-восточных провинций. В этом находка из Фитьяра подобна другим скандинавским кладам IX века, включая, как уже говорилось, и тот, что нашли в Хоне²⁷.

Весьма важно установить место чеканки самых поздних монет клада, ибо таким образом можно узнать, из какой области их вывезли²⁸. В этот период монеты Халифата были законным платежным средством на всей его территории, независимо от того, где их отчеканили. В любой части мусульманского мира среди серебра, имевшего там хождение, наряду с деньгами местной чеканки могла встретиться продукция монетных дворов самых отдаленных провинций. В Самарканде можно было обнаружить монеты из Дамаска точно так же, как в Багдаде — расплатиться деньгами из Ташкента. Стало быть, невероятная мешанина куфических монет в шведских кладах неудивительна; какой бы район или регионы ни были их источником, они, вероятнее всего, с самого начала не отличались единообразием. Что же касается монет, изготовленных в том самом регионе или регионах, откуда их ввозили, то они, скорее всего, должны были быть новее прочих, отчеканенных в других частях Халифата. Тот факт, что самые поздние монеты шведских кладов середины IX века, вроде найденного в Фитьяре, были выбиты Тахиридами в таких местах, как Мерв, Самарканд и Ташкент, предполагает, что в конечном счете именно из этого региона поступало на север серебро. Стало быть, оно, вероятно, достигало Скандинавии по караванному пути, соединявшему Хиву (юг Аральского моря) с Булгаром на Волге.

Этот клад IX века из материковой Швеции можно сопоставить с другим, закопанным двумя веками позже на Готланде. Он был найден в 1952 г. под большим камнем в месте, называемом Гандарве, и содержал небольшое количество (167 г) серебряного лома, не представляющего особого интереса, и 693 целые и фрагментарные монеты²⁹. Образцы, представленные в этом кладе, прибыли из самых разных районов мира. Пятнадцать из них происходят из Халифата, включая 3 копии, 432 — из Германии, 2 — из Чехии, 212 — из Англии, 2 — из Дублина, 9 — из Дании, там же обнаружена двадцать одна копия англосаксонских монет, вероятно, скандинавской чеканки. Немногие куфические монеты до крайности разнообразны. Самый ранний образец—это фрагмент монеты, либо выпущенной Хосровом II в VII веке, либо воспроизведенной уже после арабского завоевания, а позднейшие отчеканили между 996 и 1003 гг. в Ираке, вероятно, в Мосуле, при династии Укайлидов. Здесь, как и в Фитьяре, большинство монет принадлежит аббасидским халифам; пять или шесть были выбиты в 772—938 гг. в Басре и Аль-Рахбахе. Тахиридские монеты отсутствуют, но их место занято двумя другими, изготовленными в 909 и 938 гг. в Ташкенте и Самарканде Саманидами, представителями династии, воцарившейся над теми же землями, которыми правил Тахир I. Германские и английские монеты в Гандарве также очень разнообразны. Они представляют большинство германских монетных дворов, действовавших в первой половине XI века, а английские серебряные деньги, выпущенные между 979 и 1046 гг., берут свое начало с тридцати пяти монетных дворов. Тридцать монет, которые, по-видимому, были изготовлены в Скандинавии, свидетельствуют в основном о сильном английском влиянии, а два из датских образчиков, напротив, говорят о воздействии Византии. Время, когда был закопан клад, подсказывают германские и английские монеты. Позднейшие германские экземпляры отчеканили в Меце и Трире в 1047 г. или чуть позже, а самые свежие из английских относятся к типу, который был выпущен между 1046 и 1049 гг. Отсутствие английских монет следующего выпуска и часто встречающихся в Скандинавии денег, изготовленных в Майнце и Корвее в 1051 г., наводит на мысль о том, что клад этот был закопан между 1047 и 1050 гг.

Толкование подобных находок зависит прежде всего от идентификации самих монет — когда, кем и где они были выпущены. Правителя, выпустившего их. обычно легко установить, хотя иногда и возникают сомнения, особенно в случае варварских копий, да и монетный двор нередко бывает указан. Основная сложность связана с определением даты выпуска западноевропейских монет. Арабские, к счастью, обычно сообщают дату своей чеканки по хиджре, а за начальную точку в этой системе летосчисления принимается дата ухода Мухаммеда из Мекки в Медину, что, по христианским подсчетам, произошло в 622 г.; но серебряные деньги из Западной Европы не дают столь четкий ответ. Очень долгое время эти христианские монеты можно было датировать лишь приблизительно, по времени правления того, кто их чеканил. Например, позднейшие английские образцы из Гандарве принадлежат Эдуарду Исповеднику, а, следовательно, должны относиться к 1042—1065 гг. К счастью для исследователя эпохи викингов, проведенная за последнее время работа перевернула наши познания об английской денежной системе, и теперь появилась возможность датировать многие из этих монет гораздо более узким временным интервалом. Фактически доказано, что в конце правления Эдгара, вероятно в 973 г., в Англии произвели важную реформу, и с этого момента через правильные промежутки времени, сначала в шесть лет, а затем в три года, стали выпускаться монеты нового образца, то есть с другим изображением³⁰. Конечно, о существовании различных типов монет было известно уже давно; новым здесь является вывод о том, что они появлялись в четкой последовательности. Так, например, было показано, что монеты Эдуарда Исповедника с оттисками десяти типов выпускались через равные интервалы длиной примерно в три года. Эти регулярные смены изображения не означают, что ассортимент старых монет, имевших хождение, просто увеличивался за счет прибавления новых. Перемена была куда более радикальной; устаревшие деньги изымались из обращения и перечеканивались. Очевидно, что был и период, когда одновременно циркулировали и новые и старые монеты, но ясно, что основную часть времени, начиная с конца правления Эдгара, законным платежным средством в Англии являлись монеты только одного образца. Необходимым условием такой регулярной перечеканки было наличие большого количества монетных дворов, и сейчас доказано, что одним из важных итогов реформы Эдгара было то, что с этих пор лишь немногие части страны, вроде таких малонаселенных областей, как Фенз и Уилд, были удалены от ближайшего монетного двора более чем на пятнадцать миль³¹.

Английские клады, содержащие послереформенные монеты, показывают, насколько действенным был контроль. Раскрыто по меньшей мере тринадцать тайников с монетами, которые, судя по датам на самых поздних экземплярах в каждом из них, были закопаны примерно между 975 и 1042 гг. на землях, находившихся тогда под властью английских королей³². Ни в одном из этих кладов не присутствует больше двух типов изображения, а в восьми содержатся монеты лишь одной разновидности. Если бы смена старых монет на новые была эффективной лишь отчасти и в обращении оставались деньги прежнего образца, можно было бы обоснованно ожидать, что клады этого периода будут более разнообразными. Для столь строгого контроля имелись веские причины, не последней из которых была выгода Короны. Согласно переписи, произведенной Вильгельмом Завоевателем, так называемой «Книге Страшного суда», в середине XI века каждый из семи монетчиков Херефорда уплачивал по 38 шиллингов всякий раз, когда менял штампы³³. Более того, существовал старый английский обычай время от времени менять весовые стандарты; пенни стандартного веса был введен только после норманнского завоевания, и именно он получил отличительное название «стерлинг»³⁴. Существовали разные способы подчинить эти колебания выгоде английского правительства. С этой целью, например, можно было менять объем денежных средств, находившихся в обращении, что обеспечивало короне прибыль. После нормандского завоевания короли вознаградили себя за утрату доходов, которую причинила стандартизация веса монет, введя новый налог, называвшийся «monetagium».

После того как была установлена вышеуказанная последовательность в смене изображений на английских монетах после 973 г., стало возможным датировать их гораздо точнее, чем раньше. Время выпуска позднейших образцов в кладе можно определить с точностью до шести лет, а в Гандарве самые новые английские экземпляры определенно относятся к 1046—1048 гг. Теперь появилась возможность изучить хронологическую структуру кладов, содержащих английские монеты, намного точнее, чем в то время, когда датировка оставалась приблизительной в пределах периода правления отдельного короля. Например, все 212 английских монет, найденных в Гандарве, можно датировать по их изображению, и, по-видимому, состав этого клада будет выглядеть так³⁵:

Более половины английских монет в этом кладе отчеканили после 1023 г., то есть после последней выплаты дани датчанам, которая, согласно «Англосаксонской хронике», произошла в 1018 г. Удивляться тому, что английское серебро попадало в Скандинавию еще долгие годы после этого, не следует, ибо и Кнут и его сыновья пользовались услугами скандинавских наемников, получавших в уплату за свою службу деньги, для сбора которых в Англии существовал специальный налог — войсковой, или «heregeld». Эдуард Исповедник продолжал взимать этот налог вплоть до 1051 г., когда на родину был отослан последний из его скандинавских солдат³⁶. Клады, подобные найденному в Гандарве, — это прекрасное напоминание о том, что не все английские монеты, обнаруженные в Скандинавии, представляют собой дань, отобранную грабителями; многие из них были частью жалованья воинов, служивших английским королям. Связь между heregeld’ом и присутствием английских денег в Скандинавии в высшей степени тесна. С исчезновением этого налога количество английских монет в тамошних кладах резко падает, а после 1051 г. они просачиваются в Скандинавию лишь тонкой струйкой³⁷.

Англичане не только изымали из обращения свои собственные старые монеты, но также перечеканивали любые деньги, какие только могли ввозиться из-за рубежа. Еще задолго до реформ Эдгара Англия проводила политику, направленную на то, чтобы не допустить хождения иностранного серебра, и редкость чужеземных монет в английских кладах говорит об успехе предпринятых для этого мер. На Британских островах встречаются иностранные монеты X—XI веков, но не в тех областях, на которые распространялась власть английских королей³⁸. В силу того, что привозное серебро не было в Англии законным платежным средством и англичане проводили очень действенный валютный контроль, английские клады не в состоянии предоставить надежной информации о том месте, откуда поступало серебро, из которого в этой стране делались монеты. Так, отсутствие в находках X века из Уэссекса и Мерсии куфических монет нельзя считать доказательством того, что таковые не ввозились в страну. На самом деле, в силу некоторых соображений, о которых речь пойдет ниже, можно полагать, с долей вероятности, что в конце IX — начале X века куфическое серебро попадало в Англию, но там подвергалось перечеканке³⁹. По-видимому, единственную надежду установить источник металла, использованного при производстве английских монет X века, дает спектроскопия в гамма-лучах⁴⁰.

Денежные системы других европейских стран не знали столь тщательного контроля, как в Англии, не были они и настолько централизованными; но современные исследования позволяют датировать многие выпуски европейских монет с гораздо большей точностью, чем это было возможно в прошлом. Пример тому — разработки, благодаря которым были с относительно небольшой погрешностью датированы самые поздние германские монеты из клада, найденного в Гандарве.

Идентификация и датировка монет эпохи викингов, будь они арабскими, германскими, английскими или скандинавскими, является необходимым основанием для изучения скандинавского материала. Предстоит сделать еще очень многое, но и сейчас известно достаточно, чтобы показать, как велико значение нумизматических свидетельств для осмысления этого периода⁴¹. Некоторые характеристики этого материала уже ясны и должны учитываться в любых рассуждениях о процессах, развивавшихся в то время. В дальнейшем, разумеется, будет проведен гораздо более тонкий анализ распределения монет и возможных кладов, но маловероятно, чтобы при этом исказились основные контуры той картины, которую можно наблюдать уже сейчас. Конечно, будут и свежие находки, но они, скорее всего, не опровергнут основополагающих гипотез, ибо, исходя из прежнего опыта, новые клады, как правило, вписываются в уже заданные рамки.

Одной из самых интересных и примечательных особенностей скандинавского материала является редкость европейских серебряных денег IX века. Это был век нападений на Западную Европу, значительные области которой уже давно были знакомы с монетой. Согласно хроникам того времени, нападавшие требовали в качестве дани огромные суммы, а к тому же еще захватывали немалую добычу. Сообщается, что в 845 г. Карл Лысый отдал викингам серебра на сумму в 7000 фунтов за то, чтобы они оставили долину Сены; в течение 861 г. франки платили им дважды. Сначала по сведениям хроник — 5000 фунтов серебром, а затем — 6000 фунтов серебром и золотом; в 877 г. от норманнов с Сены удалось откупиться при помощи 5000 фунтов серебром. Это лишь несколько выплат, отмеченных франкскими источниками того времени, и, по подсчетам, общий итог за этот период составил 685 фунтов золота и 43 042 фунта серебра. Сообщения хроник могут быть и преувеличенными, но нет сомнения, что скандинавам в то время передавались изрядные суммы⁴². Подобное происходило и в Англии, хотя английская хроника не передает таких подробностей. В 865 г. жители Кента заключили мир с нападавшими и обещали им дань, «но разбойники ускользнули и продолжили свои набеги», потому что «знали, что грабеж исподтишка принесет им больше денег, чем мир»⁴³. В свете этих источников непонятна редкость английских и франкских монет IX века в Скандинавии. Во всей Скандинавии их найдено только 125, причем они поделены примерно между пятьюдесятью объектами раскопок, в числе которых немало кладов гораздо более позднего периода⁴⁴. Одно из объяснений редкости английских и франкских монет в то самое время, когда, по всем сведениям, викинги получали крупные суммы, состоит в том, что первые искатели наживы не имели привычки к деньгам и поэтому быстро пускали каждую оказавшуюся у них в руках монету на украшения или слитки. Это звучит неубедительно. Если викингов интересовал лишь вес металла, то едва ли для них имело значение, в монетах или в слитках находится их серебро.

В любом случае, у нас в изобилии есть свидетельства, предполагающие, что жившие в IX веке скандинавы не испытывали отвращения к монете. В то время как западноевропейские монеты IX века встречаются в Скандинавии редко, арабских там много. Правда, их находят преимущественно на Готланде и в восточной Швеции, а не в Норвегии и Дании, но обращение готландцев и шведов с попавшими к ним в руки монетами дает хотя бы намек на то, каким могло быть отношение к ним у датчан и норвежцев. Если шведы употребляли и хранили куфическое серебро, то кажется естественным, чтобы в это же самое время датчане и норвежцы поступали таким же образом с оказавшимися в их распоряжении франкскими и английскими деньгами. Действительно, в западной Скандинавии известно несколько кладов куфических монет IX века; их относительная малочисленность в Норвегии и Дании по сравнению с восточной Скандинавией объясняется не обычаем переплавлять монеты, а тем фактом, что в то время они достигали западной Скандинавии в очень небольшом количестве⁴⁵. Лишь в конце IX века их объемы возросли. Объяснение такой же редкости европейских монет в это же самое время должно быть аналогичным — в Скандинавию их попадало очень мало. Фактически малочисленность английских и франкских монет вызывает удивление лишь в том случае, если предположить, что викинги привозили собранную ими дань обратно в Скандинавию. Однако есть основание думать, что грабители не забирали своих трофеев домой, а использовали их как средства, необходимые для того, чтобы обосноваться на новом месте. «Англосаксонская хроника» описывает, как в 896 г. распалась армия Хастинга: «Датская армия разделилась, одна часть направилась в Восточную Англию, а другая в Нортумбрию; а те, у кого не было денег, добыли себе корабли и поплыли на юг через море к Сене». Смысл ясен — у тех, кто поселился в Восточной Англии и в Нортумбрии, деньги были; именно для того, чтобы их приобрести, они и вступили в грабительские отряды, а, получив желаемое, не вернулись в Данию, а основали колонии. Если посмотреть на набеги викингов с этой точки зрения, то есть как на прелюдию к созданию поселений, противоречие между сведениями хроник и содержимым кладов больше не будет казаться неразрешимым.

Изучение распределения монет в целом интересно и плодотворно, но нумизматические данные оказываются наиболее ценными, когда серебряные деньги находят, а затем и изучают в составе кладов. К несчастью, многие из последних были разъединены, ибо еще относительно недавно внимание уделялось не столько им самим, сколько отдельным монетам, и музеи были готовы обменивать или продавать свои образцы, не фиксируя должным образом первоначальный состав кладов, из которых они происходили. Однако в тех случаях, когда структура клада известна, либо потому, что ее тщательным образом зафиксировали, либо, что чаще, благодаря тому, что клад остался в целости и сохранности, изучение клада дает гораздо больше, чем может дать изучение разрозненных монет. Прежде всего даже тогда, когда тот или иной экземпляр поддается датировке, это позволяет установить лишь одну временную границу; монета, найденная случайно, могла быть утеряна в любой момент, начиная со времени своего выпуска, и, даже если ее обнаруживают в могиле, пределы хронологической погрешности остаются широкими. Однако во многих случаях можно определить достаточно узкий промежуток времени, в течение которого зарыли конкретный клад. Например, важно отметить, что некоторые из выкопанных в Скандинавии европейских монет, явно принадлежащих к IX веку, содержались в тайниках XI века⁴⁶. Более того, клады нередко прекрасно отражают общий характер монет, находившихся в обращении на момент их захоронения, и, сравнивая клады разных периодов, можно изучить изменения монетного ассортимента в данном регионе, точно так же, как, сопоставляя клады из разных областей, можно выявить пути, по которым перемещались монеты. Таким образом, для исследователей эпохи викингов те сведения, которые можно получить при изучении кладов, обладают колоссальным значением.

Клады ценны прежде всего потому, что дату их захоронения можно определить в достаточно узких рамках. Одна временная граница очевидна: хранилище не может быть древнее позднейшей из своих монет. Другая зависит от того, сколько времени находилась в обращении эта самая новая монета. Иногда признаки износа или их отсутствие могут наводить на размышления, как в кладе из Хона, но они никогда не бывают слишком надежным критерием. Монета могла храниться долгое время, почти не истираясь, или же претерпеть грубое обращение и очень быстро оказаться поврежденной. К счастью, нет нужды полагаться на столь зыбкие и неточные ориентиры, поскольку имеются веские основания полагать, что клады эпохи викингов обычно закапывались вскоре после даты выпуска их позднейших монет. В двух словах, в пользу этого говорит то, что клад обычно отражает набор монет, имевших хождение в той или иной области в момент его захоронения, и потому его позднейший образец, скорее всего, одновременно является и самой новой монетой, какую можно было в него положить. Поскольку похоже, что монеты попадали в Скандинавию довольно быстро после своей чеканки, самая поздняя дата выпуска монеты в кладе обычно является надежным указанием на время его захоронения.

Об этой «отражающей способности» большинства кладов говорит разительное сходство находок из одного и того же района, последние монеты в которых относятся к одному и тому же периоду. Проведенный профессором Болином анализ пяти найденных в России куфических кладов, последние монеты которых относились к 850—875 гг., показал, что во всех пяти соотношение монет одного возраста или выбитых в одних и тех же регионах Халифата оказалось очень похожим⁴⁷. На рисунках 13 а и б показан временной состав двух из этих кладов, один из которых очень велик и содержит более 200 монет, а другой скромен — в нем только 32 монеты. Однако можно видеть, что их характеристики очень схожи, и на рисунке 13 в они очень близко подходят к общей кривой для всех пяти кладов. Сходство кривых на этих графиках означает, что временной состав всех этих кладов практически одинаков и каждый из них может выступать в качестве образца для остальных. Единственное достойное объяснение подобных аналогий заключается в том, что содержимое для всех этих тайников было почерпнуто из общего ассортимента монет, доступных для этой цели в России в тот период, когда они были закопаны, а, следовательно, все они отражают именно этот монетный ряд. ’

Это не является исключительной особенностью русских кладов. То же самое явление можно наблюдать в кладах из других регионов. На рисунке 14 а, выполненном на основе анализа профессора Болина⁴⁸, показан состав клада из Фитьяра в Упланде, последняя дата в котором соответствует 863—864 гг.; бросается в глаза сходство его хронологического состава с четырьмя другими шведскими кладами (см. рис. 14 6), позднейшие монеты в которых относились к периоду 857—868 гг. И такие же параллели между кладами прослеживаются не только в IX веке; можно было бы привести примеры из других периодов, и все они говорят в пользу того, что клады, как правило, воспроизводят монетный ассортимент своего времени. «Отражающую способность» скандинавских кладов в конце X—XI веке, когда монеты ввозились из многих областей, демонстрирует еще и то, что ни один из них не состоит из монет только одного района. Все они смешанные и тем самым свидетельствуют о том, что вошедшие в них «доступные» монеты были широко распространены, а значит, на самом деле, доступны для захоронения. То же самое можно наблюдать на примере византийских монет. К 1946 г. на Готланде было найдено всего 410 таких монет, но они были растворены в монетном материале острова и присутствовали в восьмидесяти трех кладах⁴⁹. Лишь один из них был большим — клад из Оксарве, в котором нашли девяносто восемь из этих византийских солидов плюс еще шесть фрагментов⁵⁰; почти все остальные встречаются небольшими группами по две-три монеты. Конечно, раз имеются клады вроде найденного в Оксарве, монеты в котором принадлежат исключительно к одному виду, было бы совершенно ошибочно предполагать, что абсолютно любой клад отражает денежный ассортимент своего времени, но большинство из них, по-видимому, все же говорит об общем характере серебра, имевшего хождение в период их захоронения.

Итак, чтобы датировать клад, необходимо узнать, сколько времени потребовалось монетам для того, чтобы достичь места его захоронения. Когда речь идет о кладах, где найдены лишь куфические монеты, мы не в силах сказать, насколько продолжительным мог быть этот срок, но в середине X века наблюдаются признаки того, что он, скорее всего, был не слишком большим. Самые поздние клады с куфическими монетами на территории Дании были найдены в Бовлунде и Рердале в Ютландии, и последние монеты в них датируются соответственно 942—954 и 961—970 гг.⁵¹ Поскольку примерно после 950 г. в датских кладах начинают регулярно встречаться германские деньги⁵², кажется маловероятным, чтобы их новейшие монеты достигли Ютландии спустя долгое время после даты своего выпуска. В Швеции последний клад с куфическими монетами содержит деньги 969—970 гг., и аналогично германским они едва ли мешкали в своем движении на север, поскольку после этого года все более растущую роль в шведских находках играют другие иностранные монеты⁵³.

Когда в кладах представлены монеты из нескольких областей, можно сравнить даты самых поздних экземпляров из каждой, и во многих случаях они очень хорошо совпадают. Подобное совпадение можно рассмотреть на примере двух кладов, которые уже упоминались выше: в Хоне самая поздняя куфическая монета датировалась 848—849 гг., а новейшая из византийских монет была выпущена примерно в 852 г.; в Гандарве самые поздние германская и английская монеты относились примерно к одному времени. Подобных случаев известно немало, как можно видеть из следующего списка датских кладов середины X века⁵⁴:

Обычно совпадение в датировке самых поздних монет, обращавшихся в Скандинавии и происходивших из регионов, отделенных от нее большими расстояниями предполагает, что все они должны были достигать ее довольно быстро. Следовательно, нет оснований сомневаться в том, что, вероятнее всего, в большинстве случаев самая поздняя монета клада попадала в него не более чем через три года после своего выпуска, а в XI веке этот разрыв бывал даже короче.

Клады закапывались ради безопасности, и в ожидании современных археологов остались лежать лишь те, которые не были вырыты своими хозяевами. Скорее всего, они оказались забытыми в тяжелые времена, и, как представляется, обычно рост кладов и местные неурядицы шли рука об руку. Возможно даже, что люди охотнее всего закапывали свои сокровища тогда, когда возникала угроза войны или поблизости оказывались грабители. В том, что касается исторического периода, эта связь между тяжелыми временами и кладами хорошо установлена, и лучшим объяснением для увеличения числа кладов в отдельные периоды, по-видимому, является то, что эти эпохи были отмечены особенными треволнениями. Давно признано, что многие норвежские клады относятся к беспокойным временам Олафа Трюггвасона (ум. 1000 г.), Олафа Святого (ум. 1030 г.) и Харальда Сурового (1046—1066 гг.), тогда как более безмятежный период правления Магнуса Доброго (1035—1047 гг.) оставил после себя лишь единицы⁵⁵. Подобным же образом, в Дании известно немало кладов, которые можно датировать 1050—1065 гг., когда шла ожесточенная борьба между Харальдом и Свеном Эстридсеном⁵⁶. То же самое можно сказать и об Англии: правление Эдгара дало очень мало кладов, а пятилетний период между 1065 и 1070 гг., ознаменовавшийся нормандским завоеванием, оставил их больше, чем предыдущие пятьдесят лет⁵⁷. Общая связь между беспокойными временами и забытыми в земле сокровищами ясна, и хотя многие из них могли остаться невостребованными и по другим причинам, если обнаруживается относительно большое количество кладов, принадлежащих к четко очерченному региону и периоду истории, это можно считать признаком смутного времени. Таким образом тот факт, что находят множество кладов одного периода, говорит не столько о благополучии, сколько о напряженности ситуации. Не исключено, что другие моменты истории были богаче, но и потери тогда были меньшими. Точно так же некоторые области, возможно, были особенно уязвимыми для нападений, почему и дают сравнительно больше кладов, чем хорошо защищенные регионы⁵⁸. Это может отчасти объяснять тяготение кладов к побережьям и территориям вдоль внутренних водных путей Скандинавии, но не следует забывать о том, что в тех же самых местах проживала и основная масса населения. Надежной приметой населенных в то время областей Швеции служат рунические камни, в большинстве своем XI века, а в том, что распределение последних очень тесно связано с местами скопления кладов, можно убедиться, сопоставив рис. 2 и 5.

Тот факт, что в тяжелые времена в земле оставалось большее количество кладов, чем в спокойные периоды, означает, что многочисленность находок одного времени может говорить о наступлении нелегкой поры. Ни в одной области Скандинавии клады не подвергались столь систематическому изучению, как на Готланде, и было показано, что хотя на каждое десятилетие между 840 и 1100 гг. приходится самое меньшее по два захоронения, наблюдаются периоды, когда они становятся особенно частыми. Таково десятилетие после 860 г., а в середине X века можно наблюдать даже еще более яркий пример. В течение 940—949 гг. забытыми остались, по крайней мере, девять кладов, содержавших более двадцати пяти монет, а следующее десятилетие дало в два раза больше⁵⁹. После этого количество кладов снижается вплоть до конца века, когда наблюдается заметный подъем, и в первой половине XI века их закапывают гораздо больше, чем в любое другое время, из чего становится ясным, что для Готланда тогда наступили скверные времена. Датские клады исследовал д-р Сковманд. Согласно его анализу, в Дании периоды особенно активного захоронения сокровищ не совпадали с теми, которые были выявлены на Готланде. Несомненно, в Дании клады чаще всего относятся к концу X и середине XI века, причем особенно выделяется период 1050—1065 гг.⁶⁰ Это может означать, что середина X и первые годы XI века, то есть те самые периоды, на которые, судя по столь ясным указаниям готландского материала, приходится максимальное количество кладов, а значит, предположительно и неурядицы, в Дании были относительно спокойными. Отдельные скопления кладов очень невелики. Так, например, в шведской провинции Смоланд их найдено очень мало, но три из них, по-видимому, были закопаны примерно в 1070 г., что заставляет заподозрить в это время какие-то сложности местного порядка⁶¹. И впрямь возможно, что тщательная работа, которая в настоящее время проводится со Скандинавскими кладами, в конце концов позволит установить хронологию неспокойных времен для большей части эпохи викингов.

Рис. 5. Карта размещения шведских кладов эпохи викингов, на основе карты, подготовленной профессором Мортеном Стенбергером для Государственного исторического музея Стокгольма. На увеличенной карте Готланда квадратами отмечены золотые клады

За чрезвычайно редким исключением, скандинавский монетный материал с начала до середины X века является в основном куфическим. О малочисленности западноевропейских монет в то время уже упоминалось, а византийские встречаются еще реже⁶². Самые многочисленные некуфические монеты, имеющие пехлевийскую легенду, были отчеканены сассанидскими правителями Персии и завезены вместе с мусульманским серебром.

Разумеется, присутствие пехлевийских денег в Скандинавии не означает, что контакты между Балтикой и Персией имели место еще в VII веке. Фактически поток мусульманского серебра хлынул в Скандинавию только в начале IX века. Известно несколько кладов, которые действительно оказываются очень древними, и в двух из них самые поздние монеты датируются 780 и 793 гг.⁶³; но эти клады невелики, и им не следует придавать большого значения. Судя по русским захоронениям начала IX века, большая часть монет, имевших хождение в то время, относилась к 760—800 гг., и в этот период особенно велик риск появления небольших кладов с обманчиво древними самыми поздними экземплярами⁶⁴. К началу IX века мусульманское серебро, безусловно, было доступно как на Руси, так и в Скандинавии. Вероятно, количество его было небольшим, и средний размер готландских кладов первой половины IX века очень мал. Монеты, циркулировавшие в Скандинавии, были очень похожи на те, которые в то же самое время обращались на Руси. Профессор Болин убедительно показал, что состав русских и шведских кладов в третьей четверти IX века почти идентичен⁶⁵. Их хронологический состав можно сравнить по рисункам 13 в и 14 б. Клады этих двух групп очень близки и по происхождению своих монет, например, 56,3 процента монет из Руси были отчеканены на монетных дворах Ирака, в то время как из тех же мест происходят 54,1 процента монет, найденных в Швеции, а соотношение серебра из других областей также почти совпадает. Ясно, что монеты, употреблявшиеся в то время в Швеции и, следовательно, попадавшие в клады, по своему возрасту и происхождению были такими же, как на Руси. Ассортимент монет в обеих областях в то время был идентичным. Однако это не означает, что именно русский монетный арсенал явился источником содержимого шведских кладов. Если бы серебро сначала вывозилось из Халифата на Русь, а затем в Швецию, то можно было бы ожидать значительных различий между монетами, обращавшимися в этих двух областях. В этом случае сходство между шведским и русским материалом могло бы сохраняться лишь при том условии, что денежные поступления из Халифата на Русь были идентичны поставкам из Руси в Скандинавию. Во всяком случае, не похоже, чтобы содержимое русских кладов на рис. 13 в ввозилось на Русь теми же маршрутами, что и современные им шведские сокровища. На регионы Халифата, служившие поставщиками серебра, указывает не только максимальное количество их продукции в кладе, но и последние монеты, которые, будучи отчеканенными вблизи такого региона-экспортера или в нем самом, скорее всего, были новее, чем экземпляры, прибывшие из более отдаленных мест⁶⁶. Профессор Болин показал, что в этом отношении русские клады IX века распадаются на две группы⁶⁷. К первой относятся те, для которых источником новейших монет послужили регионы, прилегающие к Кавказу и южным берегам Каспийского моря, а ко второй — клады, в которых позднейшими являются образцы из далеких северо-восточных провинций, отчеканенные на монетных дворах таких городов, как Балх, Бухара, Мерв, Самарканд и Ташкент. Это наводит на мысль о том, что мусульманское серебро достигало Руси по двум маршрутам — один из них, юго-восточный, пересекал территорию Хазарского каганата, находившегося в низовьях реки Дон, а другой проходил по караванному пути, соединявшему Хиву, что на Амударье к югу от Аральского моря, с Булгарией, расположенной в среднем течении Волги. Однако содержимое русских кладов 850—875 гг. свидетельствует о более южном маршруте. В Исфахане, Басре, Армении, Багдаде и Мерве были выбиты позднейшие монеты из пяти кладов, а последний из них, найденный в Новгороде, одинаково хорошо согласуется как со шведским, так и с южнорусским материалом. Если бы источником для шведского материала в то время служили в основном деньги, циркулировавшие на Руси, то последние монеты шведских кладов должны были бы происходить или из тех же самых областей, или из других, но не слишком отдаленных. На самом же деле последние монеты многих шведских кладов середины IX века были выпущены представителями Тахиридской династии в таких местах, как Мерв, Бухара, Самарканд и Ташкент, а это предполагает, что большее значение для Скандинавии в то время имел северный маршрут через Волгу⁶⁸. Это не обязательно означает, что серебряные деньги, импортировавшиеся на Русь по южному пути, никогда не достигали Скандинавии, но это показывает, что по северному маршруту было ввезено достаточно «поздних монет», чтобы они оставили заметный след в кладах. Поскольку в целом состав кладов в обеих областях практически одинаков, общий характер монет, экспортировавшихся из Халифата по двум вышеупомянутым маршрутам, также едва ли мог сильно различаться. И в Швеции, и на Руси клады отражают набор монет, находившихся в обращении в Халифате, а значит, сходство зарытых сокровищ в этих двух регионах не дает нам права согласиться с тем, что в Швецию серебро поступало из русского монетного ассортимента, а не с Волги.

Клады, последние монеты в которых датируются временем до 890 г., в основном найдены в восточных частях Скандинавии. На Готланде их по меньшей мере тридцать два, и в них содержится более 4000 целых или фрагментарных монет. Другие такие клады разбросаны вдоль берегов восточной Балтики (Хельсингланд, Гестрикланд, Упланд (два), Седерманланд, Эланд, Оланд (минимум два), Эстерботтен, Эстония, Ливония, и самый крупный из всех — в Смоланде)⁶⁹. В западных частях Скандинавии находки этого периода, напротив, очень редки и незначительны. Единственный в западной Швеции клад IX века найден в Кеттилстропе, а на полуострове Сконе не обнаружено ни одного, который был бы древнее X века. В Дании их два, причем один из них, возможно, был закопан около 900 г., в Норвегии — также два, известно и о двух подобных находках небольшого размера в Рантруме в Шлезвиге. Существует два возможных объяснения такого распределения куфических кладов IX века. Либо ареал таких монет в основном ограничивался восточными частями Скандинавии, либо встречались они повсеместно, но более обычными, по-видимому, были на востоке, ибо там подобных кладов найдено больше. Правда, наличие тайников является признаком нестабильности, а не благополучия, и отсутствие куфических кладов в западной Скандинавии может означать, что там это время было временем мира и процветания, но, когда речь идет о Дании, это мало похоже на правду. Франкские источники того времени указывают, что в Дании как раз царил большой беспорядок, и это впечатление подтверждается другими кладами. Д-р Сковманд перечисляет тринадцать датских находок, которые он относит к IX веку, причем монеты содержались только в одной из них. Есть и другие клады, найденные в прилегающих областях⁷⁰. Кажется, что в то время в Дании не существовало никаких сомнений по поводу того, стоит ли закапывать серебро, и отсутствие куфических монет предполагает лишь то, что и в наличии их было немного. Это подтверждают и раскопки погребений. Если бы в IX веке западная Скандинавия изобиловала куфическим серебром, можно было бы ждать, что в могилах его будет найдено больше; во многих погребениях Бирки присутствовали куфические монеты, выпущенные до 890 г.⁷¹ Отсутствие подобных находок в Дании можно объяснить обычной для нее бедностью захоронений, но едва ли это можно приложить к Норвегии, Где погребения были многочисленны и богаты, но подобные монеты удалось обнаружить лишь в трех из них⁷². Необходимо сделать следующие выводы; во-первых, в западной Скандинавии куфические монеты были относительно редкими; и, во-вторых, серебро, ввозившееся в восточную Скандинавию, как правило, там и оставалось. Денежный ассортимент постоянно обновлялся за счет новых поступлений, о чем говорит общая черта, присущая кладам 820—870 гг., — последние монеты в них принадлежат Тахиридам. Однако отток серебра из этого региона был минимальным. Некоторые монеты оказывались закопанными в кладах, другие, по всей вероятности, превращали в слитки или украшения, но экспортировались лишь очень немногие.

В X веке клады с куфическими монетами получают более широкое распространение, хотя основным местом их концентрации по-прежнему является восточная Балтика. В Дании известно девятнадцать кладов 890—970 гг., которые содержат около 2500 монет, и именно в этот период куфическое серебро проникает дальше на север⁷³. Его находят также на Британских островах, конечно, не в тех областях, на которые распространялась власть английских королей, а на окраинах, где без ограничений обращались самое разнородные монеты⁷⁴. В этот период не только расширяется ареал распространения куфических денег, но и клады становятся крупнее. Это время, к которому относятся самые важные находки: на Готланде было сделано шесть таких находок, причем в каждом кладе обнаружили более тысячи монет⁷⁵, а в двух из них нашли свыше двух тысяч монет в каждом. Крупнейший датский тайник с куфическими монетами был раскрыт в Терслеве, в нем было 1708 монет, и последняя датировалась 944 г.⁷⁶, а самая большая норвежская находка относится к периоду 925—955 гг.⁷⁷

В то же самое время происходят важные изменения в составе кладов. Большинство монет IX века было выпущено халифами, Омейядами или Аббасидами, но в период после 890 г. такое серебро становится относительно редким. В кладах X века основная часть монет восходит к Саманидам, династии, которая к концу IX века подчинила себе северо-восточные области мусульманского мира, ранее находившиеся под властью Тахиридов. Саманидское серебро начинает появляться в шведских кладах вскоре после 890 г. и очень быстро становится преобладающим в найденном материале. Одновременно, как можно утверждать на основании изучения поздних монет из русских кладов, по-видимому, утратил всякое значение южный маршрут⁷⁸. В X веке русский материал, как и скандинавский, был главным образом, саманидским, и, судя по последним монетам кладов, они были ввезены по волжскому пути прямо из провинций, принадлежавших этой династии. Причиной увеличения ввоза, а затем и преобладания в кладах денег из владений Саманидов было то, что в конце IX и начале X века в этом регионе шла разработка богатых месторождений серебра. В Ташкенте добыча серебра началась еще в VIII веке, но во второй половине IX столетия был открыт и заработал легендарный рудник Панджер в Афганистане⁷⁹.

Во времени этот поток саманидского серебра, устремившийся на Русь и Скандинавию, совпадает с важным изменением в характере русских и скандинавских кладов. В то время как в IX веке в земле обычно оказывались монеты, чей возраст на момент захоронения был уже относительно старым, к началу X века они заметно «помолодели». Более 70 процентов монет из клада, найденного в Полтавской губернии (самая поздняя монета отчеканена в 882 г.) старше 820 г., а это очень напоминает более ранние находки IX века, но из шестнадцати русских кладов X века, изученных профессором Болином, монеты, выпущенные до 889 г., присутствовали лишь в шести, а еще в пяти доля их составляла лишь 2 процента или даже меньше. Единственный на Руси клад X века, в котором было обнаружено больше 2 процентов монет старше 890 г., происходит из Пскова — самый новый экземпляр в нем датируется 905 г., а 90 процентов выпущено после 890 г.⁸⁰ Эту разительную перемену в характере русских кладов нельзя объяснить, просто допустив, что новые поступления возобладали над старым материалом, ибо в этом случае можно было бы ожидать, что эти древние монеты оставят после себя больше Следов. В скандинавских кладах образцы старше 890 г. продолжают встречаться до XI века, как, например, в Гандарве. Причина почти полного исчезновения из русских кладов X века монет, отчеканенных до 890 г., скорее всего, заключается в том, что их изъяли из обращения. Существует три возможных варианта объяснения того, как это могло случиться: либо старые монеты захоронили в кладах, либо переплавили в слитки и украшения, или же они пошли на экспорт. Версия захоронения в кладах не может нас удовлетворить, так как на основании русских находок нельзя сделать вывод о том, что в конце IX и начале X века монеты закапывались в достаточно массовом порядке. Переплавка, для того чтобы стать приемлемой гипотезой, требует еще одного допущения — что до 890 г. или позже, в X веке, когда старые монеты снова занимают важное место в русском материале, переплавляли лишь очень немногие из них или же вообще не переплавляли⁸¹. Вполне приемлемым образом исчезновение монет IX и предшествующих веков из русских кладов можно объяснить тем, что в конце IX столетия они были изъяты из обращения путем экспорта. Некоторые, безусловно, были вывезены на юг, в Византию⁸², но большая часть вполне могла быть направлена на север — в Балтику или через нее. Анализ русских кладов X и XI веков, принадлежащий профессору Болину, воспроизведен на с. 296—299, 302. Согласно ему выходит, что широкомасштабный экспорт серебра, начавшийся в конце IX века, продолжался только первые тридцать лет X века⁸³. В начале X века клады почти полностью состояли из монет, отчеканенных в течение трех-четырех десятилетий до их захоронения, но впоследствии временной интервал, характерный для большинства кладов, увеличился. Если вывоз серебра не прекратился и примерно после 940 г., то он не мог оставаться на том же уровне, что и в начале века, когда старые монеты были столь радикально выведены из употребления, иначе продолжился бы и процесс их изъятия из обращения, и по своей возрастной структуре клады середины столетия не отличались бы от тех, которые были закопаны в его первые десятилетия.

В Швеции многие клады начала X века свидетельствуют о тех же переменах, что и на Руси, но, похоже, что там изъятие монет, отчеканенных до 890 г, не было таким полным. Правда, известно несколько крупных скандинавских кладов начала X века, сохранивших типичные черты находок предыдущего столетия. На рис. 15 показан хронологический состав двух из них — из Стора Велинге на о. Готланд и Овер Рандлева в Дании, и эти кривые можно сопоставить с аналогичными характеристиками более ранних кладов на рис. 14. Тем не менее в скандинавских кладах проявляется четкая тенденция, в соответствии с которой старые монеты исчезали из обращения точно так же, как на Руси. Рис. 16 а отражает хронологический состав пяти готландских кладов, закопанных между 930 и 939 гг., в которых лишь двадцать пять монет, то есть 2,3 процента от общего количества, были выпущены до 890 г. Как и на Руси, большинство монет старше 890 г. было изъято из употребления, и объяснение этому должно быть аналогичным: их экспортировали После 890 г. куфическое серебро получило в Скандинавии большее распространение, чем прежде, и есть веские основания полагать, что так же обстояло дело и за ее пределами. Именно в этот период оно появляется и на Британских островах, хотя, разумеется, не на землях английской короны. Найденные там куфические монеты относятся примерно к 870—950 гг., что прекрасно согласуется с предположением о начале примерно в 890 г. их экспорта с берегов Балтийского моря⁸⁴.

Профессор Болин обратил внимание на тот факт, что в скандинавских кладах, спрятанных после 930—939 гг, весьма заметным образом падает доля новых монет⁸⁵. В результате в течение всего этого века куфическое серебро большинства скандинавских кладов относится к 890—930 гг. Это можно вполне отчетливо увидеть на рис. 16 б и в, которые отражают анализ готландских кладов 950—959 и 978—1016 гг., проведенный профессором Болином. То же самое явление можно наблюдать на примере кладов из других областей Скандинавии, и на рис 17 представлен хронологический состав трех из них, из Норвегии, Швеции и Дании. Есть, конечно, и исключения, такие, как, например, клад из Уггорда на о. Готланд, в котором самая новая монета относилась к 960 г., но, кроме нее, присутствовал 101 экземпляр, отчеканенный после 930 г., и только тридцать — до этого года⁸⁶. Объяснение, предложенное профессором Болином для подобных возрастных характеристик большинства шведских кладов куфических монет, состоит в том, что примерно после 930 г. вывоз серебра из Скандинавии прекратился или, по крайней мере, относительно уменьшился, и эта гипотеза кажется единственно удовлетворительной. Новые монеты продолжали прибывать в Скандинавию примерно до 970 г., но в количествах, недостаточных для того, чтобы ликвидировать перевес серебряных денег, выпущенных в первые десятилетия века. Разумеется, есть вероятность того, что ввоз монет в Скандинавию уменьшился уже примерно после 930 г., а вывоз после этой даты был как минимум сокращен, иначе бы доля старых монет упала быстрее. Сохранение этих более давних образцов в ассортименте Скандинавии, видимо, означает, что из обращения изымалось лишь относительно небольшое их количество, а условия, приведшие к выходу из употребления большинства монет IX века, утратили силу.

Профессор Болин попытался обосновать этот тезис путем аналогии с русскими кладами, закопанными примерно после 970 г., чье содержимое в этот период начинает совпадать по временным характеристикам⁸⁷. Это изменение совпадает с заметным уменьшением количества куфических монет, достигавших Скандинавии. Экземпляров 965—983 гг. в скандинавских кладах найдено так мало, что, должно быть, примерно к 970 г. новые поступления почти полностью прекратились. Болин утверждает, что в это время прервался экспорт монет из Руси в Скандинавию, и потому русские клады по своим характеристикам приблизились к скандинавским примерно сорокалетней давности. В действительности, эта аналогия неудовлетворительна по двум причинам. Во-первых, нельзя быть уверенным в том, что источником скандинавского материала являются монеты, имевшие хождение на Руси и представленные в русских кладах. В IX веке очевидны признаки того, что куфическое серебро попадало в Скандинавию прямо с Волги, как правило, минуя монетный ассортимент Руси⁸⁸. До тех пор пока мы не узнаем еще очень многого о русских кладах X века, соглашаться с тем, что эта ситуация могла изменяться, очень опасно. Следовательно, уверенности не может быть и в том, что прекращение ввоза куфических монет в Скандинавию следует объяснять прекращением вывоза этих монет из Руси. Второе основание для сомнений в справедливости аналогии Болина, состоит в том, что перемены в составе русских кладов, наблюдающиеся примерно с 970 г., также можно связать с тем, что с этого времени начинается сокращение ввоза на Русь куфических монет. Причиной этого стал стремительно разворачивающийся в исламском мире серебряный кризис. Истощение серебряных рудников в конце X и начале XI веков вызвало серьезные экономические и политические изменения в мусульманском мире, и в начале XI века экспорт куфического серебра на Русь и Балтику полностью прервался; последняя мусульманская монета, найденная в России, датирована 1015 г.⁸⁹ Точно так же, как и в случае со скандинавскими кладами, спрятанными после 930 г., факт сохранения в русских кладах старых монет еще долгое время после 970 г. должен означать, что в этот период они экспортировались в сравнительно небольших количествах, но едва ли можно полагать, что их вывоз имел место и в течение нескольких десятилетий до 970 г. На самом деле, анализ кладов профессора Болина, приведенный на с. 290—299, очень хорошо согласуется с гипотезой о том, что к 950 г. экспорт монет из Руси, который, скорее всего, был весьма существенным примерно с 890 г., уже пришел в упадок. Тот факт, что эта аналогия между скандинавскими кладами после 930 г. и русскими после 970 г. неприемлема, ни в коем случае не отменяет основного утверждения Болина, согласно которому после 930 г. экспорт куфических монет из Скандинавии, скорее всего, резко сократился, если не ликвидировался полностью.

Куфическое серебро продолжало достигать севера примерно до 970 г., но примечательная редкость монет, произведенных между 965 и 983 гг., о которой уже упоминалось, свидетельствует о том, что в этом году или около того новые поступления иссякли. Частичным объяснением может послужить серебряный кризис в мусульманском мире, приведший к явному сокращению ввоза куфических монет на Русь, но должны были существовать и дополнительные факторы, обусловившие почти полное прекращение импорта. Волжский маршрут был по-прежнему открыт для ввоза на Русь⁹⁰, и тот факт, что серебро перестало попадать в Скандинавию, вероятнее всего, был связан с разрывом сообщения между Волгой и Балтикой, быть может, благодаря деятельности киевских князей в Северной Руси⁹¹. Этот разрыв оказался окончательным. Когда после 983 г. куфические монеты стали снова ввозиться в Скандинавию, их путь уже пролегал западнее, и его отправной точкой были не северо-восточные части Халифата, а монетные дворы таких центральных провинций, как Сирия, Ирак и Месопотамия⁹². Более того, скандинавские клады конца века обнаруживают связь не с русскими находками, а с тайниками, обнаруженными на землях к югу от Балтийского моря, и это говорит о том, что маршрут импорта в то время проходил через Польшу, вдоль таких рек, как Висла, а не через Русь⁹³. Возобновление ввоза куфических денег в Скандинавию оказалось недолгим. Последние куфические монеты, найденные в Норвегии и Дании, были отчеканены в течение первых двух-трех лет XI века, а позднейший образец на территории Швеции относится к 401 г. по мусульманскому летосчислению, то есть к 1012—1013 гг., что всего на два года раньше даты чеканки последней такой монеты, найденной на территории Руси. Кризис положил конец потоку серебра, который в течение двух веков изливался из мусульманских стран на север.

Немалая часть этого серебра достигла Балтики, и в результате скандинавы почувствовали вкус к этому металлу. Примерно с 970 г. им пришлось искать другие способы удовлетворения своих потребностей. Когда приток мусульманского серебра сократился, они начали разрабатывать два основных его источника — это были Германия и Англия. Начиная с середины X века стала расти добыча на важном месторождении в горах Харца, и многие монеты, сделанные из этого серебра, также проложили себе дорогу в Балтийский регион. О том, что и англичане не были бедны серебром, говорит продуманная денежная реформа Эдгара, которая уже описывалась выше. Часть этого английского серебра добывали в рудниках на территории Британских островов, а что-то вполне могло происходить из Германии; но нельзя исключить, что какая-то доля английских серебряных денег, имевших хождение в конце X века, была ранее ввезена из Балтики в виде куфических монет. И именно к Англии и Германии во второй половине X века скандинавы обратились в поисках возмещения, а в конце концов и замены для иссякающих поставок серебра из мусульманских стран, и с середины X века английские и германские монеты начинают играть растущую роль в скандинавских кладах⁹⁴. К началу XI века, когда приток мусульманского серебра полностью прекратился, уже почти все серебро, ввозимое в Скандинавию, происходило из Англии и Германии. Это изменение в характере кладов очень заметно. На Готланде, например, до 950 г. клады были почти исключительно куфическими; во второй половине века начинают появляться английские и германские монеты, а содержимое кладов, закопанных в 990—1020 гг., оказывается германским уже более чем на 40 процентов и английским на 10 процентов. В течение последующих тридцати лет доля куфического серебра уменьшилась примерно до 5 процентов, и клады того времени формировались в основном из германских (56 процентов) и английских (30 процентов) монет.

Отдельные английские образцы достигали Скандинавии и до правления Этельреда; известны, например, десять английских монет крупного клада из Терслева, в Дании (Зеландия), который, скорее всего, был закопан в середине X века⁹⁵, но основной поток серебра хлынул на север с началом походов на Англию в конце века. То есть среди причин, приведших к тому, что при Этельреде возобновились нападения викингов на Англию, следует назвать насущную для скандинавов необходимость восполнения сокращающихся поставок куфического серебра. Сначала большинство английских монет являлось данью, которую платили викингам англичане, но после завоевания страны Кнутом английские деньги стали попадать на север уже в качестве жалованья скандинавских воинов, служивших Кнуту и его преемникам. Согласно «Англосаксонской хронике», Кнут держал флот из шестнадцати кораблей, которые обходились ему по восемь марок за весло, а в 1040 г. их число, по-видимому, сильно увеличилось благодаря наследнику Харальда, Хартакнуту⁹⁶. Скандинавские клады, вроде уже упоминавшейся находки из Гандарве, как минимум подтверждают сообщение хрониста. Наличие связи между скандинавскими наемниками в Англии и английскими монетами в Скандинавии доказывается тем, что количество последних заметно уменьшается после 1051 г., когда, в соответствии с хроникой, Эдуард Исповедник распустил остатки своей скандинавской гвардии. Германские монеты, также поступавшие в Скандинавию в изрядных количествах, отчасти являлись добычей, захваченной в походах, в том числе и против Германии; но в XI веке они попадают в Скандинавию в основном благодаря балтийской торговле, в которой скандинавы, особенно готландцы, играли столь важную роль⁹⁷.

Таким образом, скандинавские клады состоят, не исключительно, но в значительной мере, из куфических, английских и германских монет. Например, встречаются византийские экземпляры, которые, наверное, особенно примечательны в силу своей редкости. Во всей Скандинавии известно около 500 таких монет, причем более 400 из них были найдены на Готланде⁹⁸. Менее десяти из них относятся к IX веку и, за исключением случая с тремя золотыми солидами из Хона, клады, в которых их обнаружили, были закопаны в X веке или еще позже; старейший шведский клад с византийским серебром относится примерно к 950 г. Известны и монеты местного скандинавского производства. Наиболее примечательны и интересны так называемые монеты из Бирки и полубрактиты из Хедебю⁹⁹. Первоначально эти монеты чеканились по подобию каролингских образцов, и, возможно, в Бирке их производство началось уже с 820 г., а впоследствии и в Хедебю. Там полубрактиты выпускались в середине X века, в период германского владычества над этим торговым городом. Первые попытки создать в Швеции упорядоченную монетную систему, предпринятые Олафом Шетконунгом и Анундом Якобом (ок. 996—1050 гг.), как и современные им меры на Руси, ничем не увенчались по причине чрезмерного обилия серебра. Однако в Дании и Норвегии в XI веке уже сложились собственные монетные системы¹⁰⁰, но благодаря этому успеху и следовавшему за ним уменьшению количества монет, которые признавались в качестве законного платежного средства, скандинавские клады, хоть и по-прежнему пленяющие воображение, перестали быть таким же источником информации о своих богатствах, как клады эпохи викингов.

Примечания

*. Раздробленные серебряные украшения и другие предметы, разной исходной формы. Возможно, это делалось для того, чтобы получить определенное по весу количество металла.

1. SG, II, анализ в таблицах.

2. SG, II, no. 83, 293, 427.

3. Skovmand, p. 169.

4. Самый удобный и лучший справочник по куфическим монетам Скандинавии и литературе о них — это Ulla S. Linder Welin, «Arabiska mynt», KHL, III, col. 78—80. См. также статьи того же автора «Dinar», KHL, III, col. 78—80 и «Dirhem», KHL, III, col. 98—100. В отношении Финляндии лучший обзор дает Beatrice Grandberg в KHL, I, col. 191—194.

5. SG, I. 256, 261.

6. T.J. Arne, La Suède et l’Orient (Archives d’Etudes Orientales, 8, Uppsala, 1914), p. 79.

7. Ibid., pp. 70—71.

8. См. обзор золотых находок эпохи викингов в Скандинавии в кн.: Holger Arbman, «Guldsmide», KHL, V, col. 566—570.

9. Sigurd Grieg, Vikingetidens skattefund (Universitetets oldsaksamking skrifter, II, Oslo, 1929), pp. 182—198. О монетах см.: Hans Holst, «On the coins of the Hon-find», Minor Publications of the Norwegian Numismatic Society, no. 4 (1931); id., «Nye bidrag til belysning av Honfunnets mynter», NNÅ, 1951, pp. 17—27.

10. Skovmand, pp. 71—74.

11. Mårten Stenberger и Ole Klindt-Jensen, Vallhagar (Copenhagen, 1955), II. 1161.

12. Hans Holst, Minor Publications of the Norwegian Numismatic Society, no. 4 (1931), p. 17.

13. KHL, V, col. 567.

14. Hans Holst, «Roman and Byzantine Gold and Silver Coins found in Norway», Symbolae Osloenses, XIV (1935), pp. 115—118; id., «Uten- og innenlandske mynter I norske funn, nedlagt før år 1100», NNÅ, 1943, pp. 56—112.

15. См. с. 140—141.

16. Ulla S. Linder, NNÅ, 1938, p. 124.

17. Birka I, анализ в таблицах, pp. 490—529.

18. SG, II, no. 126.

19. SG, II, no. 590.

20. SG, II, no. 83.

21. SG, I. 24.

22. SG, I. 370.

23. Skovmand, p. 9 показывает, как выросло количество кладов, найденных в Дании, к 1940 г.

24. G. Hilding Rundqvist, NNÅ, 1946, pp. 36—77 и прим.

25. Серебряный лом — это серебро, раздробленное на куски, предположительно с целью получить определенный вес металла без внимания к его форме. См. краткое рассмотрение и ссылки в статье: Marten Stenberger, KHL, VI, col. 37—39.

26. Ulla S. Linder, «En uppländsk silverskatt från 800-talet», NNÅ, 1938, pp. 109—124.

27. См. с. 134—135.

28. См. с. 160—163.

29. G. Arwidsson, P. Berghaus, M. Dolley, B. Malmer и U.S. Linder Welin, «En vikingatida silverskatt från Gandarve i Alva på Gotland», Gotländiskt Arkiv, 1957, pp. 22—57.

30. P. Seaby, «The Sequence of Anglo-Saxon Coin Types, 1030—50», British Numismatic Journal, XXVIII (1955), pp. 111—146; R.H.M. Dolley, Some Reflections on Hilderbrand Type A of Æthelraed II (Antikvariskt Arkiv 9, 1958); R.H.M. Dolley и D.M. Metcalf, «The Reform of the Coinage under Eadgar», Anglo-Saxon Coins, ред. R.H.M. Dolley (London, 1961), pp. 136—168.

31. См. карты в: Anglo-Saxon Coins, ред. R.H.M. Dolley, pp. 150—151.

32. Ibid., pp. 157—158.

33. Ibid., p. 125.

34. P. Grierson, «Sterling», ibid., pp. 266—283.

35. См. с. 142 и прим. 29.

36. F. Liebermann, Die Gesetze der Angtesaxhsen II, II (Halle, 1912), pp. 344—345; F.E. Harmer, Anglo-Saxon Writs (Manchester, 1952), pp. 439—440, 513—514.

37. Commentationes de Nummis saeculorum IX—XI in Suecia Repertis, I (KVHAA Hadlingar, Antikv. Ser. 9, 1961), p. 176 прим.

38. R.H.M. Dolley, «The Continental Coins in the Halton Moor Find and other Norman Deniers found in the British Isles», Hamburger Beiträge zur Nummismatik, IV (1958—59), pp. 53—57.

39. См. с. 165—167.

40. V.M. Emeleus, «The Technique of Neutron Activation Analysis as applied to trace element determination im pottery and coins», Archaeometry, I (1958), pp. 6—15.

41. Весьма ценный обзор этого вопроса в кн.: N.L. Rasmusson, «An Introduction to the Viking-Age Hoards», Commentationes, I (см. выше, прим. 37), pp. 3—16.

42. P. Hauberg, Myntforhold og Udmyntninger I Danmark indtil 1146 (Copenhagen, 1900), pp. 15—16.

43. EHD, p. 176.

44. Kolbjørn Skaare, «Et Myntfunn fra Kaupang», UOÅ, 1958—1959, pp. 106—119; статья G. Geister, «Karolingiske monter fundne i Danmark», NNÅ, 1951, pp. 28—40, была переведена в его же кн.: Coins and History (1959), pp. 65—78.

45. См. с. 161—163.

46. Kolbjørn Skaare, UOÅ, 1958—1959, pp. 110—114.

47. Sture Bolin, Studier över Mynt och Mynt fynd I Östra och Norra Europa under Vikingatiden, pp. 83—92. Многие рассуждения, приводимые здесь, основаны на этой важной, но неопубликованной работе, и я очень признателен профессору Болину, предоставившему мне ее копию и позволившему ее цитировать. Профессор Болин опубликовал некоторые свои выводы в статье «Mohammed, Charlemagne and Ruric», Scandinavian Economic History Review, I (1953), pp. 5—39, которая представляет собой видоизмененный перевод статьи, впервые вышедшей в свет в Scandia, XII (1939), pp. 181—222. См. также: S. Bolin, «Gotlands Vikingatids-skatter ochVärldshandeln», Boken om Garland, I (Visby, 1945), pp. 125—137.

48. S. Bolin, Mynt och Myntfynd, p. 218, таб. 50.

49. SG, I. 254—255; II, табличный анализ.

50. SG, II, no. 295.

51. Skovmand, p. 15, 47—49, 77—79.

52. Ibid., pp. 22—23.

53. Ulla S. Linder, «Salemsfyndet«, Kulturhistoriska Studier, tillägnade Nits Åberg (Stockholm, 1938), pp. 166—180.

54. Skovmand, pp. 15—23.

55. A.W. Brøgger, «Et mynt fund fra Foldøen I Ryfylke, Norge, fra XI Aarhundrede», Anoh, 1910, pp. 239—282.

56. Skovmand, pp. 192—196.

57. Anglo-Saxon Coins, ред. R.H.M. Dolley, pp. 163—165.

58. Клады особенно часто встречаются в областях, которые одновременно богаты и уязвимы, поэтому зарытые сокровища Готланда не вызывают удивления.

59. Это основано на анализе кладов в SG, II. Ср. исследование профессор Стенбергера в SG, I. 248—249, 152—253 и комментарии U.S. Linder Welin в KHL, I, col. 184.

60. Skovmand, pp. 188—193. Д-р Расмуссон привлек внимание к тому, что готландские клады концентрируются вокруг середины XI века, Commentationes, I (см. выше, прим. 37), p. 7.

61. G. Hilding Rundqvist, «Två silverskatter från Vikingatiden I Småländsk jord», NNÅ, 1946, pp. 35—74.

62. N.L. Rasmusson и Hans Holst, KHL, I, col. 428—431.

63. U.S. Linder Welin, KHL, I, col. 184.

64. См. с. 120.

65. S. Bolin, Mynt och Myntfynd I Europa, pp. 218—219; id., Boken om Gotland, I. 132.

66. См. с. 91—92.

67. Mynt och Myntfynd, pp. 102—105.

68. U.S. Linder Welin, NNÅ, 1938, pp. 113—114, 124.

69. U.S. Linder Welin, KHL, I, col. 184—185.

70. Skovmand, p. 41.

71. Birka I. Это, разумеется, не означает, что обсуждаемые захоронения старше 890 г., ср. с. 176.

72. U.S. Linder Welin, KHL, I, col. 186.

73. Ibid., col. 186—187.

74. AA, XXVI (1955), p. 171 прим. и карта на р. 172.

75. SG, II, по. 83, 268, 280, 517, 525, 531.

76. Skovmand, pp. 111—113.

77. Kolbjørn Skaare, NMA, 1961, pp. 20—21.

78. U.S. Linder Welin, KHL, I, col. 186—187; S. Bolin, Mynt och Myntfynd i Europa, pp. 119—123; id., Boken om Gotland, I. 132.

79. S. Bolin, Mynt och Myntfynd i Europa, pp. 396—397; id., Studier over statsmakten och penningsväsendets grundprinci per i del romerska kejsarriket och den äldre madaltides tre kultursfärer (неопубликовано), pp. 300—314; id., Scandinavian Economic History Rewiew, I (1953), pp. 19—22; U.S. Linder Welin, KHL, I, col. 185—186.

80. См. с. 298—299.

81. Конечно, в эпоху викингов и на Руси, и в Скандинавии серебряные монеты переплавлялись на украшения. Суть здесь в том, что изменение, произошедшее в IX веке с русскими кладами, едва ли можно объяснить внезапным увеличением объема переплавки.

82. См. с. 265.

83. Профессор Болин заявил, что экспорт мусульманского серебра из России продолжался до 970 г., Mynt och Myntfynd i Europa, pp. 147—150, 479—480, и Boken от Gotland, I. 133.

84. Все одиннадцать кладов, обозначенных на карте в AA, XXVI (1955), p. 172, относятся к периоду 900—930 гг. Из всех британских кладов куфические монеты содержатся еще только в кладах из Кройдона, закопанных в 874—875 гг. и содержащих один дирхем Харун ал-Рашида и несколько фрагментов куфических монет, J.D.A. Thompson, Inventory of British Coin Hoards, A. D. 600—1500 (1956), no. III; и из Маккри, Ислэй, закопанных в 960—970 гг. с одним куфическим фрагментом, Proceedings of the Society of Antiquaries of Scotland, I (1851—54), pp. 74—81.

85. Mynt och Myntfynd i Europa, p. 247, 360—361, 472—478; Boken om Gotland, I. 132—133.

86. SG, II, no. 105; S. Bolin, Mynt och Myntfynd i Europa, p. 240.

87. Mynt och Myntfynd i Europa, pp. 478—480; Boken от Gotland, I. 133.

88. См. с. 161—163.

89. U.S. Linder Welin, KHL, I, кол. 189.

90. Это очень отчетливо прослеживается в воспроизведенной здесь таблице профессора Болина, с. 212.

91. См. с. 292.

92. U.S. Linder Welin, KHL, I, col. 189—190.

93. S. Bolin, Mynt och Myntfynd i Europa, pp. 493—496; U.S. Linder Welin, KHL, I, col. 189—190.

94. SG, I. 248—249; Skovmand, pp. 17—23.

95. P. Hauberg и J. Østrup, «Terslev-fundets Mønter», ANOH, 1914, pp. 63—75; ср. R.H.M. Dolley, NNÅ, 1957—58, p. 32, 37.

96. EHD, pp. 234—235.

97. См. с. 273—274.

98. KHL, II, кол. 428—431.

99. Полубрактиты представляют собой двусторонние монеты, настолько тонкие, что оттиск на каждой из сторон проглядывает на обороте. Лучшее введение в обширную литературу о них содержится в кн.: N.L. Rasmusson, «Birkamynt och Hedebymynt», KHL, I, col. 588—594.

100. По поводу скандинавских монет см. ред. Svend Aakjaer, Mønt (Nordisk Kultur, XXIX, 1936); Brita Malmer, «A Contribution to the Numismatic History of Norway during the Eleventh Century», Commentationes de Nummis, I (KHVAA Handlingar, Antikv. Ser. 9, 1961), pp. 223—376. См. обзор некоторых последних работ в кн.: Kolbjørn Skaare, «Vikingtidsnumismatikk», Nordisk Numismatisk unions Medlemsblad, 1961, pp. 189—197, и статьях различных авторов в KHL.