Территория: 385 186 км2
Население: 4 937 000 чел.
Язык: норвежский
на правах рекламы• Составление искового заявления в уфе смотрите здесь. |
6. НабегиМногие хронисты и прочие писатели христианского Запада единодушно изображают викингов бесчеловечными и безжалостными людьми, которые в своей жажде добычи и приключений убивали и разрушали с варварской жестокостью. Аббон в своей поэме об осаде Парижа скандинавами в 885—886 гг. описывает их как «диких зверей», передвигающихся «верхом и пешком через холмы и поля, леса, открытые равнины и деревни, убивающих младенцев, детей, юношей, стариков, отцов, сыновей и матерей... Они уничтожают, они грабят, они истребляют, они жгут, они опустошают, зловещая когорта, губительная фаланга, жестокое полчище»1. Это поэзия, но хронисты используют те же выражения. Согласно «Анналам Сен-Бертена» датские пираты напали на Руан, «неся повсюду ярость насилия, огня и меча, предали город, монахов и остальных людей избиению и плену. Они опустошили некоторые монастыри и другие места вблизи Сены, а прочие оставили объятыми ужасом и захватили много денег»2. Подобные пассажи обыкновенны для многих тогдашних повествований о жестокостях викингов. Их явные преувеличения не вызывают удивления, ибо авторы, как правило, были церковнослужителями, а от главных жертв викингов едва ли можно ожидать уравновешенного и беспристрастного взгляда на своих обидчиков. Нет оснований сомневаться в достоверности их рассказов о передвижениях викингов, но существуют веские причины подозревать, что они преувеличивают, когда сообщают о размере и разрушительной деятельности этих грабительских отрядов. Не говоря уж об естественной склонности извинять поражения и превозносить победы, преувеличивая силу и жестокость врага, у этих церковных деятелей был еще один повод изображать атаки скандинавов как сокрушительное бедствие. В их глазах эти набеги были Божьей карой за грехи поколения, которое с излишней готовностью отрекалось от своих обязательств по отношению к Его Церкви. Трудно ожидать, чтобы в своем стремлении подчеркнуть эту идею и призвать мирян к покаянию они стали бы приуменьшать суровость возмездия, ниспосланного Небом. К сожалению, мы не располагаем скандинавскими источниками того времени, чтобы сопоставить их с христианскими рассказами о деяниях викингов, а полное единодушие дошедших до нас жалоб, в пользу которых, по-видимому, говорят и прекрасно изложенные сказания средневековой Исландии, заглушает подозрение, что в результате картина получается односторонней. Современные писатели слишком охотно берут на веру подсчеты авторов того времени. Характерный тому пример — рассказ Кристофера Доусона о набегах IX века и их последствиях: «Экспедиции викингов были организованы с широким размахом, их основой был флот, насчитывавший сотни судов, и западные провинции империи, наряду с Англией, из года в год подвергались систематическому разграблению. В течение почти пятидесяти лет эти вторжения набирали силу — до тех пор, пока между Гамбургом и Бордо не осталось аббатства или города, который не был бы разорен, а крупные дороги страны, особенно в Нидерландах и северо-западной Франции, не опустели»3. Не все ученые столь категоричны, но существует общая тенденция доверять сведениям о размерах флота викингов, которые содержатся в источниках той эпохи. Так, Фрэнк Стентон, крупнейший специалист по раннему периоду истории Англии, принял утверждение «Англосаксонской хроники» о том, что в 851 г. Этельвульф нанес поражение войску, состоявшему из команд 350 кораблей4, а многие ученые, включая норвежского археолога Хакона Шетелига и французского историка Анри Ваке5, посчитали достойным доверия свидетельство Аббона, оценившего численность сил, осаждавших Париж в 885 г. в 40000 человек. Эта готовность верить сведениям о размерах скандинавских отрядов и произведенных ими опустошений, к сожалению, повлияла на интерпретацию и других источников, как лингвистических, так и археологических, и тем самым уменьшила их ценность в качестве независимого критерия правдивости письменных свидетельств. Скандинавские топонимы Области датского права (Денло) нередко используются как доказательство того, что ее население, состоявшее из многих тысяч датских воинов, было плотным и охватывало значительные территории, — в основном не потому, что сами топонимы подтверждают что-либо подобное6, а потому, что принято считать осевшие там «армии» многотысячными. Точно так же и археологические свидетельства слишком часто истолковываются в свете письменных источников, а предметы европейского происхождения, найденные в Скандинавии, обычно безоговорочно воспринимаются как трофеи. Когда данные археологии противоречат сведениям письменных источников, как в случае с западноевропейскими монетами IX века, столь редкими в Скандинавии7, основные усилия историков и археологов устремляются на то, чтобы как-то оправдать археологию, без того чтобы взглянуть на ее показания, как на желанную проверку исторических свидетельств. Более того, общепринятое мнение о колоссальной разрушительности этих набегов привело некоторых ученых к тому, что на викингов возложили ответственность за события с невыясненными причинами^ Например, отсутствие монастырей в Англии в начале X века понимается как следствие нападений викингов в IX веке8. Эта гипотеза нуждается в тщательном изучении, но до тех пор, пока не появятся более серьезные доказательства, чем простое совпадение во времени и уверенность в том, что викинги сметали все на своем пути, нельзя принимать подобное предположение за истину. Тем не менее это искушение очень велико, и многие перед ним не устояли. Общий итог жалоб современников, позднейших легенд, ошибок в трактовке лингвистических и археологических данных, беспочвенных предположений по поводу последствий набегов оказался таков, что в настоящее время представление о присущей викингам жестокости ни у кого не вызывает сомнений, а некоторыми воспринимается как настоящая аксиома. Глубоко укоренившееся убеждение в том, что викинги приходили большими армиями и оставляли после себя чуть ли не пустыню, серьезно затрудняет попытки установить истинную природу и масштаб опасности, которую они собой представляли. В этой главе мы попробуем рассмотреть свидетельства о размерах скандинавских отрядов, воевавших в Западной Европе, и причиненном ими ущербе с целью выяснить—насколько это возможно — масштаб и характер исходившей от викингов угрозы. Пока этого не будет сделано, у нас мало надежды правильно понять действия викингов или реакцию их жертв. Немаловажный вопрос о мотивах, двигавших нападавшими, будет рассмотрен в последней главе этой книги. Прежде всего необходимо поговорить о размере разбойничьих отрядов, и здесь мы встречаемся с проблемой перевода. «Англосаксонская хроника» использует термин here, чтобы отличить банды грабителей от английского fyrd’а. Обычно это слово, here, переводят как «армия» или «войско», но оба варианта вводят в заблуждение. Современные армии представляют собой идеальное орудие войны, насчитывая десятки, если не сотни тысяч людей, и когда мы употребляем слово «армия», нам трудно удержаться от таких ассоциаций. «Войско» также подразумевает множество людей. Несостоятельность подобных переводов несложно доказать при помощи отрывка из законов Инэ начала VII века, который сохранился в списке, сделанном в правление Альфреда: «До семи людей мы называем разбойниками, от семи до тридцати пяти — бандой, а сверх того — here»9. Это определение предположительно на двести лет старше набегов, но оно дает более надежный ключ к тому, что в IX веке понималось под словом here, чем современные слова «армия» или «войско». Если here могла состоять из трех дюжин человек, то едва ли стоит называть ее армией. Иногда в переводах here предстает как «датская армия», а когда хроника упоминает о micel here, это выражение иногда передается как «великая датская армия». Использование этой фразы для обозначения одной конкретной here неудачно. Да, хроника описывает участников нападения 865 г. как micel here, но в последующие годы та же самая группа людей именуется уже просто here. Micel (великая) here является не принятым в то время военным термином, который следует переводить как «великая датская армия», а знаком того, что, на взгляд автора, here, вторгнувшаяся в Англию в 865 г., была большой. Писатели того времени очень редко брали на себя труд оценить численность людей, принимавших участие в нападениях викингов. «Англосаксонская хроника» ни разу не сообщает о количестве участников набега, а источники на континенте делают это крайне редко. Время от времени сообщается о числе погибших в битве, но на размер скандинавских банд чаще всего указывает количество кораблей в их флоте. Цифры, приводимые хронистами, интересны, но, прежде чем начать их рассмотрение, необходимо напомнить, насколько ненадежны бывают численные данные хроник. Когда в период позднего средневековья появляется возможность сравнить сообщения летописцев с такими независимыми и надежными свидетельствами, как списки личного состава и документы о выплате жалованья солдатам, абсурдность некоторых преувеличений становится очевидной. Так, сообщается, что в войне 1340 г. английские силы насчитывали более 200000 человек, в то время как их не могло быть более 4000 тысяч — и то в лучшем случае10. Фруассар раздул численность трехтысячного войска, участвовавшего в 1366 г. в битве при Нахере, до 27000 тяжеловооруженных всадников и более 40000 пехотинцев11. Не все преувеличения могут похвастаться таким размахом; некоторые сводятся к простому удвоению реальных цифр, а кое-какие даже еще менее оригинальны; но, не имея независимых данных, сложно, если вообще возможно, узнать, насколько значительно то или иное из них. Мы не располагаем каким-то единым коэффициентом, на который можно было бы разделить цифры, которые приводят хронисты, с тем, чтобы восстановить истину. И поскольку у нас нет оснований полагать, что хронисты эпохи викингов сколько-нибудь достойнее доверия, чем их коллеги периода Столетней войны, все цифры, о которых говорят современники событий, идет ли речь о размере армии, числе убитых в битве или количестве кораблей во флоте, требуют крайне осторожного подхода. В «Англосаксонской хронике» иногда указано количество судов в нескольких скандинавских флотах, посещавших Англию до конца IX века. Эти сведения заслуживают пристального внимания: 789 г. — 3 скандинавских корабля в Дорсете. 836 г. — 35 кораблей; в некоторых версиях 25. 840 г. — 33 корабля; в одной версии 34. 843 г. — 35 кораблей. 851 г. — 350 кораблей; 9 из них захвачены в том же году. 875 г. — Альфред сражается с 7 кораблями и захватывает 1. 877 г. — 120 кораблей погибают в шторме (или в тумане) в Сванадже. 878 г. — 23 корабля. 882 г. — Альфред сражается с 4 кораблями; два захвачены, два сдались. 885 г. — Флот Альфреда разбил и захватил 16 кораблей, но затем потерпел поражение от «крупной морской силы». 892 г. — Here переправляется из Булони «за один переход, с лошадями и всем» на 200, 250 или 350 кораблях, согласно разным версиям этой летописной статьи. 892 г. — Приход Хастинга с 80 кораблями. 893 г. — Датчане из Нортумбрии и Восточной Англии собирают «около сотни кораблей и отправляются на юг вдоль побережья». Одна версия добавляет «и около 40 поплыло на север вдоль побережья». 896 г. — 6 кораблей. 896 г. — 20 кораблей погибает у южного побережья. Первое из этих упоминаний относится к одной из самых ранних высадок викингов. Возможно, что это сообщение соответствует действительности, как и записи за 836 и 840 гг., принадлежащие к тому разделу хроники, который, по всей вероятности, базировался на более старой летописи12. Текст под 843 г., вероятно, дублирует запись за 836 г., а флот, упоминаемый под 851 г., крупнейший, о каком когда-либо сообщала «Англосаксонская хроника», относится к разделу, написанному примерно сорок лет спустя, и указанное количество судов, 350 кораблей, едва ли правдоподобно13. Это число выглядит подозрительно, как результат десятикратного приумножения самого большого из упоминавшихся ранее флотов; в любом случае к нему стоит относиться так, как будто оно просто означает «много кораблей». Обо всех остальных флотах IX века речь идет в той части хроники, которую можно считать «современной». Они естественным образом разделяются на две группы: шесть маленьких, включавших от четырех до двадцати трех судов, и четыре больших, в которых кораблей было более восьмидесяти. Размер мелких флотилий оценен правильно, и в большинстве случаев приводятся дополнительные подробности, вызывающие доверие. Видимо, битва 896 г. описана по рассказу очевидца, а все детали, упоминаемые в связи с флотами 875, 882 и 885 гг. говорят о том, что, возможно, основой для сообщений о них послужили вполне правдивые сведения. Контраст между этими небольшими флотилиями и более крупными разителен. Если не считать тех сорока кораблей, которые, согласно «Хронике Паркера», поплыли на север вокруг острова в 893 г., все они состояли более чем из 80 судов, и указываемое число каждый раз оказывается круглым, в то время как количество кораблей в мелких флотилиях дается точно. Самая большая эскадра, отчалившая из Булони в 892 г., оценивается по-разному, в 200, 250 и 350 судов, и хотя цифрой 350 из «Анналов Сент-Неотса» мы вправе пренебречь, есть веские основания предпочесть число 250 из «Хроники Паркера» тем двум сотням кораблей, о которых говорят прочие версии. В любом случае, эти цифры можно рассматривать только как попытку хрониста поведать о флоте большого размера. К ним нельзя относиться как к точным подсчетам. Таким образом, судя по сведениям «Англосаксонской хроники», наряду с тем, что викинги часто нападали силами мелких флотилий, вроде того флота из шести кораблей, который в 896 г. нанес столь большой ущерб территории вдоль южного побережья между островом Уайт и Девонширом, иногда они собирали и крупные флоты. К сожалению, сведения хроники об их размере нельзя считать такими же точными, как те цифры, которые она приводит в отношении более мелких. Эти флоты, крупные и мелкие, скорее всего, состояли из разных кораблей. Аббон признался, что, называя число в 700 кораблей, принимавших участие в осаде Парижа, он не учитывал мелких судов, и, хотя эта цифра смехотворна, его оговорка обращает внимание на уже рассматривавшийся выше факт, что наряду с большими судами использовались и маленькие14. Не лишним так же будет повторить, что по своему размеру, по крайней мере в IX—X веках, корабли, скорее всего, никогда не были большего размера, чем судно из Гокстада с тридцатью двумя веслами, и, видимо, даже в XI столетии более крупные корабли постоянно использовались лишь в скандинавских водах15. Присутствие таких мелких кораблей в викингских флотилиях лишь увеличивало его численность, но количество находившихся на них бойцов от этого не слишком-то возрастало. Вообще не совсем понятно, сколько человек вмещало в себя судно викингов. Предполагается, что на крупнейшем из них могло находиться до ста человек, но в пользу этого свидетельствует немногое. В средневековой Норвегии корабли иногда укомплектовывались пятью воинами на каждое весло, но есть большая разница между сражением в родных водах и путешествием за море, чтобы вести войну вдали от дома. Действительно, не похоже, чтобы на корабле, вроде найденного в Гокстаде, когда-либо отправлялось в военный поход более тридцати двух человек16. Очевидно, что именно об этом говорит комплект его щитов. К тому же в своем рассказе о битве 896 г. «Англосаксонская хроника» подтверждает тот факт, что максимальное количество воинов на скандинавских кораблях IX века было именно такого порядка17. В том году девять кораблей Альфреда дало бой шести неприятельским. Наверно, это была мелкая стычка, но кажется, что в распоряжении хрониста был рассказ очевидца, и он подробно описывает это событие. В бою были убиты команды двух скандинавских кораблей, а с третьего в живых осталось лишь пять человек. Команды остальных трех кораблей бились на берегу до тех пор, пока прилив не помог им уплыть. Сообщается, что убитых датчан было 120, то есть эта цифра должна означать команды двух кораблей, команду третьего судна, не считая пятерых человек, и неизвестное количество погибших в бою на суше. Если принять 120 как число убитых датчан, хотя оно подозрительно напоминает удвоенное количество погибших с английской стороны — шестьдесят два, получается, что команда каждого из судов едва ли могла насчитывать более тридцати человек. Если на кораблях перевозили и лошадей, как это было в 892 г., то понятно, что количество людей на каждом судне должно было сильно уменьшиться. Ковер из Байе был вышит вскоре после нормандского завоевания Англии, и на нем имеются сцены переправы флота Вильгельма через Ла-Манш, на которых видно, что максимальное количество лошадей на корабле равно десяти. Ковер этот славится достоверностью своих изображений, но, конечно, именно такие детали, как эта, заслуживают наименьшего доверия. Тем не менее его свидетельство очень хорошо согласуется с кажущимся правдоподобным рассказом о погрузке на корабли конных воинов в XII веке. Согласно Вильяму Мальмсберийскому, современнику этих событий, питавшему к ним горячий интерес, в 1142 г. Роберт, граф Глостер, завербовал примерно 300—400 всадников и погрузил их на пятьдесят два корабля для отправки в Англию18. Вильям Мальмсберийский известен как добросовестный писатель, и необычная точность деталей в этом отрывке вызывает доверие к приводимым им цифрам и указывает на то, что, как правило, на каждое судно приходилось по семь или восемь всадников. Если micel here, переправившаяся из Булони в 892 г., состояла только из воинов и их вооружения, включавшего лошадей, то в свете свидетельства Вильяма Мальмсберийского 200 кораблей, о которых сообщает «Англосаксонская хроника», несли на себе от 1200 до 1500 человек или даже больше, если мы отдаем предпочтение цифре в 250 судов из «Хроники Паркера». Если же допустить не только возможность того, что хронист преувеличивал, но и тот факт, что этот флот транспортировал также женщин и детей, появится вероятность того, что micel here, крупнейшая армия, о которой когда-либо сообщали английские источники IX века, не достигала и тысячи человек. Ничто в источниках IX века не подразумевает того, что «полчища» викингов бывали значительнее этого числа, и, скорее всего, большинство разбойничьих отрядов, если не все, состояло из трех-четырех сотен человек. К этой цифре нас подводит и единственный подробный рассказ о битве с викингами, содержащийся у Гинкмара в «Анналах Сен-Бертена». В сентябре 866 г. отряд из 400 норманнов и бретонцев с Луары подошел к Ле-Ману и опустошил его19. На обратном пути они столкнулись с Робертом Сильным, маркграфом Нейстрии, Рамнульфом, графом Пуату, Жоффруа и Геривеем, графами Мэна, в месте, называемом Бриссарт. В последовавшей битве Роберт погиб, Рамнульф и Геривей были ранены, первый смертельно, и франкская армия была разбита. Гинкмар питал отвращение к Роберту и Рамнульфу, покусившимся на благосостояние Церкви, и расценивал их поражение как Божью кару. Возможно, он даже преувеличил боеспособность франкских сил, но маловероятно, чтобы он значительно приуменьшил численность норманнов. Тот факт, что отряд из 400 человек был в состоянии опустошить Ле-Ман, а затем победить воинство под командованием представителей высшей знати Западной Франкии наводит на мысль о том, что, несмотря на все преувеличения летописей, истинные размеры «армий» и «войск» викингов, воевавших в Франкской империи и Англии, были одного и того же порядка. Однако некоторые ученые, в частности Фердинанд Лот и Фрэнк Стентон, заявляют, что эти армии IX века должны были насчитывать тысячи воинов, и Лот предполагает, что иногда они могли достигать примерно 5000 человек20. Чтобы отклонить подобную цифру, существует немало оснований помимо тех, о которых уже говорилось. Прежде всего невозможно представить себе, как можно было содержать войско такого размера в течение хотя бы одной зимы, не говоря уж о десяти. Даже сам Фрэнк Стентон назвал важным достижением Вильгельма Завоевателя тот факт, что ему удавалось поддерживать существование своей армии в течение нескольких недель21. Стентон полагает, что эта рать, набранная для вторжения в Англию, состояла примерно из 5000 человек, многие из которых были безземельными рыцарями, «присоединившимися к Вильгельму ради жалованья, ибо слышали о его щедрости. Большинству полководцев того времени содержание такой армии в течение недель бездействия на территории Нормандии было бы не по плечу...». Однако каждый раз срок существования «армий» викингов измерялся годами. Достижение Вильгельма действительно примечательно, но если бы полчища викингов в IX веке были такими же большими, как у Вильгельма, то можно было бы сказать, что их командиры, удерживавшие свои отряды от распада иногда более десяти лет, совершили поистине небывалый подвиг. Не говоря уж о проблемах контроля и дисциплины, приходилось преодолевать множество трудностей, связанных с питанием и экипировкой столь большого количества людей. Долгое существование и периодические стремительные перемещения скандинавских отрядов в IX и начале X веков были бы невозможны, если бы в каждом из них насчитывалось более чем несколько сот человек. Успехи викингов объяснялись в основном неожиданностью и исключительной мобильностью, а потеряв инициативу, они позволяли надолго запереть себя на каком-нибудь острове и до странности неохотно вступали в бой. Не удивительно ли это, если полагать, что их были тысячи? То немногое, что известно о военных лагерях викингов, подтверждает мысль о том, что их отряды были небольшими. На первых порах базы викингов в Англии, как и везде, располагались на островах вроде Шеппэй и Танета в эстуарии Темзы, но грабители, прибывшие в 865 г., зимовали в таких местах, как Йорк, Ноттингем, Тетфорд, Рептон, Сиренчестер и Уорхэм. Нигде ничего не говорится о том, укрепляли ли они эти города, и возможно, что некоторые из них уже и так были обнесены стенами. В 885 г. хроника упоминает о крупной крепости викингов вблизи Рочестера, но она скоро была заброшена, и основная фортификационная деятельность чужеземцев берет свое начало только в 892 г. За четыре года после своего прибытия в Англию в 892 г. викинги построили несколько укрепленных пунктов. Первые находились в Милтон Регис, около Ситтинборна, в Кенте и в Эплдоре на кромке болот между Раем и Эшфордом. От них ничего не сохранилось. В следующем году они выстроили форты в Бенфлите и Шубери на побережье Эссекса и в Баттингтоне на реке Северн. В Бенфлите и Баттингтоне не уцелело ничего, но в Шубери остались следы большого земляного вала длиной около 500 ярдов с северо-востока на юго-запад22. Его так точно не идентифицировали, и заявления вроде того, что «поскольку следов других земляных валов не найдено, можно допустить, что эти фрагменты, сохранившиеся на побережье, были сооружены Хастингом», становятся менее убедительными, если вспомнить о полном отсутствии аналогичных земляных построек в других местах, где, по утверждению хроники, датчане возводили свои укрепления. Но, несмотря на это, вал в Шубери вполне может быть частью лагеря, построенного в 893 г. Кое-что было размыто морем, но его размер напоминает об английских крепостях того же времени, построенных для защиты от захватчиков. Если подобный лагерь был рассчитан на то, чтобы укрывать женщин, корабли и имущество викингов во время их военных операций, а между кампаниями, безусловно, и самих мужчин вместе с лошадьми, то его размеры не вызывают удивления. В 894 г. викинги построили две другие крепости, одну у реки Ли, примерно в 20 милях выше Лондона, а другую в Бриджнорте на Северне, но ни от одной из них не сохранилось и следа. До появления современных технологий разрушить древние валы и рвы было не так уж просто, и тот факт, что крепости викингов трудно распознать, говорит о том, что они были не слишком внушительными. Кроме Шубери существует еще один земляной вал, отождествляемый с оборонительными сооружениями викингов, упоминающимися в хронике. В 917 г. отряд викингов (here) «прибыл из Хантингдона и Восточной Англии и построил себе крепость в Темпсфорде, и разместился в ней, построил другую крепость в Хантингдоне, думая, что из Темпсфорда они больше земель смогут наводнить своими раздорами и злобой». В Темпсфорде находится земляная постройка, называемая замком Ганнока. Это небольшое квадратное сооружение с валом, высота которого в настоящее время равняется 11 или 12 футам над уровнем дна внешнего рва23. В одном углу располагается небольшой курган, округлый в основании, в области вершины достигающий примерно 20 футов в поперечнике, а размер огороженной территории по внутренней стороне валов равен примерно 120 на 84 фута. Сирил Фокс заявил, что поскольку эта крепость в состоянии укрыть лишь около 270 человек, и то на каждый ярд вала их пришлось бы по двое, «она, конечно, не могла бы разместить огромную армию из Хантингдона и Восточной Англии, о которой говорится в хронике». Разумеется, у нас нет оснований полагать, что here, упоминаемая хроникой, была намного крупнее этого, и определенно здесь не имеется в виду micel here. Каков бы ни был ее размер, в том же году викинги потерпели поражение от жителей Бедфорда. Вполне возможно, что Сирил Фокс прав, утверждая, что крепость такого типа a priori не могла быть построена датчанами, но ее размер, конечно, не может служить возражением. Если, как предполагает Сирил Фокс, замок Ганнока является постройкой XI—XII века, проблема местонахождения укреплений 917 г. остается нерешенной. Часто пришельцы предпочитали, если была такая возможность, искать защиту не за крепостными стенами, а на островах, где им было удобно вытащить на берег свои ладьи. В 893 г. лагерь в Бенфлите стал уязвимым для нападений, и, возможно, по этой причине в 894 г. викинги, по словам хроники, сделали своей базой «остров под названием Мерси, находящийся в море». Остров Мерси велик и не дает никаких подсказок по поводу размера этой базы, но, по крайней мере, один из островов, где в IX веке укрывались скандинавские пираты, был очень небольшим. В 893 г. отряд викингов (here), находившийся в Эплдоре, вышел оттуда и грабил восточную округу Уэссекса, пока его не осадили в Фарнхэме. Согласно хронике, датчане бежали, бросив свою добычу, и, переправившись через Темзу, нашли убежище на острове в реке Колн. Этельвирд передал название этого острова, или, скорее, островка, как Thornige, и сэр Фрэнк Стентон отождествил его с островом Торни около Ивера на границе Бэкингемшира и Мидлсекса24. Он имеет ромбовидную форму, а его размеры по осям составляют 300 на 100 футов. На этом-то маленьком острове и была осаждена micel here, которая высадилась в устье Лимна в 892 г., построила ныне утраченную крепость в Эплдоре и размещалась там. Однако едва ли этот островок мог в течение месяца или двух служить удобным убежищем для пятитысячной армии вместе с лошадьми. Сведения о размере армий викингов в ходе второго этапа нападений в конце X века не надежнее, чем в IX столетии. Соблазнительно объяснить неудачу английского сопротивления, допустив, что силы, возглавляемые Олафом Трюггвасоном, Свеном и его сыном Кнутом, были крупнее армий Гутрума и Хастинга, но такое предположение едва ли можно доказать с помощью имеющихся свидетельств. «Англосаксонская хроника», в данном случае представляющая собой рассказ современника событий, указывает размер лишь одного флота этого этапа походов на Англию — это девяносто четыре корабля, приплывшие в 994 г. под командованием Олафа и Свена. Если принять эту цифру, то этот флот был меньше, чем те, которые, по сообщению хроники, прибывали в IX веке. Флоты, упоминаемые уже после датского завоевания Англии, были еще малочисленнее: например, в 1028 г. из Англии в Норвегию отправилось всего пятьдесят судов. Конечно, если бы средний размер корабля значительно увеличился, такие флоты смогли бы перевозить гораздо больше людей, но мы уже рассматривали причины, заставляющие сомневаться в том, что для своих набегов викинги когда-либо использовали корабли крупнее найденного в Гокстаде. Нет сомнения в том, что корабли, охранявшие морские границы Англии, были раза в два больше, имея примерно по шестьдесят весел, и не исключено, что в относительно безопасных водах Скандинавии также могли использоваться суда такого размера. Возможно даже, что при хорошей погоде такие большие корабли смогли бы добраться из Дании в Англию, но едва ли Олаф и Свен в своих английских экспедициях сделали бы ставку на суда, плавание на которых не было сопряжено с риском лишь в хорошую погоду. Четыре земляные постройки, обнаруженные в Дании, были провозглашены археологическим доказательством того тезиса, что армии времен правления Этельреда* были очень большими. Это заявление важно со всех точек зрения и заслуживает подробного рассмотрения. В двух словах, речь идет о том, что они были сооружены датскими королями в разных частях страны, чтобы служить зимними казармами или тренировочными лагерями для армий, нападавших на Англию. Поскольку в стенах этих лагерей могло разместиться около 6000 воинов, получается, что армии эти были по-настоящему внушительными.
Эти крепостные сооружения расположены в разных концах Дании25. Самое большое из них — это Аггерсборг на берегу Лимфьорда на севере Ютландии; немного к югу располагается еще один лагерь под названием Фюркат; третий, Ноннебаккен, находился на месте Оденсе на острове Фюн, а четвертый, Треллеборг, — на острове Зеландия недалеко от Большого Бельта, отделяющего его от Фюна. Все они были раскопаны, по крайней мере частично, и на рис. 6 приведены для сравнения планы трех из них. Сходство очевидно. Все сооружения обнесены круглыми земляными валами с четырьмя проемами на равных расстояниях друг от друга, через которые проходило по две дороги. Они различаются по размеру, в Фюркате внутренний диаметр стены составляет 131 ярд (120 м), в Треллеборге — 148 ярдов (136 м), а в Аггерсборге — 240 метров. Земляные валы также были разными по размеру; в Треллеборге стены достигали 59 футов (17,6 м) в толщину, а в Фюркате — только 40 футов (12 м). Раскопки показали, что вал Фюрката, высота которого, по-видимому, достигала примерно 10 футов (3 м), первоначально представлял собой сложную деревянную конструкцию, укрепленную землей или дерном. Внутри кольцевых стен под прямым углом пересекались дороги, которые в Фюркате и Треллеборге были вымощены деревом и делили внутренность лагеря на четыре равных участка. В каждом из них находилось несколько крупных зданий, расположенных группами по четыре. Все эти здания были устроены одинаково, пространство в центре каждого из них отделялось от двух комнат меньшего размера в концах дома, но имелись и некоторые отличия в конструкции. Деревянные стены домов в Треллеборге были сделаны из досок, расположенных вертикально, а в Фюркате здания имели деревянный каркас, длинные изогнутые стороны были плетеными и покрытыми штукатуркой, а торцы были сделаны из горизонтальных досок. Крыша, похоже, опиралась на стены, внешний ряд столбов и мощные подпорки внутри здания. Дома немного отличались по размеру. В Фюркате они в длину достигали 31 ярда (28, 5 м), а в самом широком месте — 8 ярдов (7,5 м). В Треллеборге здания внутри кольцевой крепостной стены были длиннее примерно на метр, а в Аггерсборге — даже еще более вытянутые, 38 ярдов (34,5 м). В Фюркате сохранились следы слабого и незаконченного рва, а Треллеборг был защищен гораздо лучше. На обращенной к земле стороне полуострова, на котором располагался этот лагерь, сразу за кольцевым валом, находится ров правильных пропорций, а пятнадцать более мелких домов, стоявших радиально вне внутренней стены, были защищены еще одним валом и рвом. В прямоугольном выступе этого внешнего рва в Треллеборге размещалось кладбище, где нашли могилы примерно 150 человек. Все это были скудные захоронения, скелеты сохранились плохо, поэтому во многих случаях пол покойников определить трудно, следовательно, отсутствует почва для нередко высказываемого утверждения о том, что там было похоронено мало женщин. Пол установили лишь у сорока из восьмидесяти семи скелетов, которые удалось изучить, и женщинам принадлежали девять из них26. Преобладание мужчин отчасти объясняется хорошей сохранностью двух больших братских могил, в которых находилось пятнадцать мужских скелетов. Поскольку пол удается установить так редко, делать обобщения на этой основе по меньшей мере неосторожно. Определить возраст похороненных там людей оказалось не так трудно — шестьдесят из восьмидесяти семи были моложе сорока лет, но не стоит забывать и о том, что почти каждый третий был старше этого возраста. Тот факт, что удалось распознать только одного ребенка моложе шести лет, был воспринят как доказательство необычности этого поселения. На кладбище Фюрката, к которому из лагеря вела дорога с деревянной мостовой, пока раскопаны двадцать три могилы, но, в отличие от захоронений Треллеборга, некоторые из них богато убраны. Внутри лагеря Фюрката следов жизнедеятельности людей немного. В нем найдены отдельные фрагменты глиняной посуды и костей, не особенно много там и мусора, который обычно встречается в местах обитания людей. В Треллеборге, напротив, признаков присутствия людей гораздо больше.
Самая примечательная особенность этих лагерей заключается в том, что их планировка отличается большой точностью, причем во всех этих случаях строители использовали общую единицу измерения — римский фут в одиннадцать с половиной дюймов (29,3 см). Если пользоваться этой мерой длины, длина домов в Фюркате составляла 96 футов, в Треллеборге внутренние строения достигали 100, а в Аггерсборге — 110 футов. Точность планировки можно доказать с разных точек зрения, включая тот факт, что внутренний диаметр круглого вала в Треллеборге точно совпадает (234 римских фута) с расстоянием от центра круга до ближайших торцов внешних строений. Должно быть, строители обладали чрезвычайно высоко развитыми землемерными технологиями, которые, видимо, принадлежат к миру Рима, а не Темных веков. Сходство этих лагерей предполагает, что все они были построены в одно и то же время и с одинаковой целью. Обнаруженные там предметы указывают на период примерно с 950 по 1050 г., но, как и со всеми археологическими материалами, уточнения этой датировки ожидать не следует. Такое впечатление, что эти лагеря были предназначены как для жизни внутри них, так и для защиты от неприятеля, и вполне возможно, что они служили казармами. По свидетельству рунических камней в некоторых частях Скандинавии, в конце X—XI веках датские короли использовали наемников из отдаленных районов, и нельзя исключить, что лагеря такого рода обеспечивали проживание воинов до начала военных кампаний. Единственная проблема состоит в том, что на их территории нашли относительно мало оружия. Действительно, Треллеборг — это единственное место, где было много находок на территории как лагеря, так и кладбища, но из оружия там откопали только семь топоров, два наконечника копий, шестьдесят шесть наконечников стрел и фрагменты, по крайней мере, двух щитов. Бросается в глаза отсутствие мечей. Тем не менее гипотезу о том, что эти лагеря служили казармами, можно принять до дальнейшей проверки. В них, безусловно, могло разместиться большое количество людей. Подсчитано, что в каждом из домов Фюрката могло спать примерно пятьдесят человек, а это означает, что во всем лагере могло жить в общей сложности около 800 воинов. Примерное количество людей, которые могли бы поместиться в Треллеборге, еще больше — порядка 1200, а в Аггерсборге оно по-настоящему велико — возможно, до 3000 человек. Мы вправе усомниться в том, находилось ли когда-нибудь в этих лагерях столько людей одновременно, но даже если количество их обитателей было в четыре раза меньше того, на которое они, видимо, рассчитывались, все равно эти цифры очень значительны для того времени, и вполне возможно, что воспоминание об этих лагерях легло в основу «Саги о Йомсвикингах» (XIII век), повествующей о воинском братстве, которое жило в крепости, подчиняясь очень строгой дисциплине. Принято считать, что эти лагеря были созданы для подготовки нападений на Англию, но для этого нет веских археологических оснований27. Находки могут указывать лишь на то, что лагеря были населены в течение некоторого времени между 950 и 1050 гг. Скорее всего, на их основе нельзя доказать, что лагеря построили раньше конца X века. Найденный в Треллеборге в отверстии от столба неизвестного назначения полубрактит второй половины X века из Хедебю, является не слишком-то убедительным свидетельством в пользу достаточно ранней нижней границы заселения этого пункта. Обнаруженные там к настоящему времени предметы ни в коей мере не противоречат тому, чтобы датировать эти лагеря XI веком. Мнение о том, что их возраст старше, строится на ошибочном представлении о возможности точно датировать их с помощью найденного там материала, и можно заподозрить, что могучей движущей силой здесь служит стремление связать эти археологические находки с тем, что известно из исторических источников. На самом деле привязка этих лагерей к нападениям на Англию является хорошим примером бездоказательной ассоциации, о которой уже упоминалось в общих рассуждениях об археологических данных28. Лагеря эти могли быть современны Этельреду, но с таким же успехом они могли принадлежать к временам Кнута. До тех пор пока последнюю возможность полностью исключить нельзя, лучше не считать эти лагеря свидетельством о размере или способе организации армий, нападавших на Англию. В действительности есть веские основания думать, что эти лагеря были сооружены уже после завоевания Англии Кнутом, а не до того. Прежде всего нет причин считать, что у правителей X века было больше возможностей для их строительства, чем у их преемников в XI веке. Если такие лагеря мог соорудить Свен Вилобородый, то мог это сделать и его сын Кнут. И правда, Кнут мог черпать средства из богатств Англии, а о его сыне Хартакнуте «Англосаксонская хроника» ясно говорит, что он без колебаний прибег к ним, чтобы заплатить своим воинам. Если бы эти лагеря были построены в X веке и использовались для временного размещения армий, атаковавших Англию в правление Этельреда, то едва ли они в итоге остались бы потом без употребления. Завоевание Англии не принесло Скандинавии мира, не означало оно и прекращения попыток датчан вторгнуться в Англию. Маловероятно, чтобы Кнут и его преемники отказались от таких вспомогательных средств, если бы те хорошо себя зарекомендовали. Таким образом, в XI веке, возможно, до момента убийства Кнута** в 1086 г., когда он готовил вторжение в Англию, к которому норманны, по-видимому, относились очень серьезно, потребность в таких лагерях едва ли могла уменьшиться. Однако одна из примечательных особенностей этих лагерей состоит в том, что дома не несут на себе никаких следов починки или перестройки, но трудно поверить, чтобы им не потребовался серьезный ремонт, если бы они простояли шестьдесят или семьдесят лет. Разумно предположить, что дома, построенные в этих лагерях, могли прослужить двадцать или тридцать лет, не нуждаясь в особой заботе, но если лагеря использовались, хотя бы и с перебоями, в течение более длительного срока, неизбежно должна была возникнуть нужда в каких-то восстановительных работах. Отсутствие следов таких работ должно означать, что в действительности эти лагеря просуществовали лишь около тридцати лет, а это в свою очередь предполагает, что либо они перестали быть полезными, и в этом случае уделяемое им внимание достойно лучшего применения, либо они были построены уже после завоевания Англии. Один из главных вопросов в связи с этими лагерями заключается в том, где скандинавы могли научиться совершенным и точным землемерным методам, использованным при их строительстве. Существует множество спекуляций по этой теме, но удовлетворительного ответа так и не было предложено; однако применение римского фута указывает на Средиземноморье, и некоторые ученые даже рассматривают возможность византийского влияния. Имеются некоторые сведения о контактах между Скандинавией и Византийской империей в конце X века, и похоже, что в XI веке эти связи стали еще крепче. Именно в это время скандинавы служили в варяжской гвардии, и как раз в середине XI века облик датских монет свидетельствует о византийском влиянии. Конечно, сами рассуждения об источнике этих землемерных методов ничего не доказывают, кроме разве что мастерства ученых, но в этих поисках не стоит забывать о том, что, став английским королем, Кнут побывал в Италии. Когда бы ни были построены лагеря, с Англией их связывало очень немногое. Их расположение наводит на мысль, что они равным образом могли служить для войн как с Англией, так и с Норвегией, и в этой связи стоит подчеркнуть, что нападению именно на последнюю страну посвящена «Jomsvikinga Saga» («Сага о Йомсвикингах»). Единственным лагерем, много давшим с точки зрения находок, оказался Треллеборг, но там не было обнаружено ничего, что подтвердило бы его связь с Англией. Раскопанные там вещи обычно принадлежат к типам предметов, использовавшихся на берегах Балтийского моря и в восточной Скандинавии. Если люди, населявшие эти лагеря, когда-то действительно разбогатели в Англии, то отсутствие там английских монет чрезвычайно странно. Короче говоря, с нападениями на Англию эти лагеря ничто не связывает, и нет доказательств даже того, что они вообще существовали в то время, когда англичане избрали Кнута своим королем. Поэтому бессмысленно изучать эти лагеря, чтобы получить сведения о размере армий, сражавшихся на Западе в правление Свена Вилобородого. Это не означает, что викинги, атаковавшие Англию во времена Этельреда, не были хорошо организованной силой. Они располагали многолетним опытом пиратства и войн в Балтийском море, где в X веке было чем поживиться. При желании пограбить в Англии скандинавскому военачальнику не составляло труда набрать в свой отряд боеспособных и опытных воинов, которые бы хорошо себя зарекомендовали, но, скорее всего, эти вожди не стремились сколачивать отряды крупнее, чем самое большее в несколько сот человек. Только в таких относительно мелких группах викинги сохраняли свои главные преимущества — подвижность и внезапность. Чем больше число участников набега, тем меньше доля каждого из них, а для того, чтобы достичь тех результатов, на которые сетуют их современники, нужды в многотысячных армиях, безусловно, не было. Все это и даже больше того было вполне по плечу отрядам из нескольких сотен человек, конных, хорошо вооруженных и настроенных решительно. Даже если сделать необходимые скидки на преувеличения, встречающиеся у современников, нет сомнения, что в IX и XI веках викинги нанесли серьезный ущерб. Безусловно, они грабили, ломали и уничтожали церкви, разоряли города и убивали множество людей. Особенно пострадали именно церкви, не потому, что нападавшие ненавидели христианство, а лишь по той причине, что в монастырях и церквах Западной Европы они нашли столь желанную для себя и часто легкодоступную добычу, причем в значительном количестве. Иногда они соглашались не причинять вреда церкви, по крайней мере на какое-то время, в обмен на то, что мы сегодня назвали бы «платой за спокойствие», но если никакого выкупа не предлагалось, они брали его сами. Иногда, чтобы избежать их посещений, целые монастырские общины снимались с насиженных мест и пускались в бегство, захватив с собой святыни и сокровища. Многие возвращались, когда опасность ослабевала, но некоторые переселения оказывались окончательными. Наибольшую известность получило перемещение монастыря Сен-Филибер, монахи которого, покинув свой остров Нуармутье, где стало небезопасно, в конце концов обрели пристанище в бургундском городе Турню29. Разбойники, безусловно, вызывали ужас, и возможно, некоторые люди не без причины взывали к Богу: «И от ярости скандинавов избави нас, Господи»30.
Очень сложно высчитать, насколько велик был фактический ущерб. Можно подозревать, что там, где современники сообщали об уничтожении и полном разрушении, на деле ущерб был небольшим и легко восстановимым. Эрментарий, написавший о чудесах и перенесении мощей св. Филиберта, не только оставил бесценное повествование о скитаниях своей общины, но также в ярких красках изобразил тот ужас и опустошения, которые сделали бегство монахов необходимым. Его описание продолжительных скитаний общины не вызывает вопросов, чего нельзя сказать об его же заявлении, что викинги взяли и уничтожили города Анжер, Тур и Орлеан. Как и монастыри, города, безусловно, притягивали викингов, будучи потенциальным источником добычи, к тому же они нередко бывали плохо защищены, но похоже, что грабеж интересовал викингов больше, чем разрушение ради самого разрушения. Особенно уязвимым для набегов викингов был Дорестад, торговый центр Фрисландии. «Анналы Сен-Бертена» описывают целый ряд нападений на него: в 834 г. он был ограблен, в 835 г. — опустошен, в 836 г. он обезлюдел, а в 837 г. жители этого опустошенного и безлюдного города уплатили дань. Согласно тем же «Анналам», он еще трижды подвергался атакам до 863 г., когда был разрушен окончательно — но не викингами, а водами Рейна, который изменил свое русло и затопил город. Вполне возможно, что восстановить его помешала угроза со стороны викингов, но ведь погиб-то он все же не от их рук, а это совсем иное дело. Будучи невыгодно расположен с военной точки зрения, Дорестад долгие годы страдал от набегов викингов, но выстоял, и тот факт, что в течение всего IX века франкские монетные дворы продолжали действовать без видимых перебоев, означает, что не он один испытал на себе нападения викингов и уцелел31. Сокровища интересовали викингов гораздо сильнее, чем разрушение, — об этом очень ясно говорит то, что произошло в монастыре Сен-Жермен де Пре в 858 г.32 Подошедший к нему отряд викингов обнаружил, что большая часть монахов бежала вместе с реликвиями, сокровищами, архивами и библиотекой. Утратив надежду на обогащение, они, как сказано, запаслись провизией, убили нескольких сервов, зажгли кладовую и, разочарованные, удалились. Несколько оставшихся в обители монахов вышли из укрытия и с помощью жителей Парижа погасили огонь, угрожавший церкви. Может быть, этот превосходно изложенный случай дает неплохое представление о том, как проходили многие «визиты» викингов. Грабители приходили, требовали дани или захватывали те ценности, которые могли найти, и отступали в свои безопасные островные убежища. На мысль о том, что причиненный ими ущерб был не столь серьезным, как хотели бы убедить нас некоторые писатели того времени, да и многие наши современники, нас наводит составитель «Англосаксонской хроники». Заканчивая в 896 г. свое повествование о войнах западных саксов с прибывшей в 892 г. micel here (дословно — большая армия) известием о том, что враг рассеялся, он отметил: «Милостью Божией, here в целом не причинила английскому народу больших несчастий; в течение этих трех лет он гораздо серьезнее пострадал от смертности людей и падежа скота и более всего от того, что за эти три года умерли многие из лучших королевских танов***, какие были в этой стране». Хронист не говорит, что они были убиты датчанами, фактически он подразумевает противоположное. Безусловно, те, кто непосредственно пострадал от рук викингов, особенно церковнослужители, думали иначе, но этот отрывок из «Англосаксонской хроники» показывает, что по крайней мере один англичанин, которого глубоко волновала борьба с этим врагом, не считал причиненный им ущерб очень уж большим. Подобное высказывание особенно ценно для времени, когда исторические сведения исходят почти исключительно от людей, стремившихся, часто в резких выражениях, поведать о своих собственных страданиях. Часто считают, что изучение последствий набегов может подтвердить обвинения самых непримиримых из современных им авторов, продемонстрировав свойственную викингам непреодолимую страсть к разрушению. Поскольку во многих случаях нет никаких свидетельств, способных доказать, что эти предполагаемые последствия лежат на совести одних только викингов, заявления такого рода рискованны и часто оборачиваются заколдованным кругом. Викингов вполне обоснованно можно обвинить в том, что они способствовали падению Каролингской империи и королевства Мерсия, однако то были сложные процессы, поэтому необходимо принимать во внимание и другие факторы. Использовать эти события для того, чтобы обосновать домыслы о бесчеловечности викингов, неправильно. Не менее соблазнительно взвалить на викингов вину за отсутствие в начале X века монастырей в Англии, после чего заявить, что уничтожение викингами английского монашества доказывает именно такую их жестокость, о какой толковали некоторые из их современников. Несомненно, когда Альфред умер, в Англии не было монастырей в том смысле, какой вкладывали в это слово реформаторы X века, но, конечно, нет и свидетельств, способных показать, что ответственность за эту ситуацию несут викинги. Напротив, Ассер в своем жизнеописании Альфреда склоняется к другому объяснению:
У общего положения о том, что скандинавы уничтожали монашество, множество местных особенностей. Например, древний монастырь Мач Венлок в Шропшире после нормандского завоевания пришлось основывать заново, а его исчезновение связывается с датским набегом, вероятно, имевшим место в 874 г., когда викинги хозяйничали в этой области34. Достоверность этого объяснения подрывает хартия от 971 г., к счастью, сохранившаяся в списке того же времени, являющаяся доказательством того, что община Мач Венлока тогда все еще существовала35. По всей видимости, в Мач Венлоке, да и в других местах то, что некогда являлось монастырем, превратилось в общину, жившую по мирским канонам, и это очень хорошо согласуется с тем, о чем пишет Ассер. Примечательнее всего то, что все сведения об уничтожении датчанами английских монастырей в IX веке относятся к гораздо более позднему периоду. Например, единственное упоминание «Англосаксонской хроники» о подобном разгроме является вставкой XII века36. Свидетельства о набегах периода правления Этельреда выгодно отличаются тем, что мы уже не зависим от единственной хроники и можем составить список монастырей, существовавших в Англии накануне и по окончании этого времени, на основании независимых источников информации. Удивительно, но в результате оказывается, что набеги конца X и начала XI веков, похоже, очень мало повлияли на английские монастыри. По словам одного современного историка английского монашества:
Имеются сообщения о разрушении датчанами еще несколько обителей, в том числе женского и мужского монастырей в Уорвике, но у нас нет оснований верить, что эти сведения когда-либо существовали где-то еще, помимо воображения Джона Роуза, поведавшего об их уничтожении, поэтому ими лучше пренебречь38. Незначительность воздействия, которое эти поздние набеги оказали на английские обители, наводит на мысль о том, что молчание хрониста об уничтожении монастырей и церковнослужителей в IX веке, связано прежде всего не с его неосведомленностью, а с неспособностью викингов оправдать свою дурную славу на деле. В качестве свидетельства о разрушениях, вызванных викингами, используется и известная жалоба короля Альфреда на состояние образования в его время. Есть веские основания полагать, что оно находилось не в таком бедственном положении, как утверждал Альфред, и, в любом случае, сам он викингов не обвинял. Напротив, он расценивает их нападения как божью кару, на которую англичане осуждены за свою леность. «Вспомните о каре, павшей на нас, — писал он, — за то, что мы не любили мудрость сами и не позволяли этого другим людям; мы лишь по имени были христианами, но очень немногие обладали христианскими добродетелями». Он сокрушается о том, что «до того, как все было разграблено и сожжено, церкви по всей Англии стояли, полные сокровищ и книг, а также было в них множество служителей Бога. И они извлекли очень мало пользы из этих книг, ибо не могли ничего в них понять, потому что те были написаны не на их родном языке»39. Рост употребления англосаксонского языка подтверждает замечание Альфреда о том, что в его век знание латыни стало редкостью, но викингов он за это не упрекает. Действительно, свидетелями этого процесса являются хартии, написанные задолго до того, как викинги стали серьезной угрозой на юге Англии, и Фрэнк Стентон подчеркнул, что «упадок латинского образования отчетливо виден уже в торжественной хартии, удостоверяющей дар, пожалованный королем Мерсии Сеолвульфом I архиепископу Вульфреду в день его посвящения в 822 году»40. У привычки винить викингов во всем — глубокие корни. Средневековые историки, как и их современные собратья, были склонны видеть в набегах викингов причину гибели монастырей и монашеской дисциплины; и многие упоминания об учиненных ими разрушениях, оставленные в XII и XIII веках, опираются на традиционное, особенно в церковной среде, представление о том, что викинги были бичом христианского мира, а не на память о реальных событиях. Если уж измерять опасность викингов последствиями их деятельности, то важно, чтобы в расчет принимались только те из них, которые можно доказать. Заявления, построенные на гипотетических или воображаемых последствиях, способны лишь вводить в заблуждение. Когда речь идет об Англии, представляется, что ни упадок образования, ни крушение монастырского устава не имели к викингам особого отношения. Однако на континенте исчезновение монастырей на территории будущей Нормандии было, по всей вероятности, прямым следствием деятельности викингов, хотя не следует считать, что даже и там уход со сцены некоего монастыря означает его физическое уничтожение. Для некоторых общин одной угрозы нападения было достаточно для того, чтобы пуститься в бегство, а у других, в той же самой ситуации, могло просто не быть такой возможности. В качестве доказательства того, что викинги вызвали «сбои» в церковной жизни, приводятся лакуны в списках епископов, имевшие место как в Англии, так и в Нормандии41. Конечно, эти пустоты не означают, что какие-то епископы просто были убиты. Разумеется, некоторые из них погибали от рук викингов, причем кое-кто — на поле битвы, но на их место выбирали других. Как и в случае перемещения монастырей, прерывистость череды епископов означает, что они часто обращались в бегство. Не все представители духовенства покидали свою паству — например, архиепископы Йорка остались и сумели найти общий язык со скандинавскими правителями их города, но многие, по-видимому, поступали иначе. К бегству их побуждали не столько сами нападения, сколько возникновение скандинавских поселений. Таким образом, нарушение в преемственности епископов и упадок монашества в Нормандии следует считать следствиями именно скандинавской колонизации. Если смотреть на викингов прежде всего как на агрессоров, идет ли речь о таких источниках, как «Англосаксонская хроника», или о современных исследованиях этого периода, мы рискуем прийти к печальному результату — забыть о том, что викинги пришли в мир, который и без того был раздираем враждой. И правда, некоторые ученые заходят так далеко, что заявляют — несмотря на упоминания источников о войнах и битвах, что до прихода викингов Западная Европа была относительно мирной. Крайней выразительницей этого взгляда является мисс Франсуаз Анри42:
Когда же появились викинги, они принесли с собой «стремительный и ужасающий разгром». Это весьма субъективная трактовка анналов, которую трудно чем-либо подкрепить. Если между изначально присущей христианскому Западу жестокостью и всем тем, что принесли с собой викинги, существует какая-то разница, то только в том, кто именно оказывался «непосредственно затронутым». Как правило, если не всегда, англичане, франки и ирландцы в ходе своих войн относились к Церкви с уважением; викинги смотрели на храмы как на основной источник своего обогащения. Войны между христианами летописи описывают с точки зрения королей и других военачальников, принимавших в них участие, а об убийстве людей и уничтожении собственности речь идет редко. Время от времени в них проглядывают откровенные намеки на неприглядность истинного положения вещей, как, например, в записи «Англосаксонской хроники» за 1006 г.: «Несмотря на все это датская here разгуливала, где хотела, а английский fyrd причинял людям страны всевозможный вред, так что им не было пользы ни от собственной here, ни от чужеземной». Летописец употребил здесь слово here и для английских, и для датских воинств, хотя обычно этим термином обозначали только врага. Получается, что викинги принесли с собой мало новых неприятностей, и некоторые даже были готовы приветствовать их как союзников. Племянник Альфреда перебежал к датчанам, которые приняли его как своего короля43, да и членам франкской королевской семьи случалось переходить с одной стороны на другую44. Если в 878 г. даже некоторые западные саксы были готовы сдаться датчанам, то, должно быть, для жителей Восточной Англии и других областей, пострадавших от господства мерсийцев, они выглядели еще более привлекательными. Если не считать служителей Церкви, в глазах большинства людей викинги были не более чем осложнением, причем для некоторых — желательным. Примечания*. Этельред II Нерешительный — англосаксонский король, правивший в 978—1013, 1014—1016 гг. — Прим. ред. **. Кнут II — датский король, правил в 1080—1086 гг. Убит мятежным народом в церкви за то, что ввел постоянный церковный налог. — Прим. ред. ***. Тан — высшая знать в англосаксонской Англии. — Прим. ред. 1. Abbon, Le Siège de Paris par les Normands, ред. Henri Waquet (Les Classiques de l’Histoire de France au Moyen Age, 1942), pp. 28—30, lines 177—195. 2. Annales Bertiniani, ред. G. Waitz (SS. R. G., 1883), p. 25. 3. The Making of Europe (London, 1948), pp. 190—191. 4. Anglo-Saxon England (Oxford, 1947), p. 242. 5. H. Shetelig, VA, I. 122; H. Waquet, op. cit., с. 24 прим. 1. 6. См. с. 222—239. 7. См. с. 147—149. 8. См. с. 205—206. 9. Ine 13, 1; F. Lieberman, Die Gesetze der Angelsachsen, I (Halle, 1903), p. 94; F.L. Attenborough, The Laws of the Earliest English Kings (Cambridge, 1922), pp. 40—41. 10. F. Lot, L’Art Militaire et les Armées au Moyen Age, I (Paris, 1946), pp. 336—337. 11. J.H. Ramsay, «The Strength of English Armies in the Middle Ages», English Historical review, XXIX (1914), pp. 221—227. 12. См. с. 28—29. 13. См. с. 29. 14. Ред. Waquet, p. 14, lines 28—30. 15. См. с. 120—125. 16. См. с. 110. 17. Эта битва была рассмотрена в кн.: F.P. Magoun, Modern Language Review, XXXVII (1942), pp. 409—414. 18. William of Malmesbury, Historia Novella, ред. K.R. Potter (Nelson’s Medieval Classics, 1955), pp. 73—74. 19. По поводу битвы при Бриссарте см. F. Lot, op. cit., I. 99. 20. Stenton, op. cit., p. 241 прим.; Lot, op. cit., I. 98. 21. Op. cit., p. 577. 22. I.C. Gould, «Ancient Earthworks», Victoria History of the County of Essex, 1. 286—287. 23. C. Fox, The Archaeology of the Cambridge Region (Cambridge, 1923), p. 302. 24. English Historical Review, XXVII (1912), pp. 512—513. 25. P. Nørlund, Trelleborg (1948); C.G. Schultz, «Aggersborg, vikingelejren ved Limfjorden», Fra Nationamuseets Arbejdsmark, 1949, pp. 91—108; O. Olsen, Fyrkat (Nationalmuseets Blå Bog, 1959). Краткий обзор см. в: J. Brøndsted, Danmarks Oldtid, III, Jernalderen (København, 1960), pp. 363—369. 26. Nørlund, op. cit., pp. 113. 27. Lauritz Weibull, «Fornborgen Trelleborg», Scandia, XX (1950), pp. 283—289, особенно p. 286. 28. См. с. 98. 29. R. Poupardin, Monuments de Thistoire des abbayes de Saint-Philibert (Paris, 1905), pp. XXV—XL. 30. L. Delisle, Littérature Latine et Histoire du Moyen Age (Paris, 1890), pp. 17—18. 31. Ср. M. Prou, Les Monnaies Carolingiennes (Paris, 1896). 32. F. Lot, Bibliothèque de l’E:cole des Chartes, LXIX (1908), pp. 21—22. 33. EHD, pp. 273—274. 34. Rose Graham, «The History of the Alien Priory of Wenlock», Journal of the British Archaeological Association, 3-е сер., IV (1939), p. 119. 35. W. de Gray Birch, Cartularium Saxonicum, II (London, 1887), no. 587. 36. См. с. 32—33. 37. M.D. Knowles, The Monastic Order in England (Cambridge, 1940), p. 69—70. 38. W. Dugdale, The Antiquities of Warwickshire, 3-е изд. (Coventry, 1765), p. 264. 39. EHD, p. 818. 40. The Latin Charters of the Anglo-Saxon Period (Oxford, 1955), p. 40. 41. R.R. Darlington, English Historical Remew, LI (1936), pp. 422—423; D.C. Douglas, Proceedings of the British Academy, XXXIII (1947), pp. 111—112. 42. Irish Art in the Early Christian Period, 2-е изд. (London, 1947), p. 86, 154. 43. EHD, 190—191. 44. J. Dhondt, Études sur la naissance des principautés territoriales en France (Brugge, 1948), p. 28 прим.
|
