Глава VIII

Переходъ отъ лѣта къ зимѣ совершился удивительно быстро. 4-го августа Нансенъ пишетъ въ своемъ дневникѣ.

«Лѣто становится замѣтнымъ. Сегодня вечеромъ мы играли въ карты на палубѣ, употребивъ вмѣсто стола одинъ изъ большихъ кухонныхъ котловъ. Это почти напоминало августовскій вечеръ дома».

26-го августа онъ уже отмѣчаетъ:

«Кажется, зима начинается; всѣ эти дни стоятъ морозы, всѣ лужи и трещины покрылись льдомъ, настолько толстымъ, что по нимъ можно ходить даже безъ лыжъ.

Экипажъ Фрама готовился провести вторую зиму среди льдинъ полярнаго моря; вѣтеръ, дувшій въ іюнѣ и въ іюлѣ большею частью съ сѣвера, перемѣнилъ направленіе; судно хотя медленно, но, несомнѣнно, подвигалось къ своей цѣли, и всѣ были въ превосходномъ настроеніи. Занятій по-прежнему у всѣхъ было вдоволь, а къ обычнымъ работамъ присоединились еще новыя. Нансенъ нѣсколько разъ объяснялъ товарищамъ, что, можетъ быть, вслѣдствіе той или другой случайности имъ придется оставить судно и сдѣлать часть пути на саняхъ или въ лодкахъ. Къ этой случайности рѣшено было приготовиться самымъ серьезнымъ образомъ. Сани были исправлены и снабжены крѣпкими полозьями; лодки приведены въ порядокъ; построено шесть легкихъ каяковъ, обшитыхъ парусиной; составленъ подробный списокъ всѣхъ вещей и припасовъ, какіе необходимо будетъ взять съ собой. Нансенъ самъ сдѣлалъ для себя изъ бамбука каякъ, представлявшій верхъ легкости. Пока лужи не замерзли, этимъ каякамъ производились пробы на водѣ, и Нансенъ со Свердрупомъ учили прочихъ управлять ими по-эскимосски. Когда ледяная кора покрыла всѣ лужи, начались другого рода упражненія: Нансенъ находилъ, что на случай пѣшеходнаго путешествія будетъ очень полезно, если всѣ члены экспедиціи выучатся хорошо бѣгать на лыжахъ; онъ по опыту зналъ, что на лыжахъ можно проходить по снѣгу и льду громадныя пространства, недоступныя для обыкновеннаго пѣшехода. И вотъ, съ конца сентября ежедневно въ опредѣленный часъ всѣ обитатели Фрама выходили на ледъ со своими лыжами. Неопытные лыжебѣжцы часто падали и ломали лыжи о льдины; болѣе опытные товарищи помогали имъ, кое-какъ связывали лыжи, и катанье продолжалось при общемъ смѣхѣ и весельѣ.

Поѣздки на собакахъ тоже производились очень часто, и старые псы уже весьма порядочно бѣжали въ упряжи. Начали обучать молодыхъ. Изъ 8 щенковъ Квикъ, родившихся зимой, остались въ живыхъ только четыре, и то одинъ изъ нихъ былъ такой худенькій и слабенькій, что его нельзя было заставлять работать. Остальныхъ трехъ попробовали запрягать въ сани. Сначала они до того метались и путали постромки, что съ ними не было ладу, но мало-помалу они привыкли слушаться голоса возницы, особенно, когда ихъ запрягали вмѣстѣ съ матерью, которая подавала имъ примѣръ послушанія и добросовѣстнаго исполненія обязанностей. Для младшихъ щенковъ устроено было помѣщеніе на палубѣ судна, прикрытой навѣсомъ изъ парусины. Тамъ они бѣгали и рѣзвились между разными хранившимися въ этомъ мѣстѣ вещами, или цѣлой кучей тѣснились около матери, которая въ укромномъ мѣстечкѣ лежала, важно растянувшись между санями и верстакомъ. Надъ палубой протянутъ былъ брезентъ для защиты отъ непогоды, такъ что собачкамъ приходилось проводить большую часть времени въ темнотѣ. Зато какъ же онѣ радовались, когда кто-нибудь выходилъ на палубу съ фонаремъ въ рукѣ! Онѣ всѣ тотчасъ бросались къ огню и скакали около него, точно дѣти около елки. Остальнымъ собакамъ построили на льду около самаго судна теплыя ледяныя конуры; въ каждой изъ нихъ могли помѣститься четыре собаки.

«Наша жизнь идетъ правильно, ровно, безъ всякихъ событій, спокойно, какъ окружающая насъ ледяная пустыня, — пишетъ Нансенъ, — а между тѣмъ время летитъ удивительно быстро. Я провожу цѣлые дни за работой въ каютѣ, которую устроилъ себѣ на рубкѣ, и часто у меня является такое чувство, точно я сижу дома, въ своемъ кабинетѣ, окруженный всѣми удобствами цивилизованной жизни. Если бы не разлука съ близкими сердцу, можно бы счастливо жить и здѣсь. Иногда я забываю гдѣ я. Иной разъ вечеромъ, забывшись за работой, я вдругъ вскакиваю, прислушиваюсь къ лаю собакъ, и мнѣ думается: кто-то это ѣдетъ къ намъ? Затѣмъ я вспоминаю, что я не дома, что передъ нами вторая длинная арктическая ночь, которую намъ предстоитъ провести среди полярныхъ льдовъ».

22-го сентября миновалъ годъ съ тѣхъ поръ, какъ Фрамъ былъ прикованъ къ большой льдинѣ и лишенъ свободнаго движенія. Гансенъ по этому поводу составилъ карту теченія, увлекавшаго судно. Карта эта наглядно показала, что хотя движеніе шло медленно, неправильною линіей, но оно шло именно въ томъ направленіи, какъ предсказывалъ Нансенъ. Фрамъ сдѣлалъ въ годъ съ 22 сентября 1893 по 22 сентября 1894 года 189 морскихъ миль, т.-е. 8°9′. Въ іюлѣ 1894 года онъ достигъ болѣе сѣвернаго пункта, а въ ноябрѣ 1893 его занесло теченіемъ нѣсколько дальше къ югу; если считать отъ самаго южнаго пункта, на которомъ онъ находился 7 ноября 1893 г., до самаго сѣвернаго (16 іюля 1894 г.)., то надо принять, что онъ прошелъ 305 морскихъ миль, или 5°5′. При этомъ онъ подвигался не прямо на сѣверъ, а почти постоянно на сѣверо-западъ.

«До сихъ поръ мои расчеты оказывались вѣрными, — пишетъ Нансенъ. — Мы идемъ по тому самому пути, по которому слѣдовала льдина съ разными вещами Жаннеты, какъ я начертилъ этотъ путь въ докладѣ Лондонскому Географическому Обществу. Этотъ путь доходитъ до 87½° сѣверной широты. Достигнуть болѣе сѣвернаго пункта я не смѣю разсчитывать, и буду очень счастливъ, если мнѣ удастся подвинуться хоть настолько. Наша цѣль, какъ я много разъ убѣждалъ и самого себя, и другихъ, состоитъ не въ томъ, чтобы добраться до пункта, гдѣ кончается земная ось, а въ томъ, чтобы изслѣдовать полярное море. А все-таки мнѣ бы очень хотѣлось достигнуть полюса, и я надѣюсь, что это будетъ возможно, если мы только доберемся къ марту до 84° или 85°».

Мысль о томъ, чтобы, оставивъ Фрамъ, одному или съ товарищемъ отправиться по льдинамъ прямо на сѣверъ, все болѣе и болѣе зрѣла въ умѣ Нансена. Спокойно ждать было для его дѣятельной натуры гораздо тяжелѣе, чѣмъ подвергать себя всевозможнымъ опасностямъ и лишеніямъ.

«Несомнѣнно, очень легко вести жизнь, полную борьбы, — пишетъ онъ, — но здѣсь нѣтъ ни бурь, ни борьбы. А я жажду ихъ, я жажду развернуть всѣ свои силы и завоевать себѣ дорогу впередъ. Это настоящая жизнь! Что за привлекательность въ силѣ, если ее не къ чему примѣнить!»

«Неизвѣстно, что будетъ черезъ годъ, — пишетъ онъ въ другомъ мѣстѣ. — Очень можетъ быть, что въ теченіе зимы Фрамъ пойдетъ на западъ и достигнетъ какого-нибудь пункта къ сѣверу отъ земли Франца-Іосифа. Тогда я съ собаками и съ санями направляюсь къ сѣверу. При одной мысли объ этомъ сердце мое радостно бьется. Зима быстро пройдетъ въ приготовленіяхъ къ этой экспедиціи. Еще 4—5 мѣсяцевъ, и снова настанетъ время для энергичной работы. Какая радость! Теперь, когда я гляжу на ледяную равнину, мнѣ кажется, что всѣ мои мускулы дрожатъ отъ нетерпѣливаго ожиданія: наконецъ-то мнѣ можно будетъ пройтись по льду, какъ слѣдуетъ, не ради пустой прогулки. Мнѣ даже пріятно думать о предстоящихъ трудахъ и лишеніяхъ... Можетъ быть, съ моей стороны было глупо затѣвать эту экспедицію, когда оставаясь, на суднѣ, я могу исполнять болѣе важныя научныя работы; но я надѣюсь, что ежедневныя наблюденія будутъ производиться и безъ меня».

Нансенъ никому ничего не говорилъ о своемъ намѣреніи, только вскользь намекнулъ о немъ Свердрупу; а самъ въ тиши придумывалъ и разсчитывалъ все, что нужно приготовить и взять съ собой для экспедиціи. По обыкновенію, онъ считалъ, что успѣхъ всякаго дѣла зависитъ отъ того, съ какой подготовкой принимаются за него, и потому обдумывалъ все до самыхъ мелочныхъ подробностей.

Это не мѣшало ему по-прежнему принимать дѣятельное участіе въ жизни судна. При расчетѣ того времени, какое понадобится Фраму для возвращенія на родину, его часто пугала мысль, что запасъ керосина можетъ истощиться раньше, чѣмъ судно придетъ въ населенныя мѣста. А между тѣмъ керосинъ употреблялся и для освѣщенія каютъ, когда, вслѣдствіе затишья, мельница стояла и электрическій токъ прерывался, а также и для варки пищи. И вотъ онъ принялся придумывать такое приспособленіе къ кухонной плитѣ, при которомъ въ ней вмѣсто керосина могло бы горѣть машинное масло. На Фрамѣ были огромные запасы этого масла, взятаго для смазыванія машины; а такъ какъ большую часть времени машина должна была бездѣйствовать, то бочки масла стояли безъ всякаго употребленія. Послѣ нѣсколькихъ неудачныхъ опытовъ Нансену удалось устроить очень простой аппаратъ, съ помощью котораго масло превратилось въ отличное топливо и вполнѣ могло замѣнить керосинъ, который сталъ употребляться исключительно для освѣщенія. Дѣло, впрочемъ, не сразу пошло на ладъ. На другой день послѣ устройства новаго аппарата, когда большая часть экипажа сидѣла въ общей каютѣ, раздался вдругъ глухой трескъ въ родѣ выстрѣла, и въ ту же минуту Петерсенъ, замѣнявшій иногда Юэля въ должности повара, высунулъ въ дверь свою голову, почернѣвшую отъ сажи, точно голова трубочиста.

— Въ печкѣ сдѣлался взрывъ! — объявилъ онъ и разразился цѣлымъ потокомъ ругательствъ противъ дьявольскаго масла.

Вся его физіономія, вымазанная сажей, выражавшая и ужасъ, и негодованіе, была до того комична, что присутствовавшіе не могли удержаться отъ хохота. Нансенъ поспѣшилъ въ кухню, которая была также вся перепачкана сажей. Дѣло объяснилось просто: масло требуетъ для сгоранія большаго притока воздуха, чѣмъ керосинъ: Петерсенъ забылъ открыть вентиляторъ, и въ печкѣ образовался газъ, который вспыхнулъ, какъ только онъ отворилъ дверцу, чтобы посмотрѣть, отчего огонь плохо горитъ.

— Завтра я самъ буду готовить обѣдъ, — объявилъ Нансенъ: — надобно, какъ слѣдуетъ, испытать мой аппаратъ.

Сконфуженный Петерсенъ и слышать не хотѣлъ объ этомъ. Онъ обѣщалъ, что будетъ аккуратно обращаться съ аппаратомъ, и съ этихъ поръ, дѣйствительно, никто не жаловался на масло.

Празднованіе разныхъ торжественныхъ дней по-прежнему прерывало однообразіе жизни на Фрамѣ. 10-го октября, въ день рожденія Нансена, общая каюта съ утра была украшена флагами; большой вымпелъ съ именемъ Фрама украшалъ дверь каюты Нансена. Когда Нансенъ вышелъ въ салонъ, всѣ встали, поздравили его и пожелали ему счастья на новый годъ жизни; когда онъ вышелъ на палубу, на бизань-мачтѣ взвился флагъ. Передъ обѣдомъ устроена была большая прогулка на лыжахъ, при чемъ всѣ порядкомъ прозябли, такъ какъ термометръ показывалъ 31° холода. Обѣдъ былъ праздничный, а послѣ него докторъ принесъ маленькіе аптекарскіе стаканчики и угостилъ всѣхъ настоящимъ ликеромъ, одна бутылочка котораго была у него втайнѣ припасена для торжественнаго случая. Послѣ обѣда подавался кофе и очень вкусный яблочный пирогъ, произведеніе Петерсена, который оказался очень искуснымъ поваромъ. Къ ужину онъ подалъ второй пирогъ съ буквами: Т. l. m. d. (Til lykke med dagen), т.-е.: Много счастья на сегодняшній день. Весь вечеръ прошелъ въ веселыхъ разговорахъ, и стѣны каюты далеко за полночь оглашались громкимъ смѣхомъ.

16 октября экипажъ Фрама распрощался на четыре мѣсяца съ солнцемъ, которое въ полдень появилось въ послѣдній разъ на горизонтѣ въ видѣ огненно-краснаго сплюснутаго шара. Снова настала длинная полярная ночь съ синевато-блѣднымъ свѣтомъ луны и съ чудными сѣверными сіяніями, озарявшими небо волшебнымъ блескомъ. Въ теченіе всего октября судно правильно подвигалось къ сѣверу, и 21 октября экипажъ праздновалъ радостное событіе, Фрамъ достигъ 82° сѣверной широты. 26 октября, день рожденія Фрама, которому исполнилось два года, тоже справлялся торжественно. За обѣдомъ Нансенъ сказалъ рѣчь, въ которой предлагалъ выпить за здоровье дорогого новорожденнаго, котораго они всѣ хвалили еще въ прошломъ году, но настоящія достоинства котораго они оцѣнили только теперь, когда убѣдились, что онъ хотя не особенно быстро, но вполнѣ спокойно и благополучно несетъ ихъ впередъ.

«Я сказалъ слишкомъ мало, — замѣчаетъ по этому поводу Нансенъ. — Если бы я высказалъ все, что чувствовалъ, моя рѣчь вышла бы гораздо горячѣе; по правдѣ сказать, мы всѣ любили нашъ корабль, какъ только можно любить неодушевленный предметъ. И какъ намъ было не любить его? Никакая мать не можетъ дать своимъ птенцамъ болѣе теплаго и безопаснаго убѣжища, чѣмъ даетъ онъ намъ; онъ, дѣйствительно, сталъ нашимъ домомъ. Мы всѣ съ радостью возвращаемся къ нему изъ нашихъ экскурсій по льду; какъ часто радостно билось мое сердце, когда я заходилъ куда-нибудь далеко, и надъ покровомъ вѣчныхъ снѣговъ виднѣлись мнѣ вдалекѣ его мачты.

Морозы все больше и больше крѣпчали; въ ноябрѣ термометръ часто показывалъ больше 30 градусовъ, но это нисколько не мѣшало экипажу Фрама, въ особенности Нансену, дѣлать длинныя прогулки на саняхъ, на собакахъ и на лыжахъ.

Научныя наблюденія тоже не прерывались изъ-за дурной погоды. Чтобы работать болѣе спокойно, не развлекаясь шумомъ и разговорами въ общей каютѣ, Нансенъ устроилъ себѣ рабочій кабинетъ въ маленькой каютѣ на палубѣ, и хотя температура въ ней обыкновенно стояла ниже нуля, онъ не находилъ ее холодной. Докторъ Блессингъ и Іогансенъ построили себѣ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ судна ледяной домикъ, въ родѣ эскимосской юрты. Съ крыши спускалась лампа, и яркій свѣтъ ея красиво отражался въ бѣлыхъ ледяныхъ стѣнахъ. Здѣсь они производили свои научныя работы, защищенные отъ рѣзкаго холоднаго вѣтра. Когда въ домикѣ было не больше 20° мороза, они находили, что брать инструменты голыми руками не представляетъ никакой непріятности.

Вообще, эта вторая зима обѣщала быть еще холоднѣе, чѣмъ первая, но жители Фрама привыкли къ морозамъ и переносили ихъ совершенно легко. Зато молодымъ собакамъ пришлось поплатиться за свое неумѣніе обращаться съ холодными предметами.

Разъ вечеромъ Нансенъ, сидя у себя въ каютѣ, вдругъ услышалъ отчаянный собачій визгъ. Онъ побѣжалъ на палубу и увидѣлъ, что одинъ изъ щенковъ вздумалъ лизнуть желѣзный болтъ, и языкъ его примерзъ къ металлу. Бѣдное животное старалось освободиться и вытянуло языкъ до того, что онъ болтался точно тоненькая тряпочка. Бентсенъ, бывшій на вахтѣ, прежде всѣхъ замѣтилъ бѣду, но не зналъ, какъ помочь; онъ только схватилъ собаку за шиворотъ и держалъ какъ можно ближе къ болту, чтобы она не тянула такъ сильно языкъ. Нансенъ согрѣлъ рукою болтъ, и тогда языкъ освободился. Бѣдный щенокъ былъ такъ радъ, что принялся своимъ окровавленнымъ языкомъ лизать руку Бентсена. Другая собачонка пострадала еще сильнѣе. Когда щенкамъ приносили пищу, они обыкновенно поднимали возню и драку, и въ пылу битвы одинъ изъ нихъ подошелъ слишкомъ близко къ валу мельницы, находившейся въ движеніи. Раздался ужасный, раздирательный вой. Люди выскочили на палубу посмотрѣть что случилось. Оказалось, что щенокъ лежитъ на мельничномъ валу, вертится вмѣстѣ съ нимъ и при этомъ страшно воетъ. Бентсенъ схватилъ веревку тормоза и изо всей силы тянулъ ее, чтобы остановить мельницу. Нансенъ поспѣшилъ ему на помощь, и вдвоемъ имъ удалось прекратить движеніе вала. Подоспѣвшій Могштадъ освободилъ собаку. Оказалось, что ея шерсть примерзла къ валу, который, двигаясь, увлекалъ ее за собой и при всякомъ поворотѣ ударялъ ее объ полъ. Бѣдная собака еще дышала. Ее принялись гладить, растирать, и черезъ нѣсколько минутъ она слегка приподняла голову, потомъ попробовала стать на переднія лапы и мутными глазами осматривалась кругомъ. Ее снесли въ каюту, всячески ухаживали за ней, и часа черезъ два она опять стала бѣгать и веселиться, какъ ни въ чемъ не бывало.