Отъезд

Отплытие было назначено на 24 июня 1893 года. Нансен так описал впечатления от этого дня в своем дневнике:

«Настало время проститься, проститься непременно. Вот и дверь закрылась за мною. Один прошел я в последний раз от дома по саду на берег, где ждал меня маленький паровой катер "Фрама". Позади осталось все, что было дорого моему сердцу. Что предстояло впереди? Сколько лет пройдет, прежде чем я увижу все снова? Чего не дал бы я в это мгновение, чтобы можно вернуться. А наверху, у окошка, сидела маленькая Лив¹ и хлопала рученками. Счастливое дитя, ты еще не знаешь, что такое жизнь, как она сложна и превратна! Стрелой понеслась маленькая лодка по бухте, унося меня в путешествие, где поставлена на карту, быть может, сама жизнь.

Наконец, все готово. Наступил час, к которому неуклонно вели годы упорной работы, час, когда чувствуешь, что взято все необходимое, все сделано, когда с тебя снимается ответственность и может, наконец, успокоиться мозг. Нетерпеливо стоит "Фрам" с разведенными парами в бухте и ждет сигнала, когда лодка, журча, пройдет мимо дюны и подойдет к борту. Палуба полна людей; они говорят последнее прости и оставляют судно. Вот "Фрам" снимается с якоря; тяжелый и грузный, он тихо пускается в ход и описывает полуоборот в бухте. Набережные усеяны народом, все машут платками и шляпами. Но безмолвно и тихо повернулся "Фрам" носом к фиорду и направился медленно и верно в свое неведомое плавание, окруженный проворными лодками, яхтами и пароходами. По берегам стоят виллы, в тенистых рощах так же спокойно и мирно, как и всегда. Ах, хороши луга, и никогда не казались они мне лучше! Много во всяком случае пройдет времени, прежде чем мы снова будем бороздить эти знакомые воды.

Дочь Нансена Лив

Еще последний взгляд на дом, стоящий на мысе. Впереди — блестящий фиорд, кругом — сосновые и еловые леса, небольшой зеленеющий луг и длинные лесистые хребты гор сзади. В зрительную трубу я различаю светлую фигуру на скамье, под сосной...

То был самый мрачный час из всего путешествия.

Мы вышли из фиорда. Пошел дождь, печальная пелена нависла над знакомым ландшафтом со всеми его воспоминаниями.

Только перед полуднем следующего дня (25 июня) "Фрам" вошел в бухту перед верфью Арчера в Ларвике, где стояла его колыбель и грезилось много золотых грез об его победном жизненном поприще. Здесь мы должны были принять на борт и поставить на места две большие лодки, а также запастись различными необходимыми материалами. Прошел день и добрая часть другого, прежде чем все было готово. На третий день, 26 июня, мы простились и повернули на рейд, чтобы выйти в море. Арчер сам взялся за руль и прежде чем оставить судно провел свое детище по этому последнему куску пути. Затем в последний раз пожали руки на прощанье, слов было сказано немного; вот они сошли в лодку, он и мой брат и друг, а "Фрам" пошел вперед своим тяжелым ходом, и нить была порвана. Невыразимо грустно было видеть этот последний остаток дома в маленькой скорлупке на обширной голубой поверхности, этот катер с белым парусом, а за ним Ларвик. Я почти уверен, что на старом, чудном лице Арчера блеснула слеза, когда он стоял во весь рост в лодке и кричал последний привет нам и "Фраму". Верил ли он в это судно? Что он верил в него, это я знаю. Мы отдали ему первый салют из пушек "Фрама" — высшая почесть, какую мы могли ему оказать.

Готгоб, дом Нансена

Вперед полным ходом! И в тихий, ясный летний день, когда вечернее Солнце освещало землю, направился "Фрам" в синеющее море, чтобы среди его волн получить свое первое крещение. Долго стояли они в лодке и следили за нами».

В первые дни плавания «Фрам» получил боевое крещение. Он выдержал большую морскую качку. Море ревело, как водопад. Волны перехлестывали через борт судна. Тяжелые бочки, стоявшие на палубе, были снесены волнами. Вскоре, однако, погода улучшилась, и «Фрам» шел дальше, медленно огибая берега Норвегии. Всюду в портах Нансена встречали толпы народа, приветствуя отважных путешественников. Прошли Берген, миновали и последний норвежский город, лежавший на их пути, Варде. Музыка играла на набережной, и участникам экспедиции был устроен торжественный праздник.

Затем «Фрам» пошел дальше. В последнюю ночь перед отплытием с родины Нансен сидел в маленьком уютном салоне «Фрама» и писал письма и телеграммы. Все спутники спали. Монотонно скрипело перо Нансена, скользившее по бумаге.

Рано утром снялись с якоря и вышли из гавани. Варде спал еще безмятежным сном. «Фрам» пробивал себе путь сквозь туманы, направляясь прямо к Новой Земле.

Вечером 27 июля «Фрам» натолкнулся на полосу плавучего льда, которую легко прошел. А на утро перед судном уже лежал плотный старый лед. Это огорчило участников экспедиции: встреча с таким количеством льда в этих водах, где его в эту пору года нельзя было ждать, не предвещала ничего хорошего. Однако уже первое столкновение со льдами показало, как прекрасно был оборудован «Фрам». Он уверенно пробирался между льдин, а порою полным ходом наскакивал на крепкую глыбу и с силой отталкивал ее от себя или раскалывал на куски.

Вскоре миновали область льда и на всех парах и под парусами пошли на восток к Югорскому шару. Поздно вечером 29 июля «Фрам» подошел к проливу Югорский шар. Здесь в небольшом русском селении Хабарово «Фрам» должен был получить запасы угля и собак, которые были обещаны Нансену русским полярным исследователем Толлем. Собак этих привез из Сибири путешественник Тронтгейм. С большими трудностями Тронтгейм доставил к сроку собак, которых Нансен решил взять с собой на случай необходимости путешествия на санях по льду.

Едва «Фрам» показался у берега, как навстречу ему вышла лодка. Человек среднего роста, с открытым приветливым лицом, обрамленным рыжей бородой, взошел на палубу «Фрама». Это был Тронтгейм, а вместе с ним появилось несколько странных фигур в тяжелых бурках или тулупах из оленьей шкуры. На головах их были шапки из шкуры молодого оленя, а из-под шапок выглядывали энергичные бородатые лица. Нансен пишет в своем дневнике:

«Это были русские купцы, которые поставляют туземцам водку в обмен на медвежьи, тюленьи шкуры и другие драгоценности и держат в такой зависимости всех, кого раз захватили в свои лапы, что те не смеют делать ничего, кроме того, что угодно купцам».

В Хабарове Нансен получил сведения о состоянии льда в Карском море. Утверждали, что лед давно вскрылся, что море чисто.

Стали грузиться. Вместе с другими членами экспедиции Нансен таскал на спине тяжелые мешки с углем. Когда чистили котлы, начальник экспедиции, надев рабочую блузу, возился выпачканный в масле, чиня клапаны машины и разные трубы. Через несколько дней «Фрам» был готов к отплытию. «Фрам» вышел из Югорского шара в страшное Карское море. Нансен считал, что самое трудное будет сделано, если «Фрам» благополучно пройдет по Карскому морю мимо мыса Челюскина. Действительно, пробиваться через льды было трудно, и курс был взят вдоль ледяного поля. У берегов полуострова Ямал пришлось сделать четырехдневную стоянку. Густой туман непроницаемой пеленой закрывал море и плыть было невозможно. Затем пошли дальше. Трое суток прокладывал себе путь «Фрам», пока не вышел в открытое море. Попробовали взять курс на север, но вскоре натолкнулись на сплошную гряду плавучих льдов. Опять пришлось повернуть к юго-востоку. 18 августа «Фрам» оказался у берегов Сибири, неподалеку от устья реки Енисей. Здесь чуть ли ни на каждом шагу попадались острова, не обозначенные на географических картах. Все они отличались ровной поверхностью, отшлифованной доисторическими ледниками. Иногда «Фрам» делал остановку у одного из этих островов. Участники экспедиции охотились на берегу на оленей и медведей.

Чем дальше на восток, тем больше попадалось островов, не нанесенных на карту. Самая трудная часть путешествия — проход мимо мыса Челюскина, самой северной оконечности Азии — была еще впереди. Надо было торопиться во что бы то ни стало. Надвигалась суровая северная зима. 23 августа Нансен отметил в своем дневнике наступление зимы. Белый снег покрывал палубу, и белые снежные хлопья кружились в воздухе.

Предстояло миновать проход мимо полуострова Таймыр. Нансен волновался. В лабиринте островов, в густом тумане «Фрам» несколько отклонился от пути и никак не мог найти прохода. Пришлось повернуть к югу, и, наконец, нашли пролив. Однако здесь огромное ледяное поле преградило путь. Пробиться через несколько километров твердого льда было невозможно.

Несколько дней «Фрам» находился в объятиях этой «мертвой воды». Несколько раз «Фрам» пытался войти в проходы между льдами, и всякий раз оказывалось, что путь прегражден льдами. Когда надежда была уже почти потеряна, Нансен увидел узкий проход между островом и льдами. Корабль вошел в этот пролив. Он ровно шел по спокойной водной глади. Чем дальше пробирался «Фрам», тем опасней был его путь: если бы льды преградили дорогу, то вернуться обратно тоже нельзя было, и тогда бы экспедиция была обречена на зимовку.

Нансен уже стал приучать себя к этой мысли, тем более, что поднялась снежная буря, лишавшая возможности двигаться дальше. Становилось все труднее определить, где находился «Фрам».

Настало 6 сентября — день свадьбы Нансена.

Он уверял всех, что этот счастливый день в его жизни должен принести счастье и экспедиции.

И действительно, погода несколько прояснилась, выглянуло солнце, и перед кораблем открылась прямая дорога.

Это был благоприятный признак. Самый трудный участок пути удалось миновать. Однако еще немало опасений волновало экспедицию. Перед ней лежала безграничная ледяная пустыня. И лишь по свободной полосе воды легко скользил «Фрам».

Через несколько дней, утром 10 сентября, показался мыс «Челюскин». Экспедиция проходила мимо одного мыса за другим вдоль земли, и за низким берегом возвышались горные цепи, покрытые снегом. Когда «Фрам» приближался к самому северному мысу Азии, на мачтах взвились флаги и грянули три громких салюта.

Всех разбудили. Кают-компания была празднично освещена. Появились пунш, фрукты и сигары. Как полагается в таких торжественных случаях, Нансен поднял бокал и сказал:

— Ну, на здоровье, и да здравствует «Челюскин!»

Кто-то заиграл на органе, а Нансен поднялся в сторожевую будку, чтобы бросить последний взгляд на землю.

Примечания

1. Дочь Нансена. Ей было всего несколько месяцев.