Страна и ее население

Ланс-о-Мидоуз лежит на 51°36′ северной широты и 55°32′ западной долготы, те есть примерно на широте Лондона. Это на девять градусов южнее Аустербюгда в Гренландии.

Климат здесь типично морской, во многом определяется идущим на юг холодным Лабрадорским течением и ветвью Гольфстрима. Средняя летняя температура 10—15°C. Зима сравнительно мягкая; по словам рыбаков, температура редко опускается ниже -15, -20°C. Характерно, что год на год не похож, за жарким летом может последовать прохладное, а зимой нередки долгие оттепели, когда почти весь снег сходит.

У побережья море замерзает в декабре. Обычно зимой образуется прочный припай, и по нему можно пешком дойти до островов. Таяние льда начинается в мае, а в первых числах июня вода у побережья свободна от льда. Впрочем, бывает, что иной год плавучие льды в июне еще осаждают берега.

Северо-восточную часть полуострова к северу от Сент-Антони отличает ровный, слегка волнистый рельеф. Возвышенности не больше ста метров. На юге от Ланс-о-Мидоуза простирается равнина с буграми, болотами и множеством озер. Густо растут мхи, вереск и тальник, местами встречаются заросли низкого, угнетенного ветром ельника, на прикрытых от ветра участках зеленеет трава. Граница леса проходит теперь километрах в двенадцати к юго-западу от Ланс-о-Мидоуза, ближе к заливу Пистолет. К югу от этого залива возвышается гора Белая (Уайт-Маунтин).

Если следовать вдоль побережья на запад, то у самого Ланс-о-Мидоуза можно увидеть луга, здесь даже есть сеновал. Потом в сушу врезается залив Сакред-Бей, в глубине его к берегу спускается низкорослый лес. Дальше к западу, от Шип-Коува до Рейли в заливе Пистолет есть ещё много хороших лугов.

Тропа, идущая на юго-восток, соединяет Ланс-о-Мидоуз с лежащим поблизости маленьким рыбачьим поселком Хэй-Коув (Сенная бухта). Название показательное, в этом районе в самом деле богатый травостой. От Шип-Коува четверть часа хода до селения Стрейтс-Вью, расположенного в излучине Нодди-Бей. И тут довольно много зелени. Далее на восток мы видим только поселок Кирпон. Он стоит на берегу узкого пролива и больше подвержен ветрам.

В этом районе условия для растительности намного лучше, чем на Лабрадоре, в частности благодаря тому, что почва здесь образовалась при выветривании палеозойских пород. В самом Ланс-о-Мидоузе и на прилегающем побережье трудно точно определить площадь лугов, потому что местами трава перемежается с вереском, но на Мой взгляд здесь 7,5—10 гектаров. Так что вдоль берега и в глубине острова можно пасти довольно много коров, не говоря уже об овцах. Однако рыбаки держат мало скота, промысел не оставляет времени для других занятий.

Еще одна важная особенность местной растительности — обилие разных диких ягод.

Как я уже говорил, лес не так давно доходил почти до самого моря, но рыбаки постепенно вырубили его, а какая-то часть его, вероятно, погибла от пожаров. Переруб — обычное явление для многих приморских районов Ньюфаундленда и Лабрадора, из-за него граница леса все время отступает.

Джордж Декер рассказывал, что в годы его детства лесные урочища находились недалеко от найденных нами остатков жилья. Когда его дед ходил в Стрейтс-Вью, тропа почти все время шла через высокий лес. Теперь там не осталось ни одного дерева, зато есть много участков с высокой травой. Мы и сами в этом убедились. В приморье часто встречаются пни; во время раскопок мы тоже наталкивались на пни и толстые корни. Вырубка леса должна была многое изменить. На безлесных участках легче образуются болота, от ветра пропадает трава. Другими словами, раньше ландшафт был другим, а условия — более благоприятными для человека.

У исчезнувших обитателей Ланс-о-Мидоуза был еще один, более доступный источник топлива и строительных материалов: плавник. Каждое утро мы видели на берегу детей, усердно собиравших его. За лето и осень они набирают столько плавника, что у семьи Колборнов, например, хватает топлива почти до весны. Если подует сильный ветер с севера или северо-запада, «улов» особенно богат, причем больше всего плавника скапливается в заливе у террасы, где некогда стояли дома. Этот залив — настоящая ловушка.

Часть плавника доставляет Лабрадорское течение, но и со стороны Белл-Айла плывут большие деревья, вынесенные реками в залив Святого Лаврентия. Правда, в проливе Белл-Айл господствует южное течение, но ветры вносят поправку. Известен случай, когда затертое во льдах промысловое судно, дрейфуя, обогнуло северную часть Ньюфаундленда и очутилось в Уайт-Бее.

Девственные северные берега с выброшенным на них плавником — любопытное зрелище. За много веков штормы и ледоходы соорудили за чертой прилива огромные валы из бревен. В Арктике плавник сохраняется сотни лет; подолгу не гниет он и в таких прохладных районах, как Ланс-о-Мидоуз, тем более что бревна пропитаны солью и все время проветриваются в штабелях.

Словом, у давних обитателей Ланс-о-Мидоуза возле самого дома был, так сказать, склад топлива и строительного материала.

Животный мир беден. Причин для этого много: лес исчез, долго велась хищническая охота, немалую роль сыграло, вероятно, и то, что дороги и дома строились на перешейке в начале полуострова, а это было препятствием Для проникновения животных на полуостров.

Другое дело море. Треска большими косяками подходит к берегу, между островами пролегают пути миграции гренландского тюленя, еще встречаются киты. В марте на льдинах приносит на юг детенышей гренландского тюленя, иногда за ними следуют песцы и даже белые медведи.

Чтобы судить, какие ресурсы были в распоряжении тех, кто некогда жил в этих местах, нужно представить себе тогдашние условия.

Был ли климат другим тысячу лет назад, во времена винландцев и позже? Вопрос сложный и спорный. Насколько мне известно, на Ньюфаундленде и в соседних областях не собрано никаких данных об этом, но показательны исследования, проведенные в Гренландии. Фритьоф Нансен¹ считал, что климат Гренландии существенно не изменился со времен Эйрика Рыжего. Шведский гляциолог Ханс В. Альман² полагает, что гренландский климат X—XII вв. мало отличался от нынешнего, однако со второй половины XIII по XV в. он ухудшался. Важные данные получил, исследуя цветочную пыльцу из Вестербюгдена, датский ботаник Ю. Иверсен³. Выходит, что в XI—XII вв. в Гренландии господствовал сравнительно мягкий и влажный климат. В XIII—XIV вв. он был суше и континентальнее. Но летняя температура, считает Иверсен, за тысячу лет почти не менялась. Говоря о последних столетиях, К.Л. Вебек⁴ подытоживает выводы ученых: примерно с XVI в. климат стал ухудшаться; это длилось вплоть до начала нашего столетия, затем он опять улучшился. С 1000 по 1600 г. климат Гренландии изменялся незначительно.

Мы вправе думать, что климат на Ньюфаундленде колебался примерно так же, как в Гренландии. Для нас важен период от походов в Винланд (около 1000 г.) до исчезновения гренландской колонии (около 1500 г.). Анализ пыльцы и другие методы исследования позволяют предположить, что в этот период климат на Ньюфаундленде существенно не отличался от теперешнего.

Но животный мир, наверно, был гораздо богаче. Достаточно обратиться к старым источникам. Так, про экспедицию Гаспара Кортереаля в 1501 г. его современник Паскуалиго⁵ писал:

«...Зерна там вовсе нет, но люди той земли рассказывают, что кормятся рыболовством и охотой на зверя, которым изобилует страна, и есть там крупное рогатое животное с очень длинной шерстью, и шкура этого животного идет не только на одежду, но и на жилища, и на лодки. Кроме того, есть волки, лисы, тигры (рысь) и соболь. Замечательно, на мой взгляд, их утверждение, что соколов там — как у нас воробьев, я сам видел таких соколов, и они на редкость красивы».

В другом месте мы читаем про обилие трески и лосося, а также всякой птицы. Наверно, много водилось бескрылой гагарки, которая теперь истреблена. Ее били палками и камнями, с некоторых островов привозили полные лодки. И пушного зверя было множество, однако среди наземных животных для коренного населения важнее всего был олень. Вблизи Ланс-о-Мидоуза, как и на всем Ньюфаундленде, ходили немалые стада карибу. Еще в конце прошлого столетия охотники одного английского спортивного клуба застрелили на острове около двух тысяч оленей.

И все-таки главную роль играли богатства моря — огромные косяки трески, стада китов, тюленей, моржи.

Уже по этим данным можно судить, каковы были условия существования в Ланс-о-Мидоузе, когда винландцы ходили из Гренландии на юг. Норманнов ожидала девственная страна, где охотились индейцы и эскимосы, вооруженные луком и стрелами, копьем и гарпуном, и природа с лихвой возмещала то, что они потребляли. На суше было много дичи, в море — разного зверя. В Ланс-о-Мидоузе лес подступал к самой воде, по берегам грудами лежал плавник. Прикрытые лесом от ветра пастбища были тучнее, чем теперь. И была тьма ягод.

Словом, Ланс-о-Мидоуз был благоприятным краем для норманнов, всей своей жизнью приученных использовать такие возможности, какими обладал этот северный край.

Соседи винландцев

Как уже говорилось, саги рассказывают о том, что винландцы видели коренных жителей (скрелингов) в Маркланде и Винланде, и рассказ этот кажется вполне достоверным.

Кем было заселено побережье, о котором идет речь? Какие племена могли встретиться винландцам, когда они плыли на юг, и кто был их соседом в Винланде?

До нас дошли интересные разрозненные сведения, относящиеся к XVI в., когда состоялось повторное открытие Северной Америки. Похоже, что в лабрадорском приморье, от мыса Чидли на севере до Мингана (северное побережье залива Святого Лаврентия) на юге, жило много эскимосов. Вероятно, это были туле. Жили тут также индейцы, по-видимому, наскапи и монтэнье. Зимой и весной они охотились на оленя в районах, граничащих с тундрой, а летом спускались следом за стадами к морю.

На Ньюфаундленде европейцы тоже застали коренных жителей, и, наверно, их было немало. Некоторые описания как будто указывают на эскимосов, но в большинстве явно подразумеваются индейцы. Здесь обитали беотуки^*, или краснокожие индейцы; так их называли, потому что они красили тело охрой.

В связи с плаванием Гаспара Кортереаля к восточным берегам Ньюфаундленда в 1501 г. его современник Альберто Кантино⁶ писал о туземцах, которых привезли в Португалию как невольников:

«...Они силой привезли сюда около пятидесяти мужчин, женщин и детей. Я видел, трогал и изучал этих людей и хочу сказать об их телосложении: они несколько выше нашего среднего роста, конечности стройны и соразмерны росту. Мужчины носят длинные волосы, как у нас, с кудрями, лица их раскрашены крупными узорами, как у (восточных) индейцев. Глаза у них зеленоватые, и, когда они направляют на вас свой взгляд, лица их полны отваги. Речь непонятная, но не грубая, а скорее человеческая. Держатся они очень приветливо, много смеются и явно довольны жизнью. Это — о мужчинах. У женщин маленькие груди, кожа скорее белая, тогда как мужчины заметно смуглее. В целом, если отвлечься от чрезвычайно сурового вида мужчин, они как будто во всем подобны нам. Ходят почти нагишом, только детородные органы прикрывают шкурой упомянутого рогатого животного. У них нет оружия, нет железа, но трудясь и изготовляя что-либо, они режут острейшими камнями, которыми могут расколоть пополам самое твердое вещество».

Описывая свое плавание в 1534 г., Жак Картье⁷ сообщает о встрече с коренными жителями у Блан-Саблона на берегу залива Белл-Айл, в одном дневном переходе от Ланс-о-Мидоуза:

«В этой стране живут великолепно сложенные люди, но они дикие варвары. Волосы на голове они собирают в пучок, будто клок сена, и в этот пучок воткнута палочка или еще что-нибудь, к чему прикреплены птичьи перья. Мужчины и женщины одеваются в шкуры животных, причем у женщин они более плотно облегают тело, чтобы было теплее. Они красят себе тело бурой краской. У них есть лодки из бересты, на которых они выходят в море, и с этих лодок бьют много тюленя. От них я услышал, что они приходят сюда из теплых краев, чтобы добыть тюленей себе на пропитание».

Есть у нас и более поздние сведения о беотуках, но очень скудные, археологических же работ в этом районе проведено мало.

Эти индейцы зависели от охоты на оленя во внутренних частях — Индиен-Лейк, Иксплойт-Ривер. По всей вероятности, они поднимались и севернее. Здесь, как и в других странах, олени весной идут в приморье для отела и в поисках подножного корма. Позже они откочевывают в более высокие места. И в наши дни можно видеть идущие на север вдоль хребта Лонг-Рейндж стада, правда, не такие большие. А когда оленей было много, они, наверно, доходили до побережья около Ланс-о-Мидоуза.

За оленями спускались к морю индейцы. Здесь они, кроме того, могли ловить рыбу, собирать яйца, бить птицу, тюленя. Осенью они вместе с оленьими стадами возвращались внутрь острова и зимовали там.

Оружием индейцев были лук и стрелы, копье; тюленей били гарпуном. Свои пирамидальные палатки (типи) они покрывали берестой. Передвигались на изогнутых в виде полумесяца каноэ из бересты, сшитой тонкими корешками ели^**. Покойников хоронили в пещерах или на деревянных помостах.

Как только сюда явились белые, началось притеснение коренных жителей, причем в этом отчасти помогали индейцы племени микмак^I, приходившие через пролив Кабота из Новой Шотландии. Беотуков угоняли в неволю, безжалостно убивали. Они пытались дать отпор, но это приводило только к еще более жестоким расправам. В начале XIX в. исчез последний беотук. Был истреблен целый народ.

Как делили между собой описываемую территорию индейцы и эскимосы, где жили те и другие за пятьсот лет до повторного открытия, в период, когда сюда плыли с севера винландцы? Кого здесь встретили норманны?

Что касается индейцев, то они, конечно, исстари кормились охотой на оленей, огромные стада которых водились на Лабрадоре и Ньюфаундленде. Иначе и не могло быть, судя по тому, что мы знаем об использовании природных ресурсов первобытными народами. Кто именно населял тогда Лабрадор — наскапи или монтэнье, нельзя сказать, но это были представители древней оленьей культуры. Да и про беотуков на Ньюфаундленде нам не известно ничего определенного. В течение столетий племена, наверно, перемещались, но многое свидетельствует о том, что беотуки обитали на Ньюфаундленде очень долго.

Теперь об эскимосах, своеобразном народе, который много веков кочевал по огромным просторам Арктики от Аляски до Гренландии. Их культура делится на четыре основных периода⁸: предорсетская, восходящая на Аляске к 3500 г. до нашей эры^***, дорсетская — VIII в. до н. э. — XIV в. нашей эры, культура туле — X—XVIII вв. и, наконец, современные эскимосы, происходящие от группы туле^II.

Дорсетский период примерно совпадает со временем норманнских походов в Винланд. Культура этих эскимосов была неизвестна, пока канадский археолог Даймонд Дженес не определил ее на мысе Дорсет на Баффиновой Земле (1925 г.). Потом ее проследили в обширной арктической области от острова Мелвилл на западе до Восточной Гренландии. Для нас важно, что дорсетские эскимосы тоже спускались вдоль лабрадорского побережья на юг и следы их найдены на Ньюфаундленде.

Дорсетская культура во многом отличается от сменившей ее культуры туле. Вот некоторые самобытные черты: особого типа мелкие, изящно обработанные орудия труда; своеобразное искусство; отсутствие предметов, хорошо известных у поздних эскимосских культур, — лучного бура и женского ножа (улу); отсутствие указаний на то, что они употребляли собачьи упряжки; менее совершенные дома из дёрна и камня. Кое-кто из исследователей обнаруживает в дорсетской культуре следы индейского влияния.

Полагают, что тунниты, о которых среди эскимосов ходят любопытные предания, и есть дорсетские племена.

Эти племена исчезли на рубеже XIII—XIV вв. Их ассимилировали обладающие более развитой культурой эскимосы туле, которые, идя на восток, достигли Гренландии, вероятно, около 1100 г. и затем медленно двигались вдоль западного побережья на юг. Гренландские норманны соприкасались с ними.

Итак, гренландцы встречали эскимосов двух групп: дорсетской, когда ходили в Винланд, и туле, когда охотились к северу от обжитых областей Гренландии. Позднее туле появились на территории самой колонии.

Остановимся на расселении дорсетских эскимосов на Ньюфаундленде, куда, очевидно, доходили винландцы. Археологи мало работали в этом районе и, все-таки следы дорсетской культуры были найдены в нескольких местах⁹, преимущественно на севере острова. Некоторые находки сделаны гораздо южнее, на мысе Рэй¹⁰ — юго-западной части Ньюфаундленда. Возле Пор-о-Шуа на берегу Белл-Айл доктор Эльмер Харп¹¹ начал раскапывать группу домов. В Ланс-о-Мидоузе мы нашли дорсетские орудия труда. Это доказывает, что на этих берегах было довольно много эскимосов, и винландцы вряд ли могли избежать встречи с ними.

Какую роль играл район Ланс-о-Мидоуза для кочующих индейцев и эскимосов? Пастбища для них, естественно, не представляли никакой ценности, они искали места для охоты и промысла. Разумеется, вблизи Ланс-о-Мидоуза водились всякие звери, но туземцам, знавшим край как свои пять пальцев, издавна были известны более богатые угодья, куда они, как правило, и направлялись. На Ньюфаундленде можно назвать много особенно богатых промысловых районов, например, пролив Белл-Айл, через который шли сотни тысяч тюленей, или оленьи переправы, рыбные реки и острова, которые были настоящей кладовой благодаря бескрылым гагаркам.

Конечно, обилие птицы на островках, тюлени, карибу и прочие блага Ланс-о-Мидоуза могли соблазнить индейцев и эскимосов, их семьи могли разбить на время свои палатки на зеленых берегах реки. Но скорее всего они не задерживались здесь, так как знали лучшие угодья, где хлеб насущный давался легче.

И как же дивились, вероятно, первые индейцы или эскимосы, пришедшие сюда после того, как винландцы обосновались в Ланс-о-Мидоузе! Наверно, переполошились, заговорили наперебой, показывая на террасу возле реки, где появились невиданные большие дома и ходили незнакомые люди...

Рыбачий поселок

Мы часто наведывались в рыбачий поселок на восточном берегу мыса и скоро сдружились с его жителями. Одиннадцать семей — около шестидесяти человек живет в этом глухом уголке, откуда лишь одна тропа ведет в соседнее селение и где рейсовый катер видят издали раз в неделю, да и то если видимость позволяет.

Джордж Декер рассказал, что первым сюда прибыл его прадед Вильям, англичанин родом, до того живший в Консепшн-Бее. В ту пору на всем полуострове не было постоянных жителей, исключая Нодди-Бей, где поселился со своей семьей англичанин Геддерсон. Одного сына Вильяма звали Авель. Он основал поселок в Шип-Коуве, но сначала некоторое время жил в Нью-Хэвене на восточном берегу Сакред-Бея. Второй сын, тоже Вильям (дед Джорджа), остался в Ланс-о-Мидоузе.

Джордж хорошо помнил своего деда, настоящего богатыря. Это от него он столько узнал про старину. При жизни прадеда в лесах у Ланс-о-Мидоуза еще жили беотуки; очевидно, здесь было одно из их последних стойбищ, так как белые повсюду вытесняли индейцев. «Им нигде не было покоя, — говорил Декер. — Сегодня поставят палатки, а завтра уже уходят. Ну и хитрые были они! Залягут на берегу, накроются водорослями, а потом внезапно бросаются на зазевавшегося рыбака».

Я спросил Декера, как он думает, откуда пошло название «Ланс-о-Мидоуз», но он не мог ничего сказать. Первое слово «Ланс» — французского происхождения. В значении «залив» его можно найти в других названиях ньюфаундлендского и лабрадорского побережья. Второе слово — английское «мидоуз», означает «луга, пастбища».

На старейших картах селение никак не обозначено, поэтому можно предположить, что оно находилось не в районах рыболовного и китобойного промысла. По данным доктора Р. Сири¹², впервые Ланс-о-Мидоуз появляется на французской карте 1862 г. как «Анс-а-ла-Меде». Истолковать это название трудно, я не буду даже пытаться. Но каким бы ни было происхождение франко-английского Ланс-о-Мидоуз, оно очень метко, так как означает «Залив у лугов».

Жизнь поселка зависит от лова трески. Он начинается в первой половине июня и заканчивается в октябре. Местные жители сами строят лодки, причем небольшие — девять-десять метров, так как не забираются далеко в море, чаще всего даже не выходят за островки. Летом используют большие самодельные ловушки, осенью ловят на перемет и блесну. Когда мы приехали, здесь еще не знали нейлоновой снасти. Блесну отливали из свинца, и сверкающая шведская «рыбка», которую мы им подарили, произвела большое впечатление.

Треску засаливают и вялят на длинных низких вешалах. В этой работе участвует вся семья, от только что научившихся ходить малышей до почтенных старушек. Лосось тоже иногда ловится хорошо. Часто мы видели у берегов большие косяки макрели, но она не интересует местных жителей, как и сельдь, которая временами подходит к полуострову.

Улов трески в разные годы неодинаков. Похоже, что в холодное лето она держится дальше в море. Плавучие льды и айсберги часто рвут снасти. Рыбакам приходится срочно выходить в море, чтобы отогнать льдины от ловушек.

Бывает, что к побережью в большом количестве идет спрут. Рыбаки охотно его ловят для наживки, да и сами не прочь полакомиться. Мы наблюдали подход спрута в Нодди-Бее, куда пришлось увести «Халтена» из-за сильных штормов.

Дело было вечером, с усеявших залив лодок рыбаки непрерывно вытягивали из воды спрутов. Особенно усердствовал Брюнборг. Он ловил до полуночи и вернулся очень довольный, до половины нагрузив лодку совершенно не нужными нам спрутами. Сам ловец был так забрызган «чернилами», что напоминал огромную кляксу.

У рыбаков Ланс-о-Мидоуза свой способ ловить омаров. В отлив, вооружившись длинными палками с крюком на конце, они ходят по мелководью и проверяют норы под камнями. Если выглянет омар, они его выковыривают и подставляют палку, чтобы ом впился в нее клешнями.

Постоянно ведется охота на морскую птицу; ее стало меньше — часть выбили, часть улетела в другие места. Декер рассказывал, что в дни его молодости все островки кишели птицей. На плоском Грин-Айленде всегда гнездились гаги. «Гаг собиралось так много, — говорил Декер, — что некуда было ступить из-за яиц». Любопытно было услышать от рыбака то самое выражение, которым пользуется в саге Турфинн Карлсэвне, говоря про обилие птиц возле базы в Страумфьорде.

Осенью в Ланс-о-Мидоузе беззвучно летает крупная странная птица. Это белая сова; проведя лето в Арктике, она прибывает сюда на зимовье. В годы массового размножения мышей и леммингов бывает довольно много сов. Жители считают мясо сов лакомством и ловят их в капканы, которые ставят на утесах.

Как уже говорилось, охота на сухопутного зверя мало развита, на первом месте стоит морской промысел. В лесах на юге водится черный медведь, иногда в приморье забредает рысь. Недавно Декер загнал со своей собакой рысь на косу у реки Черная Утка и убил ее палкой. Но карибу больше не кочует старым путем на север. Поэтому и волки ушли. «А при жизни деда, — вспоминал Джордж Декер, — их было немало. По ночам волчий вой доносился в поселок с пригорков».

Скотоводством рыбакам заниматься тоже недосуг. На лугах у Ланс-о-Мидоуза можно увидеть восемь-девять коров да два десятка овец.

Раньше скота было больше. Декер рассказывал, что скотина всю зиму ходила на воле, кроме тех дней, когда особенно яростно бушевал шторм. В приморье плоский рельеф и ветер с моря сметает весь снег, к тому же зимы здесь обычно мягкие. Иногда надолго устанавливается оттепель. Так, в 1963 г. снега, по существу, не было до самого февраля.

И опять вспоминается, как сага описывает Винланд Лейва Эйрикссона: «Травостой в том краю был такой, что они не стали запасать фураж на зиму. Зимой не было морозов, и трава почти не пожухла».

Здесь, как и в других местах саги, не обошлось без преувеличения. В действительности нужно спуститься далеко на юг, чтобы найти районы, в точности отвечающие этому описанию. Но возможно, что тут есть и фактическая основа. Скажем, дело было так: гренландские норманны, прибыв сюда из страны, где зимой можно выпускать только овец, обнаружили, что на северном берегу Ньюфаундленда зима мягкая и бесснежная, вроде отмеченной в 1963 г. И, конечно, их поразило, что в этом краю не надо загонять коров на зиму, не надо строить теплые хлева, заготавливать корм. То, что касалось главной отрасли их хозяйства, должно было запомниться и войти в предание.

Зимой жители Ланс-о-Мидоуза запасают дрова. Как уже говорилось, теперь до леса около десяти километров. Не один раз на собачьих упряжках надо съездить, чтобы заготовить и топливо, и строительный материал для домов, лодок и прочего.

В холодные зимы, когда припай широкий, можно охотиться на детенышей тюленя, приносимых льдинами от берегов Лабрадора. Рыбаки запрягают собак и отправляются на охоту. В это время попадается также песец и белый медведь. Три года назад застрелили белого мишку у Шип-Коува.

Надо сказать, что не последнюю роль в хозяйстве жителей Ланс-о-Мидоуза играют дикие ягоды. Их тут тьма, осенью женщины и дети собирают на болотах морошку, на пригорках бруснику, в укрытых от ветра местах красную смородину, малину и калину. Рыбачки варят варенье, а еще недавно из ягод, особенно из калины, делали вино.

Декеры и Андерсоны живут в глубине залива, а на мысу уединился Хорви Колборн. Он сам работает рьяно и споро и строго следит за тем, чтобы другие трудились как следует. Жену его зовут Мод; она рослая, рыжеволосая, с решительным характером, приветливая. У них одиннадцать шустрых белокурых ребятишек, и самая обаятельная — маленькая Сельма.

Многодетные семьи обычны и на Ньюфаундленде, и на Лабрадоре. Путешествуя, мы частенько видели в домах по двенадцать детей, а иногда и около двадцати. Воспитывают по старинке, просто. Сюда еще не проникли психологи с их современной методикой, предоставляющей детям полную свободу во всем. С малых лет ребята привыкают помогать родителям, и все они веселые и довольные.

В самом конце мыса, недалеко от дома Хорви, сохранились остатки старой рыболовной базы, будто бы принадлежавшей французам. В одном месте видны кирпичи; говорят, тут стояла печь для выпечки хлеба. Здешние развалины выглядят не очень старыми. Я подобрал несколько рыболовных крючков, осколки пенковой трубки и другую мелочь. Местные рыбаки часто находили такие предметы около своих домов.

Когда еще был жив дед Джорджа Декера, в Нодди-Бей регулярно заходила французская трехмачтовая шхуна. А в Ланс-о-Мидоузе стояли три небольших домика, построенных французскими рыбаками. В октябре шхуна возвращалась во Францию. Но связаны ли развалины на мысу с теми французами, я не берусь сказать.

Проточной воды на мысу нет. На самом берегу Колборн нашел старый глубокий колодец. Вероятно, его вырыли французские рыбаки. Вода в нем скверная, солоноватая. Тем не менее рыбаки всегда обосновывались тут, хотя в пятнадцати минутах хода к западу, где мы открыли старое поселение, они могли бы рядом с домом брать чистую воду из Черной Утки. Они выбрали это место, потому что только с восточной стороны мыса можно подойти на ботах вплотную к берегу, а это для рыбаков было важнее всего.

На первый взгляд члены маленькой общины в Ланс-о-Мидоузе живут всяк по себе, но временами заметны признаки сплоченности. Общие интересы, старинные обычаи, отношение к соседним поселкам и прочее — многие нити связывают людей.

Их психология уходит корнями в старину. Они говорят на архаичном английском языке, и к произношению не сразу привыкаешь. В ходу много слов, которые в самой Англии, наверно, давно забыты.

Другие слова приобрели неожиданное значение. Например, любимое словечко Декера — «wonderful» означает вовсе не «замечательно, великолепно», а напротив, что-то предосудительное. Об одном человеке, которого он недолюбливал, Декер говорил: «а wonderful lazy fellow» (замечательно ленивый...). Женщину, которой изменял муж, он назвал «а wonderful miserable woman» (замечательно несчастная женщина).

В Ланс-о-Мидоузе водятся привидения, об этом здесь всякий знает. Джордж Декер рассказал нам про одно привидение, причинившее ему немало хлопот, В доме была пристройка с несколькими клетями, и вот туда по ночам повадилось привидение. «Такой шум поднимет, что невозможно спать. Соскочишь с кровати, — рассказывал Джордж, — схватишь ружье — и туда, да только и успеешь заметить, как что-то белое мелькнуло и исчезло». В конце концов он смекнул, в чем дело. Привидение не унималось потому, что пристройка оказалась на его пути. А привидения очень привязаны к своим постоянным дорожкам. Декер снес пристройку, и с тех пор привидение не беспокоит его.

...У Декера очень уютно. Хозяин, дымя трубкой, сидит в уголке, поглядывает в окно на море. И вот уже рассказывает очередную историю.

На полке под потолком лежит его старинное ружье, на стене висит пороховница. Джордж всю жизнь охотится с этим ружьем, унаследованным от деда. Он снимает его с полки, огромное, тяжелое, и любовно поглаживает рукой старого охотника.

— Настоящее ружье, не то что мелочь, с которой ходят на охоту нынешние. Раз я одним выстрелом пятнадцать уток уложил.

Декер тоже знает про один клад: в земле зарыт железный котел, а в нем полно золотых монет. Но это секрет. Я узнаю только, что сведения получены еще от прадеда, который «видел все своими собственными глазами». Ночью в Сакред-Бей вошел корабль, к берегу причалили лодки, с них сошли люди и принялись копать. А утром корабль исчез. Многие искали этот клад, но (Джордж снисходительно улыбается) он один знает, где надо искать. Вот только бы время выбрать...

Потом он принимается напевать старые песни. Их он знает много, все больше про моряцкую жизнь, кораблекрушения, пиратов, любовь. Мелодии обычно грустные, куплетам нет числа. В них — дыхание давно прошедших времен.

Супруга Джорджа, добросердечная, спокойная Мэй, молча слушает.

Примечания

*. Их, как и лабрадорских индейцев, относят к алгонкинам.

**. Есть старинные сведения о том, что каноэ делались также из кожи, но такой способ вряд ли был распространен.

***. Кремневый комплекс мыса Денби.

Примечания Хельге Ингстада

1. Nansen, Fridtjof. Klimavekslinger i historisk og postglacial tid. Avh. norske vidensk. akad. Oslo. Mat. naturv. kl. 1926. No. 3, 26 s.

— Klimavekslinger i Nordens historie. Avh. norske vidensk. akad. Oslo. Mat. naturv. kl. 1925, No. 3, 64 s.

2. Ahlmann, Hans W.: son. Glactärer och klimat i Norden under de senaste tusentalen år. Norsk geogr. tidsskr. 13 (1951/52), s. 56—75.

— Den nutida klimatfluktuationen och dess utforskande. Norsk geogr. tidsskr. 11 (1946/47), s. 290—326.

3. Iversen, Jоhs. Nordboernes Undergang paa Grønland i geologisk Belysning. Det Grønlandske Selskabs Aarsskrift, Odense, 1935, 5—18.

4. Vebæk, Christen Leif. The climate of Greenland in the llth and 16th centuries. Report at Conference on the climate of the llth and 16th Centuries, Aspen, Colorado, June 16—24, 1962.

5. Biggar, Henry Percival. The Precursors of Jacques Cartier. 1497—1534. Ottawa 1911, p. 64.

6. См. 74.

7. Biggar, Henry Percival. The voyages of Jacques Cartier. Publ. from the originals with translations, notes and appendices. Publ. of the Public Archives of Canada, No. 11, Ottawa 1924, xiv, 330 p.

8. Taylоr, William. The fragments of Eskimo prehistory. The Beaver, Winnepeg, Spring 1965.

9. Смотрите перечисленные ниже труды:

Bird, Junius B. Archaeology of the Hopedale Area, Labrador. Anthropological papers of the American Museum of natural history, 39 (1945), p. 125—186.

Harp, Elmer, jr. The cultural affinities tof the Newfoundland Dorset Eskimo. Ottawa, 1964. National Museum of Canada. Bulletin No. 200. Anthropological Series No. 67.

— An archaeological reconnaissance in the Strait of Belle Isle Area. Am. Antiq. 16 (1951), p. 203—20.

Hоwley, J.P. The Beothucs or Red Indians, Cambr. 1915, xx, 348 p.

Jennes, Diamond. A new Eskimo culture in Hudson Bay. Geogrl rev. N. Y. 15 (1925), p. 428—37.

— Notes on the Beothuk Indians of Newfoundland. Can. Dept. of mines. Ann. rep. for 1927, Bull. 56 (1929), p. 36—39

Lloyd, T.G.B. On the stone implements of Newfoundland. Ji.

R. Anthrop. Inst. Lond. 5 (1875), p. 233—48.

Meldgaard, Jørgen. A Paleo-Eskimo culture in West Greenland. Am. Antiq. 17 (1951/52), p. 222—30.

Strong, William Duncan. A stone culture from Northern Labrador and its relation to the Eskimo-like cultures of the Northeast. Am. Anthrop N.S. 32 (1930), p. 126—143.

Wintemberg, W.J. Eskimo sites of the Dorset culture in Newfoundland. Am. Antiq. 5 (1939), p. 83—102.

10. Сведения получены от доктора Вильяма Тейлора, старшего археолога Национального музея Канады, Оттава.

11. Harp, Elmer, jr. The cultural affinities of the Newfoundland Dorset Eskimo. Ottawa 1964. National Museum of Canada. Bulletin No. 200. Anthropological series No. 67.

— An archaeological reconnaissance in the Strait of Belle Isle Area. Am. Antiq. 16 (1951), p. 203—20.

12. Личное сообщение д-ра Сири, Memorial University, St. John' s, Newfoundland.

Комментарии к русскому изданию

I. Микмаки — племя алгонкинской языковой группы из восточных районов Канады, одно из первых, с которым встретились европейцы в конце XV — начале XVI века. Основное занятие микмаков до европейской колонизации — охота на северного оленя осенью и зимой и тюлений промысел, рыбная ловля и сбор моллюсков весной и летом. Будучи в XVII—XVIII веках союзником французских колонизаторов в борьбе против английских колонизаторов и их союзника — ирокезов, микмаки постепенно смешались с французами, образовав группу метисов микмаки, которых сейчас насчитывается около 4 тысяч человек. Большинство их занимается сельским хозяйством.

II. В современной археологии историю эскимосов принято подразделять в целом на два больших периода: палеоэскимосский и неоэскимосский. В палеоэскимосский период на Аляске, в Канаде и в Гренландии большую роль играет охота на оленя карибу, китобойный промысел отсутствует. К этому периоду, господствовавшему 4000—2500 лет назад, в отдельных случаях 2000 и даже 600 лет назад, относятся локальные культуры саркак, дорсет, ипиутак, качемак, нортон и чорис. Из этих культур и отчасти при сосуществовании с некоторыми из них развиваются культуры неоэскимосского периода — оквик, пунук, бурнирк с ответвлением туле и ее поздними формами — тикерак (тигара) и инугсук. Для всех культур неоэскимосского периода характерно возникновение и постоянное развитие китобойного промысла, употребление сетей для ловли тюленей, орудия из шлифованного сланца и керамика.

Если рассматривать, например, самый восточный район расселения эскимосов — Гренландию, Баффинову Землю, Лабрадор, то в пределах этих двух периодов истории последовательно прошло не менее пяти крупных волн их переселения, каждая из которых имела свои локальные культурные особенности. Древнейшей из эскимосских культур здесь археологи сейчас считают культуру индепенденс (4000—3000 лет назад). Ее сменяют последовательно еще две палеоэскимосские культуры — саркак с орудиями из кремнистого сланца (первая половина 1-го тысячелетия до н. э.) и дорсет с орудиями из халцедона (около 2000 лет назад). Разрыв между этими двумя в общем-то близкими по находкам культурами все же свидетельствует о том, что культура дорсет, видимо, была совершенно новой и намного более поздней волной переселенцев.

К моменту появления норманнов в Гренландии и Америке, на грани 1 и 2-го тысячелетий н. э., относится приход на восток Канады и северо-запад Гренландии неоэскимосской культуры туле, которая почти без всяких изменений просуществовала с ее охотой на тюленя, моржа и кита до новой европейской колонизации в XVIII веке. Но в одном районе Гренландии, на западном побережье, в местах тогдашнего обитания норманнов, эскимосы культуры туле преобразовались раньше, чем в других местах, а именно с XIII века, вероятно, под воздействием норманнов, в носителей новой культуры — инугсук. Постепенно они распространились и в удаленных районах Гренландии, вплоть до восточных берегов, где впервые вступили в контакт с европейцами лишь в конце XIX века.

На Лабрадоре и Ньюфаундленде культура дорсет просуществовала до XIV века. Происхождение же легендарных туннитов и их принадлежность к эскимосам культуры дорсет до сих пор не установлены. Но сама эта гипотеза о принадлежности туннитов к культуре дорсет в последние годы находит новых сторонников, и в числе их находится Хельге Ингстад.