Заключение

Не один раз на протяжении этой книги мне приходилось говорить о том, что то или иное описание того или иного норвежского конунга выполнено в соответствии со вполне определенным стереотипом и направлено на возвеличение этого скандинавского правителя. На вопросе о стереотипности, присущей древнескандинавским источникам, и в первую очередь сагам, мне и хочется остановиться вместо заключения.

Герои королевских саг — по преимуществу конунги и ярлы, ибо их действия, с точки зрения авторов саг, составляют суть исторического процесса. Перед читателем проходит вереница норвежских конунгов. Несмотря на ряд индивидуальных качеств, конунги, как показал на материале «Круга земного» А.Я. Гуревич, обладают традиционным набором качеств, а именно: физической красотой, силой, героизмом, воинской доблестью, щедростью [Гуревич 1972. С. 82—99].

Стереотипны в значительной степени и их судьбы. Конунги проявляют себя в полной мере уже в раннем детстве. Этим авторы саг подчеркивают, что право быть конунгом и черты, присущие конунгам, не являются благоприобретенными, а есть нечто врожденное. Харальд Прекрасноволосый, будучи 10-летним мальчиком, наследует своему отцу, становится норвежским конунгом и одного за другим уничтожает всех своих врагов. Его сын Эйрик (прозванный впоследствии Кровавая Секира) в 12 лет на пяти больших кораблях отправляется по Восточному пути, с чего и начинается для него серия морских походов в далекие страны, грабежей и удачных, по словам саги, сражений. Сводный брат Эйрика, Хакон Добрый, возвращается на родину из Англии, где он находился на воспитании у короля Этельстана, и становится конунгом Упланда. Собрав огромное войско, он изгоняет из страны конунга Эйрика Кровавая Секира, а самому Хакону в это время не более 15 лет. Олав Харальдссон, в 12-летнем возрасте одерживает подряд три победы, сражаясь в шведских шхерах, в Эйстланде и в Финнланде. Совсем в юном возрасте возвращается на родину Магнус Олавссон, и становится вскоре конунгом не только в Норвегии, но и в Дании.

Как правило, будущий конунг отправляется прочь из страны. «Это его Wanderjahre, годы скитальчества», по определению А.Н. Веселовского [Веселовский 1885—1886. С. 61]. Он либо совершает грабительские нападения на побережья и острова Балтийского и Северного морей и неизменно оказывается победителем во всех сражениях, либо поступает на службу к чужеземному конунгу, совершает подвиги и с добычей и славой возвращается на родину. Эйрик Кровавая Секира четыре года с успехом грабит на Восточном пути, в Дании, Фрисландии и Саксонии, четыре года — в Шотландии, Ирландии и Франции, затем отправляется на север в Финнмарк вплоть до Бьярмаланда, где, по словам саги, побеждает в великой битве. Харальд Серая Шкура каждое лето ходит со своим войском в различные страны и одерживает победы в многочисленных битвах. Он грабит и в Дании, и в Шотландии, и в Ирландии, и в Бьярмаланде. «Годы странствий» Олава Трюггвасона начинаются чрезвычайно рано: в три года он попадает в плен, и его разлучают с матерью. С девяти лет он находится на Руси, где становится хёвдингом над тем войском, которое охраняет страну. В восемнадцать лет он покидает Хольмгард (Новгород) и ведет весьма успешные военные действия по всему Балтийскому морю и на Британских островах. Олав Харальдссон, до того как он становится норвежским конунгом, грабит побережья Балтийского моря, помогает королю Этельреду вновь завоевать Англию, выигрывает множество сражений в Западной Европе. Его сводный брат Харальд Сигурдарсон (впоследствии Суровый Правитель), бежавший после битвы при Стикластадире (в которой пал Олав Святой), прибывает на Русь, где, как и Олав Трюггвасон, поступает на службу к русскому князю. Отсюда он отправляется в Константинополь, где находится некоторое время на службе у византийского императора, возглавляя отряд варягов, и выигрывает огромное число сражений. На обратном пути он женится на дочери русского князя, Елизавете, и с богатством (награбленным во время странствий), какого еще не видели в северных странах, возвращается в Норвегию.

В пределах Скандинавии конунги ведут борьбу за власть и земли. Они встречают сопротивление бондов (как в случае с Асбьёрном из Медальхуса), сталкиваются с хитростью и коварством ярлов (таков, например, ярл Хакон), спорят и борются между собой (как сыновья Харальда или Эйрика). Но вне своей страны скандинавские конунги — на порядок выше, лучше, сильнее и удачливее всех своих соперников. Норвежские конунги гибнут, как правило, в Скандинавии, но не где-либо за ее пределами. (Харальда Сигурдарсона, однако, покидает удача, и он гибнет во время похода на Англию.) Их сражения на западе, востоке и юге большей частью удачны, согласно сагам; удача сопутствует им в значительной части их походов.

Что перед нами — отражение социального типа «конунга-викинга», «сформировавшегося в процессе образования северных государств, связанном с широкой военной экспансией» [Лебедев 1983], либо изображение правителя в соответствии с господствовавшим в средневековом скандинавском обществе представлением об идеальном конунге?

Скорее всего, и то и другое. Ведь, с одной стороны, мы не можем отрицать того, что этикетность средневековой литературы связана в первую очередь со средневековым представлением о должном: автор стремится изображать людей и события такими, какими они должны быть в представлении его современников. С другой стороны, стереотип никогда не был чисто литературным явлением, но являлся отражением действительно существовавших норм и определялся в момент своего возникновения самой жизнью. Поэтому всякая стереотипная формула имеет под собой историческую основу. Таким образом, в портретах конунгов, в изображении авторов королевских саг, должное и сущее теснейшим образом переплетаются. Здесь сталкиваются две противоречивые (для нас) тенденции: стремление к точному воспроизведению явлений действительности и одновременно к обобщенному, схематизированному изображению этих явлений по нормам литературного этикета.

«Литературный этикет» средневекового автора, как показал Д.С. Лихачев, складывается из представлений о том, 1) как должно свершаться то или иное событие, 2) как в соответствии со своим положением должен вести себя герой и 3) какими словами это должно быть описано [Лихачев 1979. С. 90; см. также: С. 80—102]. Следовательно, можно говорить о трех этикетных уровнях, вычленение которых оказывается весьма существенным при обсуждении вопроса о достоверности королевских саг.

Первый уровень, назовем его мировоззренческим, связан с этикетом миропорядка, с общей концепцией автора, с общей направленностью его творчества, с его установкой на героизацию и идеализацию. Второй уровень, ситуативный, связан с этикетом поведения, которым определяются действия героя в единичной, «заданной» ситуации, отношение других героев к нему и его место среди других героев. На данном уровне мы сталкиваемся с трафаретными ситуациями, с переносом из одного произведения в другое их элементов (поступков, речей и т. п.), что обусловлено требованиями этикета [Там же. С. 88]. Такие ситуативные формулы можно называть «устойчивыми литературными формулами» [Творогов 1964. С. 32]. Третий уровень, формальный, или стилистический, связан с этикетом словесным, определяющим собой внешнее оформление литературных формул. Здесь мы имеем дело с «устойчивыми словосочетаниями» [Там же].

Как видно из предшествующего изложения, на первом (мировоззренческом) этикетном уровне в исландских королевских сагах четко прослеживается социально-тенденциозная установка: норвежский конунг, для того чтобы быть достойным своего высокого положения, должен обладать вполне конкретным набором признаков и, среди прочего, превосходить всех без исключения за пределами своей страны.

На основании анализа «Круга земного» А.Я. Гуревич приходит к выводу, что Снорри Стурлусон (взгляды которого на исторический процесс выражены более последовательно и четко, нежели взгляды авторов других сводов саг) «видит в королевской власти две стороны»: она «посягает на народные традиции, угрожая свободе бондов», но она же и «служит гарантом порядка и благополучия и защищает страну от чужеземных захватчиков» [Гуревич 1972. С. 117].

Видимо, потому и идеализируется в первую очередь конунг-воин, нападающий на чужие земли и охраняющий и увеличивающий свои владения. В период образования государств военная деятельность конунгов и походы викингов считались средством обогащения. «Военная деятельность, если она направлялась против чужеземцев, встречала всеобщее одобрение» [Пекарчик 1965. С. 196]. Именно в эпоху викингов функции воина ценились выше, чем мирная деятельность, подобавшая, по мнению авторов саг, лишь бондам. Не случайно среди iþróttir, «достоинств» конунга первенство принадлежит физическим данным и личному мужеству. В этой же связи существенной оказывается и личная «удача» конунга.

При вычленении из материала саг всех описаний походов норвежских правителей (конунгов, сыновей конунгов или ярлов) по Восточному пути (в Восточную Прибалтику и на Русь) удается обнаружить две устойчивые литературные формулы: 1) скандинав приходит в «восточные» земли как враг и с успехом грабит их, 2) скандинав попадает в «восточные» земли (точнее, на Русь) в качестве друга (искателя помощи и защиты в связи с осложнением политической обстановки у него на родине) и оказывается здесь окруженным почетом и вниманием.

Формула 1 может быть проиллюстрирована несколькими примерами.

Конунг Энунд отправился со своим войском в Эйстланд, чтобы отомстить за своего отца, пошел там со своим войском в глубь страны и грабил по всей стране, и захватил большую добычу [ÍF, XXVI, 62]¹.

И когда Эйрику исполнилось двенадцать лет, дал ему конунг Харальд пять боевых кораблей, и отправился он в поход, сначала по Восточному пути... После этого отправился он на север в Финнмарк и [дальше] вплоть до Бьярмаланда, и была у него там большая битва и [он] победил [ÍF, XXVI, 134—135].

Харальд Серая Шкура отправился однажды летом со своим войском на север в Бьярмаланд и воевал там, и была у него большая битва с бьярмами на берегу Вины. Там конунг Харальд одержал победу и убил много народа, вел он тогда войну по всей земле и взял великое множество богатства [ÍF, XXVI, 217].

Здесь говорится так, что конунг Олав отправился, когда настала весна, на восток к Эйсюсле и воевал, высадился на берег, а жители Эйсюслы подошли к побережью и дали ему бой. Там победил конунг Олав, преследовал бегущих, грабил и опустошал ту страну [ÍF, XXVII, 9].

Конунгу Хакону (воспитаннику Торира. — Т.Д.) было двадцать пять лет от роду. Он был самым любимым конунгом у всех людей в Норвегии. Он ездил на север в Бьярмаланд, была там у него битва, и он победил [ÍF, XXVIII, 212].

На первый взгляд может показаться, что перед нами — явление формального этикетного уровня и мы имеем дело лишь с речевым трафаретом, с повторением определенных устойчивых словосочетаний. Однако (хотя последнего полностью отрицать и нельзя) перед нами в первую очередь трафарет ситуации, а не только словесного ее выражения. Самые эти ситуации создаются авторами саг именно такими, какие необходимы по этикетным требованиям. А поскольку явления формального уровня тесно взаимосвязаны с явлениями уровня ситуативного, то и выбор выражений, выбор словесных формул определяется предметом, о котором идет речь.

Формула 2. Как мы видели в предшествующих главах, по разным причинам и в разное время оказываются на Руси четыре конунга: Олава Трюггвасона выкупает из плена (девятилетним мальчиком) его дядя по матери Сигурд, приехавший в Прибалтику собирать дань для русского князя, и привозит на Русь ко двору князя Владимира; Олав Харальдссон бежит из Норвегии от своих политических противников к князю Ярославу и княгине Ингигерд; решив вернуться на родину, он оставляет на воспитание князю Ярославу своего малолетнего сына Магнуса; Харальд Сигурдарсон бежит после битвы при Стикластадире на Русь, которая заменяет ему на время родину и является как бы отправным пунктом для всех его дальнейших странствий, — сюда на хранение к князю Ярославу отсылает он награбленные им в Византии богатства.

Хотя обстоятельства появления на Руси норвежских конунгов весьма различны, однако все они ищут здесь временного прибежища и обретают его. Более того, согласно сагам, все четыре конунга оказываются хорошо приняты русским князем и окружены почетом и уважением: конунг Вальдамар взял Олава Трюггвасона «под свое покровительство и обращался с ним прекрасно, как и положено было обращаться с сыном конунга»; «Олав Трюггвасон находился все это время в Гардарики и был в высочайшей милости у конунга Вальдимара и любим княгиней»; «конунг Ярицлейв хорошо встретил конунга Олава (Харальдссона. — Т.Д.) и предложил ему остаться у него и взять столько земли, сколько ему нужно, чтобы содержать свое войско»; «и принимают они (Ярицлейв и Ингигерд. — Т.Д.) его (Магнуса Олавссона. — Т.Д.) с почетом, и был он воспитан там среди дружины и с не меньшей любовью, чем их сыновья»; «конунг Ярицлейв хорошо принял Харальда и его людей».

Олав Трюггвасон и Магнус, сын Олава Святого, находятся некоторое время на воспитании у русского князя (у Владимира и Ярослава соответственно). Олав Трюггвасон и Харальд Сигурдарсон возвышаются на военной службе на Руси: «конунг Вальдамар поставил его (Олава. — Т.Д.) хёвдангом над тем войском, которое он отправил охранять свою страну. У Олава было там несколько сражений, и он умело управлял войском»; «сделался тогда Харальд хёвдингом над людьми конунга (Ярицлейва. — Т.Д.), охранявшими страну, вместе с Эйливом, сыном ярла Рёгнвальда». Все четыре конунга отправляются из Руси назад в свою страну с целью захватить (или, как в случае с Олавом Харальдссоном, вернуть себе) власть в Норвегии.

Как видам, при несходстве деталей общая схема выдерживается во всех четырех случаях: норвежский конунг, являющийся на Русь не с воинственными намерениями, оказывается здесь встреченным со всеми подобающими почестями, он любим князем и княгиней, он проявляет себя с лучшей стороны на службе у русского князя, которая подготавливает его к дальнейшей борьбе за власть в Норвегии.

Взятое само по себе, каждое из «восточных» известий выглядит вполне правдоподобно, однако при рассмотрении его в общем контексте саг можно увидеть, что оно создано в соответствии с этикетными требованиями. Думается, только с учетом первого, мировоззренческого, уровня можно до конца понять идейную направленность известий второго уровня, лишь на основании анализа явлений первого уровня можно оценить отдельные сообщения как направленные на возвеличение скандинавского конунга, а потому не до конца достоверные.

Однако, во-первых, всякая стереотипная формула имеет под собой историческую основу, и если быть очень осторожным и не доверять деталям, сообщаемым в частях саг, построенных в соответствии с определенным стереотипом, то за легендарными известиями можно различить реальные явления. Во-вторых, как отмечалось выше, общая стереотипная схема выдерживается не полностью, наблюдается некоторое несходство деталей. Именно эти расхождения могут являться отражением действительных жизненных обстоятельств. Сообщения, выпадающие из стереотипной формулы, заслуживают наибольшего внимания. Таким образом, за стереотипной оболочкой имеется достоверная информация, которую можно видеть как в самом факте существования стереотипа, так и в отклонениях от стереотипной формулы.

Тот факт, что русские источники, знающие скандинавов на Руси, не называют имен норвежских конунгов, находившихся здесь на службе, и не упоминают воспитывавшихся здесь сыновей конунгов, объясняется среди прочего тем, что роль скандинавов в сагах сильно преувеличена. При этом жизнь норвежских конунгов на Руси описывается в сагах предельно лаконично, одной-двумя общими фразами. Совершенно очевиден недостаток конкретной информации, равно как и тенденция авторов саг на преувеличение роли знатного скандинава на Руси. И все же факт их присутствия на Руси, вопреки молчанию русских источников, очевиден. Основанием для такого утверждения служат скупые по содержанию, но несущие достоверную фактическую информацию стихи скальдов: Олав Трюггвасон, по свидетельству Халльфреда Трудного Скальда, «обагрил свой острый меч... на востоке в Гардах» (сочинено в 996 г.); Олав Харальдссон «в Гардах избавил... от страданий (?) Вальдамара» (Сигват Тордарсон, 1014—1015 гг.); ему, сообщает Бьярни Скальд Золотых Ресниц, «пришлось посетить Гарды» (ок. 1050 г.); Магнус Олавссон назван в одной из вис Сигвата Тордарсона «юным конунгом с востока из Гардов» (1031 — 1035 гг.); Бьярни Скальд Золотых Ресниц рассказывает, как Кальв Арнасон «указал... рьяному в битве Магнусу путь из Гардов в его страну» (ок. 1050 г.), а Арнор Скальд Ярлов — о том, как Магнус, которому «не сравнялось и одиннадцати лет... снарядил великолепный боевой корабль из Гардов» (ок. 1047 г.); Харальд Сигурдарсон, подтверждает Бёльверк Арнорссон, «провел... год на востоке в Гардах» (XI в.), да и сам посвятил «Висы радости» (ок. 1040 г.) «девушке в Гардах» — дочери Ярослава Мудрого Елизавете, на которой он и женился («взял себе ту жену, какую он хотел», — Стув Слепой, ок. 1067 г.); а корабль его, направлявшийся в Норвегию, «резал море с востока из Гардов» (Тьодольв Арнорссон, ок. 1065 г.).

Примечания

1. Курсивом в текстах выделены повторяющиеся словосочетания, представляющие собой явления третьего, формального, или стилистического, уровня.