Глава I

Въ трехъ верстахъ отъ Христіаніи, среди живописной мѣстности, лежитъ небольшое имѣніе, Сторе-Фрэнъ, гдѣ родился и провелъ дѣтство знаменитый норвежскій путешественникъ, Фритіофъ Нансенъ. Отецъ его служилъ секретаремъ суда въ Христіаніи; но ни онъ, ни мать Фритіофа не любили городской жизни. Бальдуръ Нансенъ ѣздилъ каждый день на службу въ городъ; жена его, дѣятельная, энергичная женщина, не брезгавшая никакимъ полезнымъ трудомъ, вела хозяйство и руководила воспитаніемъ дѣтей.

Весело и привольно жилось дѣтямъ на деревенскомъ просторѣ. Ихъ особенно не нѣжили, не слѣдили за каждымъ ихъ шагомъ, не стѣсняли ихъ свободы. Двухъ-трехъ лѣтъ они одни ходили по двору и ближайшимъ окрестностямъ, самостоятельно знакомились съ разными домашними животными и собственнымъ опытомъ узнавали, въ чемъ и отъ кого можетъ грозить опасность.

Около самаго дома протекала рѣчка, которая постоянно манила къ себѣ маленькаго Фритіофа. Онъ купался въ ней по нѣскольку разъ въ день и весной, и лѣтомъ, и осенью. Когда младшій братишка его подросъ настолько, что могъ служить ему товарищемъ, онъ и его таскалъ съ собой въ воду, заставлялъ плавать, нырять и мужественно переносить холодъ чуть не ледяныхъ купаній. Въ рѣчкѣ водилось много рыбы, и дѣти по цѣлымъ часамъ просиживали неподвижно на мѣстѣ, съ удочками въ рукахъ. Зимой, чуть только рѣчка покрывалась слоемъ льда, начиналась новая забава — катанье на конькахъ. Мальчики такъ увлекались ею, что не могли дождаться, пока ледъ вполнѣ окрѣпнетъ, пока затянутся всѣ полыньи. И вотъ въ одинъ зимній день, когда имъ было лѣтъ 5—7, въ усадьбѣ вдругъ раздались крики:

— Кто-то провалился подъ ледъ! Дѣти!.. Дѣти потонули!

Перепуганная г-жа Нансенъ бросилась къ рѣкѣ.

Маленькій Фритіофъ уже выбрался на ледъ и, стоя надъ самымъ проваломъ, силился вытащить изъ воды братишку. Дѣтей привели домой, отогрѣли, одѣли въ сухое платье, и мать сдѣлала имъ строгое внушеніе за неосторожность. Этихъ внушеній матери, а особенно отца, дѣти боялись больше всего на свѣтѣ. Одинъ разъ, катаясь на конькахъ, Фритіофъ поскользнулся, упалъ на обледенѣлый камень и такъ раскроилъ себѣ голову, что все лицо его было залито кровью. Робкими шагами пробрался онъ домой, спѣша обмыть свою рану, чтобы домашніе не увидѣли его.

— Тебѣ очень больно, Фридъ? — спрашивала старшая сестра, помогая ему скрыть слѣды приключенія.

— Нѣтъ, ничего!.. Только не говори мамѣ! — проговорилъ мальчикъ голосомъ, дрожавшимъ отъ боли и испуга.

Г-жа Нансенъ страстно любила дѣтей своихъ, и ради ихъ блага готова была, не задумываясь, пожертвовать жизнью; но она умѣла съ удивительнымъ спокойствіемъ и присутствіемъ духа относиться къ разнымъ несчастнымъ приключеніямъ, случавшимся съ мальчиками. Это пріучало ихъ съ раннихъ лѣтъ мужественно переносить невзгоды и въ то же время внушало имъ большое довѣріе къ матери, которая всегда знала, какъ помочь имъ въ бѣдѣ.

Фритіофу было лѣтъ 6—7, когда одинъ разъ, занимаясь своимъ любимымъ дѣломъ — уженьемъ рыбы, — онъ по неосторожности всадилъ себѣ крючокъ въ губу. Мать была въ это время на берегу; она увидѣла, что случилось, велѣла мальчику сидѣть спокойно, не шевелиться, сходила домой, принесла бритву мужа, быстро, твердой рукой сдѣлала надрѣзъ на губѣ и вынула крючекъ. Она не вскрикнула, не сказала ни одного лишняго слова; ея хладнокровіе, ея рѣшительность успокоительно подѣйствовали на мальчика: ему стыдно было плакать или кричать, когда мать, очевидно, считала, что съ нимъ не случилось ничего особенно ужаснаго.

Недалеко отъ дома Нансеновъ былъ большой лѣсъ, любимое мѣсто прогулки мальчиковъ. Тамъ затѣвали они всевозможный игры съ товарищами, изображая то путешественниковъ, то разбойниковъ, то охотниковъ. Они надѣлали себѣ картонныхъ щитовъ деревянныхъ сабель, копій, самострѣловъ и пистолетовъ изъ полыхъ внутри стеблей, которые они начиняли мелкими камешками и пескомъ. Иногда, чтобы больше походить на настоящихъ охотниковъ, они брали съ собой въ лѣсъ своего пуделя. Пудель весьма добросовѣстно игралъ роль охотничьей собаки и спугивалъ встрѣчавшихся бѣлокъ; но это мало помогало охотникамъ. Бѣлка, почуявъ собаку, быстро влѣзала на самую верхушку дерева, куда стрѣлы мальчиковъ никакъ не могли долетать. Напрасно окружали они дерево и пытались стрѣлять съ разныхъ сторонъ, напрасно намазывали они свои стрѣлы сокомъ мухомора, чтобы сдѣлать ихъ ядовитыми, напрасно придѣлывали къ нимъ оловянные шарики, чтобы онѣ летали ровнѣе, — онѣ не достигали цѣли, и бѣлочка, прячась въ густыхъ вѣтвяхъ дерева, съ насмѣшкой поглядывала на своихъ безсильныхъ враговъ.

Фритіофъ рѣшилъ, что надобно изобрѣсти какое-нибудь оружіе, болѣе дѣйствительное, чѣмъ самострѣлы и пистолетики изъ растеній. Ему удалось тайкомъ добыть отъ старшаго брата горсточку пороха; изъ дерева и жести онъ устроилъ подобіе пушки, и мальчики съ торжествомъ отправились въ укромное мѣстечко за домомъ пробовать свое новое оружіе. Первый опытъ оказался неудаченъ. Порохъ былъ сыръ и не хотѣлъ загораться. Напрасно Фритіофъ сжигалъ спичку за спичкой, напрасно выставлялъ онъ пушку и на солнце, и на вѣтеръ, — зарядъ не дѣйствовалъ; но вотъ онъ засунулъ въ пушку пучекъ сухой травы, зажегъ его и, присѣвъ на корточки, съ любопытствомъ ждалъ, что будетъ. Вдругъ порохъ воспламенился, взвился фейерверкомъ прямо въ лицо изобрѣтателя, а пушка разлетѣлась въ куски. Мальчики, присутствовавшіе при этомъ, разбѣжались съ громкими криками. Г-жа Нансенъ услышала шумъ и поспѣшила къ мѣсту катастрофы. Фритіофъ лежалъ на землѣ съ сильно опаленнымъ лицомъ. Г-жа Нансенъ подняла мальчика, отвела его въ сторону и осторожно вытащила крупинки пороха, которыя вошли ему подъ кожу. Эта операція и боль отъ ожога были такъ мучительны, что у маленькаго изобрѣтателя надолго пропала охота возиться съ порохомъ.

Въ городѣ, версты за три отъ имѣнія Сторе-Фрэнъ, была очень хорошая школа, и маленькіе Нансены учились въ ней. Въ очень дурную погоду ихъ отвозили въ экипажѣ, но по большей части они туда и назадъ ходили пѣшкомъ. Послѣ прогулки на чистомъ воздухѣ не такъ тяжело было просидѣть смирно въ классѣ часа четыре, пять, а домашній обѣдъ казался вдвое вкуснѣе. Часто лѣтомъ они послѣ обѣда снова возвращались въ городъ, чтобы учиться тамъ плавать въ морѣ, и это нисколько не утомляло ихъ. Дорогой имъ еще нерѣдко приходилось вступать въ ожесточенную драку съ другими мальчиками. Около выхода изъ города на нихъ нападали мальчики изъ предмѣстья, которые почему-то постоянно враждовали съ городскими школьниками. Завязывалась отчаянная драка. Фритіофъ никогда первый не начиналъ драться; но если задѣвали его, и особенно его младшаго брата, онъ смѣло вступалъ въ бой и спокойно, не горячась, раздавалъ полновѣсные удары кулаками направо и налѣво, такъ что по большей части оставался побѣдителемъ.

Въ школѣ учителя были очень довольны его прилежаніемъ и любознательностью, а товарищи высоко цѣнили его силу, ловкость, смѣлость и предпріимчивость; во всѣхъ играхъ и шалостяхъ онъ былъ всегда впереди другихъ, и товарищи охотно признавали его превосходство. Онъ такъ привыкъ къ роли предводителя, что даже удивлялся, если кто-нибудь изъ мальчиковъ не слушался его. Онъ былъ уже во второмъ классѣ, когда въ школу поступилъ новичекъ, сильный, здоровый мальчуганъ, который не намѣренъ былъ подчиняться никому изъ товарищей. Онъ сразу сталъ вести себя самостоятельно, не обращая никакого вниманія на Фритіофа. Фритіофъ нѣсколько дней молча косился на. него. Одинъ разъ во время рекреаціи новичекъ вздумалъ бросать мячъ въ спины товарищей.

— Перестань, не смѣй бросаться! — повелительно сказалъ ему Фритіофъ.

— Какъ такъ, не смѣй? Ты что за командиръ? — вскричалъ Карлъ — такъ звали новичка — и запустилъ мячъ прямо въ Фритіофа.

Между мальчиками завязалась ожесточенная драка: оба были одинаково сильны и ловки, ни одинъ не хотѣлъ уступить. Но тутъ подошелъ учитель. Онъ сразу замѣтилъ, что бойцы разгорячились, что дѣло можетъ кончиться плохо. Не безъ труда удалось ему растащить драчуновъ и увести ихъ въ пустой классъ.

— Сидите тутъ до конца рекреаціи! — сказалъ онъ имъ строгимъ голосомъ: — смотрите другъ на друга и стыдитесь!

Общее несчастіе охладило пылъ противниковъ. Они не исполнили приказанія учителя и нисколько не стыдились. Нѣсколько минутъ они молча, исподлобья поглядывали другъ на друга, потомъ начали перекидываться словами, потомъ разговорились, и оказалось, что вкусы ихъ во многомъ сходятся. Къ началу уроковъ они уже сидѣли обнявшись и читали вмѣстѣ одну и ту же книгу. Съ этихъ поръ Фритіофъ и Карлъ стали закадычными друзьями на всю жизнь.

Едва ли гдѣ-нибудь въ свѣтѣ бѣгъ на лыжахъ распространенъ такъ, какъ въ Норвегіи. Въ другихъ мѣстахъ онъ служитъ пріятнымъ развлеченіемъ, а въ этой странѣ, изрѣзанной горами и глубокими долинами, по которымъ часто невозможно провести удобныя дороги, онъ является необходимостью.

Въ сѣверныхъ гористыхъ округахъ поселяне не могутъ зимой выбраться изъ своихъ занесенныхъ снѣгомъ деревень иначе, какъ на лыжахъ. Маленькіе норвежцы съ раннихъ лѣтъ привыкаютъ бѣгать на нихъ. Дѣти лѣтъ трехъ-четырехъ уже навязываютъ себѣ на ноженки маленькія лыжи и пытаются скользить на нихъ. Ученики сельскихъ школъ часто не могутъ иначе, какъ на лыжахъ, добраться до училища, и въ перемѣну между уроками, когда ихъ отпускаютъ поиграть на дворѣ, они опять-таки берутся за лыжи, при чемъ очень часто и учитель бѣгаетъ на перегонку съ ними. Въ церковь крестьяне отправляются на лыжахъ; а послѣ обѣдни всѣ молодые люди и мальчики прихода собираются на какомъ-нибудь холмѣ и съ него начинаютъ бѣгъ взапуски, стараясь перещеголять другъ друга быстротой и умѣньемъ управлять лыжами.

Въ послѣдніе года бѣгъ на лыжахъ сдѣлался однимъ изъ любимыхъ развлеченій и норвежскихъ горожанъ. Въ настоящее время, въ зимній воскресный день, поля и лѣса, окружающіе Христіанію усѣяны лыжебѣжцами всѣхъ возрастовъ и состояній; но лѣтъ 40—50 тому назадъ дамы Христіаніи считали это упражненіе неприличнымъ для порядочной женщины.

Г-жа Нансенъ, еще бывши дѣвушкой, смѣялась надъ этимъ предразсудкомъ и одна изъ первыхъ барышень Христіаніи надѣла лыжи. Немудрено, что она поощряла и дѣтей своихъ въ этомъ упражненіи. Совсѣмъ крошкой, едва научившись ходить, Фритіофъ уже съ завистью поглядывалъ на старшихъ братьевъ и сестеръ, которые быстро скользили на своихъ лыжахъ по гладкой, блестящей дорогѣ и по холмамъ, окружавшимъ Сторе-Фрэнъ. Когда ему было четыре года, отецъ велѣлъ передѣлать для него старыя лыжи одной изъ его сестеръ. Фритіофъ былъ въ восторгѣ, хотя лыжи не отличались красотой и были даже не одинаковой длины. Онъ очень скоро выучился бѣгать на нихъ и бѣгалъ неустанно по нѣскольку часовъ подъ рядъ. Одинъ разъ изъ города пріѣхалъ хорошій знакомый г. Нансена, типографъ Фабриціусъ, и увидѣлъ, какъ ловко справляется мальчикъ съ своими кривыми лыжами.

— Э, да у тебя, молодецъ, экипажъ плохъ! — замѣтилъ онъ. — Надобно будетъ привезти тебѣ изъ города хорошенькія лыжи.

Послѣ этого Фритіофъ сталъ съ нетерпѣніемъ ждать пріѣзда Фабриціуса; но день проходилъ за днемъ, недѣля за недѣлей, а желанный гость не являлся. Между тѣмъ зима прошла, настала весна, за нею лѣто, — о лыжахъ нечего было и думать! Однако, Фритіофъ не забылъ обѣщанія Фабриціуса, и какъ только начались первые утренники, сталъ всякій день выходить на дорогу караулить его.

— Что, везете лыжи? — спрашивалъ онъ его неизмѣнно всякій разъ.

— Подожди, еще рано бѣгать на лыжахъ! — смѣясь, отвѣчалъ гость.

Но вотъ выпалъ снѣгъ, рѣчка покрылась тонкимъ льдомъ.

— Неужели обманетъ? — съ волненіемъ думалъ маленькій Фритіофъ, и старыя лыжи стали казаться ему такими гадкими, что у него пропала всякая охота надѣвать ихъ.

И вдругъ однажды, когда вся семья собиралась къ обѣду, въ комнату вошла старшая сестра съ большимъ сверткомъ въ рукахъ.

— Посылка Фритіофу! — торжественнымъ голосомъ объявила она.

Дрожащими отъ волненія руками принялся мальчикъ распутывать веревки, связывавшія свертокъ. Какова же была его радость, когда въ бумагѣ оказались прелестныя новыя лыжи, изъ ясеневаго дерева, лакированныя, красныя, съ черными полосками. Къ нимъ была приложена длинная, тоже лакированная, палка съ блестящей голубой головкой. Фритіофу казалось, что счастливѣе его нѣтъ мальчика на свѣтѣ. На этихъ лыжахъ можно было бѣгать съ братьями въ лѣсъ, не стыдно было показаться и передъ городскими товарищами.

Въ нѣсколькихъ верстахъ отъ Сторе-Фрэнъ находился высокій, крутой холмъ, на которомъ каждый годъ происходили состязанія лыжебѣжцевъ. Фритіофу было запрещено бѣгать на немъ. Долго крѣпился онъ, но не выдержалъ и попробовалъ сбѣжать съ половины холма. Попытка кончилась удачно, и онъ сталъ чуть не каждый день упражняться на запрещенномъ мѣстѣ. Съ нимъ вмѣстѣ бѣгали и другіе мальчики, старше и сильнѣе его. Многіе изъ нихъ ловко сбѣгали съ верхушки холма, и Фритіофу скоро показалось обиднымъ отставать отъ нихъ. Онъ разбѣжался, сдѣлалъ прыжокъ съ края обрыва и полетѣлъ внизъ; лыжи отвязались отъ ногъ и врѣзались въ сугробъ; а мальчикъ описалъ въ воздухѣ дугу головой впередъ и воткнулся въ снѣгъ по поясъ. Толпа, стоявшая на холмѣ, вдругъ смолкла; всѣ были увѣрены, что Фритіофъ погибъ. Но вотъ мальчикъ началъ шевелиться, барахтаться и черезъ нѣсколько секундъ приподнялся весь засыпанный снѣгомъ. Дружный хохотъ товарищей привѣтствовалъ его спасеніе.

На этомъ же холмѣ Фритіофъ нѣсколько лѣтъ спустя участвовалъ въ состязаніи лыжебѣжцевъ и даже получилъ призъ. Впрочемъ, этотъ призъ нисколько не обрадовалъ его; онъ даже не принесъ его домой. Дѣло въ томъ, что. на состязаніе пришло нѣсколько крестьянъ изъ Телемаркена, сѣверной провинціи Норвегіи. Это были удивительно искусные лыжебѣжцы. Разбѣжавшись, они летѣли прямо съ края обрыва внизъ, на лету поворачивали лыжи въ ту или другую сторону и останавливали ихъ среди самаго крутого спуска. При этомъ они совсѣмъ не пользовались шестами, какъ другіе лыжебѣжцьт. Искусство ихъ такъ поразило и очаровало Фритіофа, что ему стало стыдно своего бѣганья, онъ рѣшилъ, что не заслужилъ приза, и далъ себѣ слово научиться бѣгать совершенно такъ же, какъ телемаркенцы.