Путь в НАТО

Во время «скандинавского этапа» об альтернативном варианте — Атлантической системе безопасности — на официальном уровне почти не упоминалось. Тем не менее уже с осени он стал серьезно рассматриваться норвежцами в качестве предпочтительного. 10 декабря 1948 г. Ланге впервые намекнул: если скандинавская альтернатива не даст удовлетворительного ответа на обеспокоенность Норвегии в сфере безопасности, ей, возможно, придется искать решения проблемы в рамках более широкой структуры. Однако лишь 27 января 1949 г., услышав развернутое политическое заявление министра иностранных дел в стортинге, общественность была официально проинформирована о том, что рассматривается альтернатива скандинавскому оборонительному пакту. Ланге сообщил о различиях во мнениях, проявившихся в ходе переговоров между Норвегией, Швецией и Данией, относительно самой сути планируемого оборонительного союза. Он заявил, что, по мнению Норвегии, подобный пакт, даже если он не будет связан официальным соглашением с более широкой региональной системой безопасности, должен «по характеру и содержанию» основываться на идее «регионального сотрудничества, охватывающего достаточно большую территорию, чтобы служить фактором реальной мощи».

Неделю спустя министр иностранных дел вновь прибыл в стортинг, чтобы сообщить депутатам о том, что переговоры о скандинавском оборонительном пакте закончились неудачей и кабинет теперь займется изучением условий возможного приглашения к участию в обсуждении Атлантического договора. Поэтому в Вашингтон и Лондон с ознакомительной миссией будет направлена делегация с широкими полномочиями во главе с самим министром иностранных дел. Одной из приоритетных тем для обсуждения стал вопрос о военных базах союзников в Норвегии, поднятый советским послом накануне отъезда делегации.

Двадцать девятого января 1949 г., в разгар заключительной дискуссии о скандинавской альтернативе, советский посол в Осло предпринял неожиданный демарш, осведомившись, намерена ли Норвегия присоединиться к Атлантическому союзу, и если да, то будет ли это означать создание на ее территории иностранных военно-воздушных и военно-морских баз^*. В ответ правительство сформулировало так называемую «базовую политику», выступив с односторонним заявлением, что оно «не предоставит баз на норвежской территории для вооруженных сил иностранных держав, до тех пор пока Норвегия не подвергнется нападению или угрозе нападения»^**. На самом деле предоставление подобных баз было с самого начала очевидно неприемлемым для Норвегии как по внутриполитическим причинам, так и из-за нежелания провоцировать Советский Союз, и в принципиальном плане об этом было четко заявлено американскому послу еще летом 1948 г. Ответы на предварительный запрос об этом, переданный в декабре через норвежских послов в Вашингтоне и Лондоне, указывали на то, что в создании таких баз не будет необходимости. Стремясь получить подтверждение на высшем уровне, Ланге, находясь в Вашингтоне, задал своим собеседникам из госдепартамента вопрос, потребует ли членство в Атлантическом пакте предоставления этих баз. Ответ в том, что касалось Соединенных Штатов, был по-прежнему отрицательным. Предложит ли на каком-то этапе будущий Атлантический союз, чтобы Норвегия предоставила в распоряжение союзников некие «сооружения», — это другой вопрос: тогда решение будет зависеть от самой Норвегии.

Поскольку скандинавская альтернатива по-прежнему пользовалась сильной поддержкой в стортинге и НРП, Ланге не мог не спросить о возможности поддержки Западом этого варианта. Из полученных ответов можно было сделать четкий вывод о том, что Скандинавский оборонительный пакт, если он не будет формально и на деле связан с западными державами, не может рассчитывать на какую-либо политическую или материальную поддержку. Двадцать четвертого февраля 1949 г. в официальном заявлении перед стортингом министр иностранных дел сделал обзор деятельности западных держав по формированию Атлантического союза и подчеркнул их решимость совместными усилиями добиться того, чтобы любая подобная система соответствовала определению «регионального соглашения», сформулированному в Уставе ООН. Он дал ясно понять, что участие или неучастие в договоре является делом свободного выбора самой Норвегии. Но правительство рекомендует, чтобы Норвегия приняла участие в планируемом сотрудничестве демократических народов в обеспечении безопасности и стремилась бы принять участие уже в предварительных дискуссиях, идущих в настоящий момент.

В начале марта стортинг обсудил и одобрил участие Норвегии в предварительных переговорах. В конце марта правительство официально предложило, а стортинг одобрил решение о том, что Норвегия подпишет и ратифицирует Североатлантический договор. Таким образом, можно ожидать, что именно в материалах этих двух парламентских обсуждений мы найдем репрезентативную выборку мнений, показывающую, ощущались ли принимаемые решения в качестве решающего поворотного момента в норвежской внешней политике. События, описанные на предыдущих страницах, несомненно, являются главным аргументом в пользу оценки отказа Норвегии от универсалистского курса неучастия в блоках первых послевоенных лет, ориентированного на Организацию Объединенных Наций ради членства в региональном оборонительном альянсе вместе с западными державами как решительной смены курса. Но воспринимали ли это таким образом стортинг и общественное мнение, отраженное в позиции его депутатов?

На первый взгляд изучение материалов парламентских дебатов в марте 1949 г. позволяет сделать вывод о единстве мнений относительно исключительной важности предстоящего вступления Норвегии в Атлантический союз. Несколько выступавших приравнивали его к решающим поворотным моментам в истории Норвегии последних столетий: 1814 г., когда произошло отделение от Дании и была принята Конституция, и 1905 г., когда была разорвана уния с Швецией и Норвегия обрела полную независимость. Однако на другом уровне, менее риторического плана, сторонники и противники членства Норвегии в Североатлантическом договоре рассматривали это решение под совершенно разными углами зрения. Противники вступления в НАТО — коммунисты и несколько депутатов от НРП утверждали, что из-за маневров правительства решение стортинга превратилось в пустую формальность. Они энергично предостерегали, что принятие такого решения означало бы полный отход от норвежской внешнеполитической традиции, связанной с поддержкой ООН, дружественными отношениями с СССР и решительной борьбой против раскола мира на военные блоки. Сторонники пакта, наоборот, подчеркивали, что уроки 1940 г. говорят о бесперспективности изолированного нейтралитета Норвегии и указывали на «атлантическую политику» военных лет как на традицию, в русле которой будет лежать и членство в Североатлантическом союзе. Многие из выступавших в поддержку решения изображали его как дополнение и подкрепление курса на поддержку ООН, проводившегося Норвегией в послевоенные годы, подчеркивая, что ее обязательства в области безопасности в рамках этой организации носят куда более широкий и наднациональный характер, чем условия Североатлантического договора.

Хальвард Ланге от лица Норвегии ставит подпись под Североатлантическим договором в ходе официальной церемонии его заключения в Вашингтоне 4 апреля 1949 г. Хотя еще с 1905 г. в качестве «неофициального гаранта» безопасности Норвегии выступала Великобритания, подписание договора означало, что страна, впервые в своей истории в качестве суверенного и независимого государства, уже в мирное время вступает в оборонительный союз.

Что же касается конкретных обязательств, которые будут возложены на Норвегию в связи с ее вступлением в Атлантический союз, то противники этого решения придавали огромное значение стратегическому положению Норвегии — наличию у нее обшей границы с СССР. Невзирая на заложенные в договоре очевидные механизмы зашиты национального суверенитета стран-участниц и недавние заверения правительства, что в мирное время на норвежской территории не будет иностранных баз, депутаты-коммунисты предрекали постепенное превращение страны в базовый район и плацдарм для обезоруживающего удара американцев по Советскому Союзу с применением атомных бомб. Большинство сторонников вступления, в свою очередь, подчеркивали сдерживающий эффект договора, рассматривая его как проявление взаимной солидарности, которое будет служить напоминанием о том, что Норвегии не придется сражаться в одиночку перед лицом агрессии. Подобная гарантия помощи извне имела особое значение, поскольку возможности Норвегии выделять собственные средства на военные нужды уже находились на пределе. Участие в союзе, ни в коей мере не принуждая Норвегию заниматься ускоренным перевооружением, на деле обеспечит военную помощь на весьма разумных условиях. При этом явно подразумевалось, что экономическое восстановление Европы по-прежнему будет пользоваться приоритетом по сравнению с перевооружением. Сторонники решения также отвергали как необоснованные утверждения оппонентов о неизбежном превращении Норвегии в бастион западного блока, направленный против Советского Союза, или в передовую базу для американских ядерных бомбардировщиков.

Итак, сплоченное твердое большинство, поддержавшее вступление Норвегии в Организацию Североатлантического договора, признавая огромное значение этого решения, рассматривало его важность с точки зрения сдерживающего воздействия подобного официального выражения взаимной солидарности. Соответственно, не высказывалось и предположений об изменении оборонной политики Норвегии, за исключением ожиданий поставок вооружений и снаряжения на разумных условиях. Не говорили сторонники членства в союзе и о том, что изменился сам фундамент или основная ориентация норвежской политики безопасности. Возможно, самой проницательной оказалась оценка человека, ранее не считавшегося глубоким знатоком внешнеполитических вопросов: Якоб Лоте, лидер парламентской фракции либеральной партии «Венстре», заявил, что сотрудничество с западными державами, которое Норвегия осуществляла начиная с германского вторжения в 1940 г., «определенным образом продолжалось до сегодняшнего дня и теперь приобретет более прочную форму»¹. Поставив 4 апреля 1949 г. свою подпись под Североатлантическим договором, Норвегия в общем подтвердила свой давний, но доселе негласный расчет на помощь со стороны дружественной западной державы в случае, если ее безопасность и независимость подвергнутся угрозе со стороны любой другой державы. Изменение — помимо того, что в роли страны — главного защитника Англию сменили Соединенные Штаты — заключалось прежде всего и главным образом в том, что отныне эта помощь не будет основываться на шатком фундаменте предположений. Отныне она будет подкрепляться официальной и четкой гарантией того, что вооруженное нападение на Норвегию будет рассматриваться как нападение на всех участников договора.

Примечания

*. Текст заявления посла СССР от 29 января 1949 г. о возможном вступлении Норвегии в НАТО см.: «Советско-норвежские отношения...», док. 323.

**. Ответ правительства Норвегии от 1 февраля 1949 г. см.: там же, док. 324.

1. Stortingsforhandlinger 1949, 7a. P. 301.