Введение

Похоже, норвежцы вступили в новое тысячелетие с немалой уверенностью в будущем своей родины. Она уже является одной из богатейших стран мира, а все новые миллиарды от эксплуатации нефтегазовых ресурсов текут рекой. На подходе и еще один крупный источник доходов — рыбопродукты, которые теперь не только добываются за счет рыболовства в открытом море, но и все больше производятся на рыбоводческих фермах на побережье. На мировых рынках эта продукция пользуется буквально неограниченным спросом. Критики, правда, предостерегают от излишней самоуверенности, указывая на то, что норвежская экономика по-прежнему основывается на эксплуатации невосполнимых природных ресурсов. Они сетуют на низкий уровень инвестиций в научные исследования и конструкторские разработки, способные привнести в экономику инновации и заложить фундамент новой промышленности, основанной на высоких технологиях и искусственном интеллекте. Критики напоминают о судьбе Испании: золото и серебро, привезенное конкистадорами, было растрачено в бесконечных войнах, а не вложено в развитие экономики, так что страна в итоге стала еще беднее, чем до открытия Америки. Однако эти предостережения, похоже, просто пропускаются мимо ушей или по крайней мере не рассматриваются как руководство к действию.

С этой уверенностью, означающей также, что как минимум половина населения, судя по всему, абсолютно спокойно относится к перспективе того, что Норвегия в обозримом будущем останется за пределами Европейского союза, в то время как одна страна за другой вступают в этот «клуб», парадоксальным образом сочетаются сомнения в способности Норвегии влиять на деятельность Евросоюза изнутри. В то же время у норвежцев сохраняется твердая убежденность — порой граничащая с самонадеянностью — в естественном предназначении и особой миссии своей страны в борьбе за мир и права человека во всем мире.

В своем недавнем исследовании один норвежский политолог¹ кратко сформулировал проблему, которая возникла у Норвегии в связи с международными интеграционными процессами. Как указано в предисловии к книге со ссылкой на принадлежащее Роберту А. Далю² определение главной дилеммы, стоящей перед большинством малых демократических государств, суть этой проблемы состоит в следующем: малые размеры страны означают и малое расстояние между правительством и народом, так что гражданин — в индивидуальном качестве или, все в большей степени, через профессиональные организации — имеет больше влияния на решения общенационального масштаба, непосредственно затрагивающие его жизнь. Однако в связи с тем же малым размером страна относительно мало способна повлиять на международные тенденции, все больше воздействующие на независимость и благосостояние Норвегии. В настоящее время проявлением этого парадокса является дилемма, с которой Норвегия столкнулась в отношении Европейского союза. Оставаясь вне ЕС, Норвегия, возможно, в большей степени сохранит внутреннее самоуправление, но не сможет влиять на внешние факторы своей целостности и процветания. Установив более тесные отношения с ЕС, страна приобретет большее влияние на международную ситуацию, определяющую ее благосостояние и целостность. Но при этом у отдельного норвежца или норвежки будет меньше возможностей влиять на собственное положение и условия жизни. Вполне естественно и правильно, что страна стремится обеспечить себе максимально возможное влияние на международной арене. Но амбиции следует привязывать к интересам, выстроенным в порядке приоритетности, и тщательно соразмерять с возможностями.

Нежелание или неспособность четко определить порядок приоритетности внешнеполитических целей и средств — вот проблема, с которой сталкивается Норвегия, вступая в новое тысячелетие. Можно утверждать, что ее корни лежат в истории внешних связей Норвегии. Ранее я уже выделил три основополагающих этапа эволюции норвежской внешней политики: 1905—10 гг., когда возникли очертания «классического» норвежского нейтрализма; межвоенный период, когда Норвегия выступала в роли миссионера, проповедующего международное право и разоружение; и 1940-е гг., в ходе которых Норвегия вступила в союз с великими державами и превратилась в активного участника международной силовой политики. Глубокое влияние всех трех тенденций можно рассматривать как различные пути преодоления названной главной дилеммы: нейтрализм — как желание оградить защитным барьером самостоятельность страны, «миссионерский импульс» — как попытку повлиять на международную ситуацию, находясь вне ее, а активное участие в силовой политике — как результат стремления оказывать международное влияние изнутри. В последние три десятилетия XX в. Норвегии удавалось поддерживать, пусть и не слишком гармоничное, сосуществование этих трех тенденций. Из-за озабоченности «суверенитетом» Норвегия оказалась вне пределов ЕС, членство в НАТО обеспечивало ей активное участие в силовой политике, а «миссионерский импульс» воплотился в «нравственной внешней политике» страны.

Но два события последних лет позволяют предположить, что подобное жонглирование тремя шарами уже становится невозможным. Во-первых, принятие решений в рамках Европейской экономической зоны все больше превращается в улицу с односторонним движением, а значит, происходит постепенное расширение той части суверенитета Норвегии, которая делегируется Европейскому союзу. Во-вторых, и это еще важнее, последние шаги по превращению ЕС во влиятельную структуру в сфере обороны и безопасности привели к тому, что Норвегия оказалась перед необходимостью принятия решений по целому ряду новых проблем. Хотя НАТО — и Соединенные Штаты — остаются главной опорой ее безопасности, Норвегия теперь должна определять свои отношения с ЕС также и в вопросах обороны и безопасности. Прошли те времена, когда ассоциированное членство Норвегии в довольно-таки беззубом Западноевропейском союзе никак не затрагивало ее отношений с ЕС.

Примечания

1. Турбьёрн Л. Кнутсен, в: Torbjørn L. Knutsen, Gunnar М. Sørbø, Svein Gjerdåker (eds.), Norges Utenrikspolitikk (2nd edition, Oslo 1997), p. 41.

2. Robert A. Dahl, «A Democratic Dilemma»: Political Science Quarterly, Vol. XXX (1994). P. 23—34.