Вместо заключения

Завершив полет на дирижабле «Норвегия», Амундсен подготовил к печати книгу, отдельные главы которой были написаны Финном Мальгреном, Я. Рисер-Ларсеном и другими участниками экспедиции по маршруту Рим-Осло-Санкт-Петербург-Шпицберген-Северный полюс-Аляска. Затем исследователь написал интересную книгу «Моя жизнь», в которой рассказал о своем детстве и трудном пути полярного исследователя. Заканчивал он ее такими словами: «Отныне считаю свою карьеру законченной. Мне было дано выполнить то, к чему я себя предназначил. Этой славы достаточно для одного человека.

В дальнейшем я всегда с величайшим интересом буду следить за разрешением загадок далеких полярных стран, но не могу уже надеяться найти такое богатое поле деятельности, какое я оставил позади. Поэтому я ограничусь посильной помощью в разрешении этих вопросов, большую же часть своего времени буду посвящать чтению докладов, писанию книг и встречам с моими многочисленными друзьями в Америке и Европе.

Эти друзья, в сущности, являются источниками величайших радостей моей жизни. Мои путешествия доставили мне удовольствие многих официальных чествований и торжественных встреч, но гораздо лучше они дали мне счастье неизменной дружбы»¹.

Началась непривычная, покойная жизнь, которую прекрасно описал русский поэт Константин Симонов в стихотворении

  «Старик. Памяти Амундсена»:

Весь дом пенькой проконопачен прочно,
Как корабельное сухое дно,
И в кабинете круглое нарочно
На океан прорублено окно.

  Тут все кругом привычное, морское,
  Такое, чтобы, вставши на причал,
  Свой переход к свирепому покою
  Хозяин дома реже замечал.

Он стар. Под старость странствия опасны,
Король ему назначил пенсион.
И с королем на этот раз согласны
Его шофер, кухарка, почтальон.

  Следят, чтоб ночью угли не потухли,
  И сплетничают разным докторам,
  И по утрам подогревают туфли,
  И пива не дают по вечерам.

Все подвиги его давно известны,
К бессмертной славе он приговорен.
И ни одной душе неинтересно
Что этой славой недоволен он.

  Она не стоит одного ночлега
  Под спальным, шерстью пахнущим мешком,
  Одной щепотки тающего снега,
  Одной затяжки крепким табаком.

Ночь напролет камин ревет в столовой,
И, кочергой помешивая в нем,
Хозяин, как орел белоголовый,
Нахмурившись сидит перед огнем.

С живым интересом Амундсен продолжал следить за полярными исследованиями. Вот его знакомый Умберто Нобиле, что вел в 1926 г. «Норвегию», собирается в новый полет на собственном дирижабле «Италия». 24 мая 1928 г. итальянцы покидают Шпицберген. Два часа дирижабль кружит над полюсом, занимаясь магнитными и метеорологическими наблюдениями. Затем «Италия» направляется к Шпицбергену. Есть первая радиограмма, а затем наступает зловещая тишина. «Италия» не появилась на Шпицбергене ни 25, ни 26, ни 27 мая, эфир безмолвствовал. Не верилось, что случилась беда. Но с каждым днем становилось очевидным, что катастрофа произошла. Ученые, авиаторы, моряки, полярные исследователи тревожились за судьбу экспедиции на дирижабле «Италия». Тревожился и Амундсен. И, когда радио принесло весть, что 3 июня советский радиолюбитель Шмидт из села Вознесенье-Вохма принял сигнал бедствия экспедиции Умберто Нобиле, Амундсен решить снаряжать экспедицию. Тем временем стали известны подробности катастрофы. На пути к Шпицбергену «Италия» внезапно начала быстро обледеневать и стремительно терять высоту. Утром 25 мая она ударилась гондолой о высокий торос. Гондола разбилась.

Вот, что рассказывал впоследствии Умберто Нобиле начальнику русской спасательной экспедиции на ледоколе «Красин» Рудольфу Самойловичу: «Послышался страшный грохот. Потом какой-то предмет упал мне на голову. Я был сжат. Сразу же почувствовал, что у меня внутри как бы что-то оборвалось, но боли не ощутил. Затем я был сбит с ног. «Все кончено», — подумал я спокойно.

Когда я открыл глаза, то увидел, что лежу на льдине, страшно развороченной. Подле меня лежал Мальгрен, Цаппи и Чечиони. На ногах стояли Мариано, Вильери, Бегоунек, Тиояни и Биаджи. Я увидел дирижабль, который, слегка наклонившись кормой книзу, поднимался относимый ветром к востоку. Взор мой долго оставался прикованным к большим черным буквам, выведенным на борту «Италии». Затем дирижабль скрылся в тумане. Все было потеряно. Тут я почувствовал, что ранен в голову и сломал ногу и руку. Дышать было трудно. Мне казалось, что я не проживу и двух-трех часов, но не жалел об этом. Я был даже рад этому»².

Вместе с оболочкой корабля унесло шесть участников экспедиции: профессора Пентремоли, Александрини, Ардуино, Лаго, Чиакко и Каратти. Вскоре после падения оказавшиеся на льду путешественники заметили у горизонта, примерно в расстоянии 30 км столб серого дыма высотой около 100 м.

Судьба этих людей больше всего беспокоила Амундсена, собиравшего деньги на покупку самолета. Не без его участия первыми для оказания помощи потерпевшим катастрофу вышли норвежские суда «Браганда» и «Хобби». На их борту находились самолеты Рисер-Ларсена и Лютуов-Хольма. (Россия отправила из Архангельска ледокольный пароход «Малыгин», а из Ленинграда — ледокол «Красин».)

Экспедиция Нобиле, потерпевшая крушение на 81°41' с.ш. и 25°25' в.д., постепенно дрейфовала к западу.

Днем 30 мая путешественники заметили на горизонте небольшие острова Брок и Фойне, расположенные примерно в 50 км от Шпицбергена. Нобиле решил отправить к этой земле группу из трех человек: шведа Мальгрена, возглавившего ее, и итальянцев Цаппи и Мариано.

Нобиле надеялся, что группа Мальгрена доберется по льдам до северных берегов Шпицбергена, где, вероятно, встретит заверобоев и организует помощь. Но эта затея провалилась. Дрейф льдов был столь стремительным, что Мальгрен и его спутники оказались от земли дальше, чем в тот день, когда выступали в поход.

В спасательных операциях участвовали Норвегия, СССР, Швеция, Финляндия, Франция. Всего на помощь потерпевшим катастрофу было послано 18 судов (в том числе четыре советских — «Красин», «Малыгин», «Персей», «Седов»), 21 самолет (в их числе два советских: М.С. Бабушкина, Б.Г. Чухновского) и около 1,5 тыс. человек.

Между тем Амундсен не мог быть в роли пассивного наблюдателя. Он обращался к правительствам и предпринимателям. Подыскал было летающую лодку Дорнье-Валь, но на ее приобретение у него не хватило денег. К счастью, в это время французский летчик Рене Гильбо, готовившийся к полету через Атлантический океан, предложил свои услуги и самолет «Латам-47» вместе с экипажем. Амундсен с радостью принял руку помощи. Через несколько дней французские летчики прилетели в Норвегию. Переживания Амундсена в те дни, пожалуй, лучше всего выражает еще одно стихотворение Константина Симонова:

В разрядах молний слышимость все глуше,
И вдруг из тыщеверстной темноты
Предсмертный крик: «Спасите наши души» —
И градусы примерной широты.

  В шкафу висят забытые одежды,
  Комбинезоны, спальные мешки...
  Он никогда бы не подумал прежде,
  Что могут так заржаветь все крючки...

Как трудно их застегивать с отвычки.
Дождь бьет по стеклам мокрою листвой,
В резиновый карман табак и спички,
Револьвер — в задний, компас — в боковой.

  Уже с огнем забегали по дому,
  Но, заревев и прыгнув из ворот,
  Машина по пути к аэродрому
  Давно ушла за первый поворот.

В лесу дубы, как вымокшие свечи.
Над головой сгибаются, треща.
И дождь, ломаясь на лету о плечи,
Стекает в черный капюшон плаща.

18 июня на самолете «Латам-47» Амундсен вместе с французскими летчиками Гильбо, Де Кювервилем, Валлетом Брази и норвежским летчиком Дитриксоном вылетел из Тромсе на север. Он отправился на поиски группы Александрини, которую унесло вместе с дирижаблем. Вскоре после того, как аэронавты миновали о-в Медвежий, связь с самолетом «Латам-47» прекратилась. Никто не верил, что самолет погиб или упал в море...

В тот день, когда Амундсен вылетел на север, из Ленинграда отправилась спасательная экспедиция под начальством Р. Самойловича, директора Института по изучению Севера. Спустя шесть дней ледокол «Красин» уже принимал уголь в норвежском порту Берген. Покидая его, Самойлович дал телеграмму в Москву о том, что по просьбе норвежцев его экспедиция направляется в район о-ва Медвежий на поиски Амундсена.

«Мне, — писал Самойлович, — тогда казалось, что несчастье с Руалом Амундсеном могло случиться или в тот момент, когда прекратились радиосигналы с самолета, т.е. через два часа после старта, иначе говоря, в районе Медвежьего острова, или же Амундсен благополучно пролетел дальше, тогда его нужно искать где-либо на северо-восток от Северо-Восточной Земли, куда могла быть занесена третья группа итальянцев с оболочкой дирижабля. В таком случае Амундсен мог потерпеть аварию при посадке на лед»³.

В этот район и направился «Красин». С каждым часом он подходил все ближе к тому району, где, возможно, произошла катастрофа. «Я, — продолжает Самойлович, — дал распоряжение зорко следить за поверхностью моря; это было все, что мы в то время могли сделать. Ведь уже прошло свыше десяти дней после того, как была получена последняя радиограмма с "Латама". Как мог самолет продержаться столь долгое время на воде?..»⁴

28 июня увидели о-в Медвежий и долго осматривали его окрестности. Убедившись, что в этих водах находятся только норвежские шхуны и научно-исследовательские корабли «Норденшельд» и «Микаэль Саре», Самойлович приказал безостановочно следовать на север на спасение членов итальянской экспедиции и поиски Амундсена. Шли в густом тумане среди битых льдов. Уже достигли того района к северу от Шпицбергена, где могла находиться группа Мальгрена. Вахтенному было приказано время от времени включать сирену.

«Мне, — писал Самойлович, — хотелось, чтобы дольше и пронзительнее ревела наша сирена. Она должна была передать терпевшим бедствие, что мы здесь, что пришли те, которые хотят помочь им, что мы готовы на всякие жертвы, чтобы спасти их от гибели. Быть может, трое несчастных, голодных, обессиленных людей заметили бы могучий корпус «Красина», высокие трубы и стройные мачты. Пусть рев сирены придаст им силы, и они дадут нам знак, мы увидим их, мы спасем их. Какое будет счастье!»⁵

Но напрасно гудела сирена. На нее никто не отзывался. Кроме белых медведей, вокруг ни души. К тому же ледокол встретил тяжелый лед. Скорость продвижения резко упала. Затем сломалась лопасть у гребного винта. Иногда за вахту пробивались вперед на полкорпуса корабля.

Решено было дожидаться улучшения ледовой обстановки. Летчик Б.Г. Чухновский стал готовиться к предстоящим поисковым полетам. В ночь с 6 на 7 июля спустили на ледяное поле тяжелый самолет. После нескольких пробных полетов Б.Г. Чухновский отправился на поиски. 10 июля в районе о-ва Фойн на 80°42' с.ш. и 25°45' в.д. наши летчики увидели на льдине двух человек, которые размахивали флагами. На «Красин» полетела радиограмма, что обнаружена группа Мальгрена. Ледокол немедленно двинулся в указанный район и спустя два дня подошел к льдине, на которой находились люди. Но то был не экипаж «Латама-47», а члены группы Мальгрена.

Вот как об этом рассказывал И.М. Иванов в рукописи «Спасение группы Мальгрена», хранившейся в научных фондах Арктического и антарктического института.

«12 июля 80°39' северной широты, 26°07' восточной долготы. Вахтенный начальник Брейнкопф внимательно смотрит вперед через бинокль, долго всматривается в одну точку и вдруг говорит:

— Кажется люди!..

Все напряженно всматриваются.

— Люди!

— Нет, черный торос!

— Определенно люди! Смотрите они шевелятся.

— Нет, это только кажется.

На палубе тишина. Раздается только треск льда, что с шумом режет и раздвигает «Красин». Вдали уже можно разобрать человеческую фигуру. Пока только ясно виден один человек: он стоит на торосе и от времени до времени машет рукой. Но вот он наклоняется к чему-то черному. Очевидно, там лежит другой человек. Да, это так и есть. Вот уже можно разобрать очертания его приподнятой головы, больше ничего не видно. Ледокол подходит к торосу.

Раздается голос старшего помощника:

— Боцман! Бросай шторм-трап.

Все бросаются к месту, где будет сброшен трап. Трап укреплен. Я первым спускаюсь на лед. За мной идут водолаз Желудев, боцман и другие. Начинаю пробираться по льду к людям.

Вот слышим первые радостные слова стоящего на торосе человека:

— Красин, русский, карашо.

Человек говорит, радостно улыбается и повторяет эти слова несколько раз.

К торосу, на котором сидит человек, пробираться довольно трудно: кругом большие трещины, лед сильно торосистый. Я влезаю на торос, ко мне подошел стоявший человек, начал восторженно обнимать меня, повторяя:

— Русский, карашо, русский, карашо.

Лежащий смотрит радостными глазами и протягивает мне руки.

К нему поспешили наши матросы, которые спустились за мной. Сзади бежало 15—20 матросов, и каждый радостно кричал какое-нибудь иностранное слово, не зная, что оно значит.

Я поспешил к лежащему. Над ним уже склонились двое матросов, он жал им руки и одному поцеловал ногу. Я нагнулся, он начал целовать меня. Схватил за ногу и что-то говорит на французском языке. Я не понимал, тогда он стал объяснять на пальцах, показывая на рот. Я понял, что он тринадцать дней не ел и страшно хочет кушать. Подошел первый, который стоял, и также показал на пальцах, что 13 дней не ел, и начал повторять:

— Кушать, кушать.

— Мальгрен? — спросил я, показывая на стоящего.

— Мальгрен? — заговорили окружавшие нас матросы. — Где третий?

Я показал на пальцах.

— Нэт, нэт, Цаппи, — сказал он, показывая на себя. — Мальгрен нэт.

Он показал направление рукой и сказал:

— Мальгрен мор.

— Умер? — спросил я.

— Да, повторил Цаппи.

— Где, где умер? — заговорили матросы.

Цаппи еще раз показал рукой в северо-западном направлении. В это время подошли еще два матроса с носилками. Я опять подошел к лежащему.

— Мариано, карашо, карашо. Мариано, — опять заговорил Цаппи.

Мы поняли, что лежавшего зовут Мариано. Меня поразило одеяло лежавшего. Он полулежал, полустоял в небольшом снежном углублении. Коленки были совершенно голые до щиколотки. Меня это сильно поразило. На ногах у него были только носки, он лежал на куске сильно мокрого шерстяного одеяла»⁶.

На «Красине» не могли скрыть своей печали, узнав о гибели Финна Мальгрена. Русские преклонялись перед волей этого человека. «Полубольной, он вышел в тяжелый поход и, когда увидел, что становится другим помехой, пришел к простому решению — пожертвовать своей жизнью ради спасения других. Да, это был настоящий человек, память о котором всегда будет жить в наших сердцах».

Потом «Красин» спас группу из пяти итальянцев, которую после отлета Нобиле возглавлял Вильери. Передав спасенных членов экспедиции на дирижабле «Италия» на борт итальянского судна, «Красин» отправился для ремонта в Норвегию, посетив по пути район о-ва Медвежий.

11 августа «Красин» прибыл в Ставангер. Здесь состоялась торжественная встреча. Жители от имени норвежского народа в честь экипажа «Красина» устроили банкет. Губернатор Смедсруб в своем приветственном слове сказал: «Разнесшаяся по всему миру весть о несчастной судьбе «Италии» исторгла крик из глубины человеческих душ: «На помощь! Люди в опасности». Мгновенно, как по мановению жезла, все, что человечество могло дать от науки, мужества, энергии и горячего сердца — все было привлечено для оказания помощи, и каждая страна, имевшая такую возможность, внесла посильный вклад в борьбу за спасенье погибающих. Сколько из них, оставшихся в этой тяжелой борьбе лишь зрителями, верили в спасенье?... Когда шведский летчик Лудборг вырвал из объятий смерти первого человека, для нас это казалось сказкой, сном и только «Красин» показал, что это не сон, а действительность.

Великий русский народ может гордиться своими сынами. Отдохните же теперь немного в нашем умеренном климате, прежде чем снова взять курс на север в объятия льда.

Мы, норвежцы, также оставили там дорогих для нас братьев вместе с их французскими товарищами, и если надежда на их спасение сбудется, то мы предпочитаем, чтобы именно вы отвезли им наш привет, если это будет даже и последним приветом. Лучшего вестника, как «Красин» и его команда, норвежский народ не желает.

Мы уверены, что вами будет сделано все, что в силах человеческих для разрешения предстоящей трудной задачи.

Да будет воздано вам за ваш добрый и тяжелый труд.

Мы поднимаем бокалы за русский народ, за «Красина» и его храбрую команду!»⁷

После ремонта и заправки углем «Красин» снова вышел в плавание на поиски Амундсена. 1 сентября в третий раз ледокол прошел о-в Медвежий и взял курс на северо-восток от него. Русские полярники разделяли тревогу норвежцев за судьбу их национального героя Руала Амундсена.

«Никто, — писал Р.Л. Самойлович, — не хотел примириться с мыслью, что его уже не было в живых. При отправлении во второй наш поход у меня также мало было надежды, что мы сумеем его найти. Я был уверен лишь в одном — мы приложим все усилия, чтобы обнаружить Амундсена, Гильбо, их спутников и итальянскую группу Александрини»⁸.

На подходе к Медвежьему по радио услышали, что в Северной Норвегии у маяка Торсвог обнаружен поплавок гидросамолета, принадлежавший самолету «Латам-47», на котором Амундсен отправился на выручку итальянской экспедиции.

«Душу охватывает горечь и печаль. Не хочется верить, что это несчастье действительно совершилось... Амундсен погиб смертью, которую каждый человек может себе пожелать: он отдал жизнь за других, чужих ему людей. Чудесный, достойный конец жизни, которая была полна лишений и так часто висела на волосок от смерти»⁹.

На следующий день по радио стало известно, что норвежские власти дали указание прекратить поиски Амундсена и его спутников.

Подвиги Амундсена вызывают восхищение и в наши дни. Его поистине уникальные научные наблюдения с течением времени приобретают все большую значимость. Достаточно заглянуть в труды Арктического и антарктического института, а также дрейфующих станций, перелистать журнал «Проблемы Арктики и Антарктики», «Бюллетень Советской Антарктической экспедиции», чтобы встретить сотни ссылок на Амундсена, Свердрупа, Мальгрена. К материалам его геофизических измерений на полюсах, океанографических исследований в Северном Ледовитом океане и в водах Антарктики, метеорологических наблюдений в канадской и русской Арктике обращаются до сих пор. Многие страницы своих работ и целые монографии посвятили анализу трудов Амундсена такие известные русские географы, как А.Ф. Трешников, М.М. Сомов, Ю.М. Шокальский, В.Ф. Бурханов, Б.П. Мультановский.

Мир постоянно меняется, время рождает новых героев, но только великие подвиги навсегда остаются в памяти народной.

Примечания

1. Амундсен Р. Собр. соч. Л.: Главсевморпуть, 1937. Т. 5. С. 10.

2. Самойлович P.Л. На спасение экспедиции Нобиле: Поход «Красина» летом 1928 г. Д.: Гидрометеоиздат, 1967. С. 161.

3. Там же. С. 164.

4. Там же. С. 171.

5. Там же. С. 262.

6. Иванов И.М. Спасение группы Мальгрена. Научные фонды Арктического и антарктического института. Л. 1—6. Рукопись.

7. Самойлович Р.Л. На спасение экспедиции Нобиле... С. 162.

8. Там же. С. 301.

9. Там же. С. 312.