Полет дирижабля «Норвегия»

Полет до 88° с.ш. и многолетние наблюдения во время плавания и дрейфа «Мод» принесли науке материалы исключительной ценности. Поставленные Амундсеном задачи проникнуть как можно дальше к северу и получить достоверные данные о природных условиях в ледяных пустынях были выполнены. При этом, по его признанию, на карту «ставилась наша жизнь».

Амундсен писал: «Наши предположения о том, что атмосферные условия над ледяными массами Ледовитого океана особенно пригодны для полетов на воздушных кораблях подтвердились полностью. Ни малейших возмущений не было замечено во время нашего долгого полета до 88° северной широты и обратного пути.

Мы получили также полную уверенность в том, что в настоящее время воздушные корабли (дирижабли) предпочтительнее аэропланов. Малейший пустяк — и аэроплан выведен из строя. Небольшая течь или ослабевший винт вынуждают летчика к непредвиденному спуску, а он более чем рискован в тех областях, где нет мест для посадки. Иное дело на воздушном корабле (дирижабле). Если мотор выйдет из строя, то его просто останавливают и чинят. Другой злой враг, с которым приходится считаться аэропланам, — это туман. Вынужденный спуск в тумане — верная смерть»¹.

Именно с помощью дирижабля Амундсен надеялся совершить то, что не удалось на самолетах № 24 и 25, — перелет через Северный Ледовитый океан от берегов Европы к берегам Америки, обозреть с высоты ледяные пустыни и внести ясность в вопрос существования континента между Северным полюсом и Аляской, в центре которого находился другой полюс — полюс недоступности... Это было тем более важно, что споры вокруг данной проблемы многовековой давности разгорелись с новой силой.

Еще летом 1925 г. на Шпицбергене Амундсен услышал от Рисер-Ларсена, что Италия продает дирижабль № 1 конструкции полковника Умберто Нобиле. Вернувшись в Осло, он телеграфировал Нобиле, прося его приехать в Норвегию для переговоров. Встреча вскоре состоялась. Она проходила в доме Амундсена на берегу Беннефиорда. Нобиле сообщил Амундсену, что правительство его страны готово подарить дирижабль, если он согласится вести экспедицию под итальянским флагом.

Карта плаваний и полетов Р. Амундсена в Арктике
1 — плавание «Йоа» Северо-Западным проходом; 2 — плавание «Мод» в 1918—1922 гг.; 3 — дрейф «Мод» в Северном Ледовитом океане в 1922—1924 гг.; 4 — полет самолетов № 24, 25 в 1925 г.; 5 — трансарктический перелет дирижабля «Норвегия» в 1926 г.

Предложение итальянца было немедленно отклонено. «У меня, — писал Амундсен, — не было ни малейшего желания осуществлять мечту семнадцати долгих лет моей жизни под иным флагом, чем флаг моей родины. Я отдал свою жизнь на изучение полярных областей, я пронес норвежский флаг через Северо-Западный проход и водрузил его на Южном полюсе. Ничто не могло меня заставить совершить первый полет через Северный Ледовитый океан под каким-либо другим флагом»².

Дальнейшие переговоры продолжались на коммерческой основе. Нобиле запросил за дирижабль 75 тыс. долл., обещав передать воздушный корабль в безупречном состоянии. Амундсена такая цена вполне устраивала. Она была на 25 тыс. долл. ниже субсидии, которую обещал американец Элсворт. В августе 1925 г. Амундсен побывал в Риме и подписал договор о покупке дирижабля. Нобиле, которого Амундсен пригласил еще в Осло быть командиром корабля, предложил составить экипаж воздушного корабля из одних итальянцев. Амундсен отклонил и это требование Нобиле, притом в довольно категоричной форме. Он считал подготавливаемую воздушную экспедицию норвежско-американским научным предприятием — ведь полет самолетов № 24 и 25 финансировался Элсвортом, благодаря его поддержке как раз и удалось приобрести дирижабль.

«Элсворт и я, — писал Амундсен, — были товарищами, разделявшими и опасности и работу. Я был счастлив разделить национальную честь с моим верным американским другом. Но я вовсе не собирался разделять ее с итальянцами. Им мы не были обязаны ничем, кроме случайной возможности купить старый военный дирижабль за установленную плату. Мне было очень приятно взять к себе на службу итальянского офицера, спроектировавшего и построившего корабль. Экспедиция была только Элсворта и моя»³.

Амундсен был намерен взять в свой экипаж Рисер-Ларсена и Омдаля, деливших с ним все трудности и опасности во время предыдущего полета. Им предстояло выполнять очень важные работы. «Я также твердо решил, — вспоминал Амундсен, — дать возможность участвовать в полете и Оскару Вистингу, так как он находился в числе тех четырех смельчаков, которые сопровождали меня на Южный полюс. Я хотел, чтобы он разделил со мною славу предстоящего полета над Северным полюсом»⁴.

Эти соображения Амундсен изложил Нобиле, который с ними согласился. Было также условлено, что в команду дирижабля будет включено пятеро итальянских механиков.

Затем Амундсен и Нобиле отправились в Ленинград... «С первого момента со стороны итальянцев были одни только дрязги, — писал Амундсен в книге «Моя жизнь». — Без последних дело нигде не обходилось, за исключением разве Москвы. Об этом можно было бы написать целую книгу. В виде маленького примера я расскажу следующее.

Мы с Нобиле поехали в Ленинград для ведения переговоров с советскими властями об использовании ангара в Гатчине. Нобиле связался с итальянским консулом, который сговорился о совещании с властями. Так как экспедиция была норвежская и соглашение с нашей стороны должно быть улажено норвежским консулом в Ленинграде, то я обратился к итальянскому консулу с просьбой, чтобы наш консул тоже приехал на совещание. Итальянский консул отказал мне без всяких разговоров»⁵.

Покончив с неотложными делами в Европе, Амундсен отправился в Америку, чтобы сделать несколько докладов. Тем самым он надеялся добыть дополнительные средства на экспедицию и на выплату накопившихся долгов. Всю зиму Амундсен провел в Америке, а в марте 1926 г. вернулся в Рим. Здесь ему пришлось улаживать возникшие трения с Нобиле. В конце концов дирижабль был передан экспедиции и назван «Норвегия». 29 марта 1926 г. он покинул ангар и поднялся в воздух. «Норвегия» взяла курс на Шпицберген, а Амундсен вместе с Элсвортом возвратился в Осло для завершения подготовительных работ к предстоящему перелету.

Между тем «Норвегия» совершила перелет через Францию, Англию, Норвегию, Швецию. После стоянки в Осло она приземлилась в Гатчине. В этом полете, кроме норвежцев, участвовал Геннадий Олонкин, который ни разу за семь лет предыдущей экспедиции на «Мод» не покинул борт своего судна. Амундсен собирался взять его с собой в полет через Северный полюс. Пригласил он и Мальгрена. На него было возложено труднейшее задание — метеорологическое обеспечение полета «Норвегии» на всем протяжении маршрута от Рима до Осло, от Ленинграда до Кингс-Бея, от Шпицбергена до Аляски.

Еще зимой 1925/26 г. Мальгрен позаботился о том, чтобы во время полета «Норвегии» через полюс она была обеспечена точными метеорологическими сводками из Европы, Азии и Америки. Больше всего хороших станций имелось в Европе. Не составляло труда получить синоптические данные с островов Исландия, Ян-Майен, Шпицберген, Медвежий, Новая Земля, Вайгач, Колгуев, а также с северного побережья России, из северной Норвегии, Швеции, Финляндии. Что касается Азии, как отмечал Мальгрен, то русские передавали сведения о метеорологических наблюдениях в Якутске, Диксоне и в районе Транссибирской магистрали. Кроме того, русские ученые в свои сводки включали Анадырь, расположенный на берегу Берингова моря. Хуже обстояло дело с Америкой. Из Канады и Аляски сводки поступали разрозненные.

Знание погоды имело огромное значение. Это великолепно понимал Амундсен, когда приглашал в состав экспедиции Финна Мальгрена. Его широкая эрудиция, необычайное трудолюбие, незаурядный талант исследователя и добродушно-веселый характер снискали ему всеобщее уважение. Рисер-Ларсен писал впоследствии: «Один за другим припоминаются мне все наши спутники... Вот Мальгрен, швед, участник нашей экспедиции и бесспорно самый популярный ее член. Три долгих года прожил он во льдах на судне «Мод». Поэтому ясно, что он был лучшим метеорологом, которого можно было желать. Было бы естественно ему подумать о себе и захотеть отдохнуть после подобной трепки. Но не таков Мальгрен. Он сейчас же и всей душой приступил к подготовке, которую считал необходимой, чтобы отправиться с нами. Недаром он был соотечественником Белльмана. Всегда наготове шутка. И если правда, что хороший смех удлиняет жизнь, то я доживу, благодаря Мальгрену, до глубокой старости. Метеоролог является ближайшим сотрудником заведующего штурманской частью, а лучшего сотрудника, чем Мальгрен, я никогда еще не встречал»⁶.

Во время перелета Осло-Петербург был туман, лежавший над Швецией и Балтийским морем. Он начал рассеиваться только у входа в Финский залив. Так что путешественники лишь с большими трудностями смогли сесть у Гатчины. Мальгрен первым делом отправился в Главную геофизическую обсерваторию, чтобы заручиться согласием русских метеорологов передавать синоптические сводки на борт «Норвегии». Мальгрена сопровождал Олонкин, выступавший на сей раз в роли переводчика. В Гатчине проявили большой интерес к полету «Норвегии», а в Петербурге путешественников встречали как добрых друзей.

«Здесь, как и везде, — писал племянник исследователя Г. Амундсен, — мы могли убедиться в том интересе, с каким все следили за экспедицией... Академия наук устроила в честь экспедиции заседание, собравшее много публики. Кроме того, географический факультет университета устроил нам торжественный прием, где тоже было много народу и царило приподнятое настроение... Мы посетили несравненные собрания Эрмитажа, где школьники ходили толпами под руководством учительниц... Вечер, проведенный в оперном театре, оставил незабываемое впечатление, давали великолепный балет «Эсмеральда». Зал был полон, и публика восторгалась представлением»⁷.

Участники экспедиции были тепло приняты в Главной геофизической обсерватории, которая, по словам Финна Мальгрена, оказалась «прекрасно организованным учреждением».

Еще в самом начале подготовки к трансарктическому перелету Амундсен обратился в Главную геофизическую обсерваторию с просьбой регулярно информировать о погоде на севере Евразии для обеспечения перелета дирижабля «Норвегия» по курсу Ленинград-Шпицберген-Аляска. С этой целью были организованы шаропилотные наблюдения в Вологде, в устьях Колымы и Анадыря. Их результаты вместе со сведениями о состоянии погоды в приземном слое передавались по радио на дирижабль «Норвегия». Кроме того, в распоряжение экспедиции Амундсена из обсерватории поступили данные о метеорологических условиях на маршруте полета дирижабля. А Б.П. Мультановский передал карту, на которой были изображены контуры земли в центральной части Северного Ледовитого океана, и несколько оттисков статьи «Загадка Арктики». Б.П. Мультановский обещал также, дополнительно от себя, посылать на борт корабля телеграммы, которые, по признанию участников полета, оказали большую услугу экспедиции.

5 мая «Норвегия» покинула Гатчину и взяла курс на север. О том, как проходил этот этап перелета, Мальгрен рассказал в письме Б.П. Мультановскому: «Полет из Ленинграда в Вадсё был очень удачен. Снега не было или он выпадал в ничтожном количестве, не заслуживающем внимания. Зато температура была очень низка (около -7° почти в течение всего пути). Мы держали курс несколько восточнее линии Мурманской железной дороги. Между Ладогой и Онегой атмосфера была очень неспокойна, наблюдалась большая турбулентность, носившая иногда угрожающий характер. После этого этапа погода была идеальной, хотя, согласно Вашим предсказаниям, ветер был противный. В Вадсё мы пробыли несколько часов.

Вплоть до Шпицбергена погода нам благоприятствовала, но далее счастье нам изменило. Мы были застигнуты сильными снежными метелями при плохой видимости, которая в этих местах представляет серьезную опасность. При приближении к Кингс-бею видимость стала лучше, и мы снизились благополучно»⁸.

На всем этапе перелета на борт «Норвегии» из Главной геофизической обсерватории регулярно поступали метеорологические сводки. Вообще в России не только с огромным интересом следили за норвежской экспедицией, но и всячески ей помогали.

«Норвегию» на Шпицбергене встречал Амундсен, который не участвовал в ее полете над Францией, Норвегией, Россией. Для воздушного корабля был за зиму построен ангар. «Норвегия» появилась над Кингс-беем 9 мая 1926 г. и вскоре вошла в ангар под звуки норвежского, шведского, американского и итальянского гимнов.

Амундсен спросил Нобиле, когда дирижабль будет готов к полету через океан. Тот ответил, что ему потребуется три дня для пополнения запасов бензина и газа, а также для смены испортившегося мотора...

В то время как на Шпицбергене готовились к перелету с материка на материк, в Кингс-бей прибыл на пароходе «Шантье» американец Ричард Бэрд. Зная о его намерении лететь к полюсу, Амундсен встречался с ним в Америке, но не рассматривал его как конкурента, твердо заявив, что полюс его не интересует: «Нашей целью была Аляска, а полюс для нас являлся только интересным эпизодом».

На следующий день после приземления «Норвегии» на Шпицбергене Бэрд вместе с пилотом Ф. Леннетом вылетел к полюсу. Они летели несколько восточнее, чем Амундсен в прошлом году. Курс был проложен так, чтобы осмотреть район, где, по мнению Б.П. Мультановского, должна была находиться цепь островов — форпост материка, который много столетий пытались открыть.

В тот же день американцы долетели до Северного полюса и возвратились обратно в Кингс-бей. При этом выяснилось, что в этой области Арктики нет островов или обширных земель. Всюду, где они пролетали, расстилался безбрежный океан, покрытый льдом, с редкими разводьями чистой воды. Первым Бэрда и Беннетта встретил Амундсен и поздравил с успехом.

10 мая все приготовления к старту воздушного корабля закончены. В экспедиции Амундсена участвовали капитан воздушного корабля Умберто Нобиле, помощник начальника и помощник капитана Я. Рисер-Ларсен, который ведал прокладкой курса полета от материка к материку. Руль высоты был доверен Оскару Вистингу, командовавшему «Мод» в 1922—1925 гг. Метеорологическим обслуживанием полета занимался магистр Финн Мальгрен из Упсальского университета. Обеспечение радиосвязи было возложено на Биргера-Готвальда и Фритьофа Сторм-Йонсена.

«С тяжелым сердцем, — вспоминал Амундсен, — нам пришлось расстаться с тем, кто был раньше приглашен на эту работу — с машинистом и радиотелеграфистом экспедиции «Мод» Геннадием Олонкиным. Но к этому привела необходимость — последствия перенесенной им болезни уха»⁹.

Всего с Амундсеном отправлялось 15 человек, включая техников итальянцев. Все участники были тепло одеты. Запас провизии был взят на 50 дней. Кухарки Берта и Клара приготовили огромное количество бутербродов и наполнили 40 термосов кофе. А бульон с клецками залили в огромный термос, который затем в пути заменял стул. Каждому члену экспедиции кухарки вручили по небольшой корзинке с различной едой, бутербродами и яйцами, сваренными вкрутую.

11 мая 1926 г. около 8 ч утра дирижабль вывели из ангара. Прошло еще 2 ч, «Норвегия» отправилась в полет от берегов Аляски. Амундсен надеялся внести окончательную ясность в главную проблему арктических исследований — существует ли северный материк. Наблюдения «Мод» и выводы Свердрупа, прошлогодний полет свидетельствовали о том, что гипотетического континента нет ни к северу от Восточной Сибири, ни к северу от Шпицбергена. Теперь предстояло убедиться собственными глазами в том, находится ли он между Северным полюсом и Аляской, что утверждал Б.П. Мультановский. Амундсен взял с собой в полет его карту северного материка, которую ученый передал ему через Мальгрена.

11 мая 1926 г. около 10 ч утра дирижабль «Норвегия» поднялся в воздух. «Покрытая снегом, сказочно красивая земля купалась под нами в солнечных лучах. Внизу стояли наши друзья и махали нам. Мы смотрели на них, пока не потеряли из виду. Крепкие рукопожатия при прощании выдавали, что наши друзья все-таки боятся за нас. И вот теперь они стоят под нами, исполненные горячим желанием, чтобы все обошлось хорошо. Но у нас и в мыслях не было страха. Наши сердца были полны чувства свободы, полны безмерной радости, что вот наконец мы пускаемся в путь!»¹⁰ — писал Рисер-Ларсен.

Остался на Шпицбергене и Геннадий Олонкин. Следя за удалявшимся дирижаблем, он желал Амундсену, Вистингу, Мальгрену и их спутникам счастливого полета над льдами и благополучного приземления на другом континенте. Ему очень хотелось, чтобы они открыли ту арктическую землю, о которой так долго шли споры, или по крайней мере поставили на этом точку.

Ему предстояло возвращаться в Осло. Он остался в Норвегии. В метеорологическом институте он снова сел за радиоприемник. На многие, многие годы...

Полет проходил блестяще. Сияло солнце. Небо было безоблачным. «Чувство уверенности — вот, что бросалось в глаза на борту «Норвегии», — писал Амундсен. — Очень может быть оно развилось от сравнения с прошлогодним полетом. Случись сегодня что-нибудь с моторами, их просто можно было бы застопорить и чинить, пока корабль спокойно парил бы в воздухе»¹¹.

Один из австралийских друзей Амундсена прислал телеграмму на борт «Норвегии». Это тронуло его до глубины души. На горизонте появились тучи. Но видимость была еще приличной. Хорошо был виден лед на 87°43'. На этой широте в прошлом году они приземлились и едва не погибли. Рассматривая бесконечное пространство всторошенного льда, путешественники «сняли шапки перед достойным противником». Вскоре наплыл туман, но к полуночи рассеялся.

12 мая в 1 ч 25 мин экспедиция достигла Северного полюса, где Амундсен сбросил норвежский флаг. Затем дирижабль взял курс к полюсу относительной недосягаемости (недоступности), который Амундсен называл также ледяным полюсом (в этой точке не было видно ни единой капли воды) — наитруднейшим местом Северного Ледовитого океана. До него экспедиция добралась первой.

Вскоре снова наплыл туман. «Мы, — писал штурман экспедиции Рисер-Ларсен, — все время летели над туманом. Таким образом, старая теория, что в начале лета над Ледовитым океаном не бывает больших туманов, получила смертельный удар. К счастью, через короткие промежутки в тумане появлялись просветы, так что можно было видеть, что под нами было только море.

В 17 часов 19 минут мы пережили маленькую сенсацию. На западе из тумана вынырнуло что-то похожее на горный хребет. Мы и раньше часто видели «землю с кисельными берегами», но ни разу не обманывались, потому что если на такую «землю» долго смотреть, то она обычно меняет контуры. Но тут Амундсен и я долго наблюдали эту землю. Ни малейшего изменения в ее контурах не замечалось, и поэтому руль был положен на борт, и мы в волнении полетели по направлению к ней. Но вскоре мы заметили, что это тоже "земля с кисельными берегами"»¹².

Дирижабль лег на прежний курс. Утром 13 мая, в половине девятого, «Норвегия» снова вошла в полосу тумана. Летели час, другой, третий. Видно было, как капли влаги оседают на различных металлических частях дирижабля и превращаются в лед.

Перевалило за полдень. Туман не рассеивался. На металлических деталях дирижабля все толще становился слой льда. Куски его срывались с пропеллеров и с грохотом обрушивались на внешнюю оболочку дирижабля. Стали появляться повреждения. Путешественникам пришлось почти беспрерывно заниматься починкой корабля.

Туман держался до 6 ч вечера. Лишь изредка по курсу встречались небольшие просветы. «Таким образом, — писал Амундсен, — мы пролетели над огромным морем тумана, который в иных местах достигал невероятной толщины. Вполне очевидно, что туман в высокой степени помешал нашим наблюдениям. Очень возможно поэтому, что мы могли пролететь над островами небольшой высоты»¹³.

Вместе с тем Амундсен подчеркивал, что не может быть и речи о существовании земли сколько-нибудь значительных размеров. Даже если бы она была не гористой, а плоской, то экспедиция все равно заметила бы ее. Под дирижаблем простирался только лед, за которым путешественники непрерывно наблюдали.

Особенно опасен был заключительный этап перелета. «Относительно перелета Шпицберген-Аляска Вы, вероятно, уже знаете из газет, — сообщал Мальгрен Б.П. Мультановскому с Аляски. — По ту сторону полюса мы едва избежали гибели вследствие обледенения корпуса дирижабля, затем шторма над Беринговым морем и других злоключений, о которых охотно рассказываешь, когда они уже пережиты. Посадка была чрезвычайно удачна и проведена мастерски... Мы для нее воспользовались десятиминутным затишьем среди бушующего шторма. Нас так клонило ко сну (многие из нас не спали 80—90 часов подряд), что тогда не представляли себе, какая опасность нам угрожала при спуске»¹⁴.

«К счастью, — писал Мальгрен о полете на «Норвегии», — туман не был настолько густ, чтобы совершенно закрывать от нас землю. Но, с другой стороны, он вызывал образование инея на баллоне, а этого мы боялись больше всего. Образование льда на баллоне чрезвычайно опасно. Вероятно, оно и было причиной воздушной катастрофы в Ледовитом океане, стоившей жизни пионеру полярной аэронавтики Андрэ и его двум смелым спутникам»¹⁵.

13 мая в 7 ч 25 мин путешественники увидели северный берег Америки вблизи мыса Барроу. Вскоре внизу промелькнул Уэнрайт, где Амундсен зимовал с Омдалем, а затем преодолел 500 миль на лыжах до залива Коцебу. Когда «Норвегия» шла над ним, стоял туман. Он рассеялся лишь в районе мыса Сердце-Камень на берегу Чукотки. Отсюда повернули назад к заливу Коцебу, пролетели над Беринговым проливом во время шторма и благополучно приземлились в городке Теллер, не долетев 90 км до Нома, где первоначально планировалась посадка.

«Таким образом, первый полет от континента до континента через Северный полюс был завершен и притом ни один волос не упал ни с чьей головы», — писал Амундсен.

Около месяца путешественники провели в Теллере в ожидании рейсового парохода из Сиэтла. Потом предприняли длительное путешествие через Соединенные Штаты Америки, о котором остались самые светлые воспоминания. Встречи. Банкеты. Лекции. И множество телеграмм...

Наконец 12 июля Амундсен увидел берега родной Норвегии. Необычайно восторженный прием в Бергене. Гудки пароходов. Салют. И множество цветов. Все походило на дивный сон. Потом было совершенно плавание вдоль родных берегов с остановками в Хаугесунде и Ставангере. Торжества с музыкой, зваными обедами, букетами чудеснейших роз продолжались.

В Осло путешественники прибыли в дивный солнечный день. Первыми их приветствовали моряки и летчики.

«Случайно, — писал Рисер-Ларсен, — у него был наш национальный флаг, который развевался на воздушном корабле в течение всего нашего полета. И вот Амундсен сказал:

Многие мне задавали вопрос, что именно так влекло меня всегда к этим путешествиям.

Он вынул флаг, развернул его и поднял высоко над толпой:

— Вот что! Вот что увлекало меня всегда!

Руал! Ты был взволнован, произнося эти слова. Но ты вызвал и слезы на наших глазах. Мы, твои товарищи, мы знали, что слова твои продиктованные прекраснейшим из всех чувств, любовью к родине, в твоих устах не были лишь пустой фразой. Не были одеждой, которую человек надевает на себя по случаю праздника... Для тебя это чувство было основным в течение всей твоей жизни... Северо-Западный проход-Южный полюс-Северо-Восточный проход-Шпицберген-Северный полюс-Аляска...

Спасибо, Руал!

Спасибо тебе от всех нас»¹⁶.

Свое мнение о земле Гарриса-Мультановского Мальгрен обосновал в статье «Погода во время полярного перелета». «Бесспорно, — писал он, — самой большой заслугой экспедиции является то, что между полюсом и мысом Барроу нет не только континента значительных размеров, но и небольшой земли. Этот старый научный спор разрешается окончательно»¹⁷.

Примечания

1. Амундсен Р. Собр. соч. Л.: Главсевморпуть, 1936. Т. 4. С. 197.

2. Там же. 1937. Т. 5. С. 104.

3. Там же. С. 105—106.

4. Там же. С. 106.

5. Там же. С. 164—165.

6. Там же. Т. 4. С. 338.

7. Там же. С. 249.

8. Климат и погода. 1926. № 4/5. С. 61.

9. Амундсен Р. Собр. соч. Т. 5, С. 264.

10. Там же. Т. 4. С. 306.

11. Там же. С. 268.

12. Там же. С. 349.

13. Там же. С. 272.

14. Климат и погода. С. 61—62.

15. Амундсен Р. Собр. соч. Т. 4. С. 339.

16. Там же. С. 340.

17. Там же. С. 360.