Глава X. Индустриализация. Образование социал-демократических партий (последняя треть XIX в.)

Капиталистическая индустриализация. С середины 60-х годов XIX в. в Скандинавии быстрыми темпами шла индустриализация. Процесс этот, как мы видели, начался еще раньше, но разгар, апогей индустриализации падает на 70-е годы XIX в. — первое десятилетие XX в. За это время Скандинавия из зоны преимущественно аграрной стала зоной аграрно-промышленной.

Важнейшими предпосылками указанного процесса были: «расчистка» пути от феодальных и меркантилистских пережитков, проделанная в предшествующие десятилетия (40—60-е годы); перестройка сельского хозяйства и торжество буржуазно-фермерского пути его развития, обеспечившие емкий внутренний рынок и достаточный — по скандинавским потребностям — приток рабочей силы для промышленности; неограниченное поступление капиталов из заграницы; важные изобретения, приложимые именно к промышленности скандинавских стран.

В крупнейшую отрасль фабричной промышленности выросла теперь лесная и деревообделочная. Фабрики с паровыми двигателями (на своем топливе — опилках) строились в устьях сплавных рек, особенно в Северной Швеции. До конца XIX в. пиломатериалы, спички и прочее оставались главным видом продукции этой отрасли скандинавской промышленности, работавшей почти исключительно на экспорт. С 70-х годов началось крупное производство механической древесной массы, а с 80-х — и химической целлюлозы для изготовления бумаги; важнейшую роль сыграли здесь изобретения шведских инженеров А. Мюнцинга и К.Д. Экмана.

В последние десятилетия XIX в. промышленная революция, охватив ведущую в Скандинавии шведскую металлургию, в корне преобразила и ее продукцию, и ее размещение. Наибольшее значение имело внедрение процесса томасирования. Оно позволило лить сталь из чугуна на фосфористых рудах шведского Заполярья, прежде неприменимых. На протяжении 80—90-х годов ежегодный экспорт железной руды из Швеции подскочил от нуля почти до 2 млн. т, решительно обогнав традиционные экспортные статьи — чугун и железо. Параллельно норвежцы налаживали добычу более редких металлов — никеля, меди, серного колчедана.

Во всех скандинавских странах, начиная с Дании, сложилась крупная пищевкусовая промышленность, занятая переработкой сельскохозяйственного сырья. Это были датские пивоваренные заводы, норвежские рыбоконсервные и жировытапливающие, шведские и датские рафинадные, наконец, винокуренные, молочные и маргариновые предприятия во всех трех странах. В Дании возникло также производство кормов (жмыхи) и искусственных удобрений.

В бедной полезными ископаемыми Дании стали вырабатывать цемент. С улучшением качества сетей быстро росли уловы рыбы. В 1868 г. гарпунная пушка—норвежское изобретение — вдохнула новую жизнь в китобойный промысел.

С 70-х годов на месте прежних универсальных «механических мастерских» стали создаваться крупные специализированные машиностроительные предприятия. В рассматриваемый период и они еще обслуживали отечественный рынок, удовлетворяя потребности в паровых машинах, локомотивах, вагонах, сельскохозяйственных машинах, заводском оборудовании. Вместе с тем ряд запатентованных, в основном шведами, изобретений и усовершенствований позволили уже на рубеже XIX—XX вв. наладить некоторые производства, весьма перспективные с точки зрения экспорта: производство паровых турбин и сепараторов Г. де Лаваля, динамомашин В. Венстрема, телеграфно-телефонного оборудования Л.М. Эриксона, саморегулирующихся шарикоподшипников С. Вингквиста и пр. Уже в 80—90-е годы скандинавские предприятия слаботочного оборудования (средств электросвязи) и судостроительные верфи обслуживали зарубежных заказчиков.

Швеция и Норвегия в числе первых организовали дальнюю передачу электроэнергии, ее промышленное, транспортное, бытовое использование. Северошведский городок Хернёсанд в 1885 г. получил первую коммунальную электростанцию и уличное электроосвещение. В том же году началось строительство первой промышленной (тепловой) электростанции в Норвегии. В 1894 г. по улицам Христиании пошел первый трамвай. В самом конце века родилась норвежская электрохимия — была построена первая карбидная фабрика.

Годы индустриализации были порой крупного железнодорожного, шоссейного, мосто- и тоннелестроительства. В 1894 г. была завершена шведская меридиональная железная дорога. В 1902 г. она соединилась с незамерзающим портом Северной Норвегии Нарвиком. Длина скандинавских железных дорог измерялась к 1900 г. уже в тысячах километров. К тому же времени во много раз вырос тоннаж пароходов, потеснивших парусные суда. Норвежский торговый флот вообще стал третьим в мире по тоннажу и обслуживал главным образом международные перевозки.

Таким образом, к концу столетия во всех скандинавских странах уже сложилась крупная промышленность. Правда, предприятия были рассеяны на больших пространствах, преимущественно вне городов. Промышленных городских центров здесь еще не было, если не считать Стокгольма и Копенгагена. В конце XIX в. уже заметен процесс концентрации производства. Так, например, сильно сократилось число доменных печей и выросла их мощность. Благодаря акционерным обществам полным ходом шла централизация капитала. В Швеции, например, в 50-е годы было учреждено около 80 акционерных обществ, а в начале XX в. их число уже приближалось к 2500. Крупнейшие промышленные и другие компании Скандинавии на рубеже XIX—XX вв. уже имели европейскую известность. Таковы, например, «Бурмейстер от Вайи» — судостроительная и машиностроительная фирма, «Сторе Нордиске телеграфсельскаб» в Дании; «Буфорс» — металлургия, и затем взрывчатые вещества, «Гренгесберг» — рудодобыча и железные дороги в Швеции; «Боррегор» — целлюлоза в Норвегии.

Часть крупнейших предприятий или тем более объединений этих предприятий могла уже в 90-е годы практически монополизировать производство или сбыт определенных видов продукции в масштабе одного района или же всей страны. Образование крупных промышленных предприятий и появление первых монополий в Скандинавии проходили одновременно.

В итоге индустриализации во много раз выросли обороты внешней торговли скандинавских стран. Наряду с традиционным основным партнером скандинавов — Англией — теперь выдвинулась, особенно по ввозу, кайзеровская Германия (в шведском и датском импорте на первое место).

Торговый капитал в новых условиях потерял свое руководящее и даже просто самостоятельное значение. Оптовую торговлю взяли на себя сами промышленники и их объединения, кредитом занялись банки. Рассматриваемый период характеризуется ростом числа и капиталов акционерных банков, кредитовавших промышленность, строительство и пр. В Швеции и Дании сложился, наконец, неограниченный рынок денежных капиталов. В частности, датчане преодолели свою долгую зависимость от банкиров Гамбурга.

Характерной чертой экономики всей Скандинавии стал вместе с тем импорт капитала — французского, английского, немецкого. Форма и роль его для разных стран были неодинаковыми. В индустриализации более богатой Швеции он решающей роли не сыграл. Главной формой иностранных капиталовложений была здесь покупка французскими капиталистами шведских правительственных облигаций, а их назначением — финансирование железнодорожного строительства. В индустриализации наиболее бедной из трех стран — Норвегии — роль иностранного капитала вообще и его прямых вложений в промышленность была куда больше. Так, в конце XIX в. британскому капиталу принадлежало крупнейшее предприятие Норвегии — «Боррегор».

Пора расцвета «свободного» капитализма принесла с собой также стабилизацию денежных систем. В 1875 г. все три страны перешли к золотому стандарту: место серебряных риксдалеров заняла золотая крона. Основным средством обращения стала теперь бумажная банкнота, свободно обмениваемая на золото по единому номиналу. (Скандинавская монетная уния до 1914 г.).

Рационализация сельского хозяйства. Производственные отношения в сельском хозяйстве скандинавских стран к 1870 г. были уже, как мы знаем, либо капиталистическими, либо мелкотоварными. Крупных сельских хозяев капиталистического типа сравнительно больше было в Дании, меньше в Швеции и еще меньше в Норвегии. Составляя лишь незначительную долю от общего числа хозяйств, скандинавские кулаки и помещики владели подавляющей частью удобных земель и скота. Среди крестьян было много полупролетариев, подрабатывающих наймом, в том числе в лесной промышленности.

После 1870 г. шло не столько дальнейшее обуржуазивание аграрных производственных отношений — процесс этот уже завершился, — сколько рационализация, а отчасти и механизация самого производства. Сдвиги эти были ускорены критическим падением хлебных цен в 70-х годах из-за удешевленных способов доставки заокеанского зерна в Западную Европу. На исходе XIX в. экспорт зерна из Скандинавии практически прекратился, а экспорт масла, свиного сала и свиней во много раз вырос. Датское растениеводство все больше переключалось на обслуживание животноводства. К концу столетия даже Дания стала ввозить зерно.

Рост мясо-молочной продукции стал возможным благодаря укрупнению и механизации части производственного процесса, а именно, путем создания кооперативных маслобоен и мясобоен. Первая маслобойня с механической центрифугой была основана в Дании в 1882 г. (в 1900 г. их было 678), в Швеции и Норвегии — немногим позже. Несколько раньше датские крестьяне стали практиковать организованную кооперативную закупку семян, кормов, удобрений и пр. Прибыли в кооперативах распределялись пропорционально сделанным заказам. Участвовало в них и больше всего нуждалось мелкое, в том числе полупролетарское (хусмены), крестьянство, хотя кооперативы организовывались и возглавлялись сельской буржуазией. Помещики в них не участвовали.

Улучшение и увеличение сельскохозяйственного производства достигалось также следующими средствами: расширением культурной площади, внедрением правильных севооборотов и искусственных удобрений, увеличением доли искусственных лугов и корнеплодов, улучшением посевных материалов и пород скота, пропагандой агрономических знаний и организацией обучения. В результате поголовье свиней в Дании за 1861—1903 гг. выросло в 5 раз (до 1,5 млн. шт.), а удой молока — в 2,5 раза (до 2500 л с коровы в год). Только теперь началось широкое применение паровых молотилок и других машин.

Промышленная буржуазия и промышленный пролетариат. Эмиграция сельской бедноты. После наполеоновских войн население Скандинавии росло особенно быстро: в Швеции за вторую половину XIX в. — с 3,5 до 5 млн.; в Дании — с 1,5¹ до 2,5 млн.; в Норвегии — с 1,5 до 2,25 млн. Еще быстрее росло городское население (а среди самодеятельного — число занятых в промышленности и вообще вне сельского хозяйства). В Норвегии доля горожан поднялась с 12 до 28%, в Швеции — с 10 до 21%, в Дании — с 20 до 39%.

В годы индустриализации сложился как класс промышленный пролетариат. Численность промышленных рабочих росла следующим образом: в Швеции за 1875—1905 гг. — с 90 тыс. до 325 тыс.; в Норвегии за 1875—1900 гг. — с 46 до 76 тыс.; в Дании за 1872—1897 — с 35 до 73 тыс. Повсеместно в Скандинавии большую часть пролетариата по-прежнему составляли сельскохозяйственные рабочие различных категорий.

Благодаря завершенному в 60—70-х годах аграрному перевороту Скандинавия стала зоной аграрного перенаселения. Сельская беднота, лишенная опоры в виде общины, лишь частично поглощалась промышленностью. Началась массовая эмиграция в Северную Америку. Дополнительными факторами эмиграции были религиозные и политические гонения (главным образом до 1850 г.), неурожаи конца 60-х годов и аграрная депрессия 80-х годов. Волна эмиграции достигла наивысшего подъема в 80-х годах. Только в 1882 г. за океан выехало свыше 50 тыс. шведов и около 30 тыс. норвежцев. Размеры эмиграции датчан были скромнее.

Бурный рост городского населения при внегородском в значительной мере размещении скандинавской промышленности объяснялся ростом преимущественно городских средних слоев — торговцев, ремесленников, чиновников и лиц свободных профессий. Наконец, имущую верхушку общества составляли теперь уже не только и не столько помещики и купцы, сколько промышленники-фабриканты, судовладельцы, банкиры.

Образование политических партий буржуазной демократии. Борьба за всеобщее избирательное право. Политическое положение всех скандинавских стран имело общие черты: власть находилась в руках узкой группы помещиков (кроме Норвегии), высших чиновников, крупных промышленников. Из них формировались кабинеты по усмотрению королей, все еще сохранявших широкие полномочия. Монархи и их правительства опирались на верхние палаты риксдагов Дании и Швеции, где тон задавали те же помещики. Им противостояли оппозиционные вторые палаты — датская и шведская—:и оппозиционное, большинство в норвежском стортинге.

Оппозицию составляла средняя и мелкая буржуазия, главным образом крестьянская. Основная масса населения в Швеции и Норвегии не имела политических прав, в Дании же всеобщее избирательное право для фолькетинга уравновешивалось реакционной системой пополнения ландстинга. Разногласия правящих кругов и оппозиции были борьбой внутри буржуазного лагеря. Однако оппозиция, выдвигая требования демократического характера, выступала тем самым и от имени народных низов.

Норвежские венстре и торжество парламентаризма. Политически самой передовой из трех скандинавских стран была по-прежнему Норвегия. Главным требованием оппозиции там уже с конца 1860-х годов стала парламентская ответственность правительства. Красноречивым поборником парламентаризма был Свердруп, выступавший в стортинге от имени группы буржуазных интеллигентов умеренно-демократического склада. В 1869 г. он вступил в союз с новым лидером крестьянской оппозиции депутатом стортинга С. Ябеком и тем самым положил начало организации демократической партии (так называемых левых — венстре). Объединенная оппозиция имела не только абсолютное большинство в парламенте, но и сеть местных, главным образом крестьянских организаций. Наряду с расширением прав стортинга венстре добивались также расширения прав местного самоуправления, полного равенства Норвегии в унии со Швецией и недопущения каких-либо шагов к слиянию обоих государств. Им противостояла группировка сторонников правительства (так называемые правые — хёйре).

Первым успехом новой партии было решение стортинга о своих ежегодных сессиях (вместо одного раза в три года). В 1871 г. стортинг отверг предложения шведско-норвежского комитета по делам унии, направленные на создание общих со Швецией учреждений. На протяжении 1874—1880 гг. оппозиционное большинство стортинга трижды принимало тождественную резолюцию о допуске министров к участию в парламентских дебатах, справедливо видя в таком допуске пролог к парламентской ответственности кабинета. Трижды король Оскар II применял вето. После третьего вето стортинг объявил свою поправку к конституции действующей; поскольку же министры-консерваторы по-прежнему не являлись на заседания стортинга, они были привлечены к особому государственному суду, выделяемому в основном из депутатов того же стортинга. Суд признал министров виновными в злоупотреблении королевским вето и приговорил к лишений) портфелей. В том же 1884 году король не только подчинился решению суда, но и назначил новый, либеральный кабинет во главе с самим Свердрупом. Принцип парламентаризма восторжествовал, и зависимость Норвегии от шведского короля значительно ослабла. Венстре и хёйре конституировались как национальные партии.

Датские венстре, конфликт двух палат и торжество парламентаризма. Наметившееся в 1864—1866 гг. сотрудничество помещиков-консерваторов с левыми «Друзьями крестьян» в датском парламенте оказалось непрочным. Уже в 1870 г. помещики образовали кабинет с участием национал-либералов. В том же году на базе «Друзей крестьян» возникла Объединенная левая партия во главе с сельским учителем К. Бергом, а затем также юристом и журналистом В. Хёрупом, выходцами из кулацких семей. В центре программы и датских венстре стоял парламентаризм, т. е. образование правительства партией, имеющей большинство в нижней палате риксдага — фолькетинге. Далее, венстре требовали демократизации избирательного права на выборах ландстинга (верхней палаты) и коммунальных выборах, ликвидации последних пережитков феодализма, таких, как кабальная аренда («фе́сте»), старинные поземельные налоги и десятина, тяготевшие только над сельскими жителями.

В 70-х годах датские венстре, следуя примеру норвежцев, создали сеть местных организаций, партийную печать и развернули систематическую агитацию. На выборах 1872 г. в фолькетинг они победили голосами почти исключительно сельских избирателей, но правительство по-прежнему формировалось королем Кристианом IX (1863—1906) из консерваторов. Последние, как и в Норвегии, стали именовать себя теперь правыми (хёйре) и вели за собой не только помещиков, но также промышленников и чиновников. Столпом правых был «датский Бисмарк» — помещик Я. Эструп, министр внутренних дел, а в 1875—1894 гг. — неизменный премьер-министр Дании.

Якоб Эструп (1825—1913)

Главным средством борьбы венстре с правительством стал с 1877 г. либо отказ фолькетинга своевременно утвердить финансовый законопроект, внесенный правительством, либо всяческая урезка рекомендуемых им ассигнований (получивших поэтому название «бритого пуделя»). В ответ правительство в 1877 г. впервые прибегло к роспуску парламента и к изданию предусмотренных конституцией временных финансовых законов, охватывавших лишь согласованные с обеими палатами статьи бюджета.

Положение особенно обострилось с 1885 г., когда очередной финансовый закон позволил правительству взимать налоги на расходы, вообще не одобренные парламентом. Весной в стране возникли крестьянские волнения, начались отказы от уплаты налогов, один рабочий венстре даже стрелял в Эструпа, но промахнулся. Однако на революцию датские венстре были неспособны. «Датская левая, — писал Энгельс в 1889 г., — уже давно разыгрывает недостойную комедию оппозиции и без устали демонстрирует снова и снова перед всем миром свое собственное бессилие»².

Десять лет подряд (1885—1894) правительство практиковало временные законы и с их помощью провело, в частности, фортификационные работы вокруг Копенгагена. В 70-х годах возникла социал-демократическая партия, с 1884 г. уже представленная в фолькетинге (см. ниже). Ее усиление толкнуло часть венстре в 90-х годах вправо, к поискам сделки с умеренными хёйре.

Енс Кристенсен

В 1894 г. умеренные из обеих партий — венстре и хёйре — достигли соглашения: отставки Эструпа взамен одобрения военных расходов (на укрепление Копенгагена). В выигрыше оказались консерваторы, оставшиеся у власти, и это подорвало авторитет умеренных венстре. Партия раскололась, и левое крыло образовало в 1895 г. новую Левую партию реформ. Ее возглавил опять-таки школьный учитель Енс Кристенсен (1856—1930). На выборах 1895, 1898 и особенно 1901 г. партия реформ-венстре завоевала большинство в фолькетинге, подкрепленное к тому же поддержкой социал-демократов. В 1901, г. консерваторы хёйре и умеренные венстре получили всего 24 места из 113, а хёйре — правительственная партия — вообще провалились (8 мест). Король подчинился принципу парламентаризма: к власти пришла, наконец, партия кулачества — реформ-венстре, которых стали называть просто венстре.

Политическая борьба в Швеции вокруг налогов и пошлин. Оппозиционная партия сельских хозяев образовалась во второй палате шведского риксдага уже в 1867 г. Она добивалась отмены старинных поземельных налогов и государственных повинностей с крестьян, в том числе замены военно-поселенной системы комплектования армии всеобщей воинской повинностью, экономии государственных средств и большего контроля за чиновниками. В Швеции феодальные пережитки носили государственный характер. Отсюда и меньший антагонизм «крестьян» (2-я палата) и «господ» (1-я палата): вождями «сельских хозяев» на первых порах вообще были два помещика, один из них граф А. Поссе. Да и шведские «господа» из верхней палаты в отличие от датских имели в своем составе больше промышленников. Соответственно и шведские кабинеты после 1866 г. были не просто диктатурой помещиков, как в Дании, а опирались на более широкую базу, в том числе на крупных промышленников.

«Сельские хозяева», располагавшие большинством во второй палате, из года в год срывали финансовую программу правительства, а именно — его программу обновления и усиления шведских вооруженных сил (по образцу кайзеровской Германии). Новый король Оскар II (1872—1907) пытался стать «над партиями» и хлопотал о компромиссе между правительством и второй палатой. Правительство — состав его менялся — также обнаруживало готовность к уступкам. Однако крестьянские депутаты упорно отклоняли любое увеличение военных расходов. В 1878 г. были, наконец, отменены старинные ямские и гостинные повинности крестьян³.

В 1885 г. умеренно консервативное правительство О. Темптандера (1884—1888, «центр») достигло временного компромисса с партией сельских хозяев: поземельные налоги и расходы крестьян на содержание «поселенных» войск снижались на треть, а продолжительность рекрутских сборов увеличивалась с 30 до 42 дней; всеобщей воинской повинности подлежали 12 возрастов (21—32 года).

На передний план теперь вышел спор о введении покровительственных пошлин. Большинство аграриев — крупных и мелких собственников — все громче требовали защиты от конкуренции дешевого импортного зерна, а представители ряда отраслей промышленности (внутреннего рынка) — также я от конкуренции иностранных промтоваров. На выборах 1887 г. протекционисты завоевали большинство во второй палате, хотя и незначительное. Партия сельских хозяев временно раскололась на новую, т. е. протекционистскую, и старую — фритредерскую. В первой палате протекционисты также имели небольшой перевес. В течение 1888—1892 гг. и в 1896 г. были введены или повышены пошлины на зерно, муку, сало, а также на чугун, станки и некоторые другие товары.

Общность протекционистских интересов части аграриев и частя промышленников плюс быстрый рост социалистического рабочего движения, а также конфликт с норвежскими венстре (см. ниже) продлили жизнь консервативным кабинетам в Швеции и обеспечили им популярность даже у большинства второй палаты. В течение 1891—1900 гг. властным главой правительства был консервативный помещик Э.Г. Бустрём (племянник известного философа), тесно связанный с промышленниками. Он добился от аграриев согласия на дальнейшее значительное увеличение военных расходов и сроков военной службы (до 90 дней) взамен постепенной ликвидации поземельных налогов (1892).

Консолидация консервативного большинства в обеих палатах делала введение парламентаризма в Швеции пока еще малоактуальным. Важнее было завоевание всеобщего избирательного права, за что энергично боролись обе основные партии оппозиции конца века — либералы (под новым названием Народная партия — осн. в 1895 г.) и социал-демократы.

Новое обострение шведско-норвежского спора: вопрос о консулах. Короли из дома Бернадотов старались вести общую, шведско-норвежскую внешнюю политику. В 1885 г., однако, их внешнеполитические прерогативы были урезаны шведским риксдагом в пользу премьер-министра и министра иностранных дел, т. е. членов шведского кабинета. На шведско-норвежских переговорах по этому вопросу премьер Норвегии Свердруп оказался излишне сговорчивым и не получил поддержки других норвежских представителей. Переговоры были прерваны.

Вообще Свердруп, став главой правительства, быстро утратил популярность левого крыла своей партии — представителей городских средних слоев. Мероприятия его правительства были сочтены недостаточно демократическими. Так, расширение избирательного права (1884) сохранило имущественный ценз, т. е. не допустило к выборам массу рабочих.

В 1888 г. правящая партия раскололась на радикальных, или «чистых», венстре во главе с учителем Ю. Стееном и на умеренных — сторонников самого Свердрупа (ум. в 1892 г.). Это позволило консерваторам — хёйре вновь ненадолго прийти к власти при поддержке умеренных венстре. Широкие слои мелкой буржуазии, городской и сельской, шли за радикалами: на выборах 1891 г. они получили 65 (умеренные-14, а правые — 35) голосов и образовали правительство во главе со Стееном. Главным пунктом в программе «чистых» венстре стало создание самостоятельного норвежского внешнеполитического ведомства во главе с собственным министром иностранных дел. Первым шагом к этому они считали немедленное введение национальной консульской службы, о чем стортинг принял постановление в 1892 г. Король Оскар II наложил вето, венстре вновь уступили место консерваторам — также сторонникам установления консульской службы, но лишь после переговоров со Швецией. Швеция грозила в случае односторонних шагов норвежцев применить силу и в 1894 г. демонстративно увеличила военные кредиты. Популярность «чистых» венстре как слишком смелых несколько упала (выборы 1894 г.), стортинг отступил и в 1895 г. решил возобновить переговоры со Швецией по вопросу о консулах. Однако шведы цеплялись за статус-кво, уже неприемлемое даже для норвежских консерваторов.

Потерпев политическое поражение (в 90-х годах) Норвегия начала активную военную подготовку. Выпускались оборонные займы, на шведской границе ремонтировались или возводились укрепления, был построен более современный военно-морской флот. Введением всеобщего избирательного права в 1898 г. (для мужчин) вновь пришедшие к власти «чистые» венстре еще больше упрочили свою позицию.

Начало массового рабочего движения. Социал-демократические партии и первые профсоюзы. Положение промышленного пролетариата в начальный период индустриализации, т. е. около 1870 г., оставалось весьма тяжелым: безработица, болезни, старость грозили рабочему почти немедленным голодом и нищетой. Рабочие жили скученно, питались однообразно, трудились не менее 12 часов в день, часто также в воскресенье. Широко использовался труд детей. Хозяин сохранял остатки полицейской власти над своими рабочими. Трудовых соглашений не существовало, стачка каралась как бунт, политических прав рабочие были лишены. На средства общественного призрения и частной благотворительности перебивались многочисленные пауперы — нищие.

В особенно плачевном положении находились по-прежнему сельские пролетарии и полупролетарии — семейные батраки-статары, мелкие арендаторы за отработки — торпари (в Швеции) и хусмены (в Дании, Норвегии). В Дании принудительные отработки уже запрещались законом, но еще бытовали «добровольные».

Рабочие объединения 50—60-х годов, как правило, не отстаивали экономических и тем паче политических интересов своих членов, а занимались их просвещением, взаимопомощью (больничные и погребальные кассы, потребкооперация), организацией досуга, религиозной проповедью, борьбой с пьянством и пр. Подобные объединения возглавлялись обычно либералами из буржуазной среды. Такая форма борьбы, как стачка, даже стихийная, еще в 60-х годах была новостью для Скандинавии и распространилась лишь в следующем десятилетии. Широкий отклик получили забастовки каменщиков Стокгольма в 1869 г., судостроителей Гетеборга в 1872 г. и особенно рабочих-деревообделочников района Сундсвалля (Северная Швеция) в 1879 г. Последняя стачка, хотя и не привела к победе, напугала буржуазию (были вызваны войска) и ободрила рабочий класс. В Дании отметим забастовку копенгагенских каменщиков в 1872 г. Первые забастовки в Норвегии также относились к 70-м годам.

В начале 70-х годов возникли и первые собственно профессиональные союзы — частично на базе прежних рабочих объединений и даже старых ремесленных союзов. Раньше всего они появились в столицах — у стокгольмских каменщиков (1869) и у типографщиков (в Дании в 1869 г., в Швеции и Норвегии в 1872 г.). Они же заключили тогда первые в Скандинавии коллективные договоры с предпринимателями. Раньше всего соединение профсоюзного и вообще рабочего движения с идеями социализма произошло в Дании, что объяснялось сравнительной близостью этой страны к Германии и Франции — центрам революционного движения того времени, а также сосредоточением датских промышленных рабочих преимущественно в одном районе — Копенгагене. В 1871 г. под прямым впечатлением событий Парижской Коммуны бывший лейтенант датской армии Л. Пио. (1841—1894) начал анонимно издавать в Копенгагене журнал «Социалист» (впоследствии, с 1874 г., газета «Социал-демократ») и основал датскую секцию I Интернационала (1871). Программа секции уже носила радикально-демократический, а отчасти лассальянский характер. В мае 1872 г. гусары и полиция разогнали запрещенный властями Копенгагена митинг в Фелледском парке, организованный датскими социалистами. Вожди датской секции Интернационала были преданы суду и заключены в тюрьму, сама секция распущена властями.

Датская социал-демократическая партия была заново основана в 1876 г. Ее программа была повторением Готской программы немецких социал-демократов. Прежние вожди отошли от движения (Пио эмигрировал в 1877 г.), и партию возглавила группа рабочих-энтузиастов — К. Хёрдум, П. Хольм, П. Кнудсен и др. Партия была организационно отделена от профсоюзов, начата работа среди хусменов, составлена аграрная программа.

Несколько позже, с начала 80-х годов, развернулась социалистическая агитация в странах Скандинавского полуострова. В Норвегии особенно активно действовал Кр. Х. Кнудсен (1845—1929) — председатель союза типографщиков; в Швеции — портной А. Пальм (1849—1922), ранее участник датского социалистического движения. Вышли первые социал-демократические газеты, а вскоре возникли первые партийные организации, преобразованные затем в общенациональные партии: Норвежскую рабочую партию (1887) и Шведскую социал-демократическую рабочую партию (1889).

Обе партии были при своем рождении не только общенациональными политическими, но, по существу, и профсоюзными центрами: в Швеции и Норвегии профсоюзы, возглавляемые социалистами, коллективно входили в партию. В Швеции социал-демократам в 80-х годах удалось отстранить буржуазных либералов от руководства профсоюзами. В Норвегии, где национальный вопрос еще заслонял собой социальные проблемы, значительная часть рабочих и даже сама Рабочая партия вплоть до начала XX в. шла за «чистыми» венстре.

Соответственно первая социалистическая программа НРП была принята только в 1891 г. Идеологически незрелым оставалось руководство СДПД — «умеренное большинство», по выражению Энгельса⁴, и в 1889 г. оппортунистам удалось изгнать из партии радикальную, революционную оппозицию (Г. Трир). СДРПШ, как и датская партия, руководствовалась Готской программой, а в 1897 г. приняла более зрелую программу, составленную А. Даниельсоном на основе Эрфуртской. Эта программа СДРПШ была социалистической, марксистской, хотя и с недостатками, присущими социал-демократии на Западе.

Ближайшие практические требования социал-демократии во всех трех странах совпадали: всеобщее избирательное право и законодательное установление 8-часового рабочего дня. Для достижения этих целей нужен был союзник, и таким союзником стали для скандинавских социал-демократов левые буржуазные партии: народная в Швеции, «чистые» венстре в Норвегии, «реформ-венстре» в Дании. Первые социал-демократы вообще проходили в скандинавские парламенты по либеральным спискам. В Дании социал-демократы попали в парламент в 1884 г., в Швеции — в 1897 г., в Норвегии — лишь в 1903 г.

На протяжении 90-х годов социал-демократия всех трех стран, особенно в Швеции и Дании, добилась крупных успехов. Росло число профсоюзов, создававшихся уже в масштабе целой страны; крепло партийное руководство ими. Число забастовок также быстро росло. В Швеции, например, до середины 80-х годов забастовки были единичными, с половины 80-х годов они уже насчитывались десятками ежегодно, а с конца 90-х — сотнями. Возрастал и процент успешных забастовок. К концу XIX в. датская и шведская социал-демократии уже насчитывали по нескольку тысяч членов, а датская партия имела солидное представительство в парламенте. В 1898—1899 гг. но всех трех странах возникли общенациональные профсоюзные организации, существующие поныне.

В 90-х годах скандинавские марксисты нанесли идейное поражение анархистам, особенно сильным в шведской социал-демократии. Анархисты отстаивали тактику немедленных экспроприаций (т. е. ограблений), индивидуального террора, умаляли значение политической борьбы пролетариата. Вместе с тем на исходе века в руководстве скандинавского рабочего движения стали усиливаться соглашательские настроения. Так, сентябрьское соглашение 1899 г. между центральной организацией датских профсоюзов и объединением работодателей закрепило право рабочих на организацию и на стачку, но вместе с тем и непререкаемый авторитет фабриканта на предприятии, и свободу штрейкбрехерства. Оно вводило, далее, правила прекращения работы «для обеих сторон» и запрещало стачки и локауты без предварительного предупреждения.

Наглядный рост социалистического рабочего движения заставил власти вести политику «кнута и пряника». Так, в ответ на организацию шведской социал-демократической партии немедленно был принят так называемый закон о наморднике (1889), строго каравший выступления против существующего строя. Одновременно в целях успокоения трудящихся в Швеции были приняты законы о фабричной инспекции (1889) и государственных субсидиях больничным кассам (1891). В Дании первый закон об охране труда на фабриках был издан еще в 1873 г., позже были приняты законы о пенсиях по старости для неимущих (1891) и о больничных кассах (1892), в Норвегии — о государственном страховании при несчастных случаях (1894), о запрещении детского труда до 12 лет и о фабричной инспекции.

Переход к политике нейтралитета. После датско-прусской войны для Скандинавии наступило долгое состояние мира. По австро-прусскому Пражскому мирному договору 1866 г. все три бывших датских герцогства стали владением Пруссии, которая (§ 5) обязалась провести в Северном Шлезвиге плебисцит и в случае волеизъявления жителей вернуть его Дании. Однако это обещание не было выполнено, и в 1866 г. § 5 был отменен. Датчане в Северном Шлезвиге упорно отстаивали свою национальную самобытность и приверженность к старой родине.

Надежда вернуть Северный Шлезвиг слабела с каждым годом. Очевидная невозможность военного соперничества с великими державами, экономическая ориентация северных стран и на Англию, и на Германию, постепенное усиление парламентского контроля за внешней политикой — все это поощряло скандинавские правительства к проведению политики нейтралитета. Соответствующие декларации принимались в Стокгольме и Копенгагене в период дипломатических или военных конфликтов в Европе, причем условия скандинавского нейтралитета стали строже.

Хенрик Ибсен. Скульптура Густава Вигеланна

В 90-х годах нейтралитет не раз провозглашался высшим принципом датской внешней политики.

Однако Дании, несмотря на поддержку России, не удалось добиться гарантий своего нейтралитета от всех великих держав. Шведское же правительство не желало иностранных гарантий и по-прежнему считало нужным искать дипломатическую и иную поддержку против мнимой угрозы со стороны царской России. Правящие круги во главе с королем Оскаром II все более явно ориентировались на Германию.

Кайзеровская империя стала предметом поклонения шведского двора, помещиков, офицерского корпуса, промышленников и части буржуазной интеллигенции. Рост военных приготовлений и милитаристских настроений в Швеции на рубеже XIX—XX вв. имел и антинорвежскую, и антирусскую направленность.

Новые явления культурной жизни: от романтизма к реализму и от него к импрессионизму и неоромантизму. 1870-е годы стали переломными не только в экономике и политике, но также в области духовной культуры скандинавских стран. Ломка патриархального, мелкобуржуазного уклада, быстрое развитие капиталистических отношений и многообразных связей с более передовыми странами стали предпосылкой для нового подъема буквально всех отраслей литературы, искусства, науки и техники.

Август Стриндберг. Рисунок Карла Ларссона

Духовное обновление началось с литературы. Его наиболее крупными провозвестниками стали датский критик Георг Брандес (1842—1927) и плеяда норвежских драматургов и романистов во главе с Х. Ибсеном (1828—1906) и Б. Бьёрнсоном (1832—1910). Лекции Брандеса в Копенгагене — духовном центре Скандинавии того времени — по истории европейской литературы XIX в. содержали яркую проповедь идей политического свободомыслия, позитивизма, утилитаризма, критического реализма и оказывали громадное влияние на молодую интеллигенцию всей Скандинавии. Начался крутой поворот скандинавских литератур от романтизма к реализму.

Литературное первенство при этом перешло к норвежцам⁵.

В пьесах Ибсена теперь утвердилась злободневная социальная тематика — новое слово в мировой драматургии. Драмы его — «Столпы общества», «Кукольный дом» («Нора»), «Враг народа», «Гедда Габлер» л другие содержали ряд художественных «проб» из жизни средних слоев Норвегии в переломные годы утверждения капитализма. Ибсен поставил острые проблемы личности, семьи, общественного долга в буржуазном обществе. Другой норвежский драматург — Б. Бьёрнсон перешел теперь от идеализации патриархального крестьянства к реалистическому отображению важных сторон норвежского буржуазного общества, включая рабочее движение (пьесы «Банкротство», «Редактор», «Король», «Новая система», «Сверх наших сил»). Ряд крупных романистов создали норвежскую критически-реалистическую прозу — прежде всего А. Хьеланн (1849—1906) и Ю. Ли (1833—1908).

Датский критический реализм не отличался такой социальной остротой, как в Норвегии, и быстро развился в натурализм. Психологизм, пристрастие к изображению болезненных явлений, преувеличение роли наследственности, пессимизм и крайняя национальная самокритичность отличали датских писателей-натуралистов. Наиболее известны среди них Е.П. Якобсен (1847—1885) с его атеистическим романом «Нильс Люне», Х. Банг (1857—1912) и самый крупный — Х. Понтоппидан (1857—1943). Многотомные романические циклы Понто́ппидана — «Земля обетованная» (1891—1895), «Счастливчик Пер» (1898—1904) всесторонне и ярко изображали современное писателю датское общество.

В Швеции «прорыв» реализма и натурализма наступил только в 80-х годах и связан более чем в других скандинавских странах с одним именем — Августа Стриндберга (1849—1912). Этот крупнейший шведский писатель дал первые программные образцы шведской реалистической прозы (повесть «Красная комната», 1879) и драма «Фрекен Юлия», 1888). Раннему Стриндбергу присущи интерес и сочувствие идеям социализма (сборник «Утопии действительности», 1884—1885), отчасти навеянные влиянием Чернышевского. Популярным писателем-натуралистом, хотя и уступавшим Стриндбергу, был Г. Гейерстам (1858—1908) сего новеллами 80-х годов и романом «Эрик Гране» (1885). Шведские писатели реалисты и натуралисты получили общее прозвище «восьмидесятников».

Позже, чем в литературе, уже в последней четверти XIX в., был изжит романтизм и в скандинавской живописи. Сменив Дюссельдорф, Мюнхен и Рим на Париж, северные художники возвращались оттуда во всеоружии новых приемов и требований реалистической, а затем и импрессионистской школ. Оппозиционный к Академии художеств шведский «Союз художников» (1885) включал таких замечательных мастеров, как Э. Юзефсон (1851—1906) — портретист и жанрист, К. Ларссон (1853—1919) — акварелист и монументалист, Б. Лильефорс (1860—1939) анималист и всемирно известный живописец А. Цорн (1860—1920), самый поздний и самый крупный из шведских импрессионистов. В датской живописи проводником французских влияний и главой нового, реалистического, а позже импрессионистского направления стал портретист и жанрист П. Кройер (1851—1909) со своими друзьями по художественной колонии в Скагене (супруги Анкер и др.). Реалистическую школу в норвежской живописи создал Кр. Крог (1852—1925), отличавшийся острым интересом к социальной тематике, к жизни низов. Импрессионистом был и другой крупнейший норвежский пленэрист конца XIX в. — Ф. Таулёв (1847—1906). Ученик Крога Э. Мунк (1863—1944) — гордость Норвегии — начал в 80-е годы с импрессионизма, а в 90-е стал художником-символистом и предшественником европейского экспрессионизма. Архитектура, в целом все еще эклектичная и малоинтересная, успешнее развивалась в Дании (М. Нюроп), скульптура — в Норвегии (Ст. Синдинг — 1846—1922).

Эдвард Мунк. «Девушки на мосту»

С опозданием по сравнению с двумя другими странами, но с большим всемирным резонансом зазвучала во второй половине века норвежская музыка. Главой норвежской школы стал Эдвард Григ (1843—1907). Творчество норвежских композиторов до конца XIX в. еще было проникнуто духом национального романтизма.

В 90-х годах скандинавская буржуазная интеллигенция временно повернула от утилитаризма, позитивизма, радикализма к самоуглублению в личные переживания, к воспеванию патриархальной старины, национальной самобытности, к эстетству и специфическому пессимизму «конца века». Налицо были признаки декаданса. Идейный поворот особенно отчетлив в Швеции, где буржуазия праве́ла всего быстрее.

Столпами шведского неоромантизма стали поэты и эссеисты В. фон Хейденстам (1859—1940) и О. Левертин (1862—1906). «Натурализму сапожников» они противопоставили «натурализм воображения», а затем символизм.

Среди собственно прозаиков виднейшим неоромантиком была С. Лагерлёф (1858—1940), прославившаяся и за пределами Швеции своим романом «Сага о Йесте Берлинге» (1891). С неоромантизмом связано и творчество поэта-лирика Г. Фрёдинга (1860—1911). К импрессионизму, символизму и даже к мистицизму перешли в конце столетия и былые корифеи шведского реализма, включая Стриндберга (трилогия «Путь в Дамаск»).

В Норвегии 90-х годов выступил молодой Кн. Гамсун (1859—1952) с импрессионистскими глубоко трагическими повестями — «Голод», «Пан», «Виктория», романом «Мистерии», полным иррационализма, и реакционной драматической трилогией «У врат царства». Тяга к символизму заметна и у позднего Ибсена.

В Дании переход к импрессионизму, декадансу или к неоромантизму можно проследить в творчестве уже названного Х. Банга («Безнадежные поколения», 1880), а также в эволюции таких прозаиков, как К. Гьеллеруп (1857—1919), или поэтов, таких, как Х. Драхман (1846—1908), в юности близкого к социалистам. В 90-е годы в Дании выросла целая плеяда поэтов-символистов. Их вождем был И. Ергенсен (1866—1956) с его журналом «Башня» («То́рнет»).

Эдвард Мунк. Автопортрет

Эпоха индустриализации, урбанизации, университетских реформ сопровождалась также значительными успехами скандинавской науки и техники. Успехи эти проявились, например, в организации смелых научных, в особенности полярных экспедиций (норвежец Ф. Нансен, шведы А. Норденшельд Старший, С. Андре́, погибший при полете к Северному полюсу на воздушном шаре). В области точных наук всемирную известность получили шведы: Св. Аррениус (1859—1927) с его теорией электролитической диссоциации; в оптике прославились Ангстремы, отец и сын (ангстрем — единица длины световой волны). Шведский врач Цандер предложил систему лечебно-механической гимнастики. Успешно развивались в Швеции также минералогия, геохимия (открытие элемента «скандий» Л.Ф. Нильсоном), теория электротехники и пр.

В это время приобрели международное значение Нобелевские премии по физике, химии, физиологии или медицине, литературе, а также за деятельность по укреплению мира (последние присуждаются Нобелевским комитетом норвежского парламента). Премии выплачиваются с 1901 г. из доходов от капитала, завещанного на эти цели знаменитым промышленником-изобретателем Альфредом Нобелем (1833—1896), запатентовавшим в свое время секрет производства нескольких взрывчатых веществ, в частности динамит. На присуждение премий по литературе и премий мира всегда влияли идейно-политические взгляды и художественные вкусы правящих кругов Скандинавии.

Важную роль в поощрении достижений естественных и точных наук сыграл так называемый Карлсбергский фонд, основанный в 1876 г. в Дании на деньги капиталиста-пивовара Я. Якобсена. Излюбленным поприщем датчан были различные отрасли биологии и медицины.

В самом конце столетия прозвучали имена представителей точных наук в Норвегии: математика С. Ли (1842—1899), одного из создателей теории непрерывных групп; зоолога Г.О. Сарса; геолога В.К. Брёггера; физиков Кр. Биркеланна и В. Бьеркнеса; химиков К. Гульдберга и П. Воге; океанографа Ю. Юрта.

Подлинный расцвет наступил в конце XIX в. и для наук гуманитарных, прежде всего для истории. Наибольшее международное признание получили скандинавские археологи (швед О. Монтелиус, датчане Е. Ворсё и С. Мюллер) и филологи (датчане — тюрколог В. Томсен и санскритолог В. Фаусбёль). В тот же период выдающиеся историки-позитивисты сильно обновили концепции исторического развития своих стран (например, Э. Сарс в Норвегии). Были начаты крупные издания источников, основаны исторические семинары, общества и журналы. Менее плодотворна работа философской мысли этого периода.

Примечания

1. Без герцогств.

2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 37, с. 276.

3. В XIX в. они сводились к обязанности за определенную плату помогать владельцам постоялых дворов по мере надобности в перевозке и размещении проезжающих.

4. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 37, с. 162; см. также с. 226.

5. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 37, с. 351—352.