Глава XV

Несмотря на прилежаніе обоихъ пріятелей, всѣ работы, какія имъ пришлось исполнить прежде чѣмъ пуститься въ путь, заняли такъ много времени, что они были готовы къ выступленію только 19 мая. Уходя изъ хижины, Нансенъ на всякій случай оставилъ тамъ коротенькій отчетъ о своемъ путешествіи и зимовкѣ.

Въ семь часовъ вечера пустились они въ путь и направились къ югу. За зиму ноги ихъ отвыкли отъ ходьбы, и имъ казалось очень трудно тащить сани съ нагруженными на нихъ каяками и багажомъ. Поэтому на первый разъ они прошли недалеко и остановились на ночлегъ съ пріятнымъ сознаніемъ, что каждый шагъ впередъ подвигаетъ ихъ къ родинѣ.

Съ начала весны они постоянно замѣчали съ юго-восточной стороны темную полосу на небѣ: это было признакомъ того, что тамъ находился не ледъ, а большое пространство открытой воды. Они надѣялись по этому открытому морю доѣхать въ своихъ каякахъ до Шпицбергена, гдѣ навѣрное найдутъ какое-нибудь европейское судно. Прежде чѣмъ добраться до воды, имъ надобно было пройти по льду вдоль нѣсколькихъ острововъ. Ледъ былъ изрѣзанъ трещинами и такъ некрѣпокъ, что одинъ разъ Нансенъ, неосторожно побѣжавшій впередъ, провалился въ него вмѣстѣ со своими лыжами и никакъ не могъ выкарабкаться, пока Іогансенъ не пришелъ ему на помощь. Оба пріятеля горѣли нетерпѣніемъ какъ можно скорѣй покончить сухопутное путешествіе и начать морское; можно себѣ представить, какъ они досадовали, когда дней черезъ пять по выступленіи ихъ поднялась сильная буря и снѣжная метель, продолжавшаяся съ небольшими перерывами цѣлую недѣлю. Они пользовались каждымъ такимъ перерывомъ, чтобы подвигаться все дальше и дальше на югъ; но только 3-го іюня могли настоящимъ образомъ пуститься въ путь. Вѣтромъ прибило ледъ къ берегу, и тамъ, гдѣ они раньше видѣли воду, лежалъ теперь тонкій слой льда, покрытый снѣгомъ. На лыжахъ можно было довольно безопасно пробираться по этому льду; но тяжелыя сани нерѣдко проваливались, и не малаго труда стоило вытаскивать ихъ и переправлять на болѣе крѣпкій ледъ.

Между тѣмъ провіантъ путниковъ приходилъ къ концу. Они надѣялись по дорогѣ встрѣтить медвѣдей, но, какъ на зло, ихъ не попадалось. На утесахъ острововъ копошилось множество чаекъ и другихъ птицъ, но онѣ по большей части летали слишкомъ высоко, и рѣдко удавалось пристрѣлить ихъ. Моржи цѣлыми стадами лежали на льдинахъ, и хотя мясо ихъ было жестко и невкусно, но, за неимѣніемъ ничего лучшаго, путники рѣшили убить хоть одного изъ этихъ животныхъ. Проходя мимо льдины, на которой мирно спала большая компанія моржей, Нансенъ мѣткимъ выстрѣломъ уложилъ на мѣстѣ одного изъ нихъ. При шумѣ выстрѣла остальные закопошились, на минуту подняли головы, но затѣмъ снова опустили ихъ и продолжали спать. Потрошить убитаго среди цѣлаго стада живыхъ моржей было немыслимо, и Нансенъ съ Іогансеномъ старались всячески согнать звѣрей въ воду. Они ходили около нихъ, кричали, ревѣли; но моржи сонными глазами поглядывали на нихъ и не трогались съ мѣста. Тогда они попробовали потыкать ихъ своими шестами. Моржи разсердились, начали бить клыками въ льдину съ такой силой, что во всѣ стороны летѣли осколки, а сами все-таки не уходили. Долго пришлось тормошить ихъ, прежде чѣмъ они, наконецъ, поднялись съ мѣста и торжественно направились къ водѣ. Дойдя до края льдины, они обернулись назадъ, сердито заворчали и поодиночкѣ спустились въ воду. Пока люди рѣзали ихъ товарища, они высовывали головы изъ трещины, какъ будто хотѣли подсмотрѣть, что они дѣлаютъ.

Отрѣзавъ себѣ добрый кусокъ мяса и сала, путники оставили остальное въ пользу чаекъ, поужинали, отдохнули и, воспользовавшись попутнымъ вѣтромъ, прикрѣпили къ санямъ парусъ. Двигаться съ помощью паруса было легко: почти не приходилось тащить сани, можно было бѣжать впереди на лыжахъ и только управлять ихъ движеніемъ. Пробѣжавъ всю ночь, они къ утру достигли южной оконечности острова и увидѣли передъ собой большое пространство воды, по которому могли плыть въ каякахъ. Съ наслажденіемъ взялись они за весла и любовались водой, по которой плавали разныя птицы; особенно пріятно — было имъ встрѣтить пару гусей, этихъ жителей умѣренныхъ странъ.

Сани съ парусомъ

Послѣ нѣсколькихъ часовъ плаванія они наткнулись на ледъ, преграждавшій имъ путь, и должны были выбирать одно изъ Двухъ: повернуть назадъ, такъ какъ открытая вода тянулась въ этомъ направленіи, или снова перебраться на сани и идти по льду прямо на югъ. Они выбрали послѣднее, такъ какъ надѣялись, миновавъ острова, добраться до настоящаго открытаго моря, которое приведетъ ихъ къ Шпицбергену.

Цѣлыхъ шесть дней бѣжали они все дальше и дальше на югъ, пользуясь сѣвернымъ вѣтромъ, который подгонялъ ихъ сани. На востокѣ они различали нѣсколько мелкихъ острововъ, на западѣ тянулся какой-то большой островъ, на югѣ виднѣлась опять-таки земля.

Наконецъ, они оставили за собой восточные острова, добрались до той южной земли, которая давно манила ихъ, обогнули длинный мысъ съ западной стороны ея и увидѣли передъ собой синія волны моря. Съ радостнымъ чувствомъ спустили они на воду свои каяки и, бодро работая веслами, направились на западъ, вдоль южнаго берега острова.

Усердно проработавъ веслами цѣлый день, они подъ вечеръ пристали къ краю льда, чтобы немного размять ноги, которыя затекли отъ долгаго сидѣнья въ каякахъ. Свои суда они прикрѣпили къ льдинѣ длиннымъ ремнемъ, вырѣзаннымъ изъ кожи моржа, и, не заботясь о нихъ, отправились на берегъ осмотрѣть окрестность съ близлежащего холма. Едва вошли они на холмъ и бросили взглядъ кругомъ, какъ Іогансенъ закричалъ:

— Боже мой! каяки унесло!

Можно себѣ представить ужасъ путешественниковъ! На каякахъ было все ихъ имущество, безъ каяковъ они не имѣли никакой возможности добраться до населенныхъ мѣстъ! Они со всѣхъ ногъ побѣжали внизъ, къ морю. Нансенъ поспѣшно скинулъ часть платья и бросился въ воду. Вода была страшно холодна, плыть въ одеждѣ было тяжело, а вѣтеръ все дальше и дальше уносилъ легкія суда. Нансенъ чувствовалъ, что силы оставляютъ его, что члены его коченѣютъ... — Все равно, если каяки уплывутъ, мы погибнемъ, такъ лучше ужъ погибнуть теперь же, въ волнахъ! — рѣшилъ онъ и продолжалъ грести съ мужествомъ отчаянія. Когда онъ окончательно ослабѣлъ, онъ для отдыха перевернулся на спину. Разстояніе между нимъ и каяками уменьшалось, и это придало ему бодрости. Еще нѣсколько невѣроятныхъ усилій и онъ ухватился за лыжу, привязанную поперекъ каяковъ. Все тѣло его до того окоченѣло, что ему стоило громадныхъ трудовъ закинуть ногу на край саней, лежавшихъ въ каякѣ, и такимъ образомъ взобраться въ лодку. Зубы его стучали, какъ въ лихорадкѣ; онъ весь дрожалъ въ своей мокрой шерстяной рубашкѣ; онъ чувствовалъ, что было одно только средство не погибнуть отъ холода: грести какъ можно энергичнѣе. Онъ собралъ остатки силъ и налегъ на весла. Работа была тяжелая, такъ какъ приходилось вести противъ вѣтра два связанные вмѣстѣ каяка, и нѣсколько разъ казалось Нансену, что ему съ ней не справиться... Вдругъ на льдинѣ у самаго носа каяка показались два пингвина. Въ умѣ Нансена мелькнула мысль, какъ пріятно будетъ послѣ понесенныхъ трудовъ угоститься за ужиномъ свѣжимъ мясомъ; онъ поднялъ ружье и однимъ выстрѣломъ убилъ обѣихъ птицъ, Въ это время Іогансенъ въ страшномъ безпокойствѣ прохаживался взадъ и впередъ по берегу. Услыша выстрѣлъ, увидя, что Нансенъ зачѣмъ-то наклонился изъ лодки, онъ подумалъ, не сошелъ ли съ ума его бѣдный товарищъ.

Съ большимъ трудомъ удалось, наконецъ, Нансену подвести лодки къ берегу. Онъ еле держался на ногахъ, такъ что Іогансену пришлось раздѣть его и какъ можно скорѣе уложить въ спальный мѣшокъ. Горячій ужинъ отогрѣлъ Нансена, спокойный сонъ возстановилъ его силы, и на слѣдующій день они въ состояніи были снова продолжать свое путешествіе.

Море вокругъ нихъ кишѣло моржами. На каждой льдинѣ лежало по нѣскольку штукъ; изъ воды безпрестанно высовывались ихъ отвратительныя головы. Путники снова чувствовали нужду въ провіантѣ и потому застрѣлили пару моржей, между прочимъ одного маленькаго, такъ какъ мясо молодыхъ моржей несравненно вкуснѣе, чѣмъ мясо старыхъ. Вообще же они вовсе не были довольны такими спутниками: моржъ легко можетъ и опрокинуть лодку, и пробить дно ея своими крѣпкими клыками; поэтому путешественники даже останавливались нѣсколько разъ и соскакивали на льдины, окружавшія островъ, когда звѣри подплывали слишкомъ близко къ ихъ лодкамъ.

15 іюня, продолжая плыть вдоль ледяной полосы, окружавшей острова, путешественники досадовали на туманъ, который не даетъ имъ разглядѣть очертанія земли. Моржей попадалось больше, чѣмъ когда-нибудь; безпрестанно слышалось ихъ мычанье, похожее на коровье. Вдругъ передъ самой лодкой Іогансена, плывшаго впереди, вынырнула огромная голова чудовища. Іогансенъ быстро повернулъ лодку къ льдинамъ; Нансенъ хотѣлъ послѣдовать его примѣру, но было слишкомъ поздно: моржъ выскочилъ изъ воды, бросился на бортъ его каяка и протянулъ передній плавникъ, какъ бы стараясь схватить его. Нансенъ изо всей силы ударилъ его весломъ по головѣ, но онъ продолжалъ тянуть каякъ въ воду. Тогда Нансенъ схватилъ ружье; но въ эту минуту моржъ повернулся и исчезъ такъ же быстро, какъ появился. Все происшествіе продолжалось не больше минуты, и Нансенъ уже радовался, что такъ удачно отдѣлался, какъ вдругъ замѣтилъ воду у себя подъ ногами. Каякъ быстро наполнялся водой; всѣ вещи, лежавшія въ немъ, промокли. Пришлось какъ можно скорѣй вытащить его на ледъ. На днѣ его оказалась большая дыра, которую моржъ пробилъ своими клыками. О дальнѣйшемъ плаваніи не могло быть и рѣчи. Путники разбили палатку на льду и принялись чинить каякъ, а моржи плавали около краевъ льда, поднимали головы, смотрѣли на нихъ своими большими, круглыми глазами, фыркали, ворчали и по временамъ поднимались на ледъ, будто хотѣли прогнать съ него людей.

Починка каяка заняла не мало времени. Утромъ 17 іюня туманъ, все время застилавшій окрестность, разсѣялся, и Нансенъ рѣшилъ пройти на берегъ и бросить взглядъ на ту невѣдомую землю, около которой они стояли.

Онъ взошелъ на прибрежный холмъ. Легкій вѣтерокъ доносилъ до него немолчный шумъ милліоновъ птицъ. Онъ прислушивался къ этимъ звукамъ, говорившимъ о жизни, и окидывалъ взглядомъ береговую линію, темные, голые скаты утесовъ, ледяныя равнины и глетчеры страны, которой, какъ онъ думалъ, до сихъ поръ не касалась нога человѣка. Вдругъ ему послышался звукъ, заставившій его вздрогнуть. Что это такое? Собачій лай?... Звукъ повторился разъ, два, и затѣмъ, ничего, кромѣ птичьяго гомона... Нѣтъ, онъ, конечно, ошибся, — это, навѣрное, крикъ какой-нибудь птицы! Но вотъ черезъ нѣсколько минутъ тотъ же звукъ повторился, но болѣе громкій, болѣе ясный... Сердце Нансена забилось... Онъ вспомнилъ, что еще наканунѣ слышалъ какъ будто выстрѣлы, но подумалъ, что это трещитъ ледъ. Опрометью бросился онъ къ Іогансену, который спокойно спалъ въ мѣшкѣ.

— Собаки? — съ недовѣріемъ переспросилъ тотъ, но все-таки побѣжалъ на холмъ и сталъ прислушиваться. Дѣйствительно, вдали нѣсколько разъ повторился какъ будто лай, быстро заглушаемый птичьими голосами.

Въ сильномъ волненіи принялись пріятели за завтракъ. Іогансенъ увѣрялъ, что они ошиблись, что нельзя себѣ представить, откуда явятся собаки, а слѣдовательно и люди въ такихъ мѣстахъ.

— А помните англійскую экспедицію, которую передъ нашимъ отъѣздомъ снаряжали для изслѣдованія Земли Франца-Іосифа? Что, если это она? — пришло въ голову Нансену, и онъ не могъ докончить завтрака. Быстро нацѣпилъ онъ лыжи, схватилъ подзорную трубу, ружье и пустился въ путь. Онъ снова поднялся на холмъ, но напрасно напрягалъ слухъ: ничего нельзя было разобрать, кромѣ крика птицъ. Нѣсколько разочарованный, пошелъ онъ дальше въ глубь острова. На слѣду свѣжіе слѣды какого-то звѣря... Лисицы? Нѣтъ, для лисицы они слишкомъ велики... Собаки? Неужели ночью собака такъ близко подходила къ ихъ стоянкѣ и не лаяла, или они не слышали ея лая? Можетъ быть, волка?.. Онъ шелъ дальше, волнуясь надеждой и сомнѣніемъ. И вотъ снова раздался собачій лай болѣе ясно, чѣмъ прежде; на снѣгу виднѣлось множество слѣдовъ, несомнѣнно собачьихъ; среди нихъ попадались лисьи; но они были совсѣмъ маленькіе. Нечего сомнѣваться: они находятся на южной части Земли Франца-Іосифа, и здѣсь есть люди! Съ сильно бьющимся сердцемъ подвигался онъ дальше среди безчисленныхъ холмовъ и овраговъ. Вдругъ ему ясно послышался человѣческій голосъ. Онъ вбѣжалъ на холмъ и закричалъ изо всѣхъ силъ. Послѣ этого, не помня себя отъ волненія, онъ полетѣлъ на своихъ лыжахъ, пробираясь между льдинами и ледяными утесами въ ту сторону, откуда раздавался человѣческій голосъ. Минуты черезъ двѣ-три звукъ повторился, и среди холмовъ показалась какая-то темная фигура. Эта была собака, а въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нея двигалась другая фигура, фигура человѣка! Увидѣвъ его, Нансенъ замахалъ шапкой, незнакомецъ отвѣтилъ тѣмъ же. Онъ заговорилъ по-англійски со своей собакой, и Нансенъ сразу узналъ его; это былъ Джексонъ, извѣстный англійскій естествоиспытатель, подъ начальствомъ котораго три года тому назадъ снаряжалась ученая экспедиція для изслѣдованія Земли Франца-Іосифа.

— Я снялъ шапку, — разсказываетъ Нансенъ, — мы протянули другъ другу руку и оба вмѣстѣ проговорили обычное англійское привѣтствіе:

— Какъ поживаете?

Надъ нами разстилалось облако тумана, заволакивавшаго весь окружающій міръ; подъ ногами у насъ лежали неровныя, нагроможденныя другъ на друга льдины; на заднемъ планѣ виднѣлась земля, покрытая льдомъ, глетчерами, туманомъ. Мы стояли, — съ одной стороны цивилизованный европеецъ, въ клѣтчатомъ англійскомъ костюмѣ и въ высокихъ резиновыхъ сапогахъ, гладко выбритый, причесаный, распространявшій запахъ душистаго мыла, съ другой стороны — дикарь, одѣтый въ грязныя, сальныя лохмотья, съ длинными волосами и всклоченной бородой, почернѣлой отъ копоти, съ лицомъ, естественный бѣлый цвѣтъ котораго исчезъ подъ толстымъ слоемъ сала и сажи. Никто не могъ бы догадаться, кто этотъ дикарь и откуда онъ явился.

Встрѣча Нансена и Джексона

— Мнѣ необыкновенно пріятно, что я васъ встрѣтилъ, — проговорилъ Джексонъ.

— Благодарю васъ, и мнѣ точно такъ же.

— Вы здѣсь со своимъ кораблемъ?

— Нѣтъ, моего корабля здѣсь нѣтъ.

— Сколько же васъ человѣкъ?

— У меня только одинъ товарищъ; онъ остался на льду около берега.

Разговаривая такимъ образомъ, мы шли дальше, въ глубь страны. Я былъ убѣжденъ, что онъ меня узналъ или хоть догадывался, кто скрывается подъ этою дикою наружностью; я не воображалъ, что можно такъ привѣтливо отнестись къ совершенно неизвѣстному человѣку. Вдругъ онъ остановился, посмотрѣлъ мнѣ прямо въ лицо и быстро спросилъ:

— Вы не Нансенъ ли?

— Да, я Нансенъ.

— Господи, какъ я радъ, что встрѣтилъ васъ!

Онъ схватилъ мою руку и еще разъ крѣпко пожалъ ее; а все лицо его засіяло самою неподдѣльною радостью.

— Откуда же вы шли теперь? — спросилъ онъ.

Нансенъ объяснилъ, что оставилъ Фрамъ на 84°

сѣверной широты и пѣшкомъ достигъ 86°13′, послѣ чего принужденъ былъ возвратиться и перезимовать въ сѣверной части Земли Франца-Іосифа. Англичанинъ самымъ дружелюбнымъ образомъ приглашалъ его къ себѣ, на мѣсто своей стоянки, куда на дняхъ должно было придти судно изъ Европы. Вскорѣ они встрѣтили еще нѣсколькихъ членовъ экспедиціи, и когда Джексонъ представилъ имъ Нансена, всѣ они наперерывъ выражали ему свою радость и поздравляли его съ благополучнымъ возвращеніемъ. О Фрамѣ никто не справлялся; они думали, что судно съ остальнымъ экипажемъ погибло, к не хотѣли огорчать Нансена разговоромъ о немъ. Онъ первый заговорилъ о кораблѣ и сообщилъ въ общихъ чертахъ исторію его путешествія на льдинѣ.

Поселокъ Джексона

Поселокъ, устроенный экспедиціей, находился на берегу моря, около мыса Флора, у подножія высокой горы, и состоялъ изъ нѣсколькихъ деревянныхъ избъ, изъ сарая и четырехъ круглыхъ амбаровъ въ видѣ палатокъ. Изба Джексона имѣла видъ теплаго, уютнаго гнѣзда, потолокъ и стѣны котораго были обиты зеленымъ сукномъ; всюду развѣшены были фотографіи, рисунки, карты, полки съ книгами и инструментами; въ печкѣ, наполненной каменнымъ углемъ, привѣтливо горѣлъ огонь.

«Странное чувство овладѣло мною, — говорилъ Нансенъ, — когда я сѣлъ на стулъ среди этой необычной обстановки. Перемѣнчивая судьба однимъ ударомъ сняла съ меня всю отвѣтственность, всѣ тяжелыя обязательства, которыя три длинныхъ года тяготѣли надо мной. Здѣсь я среди льдовъ въ безопасной пристани; мой долгъ исполненъ, моя задача рѣшена, и я могу отдыхать, отдыхать и ждать!»

Джексонъ передалъ ему нѣсколько писемъ изъ Норвегіи, присланныхъ въ разное время на его имя и адресованныхъ англійской экспедиціи, на случай, если она его встрѣтитъ. Въ этихъ письмахъ заключались пріятныя вѣсти: его семья, его друзья были живы и здоровы. Съ спокойнымъ сердцемъ могъ Нансенъ принять участіе въ закускѣ, которую предложилъ ему гостепріимный хозяинъ.

Вскорѣ явился и Іогансенъ. Джексонъ послалъ за нимъ своихъ людей, и тѣ притащили каяки и весь багажъ. Его встрѣтили въ колоніи такъ же привѣтливо, какъ Нансена. Оба путешественника поспѣшили превратиться изъ дикарей въ европейцевъ. Съ помощью горячей ванны они, по возможности, смыли грязь съ лица и тѣла, потомъ остригли себѣ волосы и бороды, надѣли чистое бѣлье и платье.

Послѣ всѣхъ перенесенныхъ трудовъ и лишеній отдыхать среди комфортабельной обстановки, въ обществѣ образованныхъ, гостепріимныхъ англичанъ было истиннымъ наслажденіемъ для обоихъ путешественниковъ. Цѣлыми часами вели они безконечные разговоры со своими хозяевами; ходили съ ними на охоту за медвѣдями, лазали по утесамъ за птичьими яйцами, наблюдали геологическое строеніе почвы, собирали коллекціи минераловъ и окаменѣлыхъ растеній.

«Прямо послѣ нашей бездѣятельной жизни на зимней стоянкѣ, гдѣ научные интересы весьма мало возбуждались, — пишетъ Нансенъ, — мы очутились въ этомъ научномъ оазисѣ, гдѣ была масса матеріала для работы, гдѣ у насъ подъ руками были книги и всякія пособія, гдѣ въ свободное время мы могли обсуждать разные ученые вопросы, касающіеся сѣвера, съ людьми, интересующимися ими. Въ ботаникѣ экспедиціи, г. Гарри-Фишеръ, я нашелъ человѣка, увлекавшагося изслѣдованіями флоры и фауны полярныхъ странъ. Я никогда не забуду тѣхъ пріятныхъ разговоровъ, въ которыхъ онъ сообщалъ мнѣ свои наблюденія и открытія. Я такъ долго лишенъ былъ подобныхъ разговоровъ, что не уставалъ слушать его; я походилъ на засохшую почву, которая послѣ цѣлаго года засухи жадно впиваетъ въ себя капли дождя.