Глава IV

Комедии Ибсена из современной жизни. — Социальные пьесы «Союз молодежи», «Столпы общества», «Враг народа»

Комедии Ибсена имеют ту особенную прелесть, что все они разыгрываются в своеобразном, замкнутом маленьком мирке, сразу видимом со всех сторон. Реалистический роман обыкновенно раскрывает перед нами какую-нибудь одну страницу большой, разрозненной, запутанной книги, называемой современным обществом. У Ибсена, наоборот, жизнь, рисуемая в каждой комедии, сама по себе уподобляется маленькой, аккуратно переплетенной книжечке. Оттого, несмотря на их проповеднический тон и мрачную философию, эти комедии производят успокаивающее впечатление. Переходя к Ибсену от Золя, Толстого, Достоевского, вам кажется, что вы после шумных европейских центров очутились в спокойном приморском городке, среди застенчивых, опрятно и мешковато одетых людей, и хотя вы знаете, что в ком-нибудь из этих голубоглазых, тонкогубых северян скрывается беспощадный обличитель земли и неба, но вам не страшно. И точно, все комедии Ибсена при всем разнообразии их мотивов происходят как будто в одном и том же городе, среди того же населения, которое наконец становится вам близким и милым. Этот вымышленный городок, этот, так сказать, отвлеченный Ибсенбург лежит на берегу моря, далеко на севере, так что немного севернее, — и вы попадаете в мрачные фиорды, в лабиринт скал и глетчеров, по которым Бранд карабкался к совершенству. На рейде стоят и дымят несколько пароходов. В городе тихо и благопристойно. С бельведера кургауза или с колокольни старинной церкви вы увидите перед собою все домики как на ладони. Они извне поражают белизною и чистотою, а внутри еще опрятнее. Мужья ушли на службу в конторы, на верфь, по торговым делам, дети в школе, а хозяйка и старшая дочь, приучающаяся к хозяйству, вернулись с корзинками с рынка и готовят обед. Кончив стряпню, они сядут вышивать, а вечером соберутся на чашку чаю или кофе к одной из именитых гражданок, где молодой священник будет им читать вслух нравоучительную книгу, а молодые люди разных либеральных профессий будут чинно ухаживать за старшими дочками, пока общественное положение этих юношей и получаемое ими жалованье не принудят их сделать законное предложение своим стыдливым избранницам. О тайных увлечениях, о безумстве любви не слышно здесь. Скорее муж допустит ошибку в своем гроссбухе, чем жена в своем поведении. Но и то, и другое одинаково невозможно. Эти потомки древних норманнов, наводивших ужас на всю Европу, теперь, после многих веков забвенной добродетели, захолустного покоя и труда, стали до того аккуратны и добропорядочны, что всякий из них годится в бухгалтеры, в аптекари. К тому же в этом городе все знают друг о друге все, и если бы кто-нибудь согрешил, этим грехом стали бы попрекать его внуков и правнуков. Во всех комедиях Ибсена вы отыщете двух-трех мужчин, согрешивших в молодые годы, но примера женского падения нет ни одного.

События, волнующие жителей этого города, самого безобидного свойства: чья-либо свадьба, день рождения именитого гражданина, представителя старинной торговой фирмы, факельцуг в честь консула, одного из столпов общества, выборы депутатов в рейхстаг, прибытие труппы акробатов. Конечно, дух современности проник и в этот патриархальный уголок: на старой верфи стали использовать новые машины, в городе завелась демократическая газетка, издаваемая типографщиком и редактором — двумя пришлыми радикалами, проектируется соединить город с остальным миром железнодорожною ветвью, учреждаются акционерные компании, является новый вид богатства, быстро нажитого и нетвердого, кое-кто из молодежи получил образование за границей, заметны новые люди; но, несмотря на эти немногие симптомы современности, патриархальный городок в сравнении с любым европейским центром покажется по чистоте нравов каким-то пригородом Эдема.

Все комедии Ибсена, как мы сказали выше, представляют защиту свободной личности против общества. Так как мотивами, противоположными свободе личности, считаются служение обществу и любовь, то Ибсен прежде всего нападает на эти твердыни, за которыми укрываются наше безволие и дух компромисса. Социальных пьес у Ибсена три: «Союз молодежи», «Столпы общества» и «Враг народа». В первых двух пьесах Ибсен показывает, что люди, ратующие за свободу, за общее благо, за процветание демократии, на самом деле маскируют высокими словами самые низменные эгоистические побуждения. В «Союзе молодежи» обличаются «друзья» народа с радикальными стремлениями; в «Столпах общества» — «друзья» народа — консерваторы. Но Ибсен на этом не остановился. Ему мало было развенчать защитников общего блага, он решился показать, что и само общественное благо не что иное, как эгоистические интересы более или менее обширного круга людей, столь же презренные, как эгоизм отдельного человека. Эта идея положена в основу «Врага народа», где ничтожность и лживость демократических принципов доказываются, употребляя математический термин, от противного. Ибсен ставит такой вопрос: что было бы, если бы взамен лицемерных народных вожаков, преследующих личные цели и ослепляющих толпу мишурою свободы, явился истинный друг людей, бескорыстный, самоотверженный? На это Ибсен отвечает: такой друг людей был бы проклят дикою чернью во имя свободы и общего блага, был бы забросан камнями и провозглашен врагом народа. Адвокат Стенсгор и доктор Стокман — два полюса одной силы, две симметрические половины одного рисунка: они дополняют, объясняют друг друга. Стенсгор не только смотрит на принципы свободы и равенства как на ступеньки для карьеры и богатства, но не скрывает своего взгляда. И что же? Толпа смело идет за ним; явившись в чужой город, он учреждает союз молодежи, новую демократическую партию, при помощи которой побеждает на выборах, и если ему все-таки не удается попасть в рейхстаг, то лишь благодаря двум женщинам — Агнес и Герте, — которые вовремя поняли и развенчали этого героя. Стокман, наоборот, смотрит на общее благо как на единственную цель жизни; общество за это прокляло его, забросало камнями окна его квартиры, но он устоял один против всех, и две женщины — Иоганна и Петра — остались верны гордому бойцу. Симметрия полная, может быть неумышленная, объясняемая тем, что Стенсгор и Стокман — близнецы, рожденные от одной идеи. Но по настроению обе пьесы сильно разнятся между собой. «Враг народа» — риторическая сатира, с барабанным боем, мрачная, дерзкая. «Союз молодежи», наоборот, одна из самых веселых пьес Ибсена, может быть, самая веселая, даже не сатира — фарс.

Личность Стенсгора несколько условная, по легкомыслию напоминающая Хлестакова, по талантливости — Нуму Руместана, но более цельная и правдивая. Стенсгор — политический карьерист; его привлекает звание депутата, министра, жизнь влиятельного лица, изящная, добродетельная; происходя из мещанской семьи, не имея ни связей, ни денег, Стенсгор предоставлен собственным силам, далеко не дюжинным. Он — горячий трибун, защищающий народные массы; он — блестящий и красивый собеседник, нравящийся женщинам. Толпа отдаст ему голоса, проведет в рейхстаг; женщина доставит ему ценз и положение в обществе. Ни цель, к которой стремится Стенсгор, ни средства, которые он употребляет, не имеют в себе ничего дурного: он хочет при помощи красноречия и личных достоинств победить на выборах и выгодно жениться. Будь Стенсгор несколько осторожнее, скрытнее, солиднее, — и он казался бы неуязвимым. Но Ибсен наделил его безусловной искренностью и простосердечием, и благодаря этой добродетели вся ложь, весь скрытый комизм деятельности Стенсгора проступают наружу. Ибсен как будто хотел сказать: всеобщие выборы, борьба партий, речи, обращенные к невежественной толпе избирателей, — вся эта система такова, что должна выдвинуть вперед даровитых проходимцев; но политические деятели слишком лукавы, чтобы обнаружить свою сущность; стоит вообразить их несколько лучшими, нежели они есть на самом деле, и ничтожество их откроется само собою. Обыкновенно комедией в наше время называется пьеса, к которой не идет другое название — ни драмы, ни трагедии. «Союз молодежи» может быть назван комедией в лучшем значении этого слова: комическое в этой пьесе основано не на случайных совпадениях, но на внутренней необходимости, на самой сущности тех явлений, которые предаются осмеянию.

В городе, куда Стенсгор приезжает за народным доверием и жениным приданым, первыми гражданами считаются два богача: камергер Братсберг, представитель солидной старинной фирмы, владелец горного завода, безукоризненно честный, прямодушный аристократ, привыкший к власти и почету, несколько убаюканный этим почетом, слишком доверчивый к мнениям окружающих; и помещик Монсен, разбогатевший в короткий срок на биржевых предприятиях и кончающий быстрым банкротством. У того и другого дочери на выданье. Стенсгор прежде всего толкнулся в дом Братсберга, не только потому, что последний был влиятельнее и богаче других, но потому, что демократ Стенсгор ничего так не любит, как атмосферу изящества, благородной простоты и уверенности, которая царит в старинных богатых домах. У этого народного трибуна не только честные убеждения, но и тонкие вкусы. Но его ждет неудача. Прежний избранник народа, депутат Дрансфельт, шепнул камергеру неблагоприятный о нем отзыв Стенсгора, и последнему два раза отказывают в приеме. Тогда Стенсгор сходится с семьею Монсена и решается отомстить камергеру. В день годовщины норвежской конституции, 27 мая, на шумном народном празднике в присутствии Братсберга и его семьи Стенсгор обращается к толпе с пламенной импровизацией, выказывая находчивость и смелость оратора, созданного, чтобы управлять людьми. Он говорит не с общей трибуны, а вскакивает на стол; в ответ на какое-то замечание председателя праздничного комитета он объявляет комитет упраздненным: «Да царит свобода в день свободы!» Затем, намекая на камергера, он убеждает народ уничтожить власть золотого мешка и образовать новую политическую партию, «союз молодежи». Увлеченная смелостью его приемов и красноречием толпа уносит его на руках в зал ресторации, где тут же учреждает новый союз.

Эта первая сцена, написанная с большой силой, сразу делает ясной злорадную идею комедии: с одной стороны, воззвания к свободе, народные восторги, клятвы верности, новый политический союз, а с другой, — два отвергнутых визита как тайный мотив, как причина всей этой демократической шумихи. Трудно придумать контраст более смелый и злой.

Таким образом, популярность завоевана Стенсгором, избрание в рейхстаг обеспечено; ему остается приобрести ценз, то есть богатую жену, и этим стараниям посвящены остальные акты комедии. Случилось так, что демократическая речь открыла Стенсгору двери в дом Братсберга: последний подумал, что намек на золотой мешок направлен не против него, а против Монсена. У Стенсгора появляется надежда жениться на дочери камергера, но на свою беду, подстрекаемый лукавым Дрансфельтом, он сам объясняет Братсбергу, кого разумел под золотым мешком; ему отказывают от дома, и он вторично обращает искательство на дочь Монсена. Но, узнав, что Монсену грозит банкротство и разорение, народный трибун избирает предметом любви хозяйку ресторации. Неожиданный случай снова мирит его с камергером, и он отворачивается от хозяйки ресторации в надежде породниться со старым аристократом. Погнавшись за тремя придаными, Стенсгор не поймал ни одного и, единогласно избранный в члены рейхстага, должен удалиться ни с чем, позорно изгнанный из дома камергера в присутствии всего местного общества и всех трех невест. Мелкое себялюбие, внушавшее Стенсгору речи о свободе и народном благе, обличено и наказано.

Однако было бы неверно думать, что Ибсен, осмеивая демократических ораторов, является в своей пьесе ретроградом. В комедии нет и следа партийных пристрастий. Соперник Стенсгора, представитель умеренного либерализма Дрансфельт, изображен мелким, ничтожным интриганом и льстецом. Стенсгор ублажает и обманывает толпу, Дрансфельт льстит и наушничает камергеру, — и первый оказывается гораздо симпатичнее; он по крайней мере увлекается звоном собственных фраз и временами верит в них. Слыша народные крики, Стенсгор говорит: «Именем вечного Бога! То, что увлекает столь многих, должно заключать в себе истину!» Между тем Дрансфельт себе самому должен казаться ничтожным и мелким. Ибсен, по обыкновению, не решает вопроса ни в том, ни в другом смысле, но сводит его к диссонансу.

Такова идея «Союза молодежи». Но современные пьесы Ибсена всегда строятся на основе множества замыслов, искусно переплетенных между собой. В большинстве его пьес мы встречаем следующие элементы: во-первых, идейный — какой-нибудь эксперимент, всегда жестокий и дерзкий, с целью обличить и развенчать одну из conventionellen Lu***gen (условная ложь) нашей жизни: социальной, семейной или личной; во-вторых, элемент бытописательный — хронику какой-нибудь семьи, картинку домашней жизни, нравов, обычаев, служащую фоном для драматического действия; исключенная из драмы, эта картина послужила бы прекрасным материалом для эпического очерка, для спокойной идиллической новеллы; в-третьих, элемент нарочито современный — эпизод с векселем, с банком, с акционерной компанией, нечто прозаически биржевое, что должно оставить на каждой пьесе клеймо нашего века, и наконец, элемент декоративный — какое-нибудь сценическое нововведение.

Идейный элемент в «Союзе молодежи» раскрыт в деятельности Стенсгора и Дрансфельта; бытописательную сторону комедии составляет изображение Братсберга, его детей, его невестки Сельмы, этого прототипа Норы. Фигура камергера Братсберга написана с большим искусством; это живой портрет среди большой тенденциозной картины, хотя участвующий в общем движении, но живущий своею отдельною жизнью. Каждое слово, каждый жест Братсберга неожиданны и уместны, как это бывает в действительности. К Братсбергу очень трудно применить тот или другой ярлык, он и не особенно интересен, не глубок, не сложен, но вы слышите его голос, видите его лицо и отдыхаете на этих неправильных живых чертах, устав созерцать слишком правильный, геометрически точный замысел пьесы. Третий элемент — культурно-современный — воплощен в Монсене, в рассказе о его обогащении и банкротстве, в истории с векселем, подделанным сыном Братсберга. Наконец, декоративная новизна пьесы заключается в изображении на сцене народного праздника с выборным комитетом и председателем, с трибуной, речами и толпой.

Эта многообразность замысла в ибсеновских пьесах достойна внимания: в ней одно из условий их жизненности. Конечно, предпочтения заслуживают пьесы, навеянные вдохновением, страстью, но уж если создавать обдуманно, то, нам кажется, следует подражать методу Ибсена. Несколько различных сторон действительности, искусно слитых вместе при помощи общей идеи или интриги, производят впечатление чего-то полного, жизненного, значительного.

В общем «Союз молодежи» должен быть признан скорее комедией типов, нежели пьесой идей. Хотя политическое представительство и, следовательно, вся современная политическая жизнь сведены в ней к диссонансу, но разрушительная идея пьесы только высказана, а не доказана. Не видно, почему кроме Стенсгоров и Дрансфельтов невозможны другие народные представители. Между психологией народа и ничтожеством его представителей нет необходимой внутренней связи. Эту связь Ибсен пытается установить во «Враге народа». Но прежде следует упомянуть еще об одной социальной комедии Ибсена — «Столпы общества», — стоящей в тесной связи с «Союзом молодежи». В последней пьесе изображено, как под прикрытием общественных интересов осуществляется политическая карьера; в «Столпах общества» Ибсен показывает, сколько лжи и преступлений совершается во имя общественного блага, притом людьми, искренно верующими в свою безукоризненную честность. По фабуле это одна из самых сложных ибсеновских комедий, и мы лишь вкратце передадим ее содержание.

В небольшом приморском городе первым гражданином считается консул Берник, владелец кораблестроительной верфи, образец семейных и общественных добродетелей. У его жены собирается кружок дам, образующих общество для спасения нравственно павших, — и молодой пастор читает им душеспасительные книги. Слова «нравственность», «нравственно здоровая почва», «общественная мораль» так и мелькают. Лет пятнадцать тому назад в город приехала труппа актеров. Берник, тогда еще молодой человек, влюбился в жену директора. Однажды муж застал их вдвоем, Берник выскочил в окно и незамеченный скрылся. Однако произошел скандал, который в маленьком городе не мог пройти бесследно, без искупительной жертвы. Друг Берника, Иоганн Теннессен, взял на себя вину и удалился в Америку, — должен был удалиться. На сестре этого Иоганна Берник потом женился, хотя прежде дал обещание другой девушке, Лоне Хессель. Лона публично, в обществе, наградила изменника пощечиной и вместе с Иоганном удалилась в Америку. Оставшаяся у актрисы дочка Дина была принята на воспитание Берником, и все считают ее незаконной дочерью отсутствующего Иоганна. Но Берник отплатил злом за услугу друга. В то время мать Берника, представительница старинной торговой фирмы, почти дошла до банкротства. Чтобы умилостивить кредиторов и заставить их согласиться на сделку, Берник распустил слух, будто Иоганн убежал, захватив с собой кассу. Ему поверили, ликвидация совершилась благополучно, и вот с тех пор прошло пятнадцать лет; Берник разбогател, заслужил всеобщее уважение, и никто не знает, что счастье этого образцового гражданина, этой опоры общества основано на лжи. Но Лона, живя в Америке, узнала от Иоганна всю правду и решила вернуться домой, чтобы заставить Берника, которого все еще любит, покаяться во лжи и снять вину с Иоганна. Обстоятельства сложились так, что Берник становится во главе железнодорожного общества и, прикрываясь интересами общественного блага, скупает все участки земли, по которой пройдет дорога; чтобы эта тайная сделка ему удалась, он нуждается в доверии и добром мнении своих сограждан. Ложь его нужна не только для его личного счастья, но и для блага общества; по крайней мере Берник искренне в этом убежден. Но неумолимая Лона, сестра Бранда по духу, равно отвергает благо личное и общественное, если оно основано на лжи. «И вы себя называете опорами общества!» — восклицает она.

Берник. У него нет лучших.

Лона. Да не все ли равно, будет ли такое общество стоять или нет?

Положение осложняется тем, что вернувшийся Иоганн влюбляется в Дину, к ужасу всего города, убежденного, что она — его дочь. Иоганн требует, чтобы Берник теперь открыл правду. Берник решается на преступление; узнав, что Иоганн хочет на время опять съездить в Америку, он предоставляет ему сгнивший корабль, который по дороге должен затонуть. Главный мастер верфи, старик Ауэр, сначала отказывается пустить в море этот корабль, но Берник грозит ему отставкой и нищетой. А так как Ауэр стоит во главе союза рабочих, то он, также во имя общественного блага, соглашается помочь преступлению.

К счастью, Иоганн сел на крепкий корабль, и Берник в конце концов сдается на убеждения Лоны; компаньоны покидают его, и неизвестно, как общество отнесется к раскаявшемуся грешнику. Но как бы ни сложилась судьба Берника, идея пьесы от этого не меняется. Ибсен показывает, что общее благо, признаваемое обыкновенно чем-то благородным и даже священным, в действительности является не чем иным, как лишним стимулом для лжи и преступлений. Общество таково, что только обманщики могут быть его опорами и защитниками. Люди таковы, что служение общему благу является в их руках щитом для прикрытия собственного самолюбия и тщеславия. Еще резче идея эта развивается во «Враге народа». После «Норы» «Враг народа» больше всего способствовал славе Ибсена, создав ему особенно много поклонников и противников. Это пьеса в полном смысле боевая, с начала до конца откровенно риторическая, условная, несообразная по своим подробностям, но задуманная с беспримерным огнем и дерзостью. Доктор Стокман — герой комедии — не живое лицо, не тип и не характер, а фикция, математическая величина, предположение. Что было бы, спрашивает Ибсен этой пьесой, если бы среди современной демократии, толкующей о честности, о свободе, о всеобщем благе, явился человек на самом деле честный, любящий свободу, преданный всеобщему благу? И в pendant¹ к такому фиктивному герою Ибсен выдумал столь же условную фабулу. С точки зрения правдоподобия «Враг народа» — сплошная нелепица. В одном приморском городе Норвегии существуют минеральные ключи. По инициативе доктора Стокмана — уроженца этого города — и под руководством бургомистра, его брата, выстроен большой кургауз², директором которого назначен бургомистр, а главным врачом — Стокман. Благодаря приливу гостей бедный городок обстроился, разбогател. Все граждане видят в минеральном заведении источник своего счастья. Но, на беду, водопроводные трубы в интересах экономии и вопреки плану Стокмана были проложены слишком низко, вблизи от фабрик, и грязная фабричная вода, просачиваясь в трубы, стала невидимо портить чистые минеральные ключи. В смешении фабричных и минеральных вод — вся драматическая коллизия пьесы, и нужно сознаться, что это коллизия еще небывалая в драматическом искусстве. Доктор Стокман первый заметил порчу воды, тайком от всех послал образец ее знаменитому химику и получил от последнего ответ, подтверждающий присутствие в воде гнилостных бактерий. Что должен был сделать Стокман, узнав об этом? Конечно, обратиться к администрации заведения или к акционерам с требованием проложить новые трубы; в случае отказа произвести большой расход Стокман мог бы пригрозить подать в отставку и обнародовать в столичных газетах результат анализа воды; такая угроза и возможность полного разорения, конечно, повлияли бы. Но Стокман, получив ответ от ученого химика, почему-то решает как можно скорее поделиться с читающей публикой радостным открытием, пишет большую статью и отдает ее в местный радикальный листок, предварительно позволив прочитать ее своему брату. Радость Стокмана самая благородная: отныне приезжие больные не будут отравлены живущими в воде бактериями. Редактор газеты Гауштад охотно берет статью, преследуя при этом свою цель — обессилить власть местной аристократии и главным образом бургомистра и усилить значение демократии; издатель газеты типограф Томсен, представитель рабочих и мелкого мещанства, тоже предвидит от статьи Стокмана выгоды для своей партии. Стокман с детской гордостью узнает, что за него — большинство. Редактор и его помощник Баллинг — отчаянный демократ, в тишине ходатайствующий о казенном местечке, — даже предполагают организовать факельцуг граждан в благодарность Стокману за его великое открытие. Когда, читая эту сцену, подумаешь, что речь идет об открытии бактерий в водопроводных трубах, то приходишь к выводу, что большее литературное безвкусие и более неправдоподобную фабулу не скоро отыщешь. Но идея, воплощенная в истории о водопроводных бактериях, сама по себе глубокая и новая, — один из символов веры разрушительного творчества. В пьесе Ибсена выведен небывалый себялюбец, не эгоист-мужчина, не эгоистка-женщина, а эгоист-город. Целый город участвует в комедии как действующее лицо, и ему противополагается другой персонаж, тоже небывалый — люди вообще. Допустим, что фабула с водопроводом правдоподобна, тем более что она имеет — как увидим впоследствии — символическое значение. Интересы города требуют сохранения водопровода в том виде, в каком он находится теперь; интересы всех людей требуют прокладки новых труб. Доктор Стокман бескорыстно приносит в жертву интересы свои и своего города во имя общего блага и даже радуется этой жертве, так как торжествует правда. Бургомистр же Стокман выше всего ставит интересы родного города и тоже действует во имя правды. Чью же сторону принимает сам город? Покуда город думает, что новые трубы будут проложены за счет акционеров, он не прочь порисоваться благородством, хочет устроить факельцуг в честь доктора и с радостью отдает в его распоряжение газету.

Когда Стокман приходит в редакцию с просьбой напечатать статью о водопроводе, помощник редактора заявляет: «Доктор Стокман — настоящий друг народа». Увлеченный открытием бактерий в воде, Стокман хочет напечатать в газете ряд статей, «потому что, — говорит он, — дело теперь идет уже не о водопроводе и клоаке; нет, все общество должно быть очищено, подвергнуто дезинфекции». Из этих слов видно, что водопровод послужил для Ибсена лишь аллегорией, символом всех вообще жизненных ключей, загрязненных и отравленных неправдою. Предложение Стокмана, конечно, принимается с восторгом. Он уходит, обещая завернуть в редакцию через час для чтения корректуры. Но в этот час бургомистр наносит визит редактору демократического листка и мимоходом сообщает, что для покрытия расходов по водопроводу придется заключить заем под ответственность города.

Когда через час Стокман является в редакцию с благородной целью предупредить всякое чествование со стороны граждан, то вместо почестей его ожидает жестокое разочарование. Ему возвращают статью. На предложение напечатать ее отдельною брошюрой типограф-издатель отвечает: «Если бы вы заплатили мне и на вес золота, я бы не осмелился, доктор, напечатать что-нибудь подобное в своей типографии. Не могу идти против общественного мнения. И никто во всем городе не согласится напечатать вашу статью».

Стокман. Все равно, я прочту ее в публичном собрании. Все мои сограждане должны услышать голос правды.

Бургомистр. Ни один ферейн³ во всем городе не уступит тебе залы для подобной цели.

Стокман. Клянусь, правда одержит верх. Если мне не дадут залы, я возьму напрокат барабан, пойду с ним через весь город и буду читать мою статью на каждом перекрестке!

Как вся фабула комедии, каждое слово здесь неправдоподобно. К чему Стокману ходить по улицам с барабаном, когда ему достаточно послать письмо в одну из столичных газет, чтобы история с бактериями стала известна всему государству и, между прочим, его родному городу, а главное, тем больным, которые приезжают на купания и которых он хочет спасти своим открытием. И, с другой стороны, что пользы бургомистру отнимать у Стокмана газету и право слова, когда существуют в стране другие газеты? Но не будем обращать внимание на надуманность фабулы. Тем более что, начиная с четвертого действия, водопровод, бактерии и купания отходят на последний план, действие как бы прерывается и комедия превращается в странную обличительную речь против людей, против толпы, против народа.

Стокману удается-таки найти зал для чтения в доме своего друга, капитана корабля, человека храброго, честного и равнодушного к политике. Все четвертое действие посвящено изображению народного собрания, — зрелища столь обыкновенного в Западной Европе. Несмотря на то, что сходка собралась в частном доме и по приглашению Стокмана, его врагам удается настоять на избрании в председатели типографа Томсена, который предлагает собранию запретить доктору говорить о купаниях и сточных трубах. Но Стокман сам обещает не касаться зараженной воды; он хочет говорить о новом своем открытии, которое сделал в последние дни. И вот его открытие: «Самый опасный враг истины и свободы в нашей среде — это сплоченное, свободное большинство!» Начиная с этой минуты, идея пьесы, точно разразившаяся буря, уносит прочь все подробности фабулы. Добродетельный Стокман не более как трагическая маска, рупор для выкрикивания накипевших в душе Ибсена обличений. «Большинство никогда не право! — кричит доктор Стокман в лицо своим согражданам. — Да, никогда! Это общепринятая ложь, против которой должен восставать каждый свободный, разумный человек. Кто составляет большинство в каждой стране? Просвещенные люди или глупцы? Глупцы составляют страшное, подавляющее большинство на всем пространстве мира. Но справедливо ли, черт побери, чтобы глупцы управляли людьми просвещенными?»

Речь доктора Стокмана замечательна не столько глубиною мысли, сколько энергией выражений и возрастающей дерзостью обличения. Он сравнивает большинство с собаками, с «простыми оборванными дворнягами, что пресмыкаются по ложбинам, пачкая тропинки по сторонам большой дороги», а истины, которыми живет большинство, — с прошлогодней копченой ветчиной: «Это ветчина прогорклая, заплесневевшая, производящая тот нравственный скорбут, который разрушает общество». Он угрожает согражданам, что будет писать в другие газеты, чтобы вся страна узнала, что здесь творится, и на замечание редактора, что он желает, по-видимому, разорить город, восклицает: «Да, я так люблю родной город, что предпочел бы разорить его, чем видеть, как он процветает во лжи», и продолжает, вне себя, не обращая внимания на шум и свистки: «Что за беда, если разорится лживая община! Ее бы следовало стереть с лица земли! Все люди, питающиеся ложью, должны быть уничтожены, как гады! С течением времени вы отравите остальную страну; вы доведете ее до того, что вся страна заслужит погибели. И если когда-либо настанет такая минута, я скажу от всего сердца: да погибнет страна, да погибнет весь народ ее!»

Тогда голос из толпы восклицает: «Доктор Стокман говорит как враг народа!»

Крик «...враг народа!» подхватывается всем собранием, которое единогласно утверждает эту кличку за Стокманом. В пятом действии изображены последствия народного мщения: окна в квартире Стокмана разбиты, дочери его Петре отказывают от места школьной учительницы, квартирный хозяин просит Стокмана очистить квартиру; даже капитан, уступивший свой зал для собрания, теряет должность. В заключение Ибсен еще раз подчеркивает трусость толпы и продажность ее вожаков. «Какие удивительные трусы! — говорит доктор Стокман, рассказывая капитану о нападении на его дом. — Подите-ка сюда, я вам хочу показать нечто. Взгляните, вот все камни, которые они бросали нам в окно. Только взгляните на них. Честное слово! Во всей груде не более чем камня два приличной величины; остальное — небольшие булыжники, почти песок. Они стояли здесь, под окнами, и ревели, что что-то сделают со мной; но, чтобы они исполнили угрозу, нечего опасаться в этом городе». Стокман сначала хочет покинуть родной город, бежать в девственный лес, на необитаемый остров, но потом решает остаться: «Здесь поле битвы! Здесь мы сразимся! Здесь я одержу победу». Собрав вокруг себя семью, он объявляет, что сделал еще одно открытие: «Вот видите ли, что я открыл: самый сильный человек в этом мире тот, кто остается одиноким». Подобно Чацкому на балу у Фамусова, Стокман остается один на арене общественной деятельности. Там было горе от ума, здесь — горе от бескорыстия, от любви к правде. Стокман одинок в этом мире, потому что все живут во лжи и в себялюбии. Да и этот один — не живой человек, а измышление автора, белый фон для черных силуэтов, взятых из действительности.

Таков грустный вывод из трех рассмотренных нами социальных пьес Ибсена. В идейном и художественном отношении эти пьесы самые слабые из всех написанных им.

Мораль этих пьес или прописная, или гуманная. Нападки на деспотизм большинства, на власть толпы, перед которою либеральная печать долго преклонялась как перед палладиумом политической свободы, в сущности, не новы, и хотя опираются на учение Дарвина, но гораздо раньше Дарвина и эволюционной теории повторялись ретроградами всех стран. Конфликт между личностью и обществом только указан Ибсеном, но не разрешен. Остается неясным, что должна делать одинокая и сильная личность, смотрящая на толпу как на сборище идиотов и негодяев. Замкнуться в своем эгоизме, довольствоваться собой? Очевидно, подобный выход не устраивает Ибсена. Поступая так, личность ничем не отличалась бы от толпы, которая тем и презренна, что являет собой сборище эгоистов. Перевоспитать толпу, учить ее? Но для этого нужна любовь к людям, а Бранды и Стокманы умеют только презирать.

Гораздо выше пьесы Ибсена, посвященные семье и любви. Разрушая существующие идеалы, Ибсен указывает на возможность новых отношений между мужчиной и женщиной и действительно является реформатором и пророком современного общества. К разбору этих пьес мы и переходим теперь.

Примечания

1. Pendant — соответствующее другому, равное чему-либо (фр.)

2. санаторий, лечебное учреждение

3. корпорация, объединение