Последний полет

25 мая 1928 года от командования вспомогательного итальянского судна «Читта ди Милано», находившегося у Шпицбергена, было получено сообщение о том, что связь с дирижаблем «Италия» внезапно прервалась. Девять дней ничего не было известно о судьбе дирижабля.

Сообщение о внезапном прекращении связи с итальянским дирижаблем было опубликовано в советских газетах. 3 июня молодой советский радиолюбитель Шмидт в селе

Вознесенье-Вохма Архангельской области услышал сигналы SOS, Сквозь помехи он с трудом разобрал текст сообщения: «Италия — Нобиле — Франца-Иосифа — SOS — SOS». Утром следующего дня он послал свое сообщение в Москву, в Общество друзей радио.

К этому времени в Москве при центральной организации Осоавиахима был создан Комитет помощи экипажу дирижабля «Италия». Сообщение Шмидта Комитет через Наркоминдел передал в итальянское консульство, оттуда оно было отправлено в Италию, а уже из Италии — на радиостанцию «Читта ди Милано». Только после этого радисты вспомогательного судна установили связь с радистом дирижабля «Италия» Биаджи.

Теперь наконец стало известно, что произошло с «Италией». Возвращаясь с Северного полюса в Кингсбей, к северо-востоку от Шпицбергена дирижабль подвергся обледенению, потерял управление и ударился о лед передней гондолой. Гондола оторвалась от корпуса, и вместе с ней на лед были выброшены десять участников экспедиции. При этом начальник экспедиции Нобиле получил переломы руки и ноги, у геофизика Мальмгрена была сломана рука, у Чичеони нога, а моторист Помелла разбился насмерть. Остальные — Бегоунек, Цаппи, Мариано, Вильери, Трояни, Биаджи — отделались ушибами.

Потеряв гондолу и резко убавив в весе, дирижабль взмыл в воздух и улетел на восток с остальными шестью людьми. Это была так называемая группа Алессандрини. Что стало с этими людьми — неизвестно и по сию пору.

При катастрофе на лед вместе с людьми по счастливой случайности выпали палатка, несколько ящиков с продовольствием и небольшая рация.

Как только разнеслась весть о постигшей экспедицию Нобиле катастрофе, были снаряжены десятки спасательных экспедиций. Норвежцы, шведы, финны, французы на самолетах и судах ринулись на Шпицберген. Всего в спасательных операциях участвовало 22 самолета и 18 кораблей.

Советский Союз послал на север ледоколы «Красин», «Малыгин», ледокольный пароход «Георгий Седов». Экспедиция на «Красине» спасла всех оставшихся в живых людей с «Италии», за исключением самого Нобиле, которого до этого вывез из ледового лагеря шведский летчик Лундборг. Об экспедиции Нобиле и спасательных операциях написаны книги и даже поставлен художественный фильм совместного советско-итальянского производства под названием «Красная палатка». Здесь нет необходимости подробно описывать эту полную драматизма эпопею. Но, пожалуй, самым печальным актом этой драмы была гибель Амундсена.

26 мая, на следующий же день после того, как «Италия» замолчала, норвежское министерство обороны созвало совещание специалистов для обсуждения вопроса о помощи «Италии». Был приглашен и Руал Амундсен. Руководить спасательными операциями было поручено военному летчику Рисер-Ларсену. Вскоре Рисер-Ларсен улетел на небольшом самолете-разведчике на Шпицберген. Амундсену участвовать в операциях не предложили. Это не могло не обидеть его. Ведь не было человека опытнее его в полярных делах. Однако то, что прямого предложения ему не сделали, скорее всего произошло по той причине, что всем было хорошо известно его отрицательное отношение к Нобиле. Кроме того, он высказал мнение, что следует послать большой гидросамолет, а такового у норвежцев не было.

Но, что бы там ни было, Амундсен был не из тех, кто может оставаться в стороне, когда люди попали в беду. Он забыл о своих антипатиях. К тому же среди экипажа «Италия» были люди, вместе с которыми он летал на «Норге». Это были веселые итальянские парни, к которым Амундсен сохранил самые теплые чувства. Это был швед Мальмгрен, который еще до полета на «Норге» участвовал в дрейфе «Мод» в Восточно-Сибирском море. Это был чешский ученый Бегоунек, который с таким энтузиазмом изучал процессы, происходящие в атмосфере Арктики. И Амундсен решил готовить свою экспедицию, поручив своему другу летчику Дитрихсону подыскать подходящий гидросамолет. Дитрихсон такой самолет нашел. Это была летающая лодка «Дорнье-Валь» последней модели. Но тут встал постоянный, проклятый вопрос: где достать деньги на покупку самолета и экспедиционного снаряжения? Он обратился к своему американскому другу — миллионеру Линкольну Элсуорту. Тот согласился дать деньги, но предложенная им сумма составляла лишь четвертую часть того, что требовалось.

От покупки самолета пришлось отказаться. Амундсен обратился к своим соотечественникам через печать с призывом вносить пожертвования на спасательную экспедицию. Но времени было мало, а добровольные взносы поступали туго. Предложение неожиданно пришло из Франции. Знаменитый летчик Рене Гильбо в это время готовил самолет для полета через Атлантический океан. Услышав о катастрофе «Италии» и призыве Амундсена, Гильбо предложил ему двухмоторный гидроплан «Латам-47» и свой экипаж для спасения терпящих бедствие.

Амундсен телеграфировал согласие, и французы тотчас вылетели. Уже сам по себе перелет из Франции в Норвегию через Северное море был по тому времени выдающимся событием. Вскоре пилоты Гильбо, Де-Кювервиль, радист Валетт и механик Брази предстали перед Амундсеном в Бергене, где была назначена встреча, и доложили о готовности лететь дальше. Амундсен решил стартовать из Тромсё.

18 июня самолет был готов лететь на север. В бензобаки было залито 3400 литров бензина — этого должно было хватить на 4000 километров. Здесь к экипажу присоединился летчик Дитрихсон. В 16 часов самолет поднялся со спокойной водной глади бухты, сделал круг над Тромсё и полетел на север. В 17 часов 40 минут от радиста «Латама» поступил запрос на радиостанцию Ингей, вблизи Тромсё, о состоянии льдов в районе острова Медвежьего. Это была последняя радиосвязь с «Латамом». Запрашиваемые сведения были переданы, но радист не сказал, зачем они нужны. Связь с самолетом прервалась навсегда.

Прошли дни, недели. Никто не хотел верить, что Амундсен погиб. Ведь он находил выход из самых трудных положений. Все надеялись, все ждали, что несокрушимая воля и энергия помогут Амундсену выйти победителем и на сей раз.

Шесть недель норвежский военный корабль «Норденшельд», исследовательское судно «Микаэль Саре», французский крейсер «Страсбург», советское экспедиционное судно «Персей» и множество самолетов вели поиски «Латама». Вылетая из Тромсё, Амундсен никому не сказал о маршруте полета. Но тогда многие были уверены, что «Латам» взял курс на восток, куда были унесены остатки дирижабля с группой Алессандрини. Когда ледокол «Красин», загрузившись углем в Бергене, уходил на спасательные работы, со шлюпок и моторных лодок норвежцы кричали советским морякам:

— Спасите Амундсена! Верните нам нашего Амундсена!

Вспоминая эту трогательную сцену, начальник экспедиции на «Красине» профессор Самойлович записал в дневнике: «С волнением и грустью смотрел я на них и прислушивался к этим печальным призывам. О, если б это только от нас зависело!»¹

По пути к Шпицбергену Самойлович приказал капитану ледокола отвернуть поближе к острову Медвежьему. «Мы шли по спокойному морю, делая по 11 с лишним узлов, и с каждым часом все ближе подходили к тому району, где могла случиться катастрофа с Амундсеном, — читаем мы в книге Самойловича. — Я дал распоряжение зорко следить за поверхностью моря; это было все, что мы в то время могли сделать. Ведь уже прошло свыше десяти дней после того, как была получена последняя радиограмма с «Латама» (Там же, стр. 70).

28 июня «Красин» прошел в виду острова Медвежьего, Свинцовые волны и угрюмые темные скалы ничего не поведали советским морякам. 31 августа вечером рыбаки норвежского судна «Бродд» недалеко от маяка Торсвог выловили поплавок с надписью «Латам-47». Значит, Руал Амундсен и его спутники погибли в волнах Баренцева моря.

Как это произошло? — Никто не знает.

14 декабря 1928 года, когда была потеряна последняя надежда на его возвращение, вся Норвегия почтила память Амундсена двухминутным молчанием. На траурном собрании, посвященном памяти Амундсена, Фритьоф Нансен произнес трогательную речь. В речи этой были такие слова: «Он навеки займет особое место в истории географических исследований, как человек, выросший из сокровенных глубин своего народа...

Как недавно начался его путь, и вот он завершен. А сколько великих деяний он вместил!

В нем жила какая-то взрывчатая сила. На туманном небосклоне норвежского народа он взошел сияющей звездой. Сколько раз она загоралась яркими вспышками! И вдруг сразу погасла, а мы все не можем отвести глаз от опустевшего места на небосводе. Амундсен не был ученым, да и не хотел им быть. Его влекли подвиги и действие. Потому и стал он немеркнущим образцом для молодежи нашего времени...

Все свои зрелые годы, все, что имел, он пожертвовал для осуществления идеалов своей юности... Люди, равные ему мужеством, волей, заставляют верить в народ и в его будущее. Еще молод мир, если он порождает таких сынов»².

В июне 1969 года я был приглашен в Норвегию для ознакомления с работами, проводимыми норвежскими учеными в области полярных исследований. Естественно, меня также интересовали места, связанные с именами Фритьофа Нансена и Руала Амундсена.

Настал день, когда меня повезли к дому Амундсена. Мы мчались на машине к югу от Осло вдоль берега Буннефьорда. Потом свернули вправо, асфальт кончился, и по извилистой грунтовой дороге спустились к берегу фьорда. Сияло солнце. Было жарко. Под сенью двух больших берез с одной стороны и сосны — с другой на берегу фьорда стоит деревянный старый дом. Вокруг пустынно. Мне сказали, что вода во фьорде в этом месте сильно загрязнена и теперь здесь не купаются. На двери написано, что дом Амундсена открыт для осмотра до пяти часов вечера. Но дверь заперта. Сопровождающий меня норвежец направился к небольшому жилому домику, стоящему на этом же участке. Навстречу вышел высокий симпатичный юноша — смотритель дома Амундсена. Он предоставил нам возможность осмотреть давно осиротевшую обитель.

На первом этаже три комнаты. Первая комната — официальный кабинет Амундсена. Большой письменный стол, два кресла, на стене портреты норвежского короля и королевы Мод, часы, сделанные из моржовой кости и клыка мамонта механиком судна «Мод».

Вторая комната — гостиная. Против входа на стене большая картина: самолет на взлете с торосистой льдины. На круглом столе стоит фарфоровая ваза с лесными цветами, вокруг стола пять старинных кресел, покрытых плюшем. Широкий просторный диван. К потолку подвешена большая модель самолета типа «Дорнье-Валь» конструкции двадцатых годов. Чугунная керосиновая печка и модель маяка, вырезанная из кости. Из окон гостиной сквозь зелень деревьев видна голубая вода фьорда. Когда-то здесь, на рейде, стояли на якоре знаменитые экспедиционные суда — «Фрам» и «Мод», снаряжавшиеся в далекое плавание. Из небольшой комнаты, расположенной рядом с гостиной, — выход на пустую веранду.

В прихожей под деревянной лестницей — нарты, на которых Амундсен ходил к Южному полюсу. Поднявшись по лестнице на второй этаж, мы попали в рабочий кабинет Амундсена. На письменном столе старинный телефон, часы, у стола плетеное кресло, на стене портреты отца и матери Амундсена. Возле стола на полу стоит чучело аделийского пингвина. У двери, ведущей на веранду, — чучело белого медвежонка. Рядом с кабинетом — спальня со скошенным потолком. Просторная кровать, а у изголовья в стену вделаны два иллюминатора, выходящие на море. Полная иллюзия корабельной каюты. Здесь жил человек, любивший море...

Слева от входа на второй этаж расположена небольшая пустая комната. Тут жили две девочки, вывезенные Амундсеном с далекой Чукотки, — Каконита и Камилла.

Я с благоговением ходил по дому, и все мне говорило о том, что жил здесь одинокий, замкнутый человек, отказавшийся от семейной жизни, чтобы всегда быть готовым отправиться в путь.

На другой день произошло еще одно событие, напомнившее мне об Амундсене.

Был воскресный солнечный день. С утра я поехал на остров Бюгдой, осматривал там замечательный народный музей, где экспонируются старинные дома XI—XVII веков, свезенные из разных мест Норвегии. Когда я вернулся в гостиницу после обеда, портье вместе с ключом вручил мне записку, чтобы я позвонил по указанному телефону в город Тромсё генералу Нобиле.

Я знал, что Умберто Нобиле сооружает в этом северном норвежском городе памятник и сегодня там открытие этого памятника.

Когда меня соединили с Тромсё, приятный женский голос на русском языке сказал примерно следующее:

— Профессор Нобиле приветствует вас в Норвегии и просит вашего согласия включить вас в список членов комитета по открытию монумента в Тромсё в память погибших членов экспедиции на дирижабле «Италия» в 1928 году и в память тех, кто отдал свои жизни при спасении членов экспедиции. Советский Союз внес самый весомый вклад в дело спасения потерпевших крушение членов экспедиции, и профессор хотел бы видеть в числе основателей монумента вас как представителя Советского Союза.

Я ответил, что сочту за большую честь включение моей персоны в список членов комитета как представителя советских полярных исследователей. А вечером я смотрел церемонию открытия монумента, передававшуюся по телевидению из Тромсё, На гранитном постаменте вознеслась ввысь стела, на одной стороне которой золотыми буквами написано: «Воздвигнута Умберто Нобиле, начальником экспедиции, по случаю 40-летней годовщины, при покровительстве Итальянского Географического общества», а на другой стороне — имена погибших 25 мая 1928 года членов экспедиции на дирижабле «Италия» и ниже: «18 июня 1928 года — Руал Амундсен — Рене Гильбо — Гильберт Брази — Альбер Де-Кювервиль — Лейв Дитрихсон — Эмиль Валетт, погибшие в Баренцевом море во время самоотверженного полета для спасения уцелевших членов экспедиции «Италия».

В одном из кинотеатров Осло я демонстрировал норвежским полярникам документальный советский фильм о дрейфующей станции «Северный полюс-16». Во вступительном слове я сказал норвежским коллегам, что сейчас Арктический бассейн, над которым летал Руал Амундсен, исследован не хуже, чем другие области Мирового океана. Десятки высокоширотных советских экспедиций садились на самолетах в разных частях Центральной Арктики, ежегодно на льдах работают две, а иногда три дрейфующие станции. Линии дрейфов этих станций протянулись на карте от Чукотского и Восточно-Сибирского морей до Гренландского моря, Гренландии и островов Канадского арктического архипелага. Изучены водные массы, морские льды, атмосферные процессы, геомагнитное поле, ионосфера.

В Арктическом бассейне за последние двадцать лет открыта огромная подводная горная страна. Хребты и впадины названы именами русских ученых: хребет Ломоносова, хребет Менделеева, хребет Гаккеля. Впадины между этими хребтами названы именами великих норвежцев — Нансена и Амундсена. Я считаю символичным, что имена русских и норвежских исследователей на географических картах стоят рядом.

Наши две страны внесли — и продолжают вносить, — пожалуй, самый существенный вклад в исследование полярных стран.

Примечания

1. Р. Самойлович. На спасение экспедиции Нобиле. Гидрометеоиздат, Л., 1967, стр. 62.

2. Цитируется по Лив Нансен-Хейер «Книга об отце», стр. 273—274.