Оскар I и Карл XV: «великоскандинавские» амбиции

В 1848 г., на четвертом году царствования шведского короля Оскара I, подъем революционных движений на континенте поколебал стабильность системы европейских государств. Стремление к объединению Германии привело к восстаниям против датского правления в немецкоязычных провинциях Шлезвиг и Гольштейн. В конфликт вмешались пруссаки, изгнав датскую армию с территории провинций, а король Оскар I увидел в этом кризисе возможность осуществить свое стремление присоединить датскую корону к своим владениям, учитывая, что у датского короля Фредерика VII не было прямого наследника. Для достижения своих целей Оскар I пообещал оказать Дании немедленную помощь, предоставив 15 тыс. солдат и военно-морскую эскадру. Однако, прежде чем начать войну, он должен был проконсультироваться с «Чрезвычайным министерским советом», а для возможного использования норвежских войск требовалось к тому же согласие стортинга.

Неурегулированные границы на Севере

На внутренней территории страны к северу от Полярного круга, простирающейся примерно от Лофотенских островов на западе до Кольского полуострова на востоке, население состояло в основном из кочевников-саамов, перегонявших свои оленьи стада с одного зимнего пастбища на другое, а затем к побережью и обратно. В течение многих веков монархи России, Швеции и Норвегии объявляли эти территории своими, в основном в целях сбора дани с саамов. В 1595 г. по мирному договору между российским царем и королем Швеции спорная зона была поделена между ними, при этом Швеция получила исключительное право сбора налогов к западу от полуострова Варангер. По мирному урегулированию 1613 г. между Швецией и Данией-Норвегией король Кристиан IV вернул под власть норвежской короны прибрежные области на севере. Но во внутренних районах границы были окончательно установлены только после шведско-норвежского урегулирования в 1751 г., а затем заключения российско-норвежских соглашений 1809 г. (относительно Великого княжества Финляндского) и 1826 г.

Казалось бы, влияние Норвегии на внешнюю политику Соединенных королевств должно было подвергнуться первому испытанию. Несколько факторов позволяют объяснить, почему этого не произошло. Во-первых, в Норвегии проявлялось сильное сочувствие делу Дании, не только благодаря значительной культурной близости, сформировавшейся между двумя народами за четыре столетия тесного союза, но и потому, что на Данию смотрели как на маленькую страну, ставшую жертвой агрессии со стороны великой (или становящейся великой) державы. Этот взгляд разделяли и большинство членов норвежского правительства, которое к тому же расценивало Данию как полезный буфер, предохраняющий Скандинавию от столкновения с германским экспансионизмом. Меньшинство в кабинете составили сторонники ярко выраженной изоляционистской линии, считавшие, что ресурсы такой малой страны, как Норвегия, следует использовать ради ее собственного блага, а не растрачивать на связанные с европейской великодержавной политикой дела, в которых у нее нет прямой заинтересованности и на которые нет влияния. Стортинг склонялся на сторону меньшинства, но, поскольку король, дав обещание датчанам, поставил на кон свою репутацию, запрет на использование норвежских войск нанес бы сокрушительный удар престижу и монарха и Соединенных королевств. Поэтому соответствующее разрешение было дано, необходимые средства выделены, но в конце концов все кончилось размещением 1100 норвежских солдат и более многочисленного шведского контингента в Северном Шлезвиге в качестве миротворческих сил на период между перемирием и окончательным мирным соглашением.

Норвегия и Швеция в годы Крымской войны

Крымская война (1853—56) была вызвана попыткой России установить контроль над Черным морем и выходом в Средиземное море. Когда в июле 1853 г. российские войска вступили на территорию придунайских княжеств, турецкий султан объявил России войну, а в марте следующего года Англия и Франция выступили на стороне Турции. Объединенные королевства Швеции и Норвегии, а также Дания, заявили о своем нейтралитете в этом конфликте, но король Оскар I вел закулисную деятельность по вовлечению Объединенных королевств в войну на стороне западных держав. Его целью было ослабить позиции России в Северной Европе, а возможно и проложить путь для возвращения Финляндии и Аландских островов под власть Швеции. Для подкрепления своих усилий он оживил старую идею об экспансионистских планах России по овладению незамерзающими портами на побережье Финмарка, и в ноябре 1855 г. подписал договор с Англией и Францией, по которому эти две державы предоставляли гарантии территориальной целостности дуалистского королевства против покушений России. Однако, не смотря на попытки короля Оскара привлечь внимание держав-союзниц к северному театру, ареной боевых действий по прежнему оставалось Причерноморье. В Норвегии военные приготовления привели к резкой конфронтации с правительством и Стортингом. Наместник Норвегии Северин Лёвеншельд неоднократно предостерегал короля от вовлечения обеих стран в войну, а в конце концов подал в отставку со своего поста.

Следующим поводом для проверки способности Норвегии влиять на внешнюю политику короля стала Крымская война (1853—56) Великобритании и Франции против России. Официально Соединенные королевства по отношению к этому конфликту придерживались нейтралитета, но целью короля Оскара I было вступление в войну в надежде заставить Россию отказаться от Финляндии и стратегически важных Аландских островов. На этот раз норвежское правительство и стортинг были настороже: помимо прочего, они отказались увеличить военный бюджет. Кроме инстинктивного изоляционизма и страха оказаться вовлеченными в великодержавную политику, они ясно понимали, что нейтралитет является непременным условием процветания и высокой доходности внешней торговли и морских перевозок страны. Торговля нейтралов с воюющими сторонами, хотя часто и связанная с риском, теперь, как никогда, приносила немалую прибыль. Тогда король заключил «ноябрьский договор» 1855 г., по которому Англия и Франция гарантировали территориальную целостность Соединенных королевств от покушений со стороны России. Официально договор подписывался в чисто оборонительных целях, но при определенных условиях он мог привести к втягиванию Швеции и Норвегии в войну. И вновь, представляя договор на одобрение Совета, король таким образом поставил его перед fait accompli — свершившимся фактом, и максимум, что могло сделать норвежское правительство, это заявить о своем резком неодобрении подписанного соглашения. На этот раз, однако, война закончилась без вмешательства скандинавов.

Попытки поставить внешнеполитические амбиции монарха под контроль продолжались в течение всего правления Карла XV (1859—72). Первый случай произошел в 1863 г., когда возникла новая угроза взрыва в германо-датских отношениях из-за спора о Шлезвиг-Гольштейне. На этот раз король фактически предоставил Дании карт-бланш для обращения за военной помощью к Швеции — Норвегии в случае германского нападения. Шведское правительство по внутриполитическим причинам предпочло не обострять вопрос, но норвежское правительство выступило с резкими возражениями против вмешательства в конфликт, если только оно не произойдет в составе международной коалиции с участием и Франции, и Великобритании. В 1864 г. Дания подверглась нападению германских войск, но посредничество великих держав быстро привело к окончанию войны, и во вмешательстве отмобилизованной шведско-норвежской армии просто не возникло необходимости.

Еще одно объяснение готовности норвежского правительства и стортинга пойти навстречу королю, их стремления к вмешательству в конфликты с участием Дании было связано с воздействием народного движения под названием «скандинавизм», периодически набиравшего силу в период с 1840 до 60-х годов XIX в. Возникшее из ощущения этнической, культурной и политической уникальности Северных стран стремление укрепить это сообщество тесно связанных между собой народов в эпоху господства великих держав, движение «скандинавизма» пользовалось мощной поддержкой в научных и литературных кругах. Какое-то время политическая элита страны — примерно две тысячи высокопоставленных чиновников, государственных служащих и военных — могла использовать влияние скандинавизма для поддержки инициатив по укреплению унии с Швецией. Ведущие представители элиты рассматривали слияние с более консервативным шведским государством как способ сохранить собственную власть и влияние перед лицом радикальных и националистических тенденций. Другие, однако, оценивали перспективу Скандинавской конфедерации как способ использовать Данию в качестве противовеса шведскому господству.

Следует отметить, что в ходе таких споров политические институты обеих стран преследовали по существу одну и ту же цель: правительства и парламенты стремились к экономическому процветанию, которое можно было обеспечить только в условиях мира и нейтралитета, и поэтому они, порознь и сообща, пытались сдерживать наиболее авантюристические устремления короля. В этом процессе заключались и исходные элементы дилеммы, с которой в будущем столкнутся норвежские политики: путь к контролю над внешней политикой короля, судя по всему, лежал через укрепление союза между двумя королевствами — в этом случае их объединенные политические институты способны были набрать силу. Но это были лишь предвестники будущих событий. Пока что важнейшая цель состояла в том, чтобы сдерживать чрезмерную активность короля. А поскольку Министерский совет мог в лучшем случае давать королю советы, самым эффективным инструментом сдерживания оказался парламентский контроль над денежными средствами. С 1869 г. стортинг использовал этот инструмент для наращивания расходов на консульскую службу в ущерб средствам, выделяемым на дипломатическую службу. Именно этот вопрос имел самое прямое значение для внешних связей Норвегии: начиная с середины столетия норвежский торговый флот развивался поистине феноменальными темпами. Каждое десятилетие, начиная с 1845 г., его тоннаж почти удваивался; существовала и явная тенденция к строительству все более крупных кораблей.

Генрик Ибсен и скандинавизм

Генрик Ибсен, подобно многим писателям и представителям интеллигенции, в 1860-х гг. являлся сторонником скандинавизма. В 1863 г. он опубликовал стихотворение «En broder i nöd» («Брат в беде»), призывая Норвегию и Швецию выполнить свои обязательства об оказании военной помощи Дании в борьбе с Пруссией. Однако, когда в 1864 г. война между двумя странами действительно разразилась, лишь немногие норвежцы выступили за военное вмешательство. Скандинавизм, как выяснилось, не пользовался особой поддержкой вне круга столичной элиты.

Историки, изучавшие норвежскую внешнюю политику в период унии с Швецией, зачастую рассматривали попытки повлиять на внешнюю политику короля как проявление норвежской внешней политики, не уточняя, в каких именно внешнеполитических интересах эти попытки осуществлялись. В этой связи очень важно иметь в виду, что стремление установить контроль над внешней политикой короля не означало желания проводить альтернативную внешнюю политику; скорее оно было связано с изоляционистским по сути желанием вообще не иметь никакой внешней политики — или может быть, точнее будет сказать — проводить внешнюю политику в соответствии с рекомендациями Томаса Джефферсона Соединенным Штатам, которые он высказал в своей инаугурационной речи при вступлении в должность президента в 1801 г.: «мир, торговля, честная дружба со всеми нациями, обязывающих союзов — ни с кем». В рамках либерально-капиталистического устройства этого можно было добиться, сводя к минимуму государственное вмешательство в вопросы, имеющие отношение к внешней торговле. О действиях по защите или обеспечению жизненных интересов Норвегии речь заходила лишь при заключении официальных торговых договоров или принятии решений о таможенных пошлинах и регулировании импорта и экспорта. Как говорилось в приведенном одним историком отрывке из газетной статьи, написанной в 1875 г.: «наша родина расположена так, что великие события внешнего мира затрагивают нас лишь незначительно и изредка. В этом отношении мы находимся на галерке великого мирового театра... Это позволяет нам в мире и спокойствии заниматься своими делами»¹.

Лозунг «никакой внешней политики», конечно, не означал «никаких внешних связей». Наоборот, свобода торговли и развитие судоходства по мере того, как приближался конец девятнадцатого века, приводили к расширению контактов норвежцев с внешним миром. И здесь в долгосрочной ориентации Норвегии произошла явная смена направления с южного на западное — от Германии через Данию в сторону Англии. Во второй половине столетия норвежский экспорт в Великобританию вдвое или втрое превышал экспорт в Германию, а английские торговцы были, бесспорно, исключительно важными клиентами для норвежской отрасли морских перевозок. Культурное воздействие — в самом широком понимании слова «культура» — подобных контактов с особой силой ощущалось в торгово-промышленных кругах. Более того, как у политической элиты, так и среди широких слоев простых граждан, несмотря на горькие воспоминания о голоде, вызванном английской блокадой в период наполеоновских войн, также получило распространение явное пристрастие к английской политической культуре и парламентской системе правления. С другой стороны, в научных кругах и среди людей искусства германское влияние будет преобладать и в первые десятилетия XX в. — «иконописными» примерами этого могут служить такие выдающиеся фигуры, как Генрик Ибсен и Эдвард Григ.

Примечания

1. Jens Arup Seip, Utsikt over Norges historie, Vol. 2 (Oslo 1981). P. 33. Цитата взята из Menigmands Blad за 1 июня 1875 г.