12. Борьба за «Фрам»

Первым, что сделал Руаль Амундсен, вернувшись в конце июля 1912 г. в Норвегию, было посещение Фритьофа Нансена, ибо выше всех восторженных похвал, расточаемых ему со всех сторон, Амундсен ценил его признание. Почти пять лет прошло с тех пор, как он стоял в холле Пульхёгды, ожидая решения своего вопроса о «Фраме». Он тогда очень нервничал, хотя особых оснований для этого будто бы не было. Зато теперь их было хоть отбавляй!

Присутствовавший при встрече океанограф Хелланд-Хансен рассказал впоследствии об этом достопамятном эпизоде дочери Нансена Лив Нансен-Хейер. В книге о своем отце она следующим образом описывает эту встречу:

Амундсен, несколько смущенный и неуверенный, неотрывно глядя на отца, вошел в зал, а отец непринужденно протянул ему руку и сердечно приветствовал: «Со счастливым возвращением и поздравляю с совершенным подвигом!» Они долго стояли втроем у двери на балкон. Отец спрашивал, Амундсен отвечал, а Хелланд слушал. Черты Амундсена все больше и больше прояснялись от облегчения, что встреча с человеком, на которого он смотрит снизу вверх, как мальчишка на ученика, проходит так успешно^*.

Вся Норвегия ликовала, страна приветствовала своих героев, и в Кристиании один праздник сменялся другим. Благодаря Нансену в торжествах принимал участие и Яльмар Иохансен. Ни разу не позволил он себе при этом несдержанного замечания в адрес своего последнего шефа. При случае он старался даже выразить свое глубокое удовлетворение как всей южноамериканской экспедицией, ее оснащением и участниками, так и не в последнюю очередь Руалем Амундсеном как руководителем. Можно ли было проявить еще большее расположение?

Добрые друзья пытались взять Яльмара Иохансена с собой в новую экспедицию на Свальбард, но тщетно. Он затерялся в столичной суете — вдали от семьи и друзей, в безнадежной погоне за радостями жизни, которых лишил его Руаль Амундсен.

3 января 1913 г. на рассвете Яльмар Иохансен обрел мир и покой, без которых не мог жить.

Реакция Руаля Амундсена нам неизвестна, Нансен же отозвался о своем друге следующими словами: «Я очень любил его. Печали моей нет конца».

Статью в его память Нансен закончил словами:

Пусть же останется Яльмар Иохансен в памяти потомков примером бесстрашного норвежского спортсмена, который никогда не обещал больше того, за что мог поручиться, но который и делал зато все, что обещал. Открытый, замечательный парень, добрый приятель, верный друг, такой прямой и простой, такой скромный и скупой на слова, душа, не способная на предательство.

Нансен доверительно дал знать семье Иохансена, что охотно оплатит расходы, связанные с погребением, как выражение своей симпатии к семье и своего глубокого уважения к покойному.

Разумеется, Нансен ни на секунду не сомневался в том, что лавры покорителя Южного полюса Амундсена отнюдь не утешат. Однако ему было совершенно ясно и то, что пока Амундсен не погасит все свои весьма немалые долги, о финансировании дрейфа «Фрама» через Северный Ледовитый океан не может быть и речи. Как человек дела, Нансен сразу же принял кое-какие меры для снижения долга, с тем чтобы денежные поступления от лекционного турне Амундсен мог без ограничений использовать для нового снаряжения.

11 марта 1912 г., всего через пять дней после прибытия «Фрама» в Хобарт, Фритьоф Нансен опубликовал в «Тиденс тейн», в датской и английской газетах «Политикен» и «Дейли кроникл» по большой статье об Амундсене и его экспедиции. В них он пишет:

Можно было бы ожидать, что люди, совершившие столь беспримерный подвиг, вернутся домой довольными и удовлетворенными и будут почивать на лаврах. Но не таков Амундсен. Он уже думает о будущем.

Итак, необходимый подготовительный поход закончен, теперь наступает пора переходить к реализации главной цели. В 1913 г., говорит он, как только закончатся все приготовления, путешествие будет продолжено через Берингов пролив на Север, во тьму и морозы, чтобы по меньшей мере пять лет дрейфовать в Ледовитом океане. Да, это все сверх человеческих возможностей, но он — сильный человек. А пока Амундсен намерен употребить свое время на то, чтобы наскрести необходимые деньги и расплатиться наконец с своими долгами, а затем позаботиться о пополнении необходимого оснащения. Так что сейчас он твердо намерен продолжить свою экспедицию, которую, несомненно, проведет столь же успешно, как и ту, которая только что закончилась. В этом мы можем не сомневаться.

Нансен давал понять этим Амундсену, что на сей раз ему не удастся избежать ответственности, не поставив на карту свою честь. Любая отсрочка была бы в глазах Нансена равносильна несданному экзамену. Пока же ученик сдал только зачеты. И до решающего экзамена он вправе рассчитывать на всяческую помощь. Нансен заканчивает статью следующими словами:

Допустит ли норвежский народ, чтобы такое произошло? Ведь стоило ему отправиться в путь, как норвежский стортинг тут же отклонил его запрос на очень скромную денежную сумму. Не должно ли теперь все перемениться? Не должны ли норвежцы радоваться возможности столь щедро поддержать его, чтобы он мог лучше снарядиться, пускаясь в путь для решения своей великой задачи? Если он отдает этим великим делам свою жизнь и свои выдающиеся способности, то мы должны радоваться и гордиться возможностью предоставить ему средства для их претворения в жизнь.

На обеде, который король Хокон дал в сентябре 1912 г. в честь покорителей Южного полюса, Амундсен встретился среди прочих и с премьер-министром, который пообещал сделать для участников экспедиции все, что в его возможностях. Им должны предоставить подобающие должности, а лейтенанта Нильсена — произвести в капитаны и выплатить ему жалованье за годы, проведенные на мостике «Фрама». Весьма довольный этим результатом, Амундсен отправился в европейское турне, после которого поздней осенью собирался поехать в Соединенные Штаты и Канаду, чтобы прочесть серию лекций о походе к Южному полюсу.

Руаль Амундсен и Колин Арчер в Ларвике после возвращения Амундсена из похода к Южному полюсу

В начале 1913 г. в Оамару на Новой Зеландии прибыла «Терра Нова» с сообщением, что 12 ноября 1912 г. спасательная экспедиция разыскала палатку с телами Скотта и его двух спутников. Эта трагедия потрясла весь мир.

Руаля Амундсена эта весть настигла в Америке. В интервью одному журналисту он сказал:

Я охотно отказался бы от всех почестей и всех денег, сумей я таким путем уберечь Скотта от его ужасной гибели.

Статью Нансена, посвященную памяти Скотта, опубликовали в газете «Тиденс тейн» 13 февраля 1913 г. Начиналась она следующими словами:

Вы попросили меня написать о нем; но что такое слова, по сравнению с тем, что произошло? И все-таки все мы чувствуем себя поверженными на колени перед этой трагедией, затронувшей наши самые сокровенные душевные струны. Невольно скорбь ищет свое выражение в человеческом участии. И ни в какой другой стране за пределами Великобритании не ощущают этого глубже, чем здесь, в Норвегии.

У Нансена не было никаких сомнений в том, что погубило британцев. В той же статье он пишет:

Когда год назад пришло сообщение о том, что лейтенант Эдгар Эванс во время своего возвращения заболел цингой (после того как он на 87° ю. ш. расстался со Скоттом), каждый из нас всерьез забеспокоился о Скотте и его спутниках, хотя мы и не выражали свои мысли вслух, чтобы избежать ненужных волнений. Если Эванс в сравнительно короткое время до своего возвращения заболел из-за провианте цингой, то не исключено, что Скотт и его товарищи, вынужденные на той же самой пище жить куда большее время, тоже не избегли этой изнурительной болезни, погубившей многих сильных людей.

Лекционное турне Амундсена по Штатам продолжалось. Напряженная жизнь утомила его; ведь за полгода он прочел не менее 160 лекций! Особого рвения к предстоявшему продолжению экспедиции на «Фраме» он не испытывал. Экспедиция эта, случись ей состояться, не могла стать ничем иным, как копией экспедиции Нансена, а этого покорителю Южного полюса теперь уже казалось недостаточно.

В январе 1913 г. в Норвегии произошла смена правительства. Без всяких оснований на то, что обещания, данные ему прежним правительством, новое выполнять не собирается, Амундсен пишет Нансену 26 февраля из Оттавы следующее письмо:

Когда в августе 1912 г. я вернулся домой, то встретился на обеде в замке с тогдашним премьер-министром Йенсом Братли. Он был очень любезен и спросил меня во время беседы, не может ли он сделать что-либо для моих товарищей. Я сказал ему тогда, что считал бы прежде всего необходимым производство лейтенанта Нильсена в капитаны с выплатой ему из фонда военно-морского флота денежного содержания за годы, которые он провел в экспедиции. Мне было обещано, что производство Нильсена в капитаны состоится при первой возможности. Жалованье он, разумеется, получит. Далее я заручился обещанием, что и остальных моих товарищей вознаградят то ли в чисто денежной форме, то ли должностью, соответствующей образованию. Как пожелал Братли, позднее я составил список с предложениями должностей, которые подошли бы каждому из них в отдельности.

После консультации с премьер-министром Гуннаром Кнудсеном выяснилось, что смещенное в результате выборов министерство для исполнения своего обещания вообще ничего не сделало. В результате я попал в весьма неприятную ситуацию по отношению к своим товарищам. До сих пор, думая о своей работе, я всегда имел в виду продолжение экспедиции «Фрама», но теперь мне, видимо, придется подождать, покуда не будут выполнены все обещания.

Вы, господин профессор, первый, кому я объясняю свою линию поведения. Отправляться в Полярный бассейн в предвидении многолетнего дрейфа — предприятие настолько серьезное, что прежде совершенно необходимо привести в порядок свои личные дела. Мало пользы начинать плавание с нарушенных обещаний...

Я только что перевел в Буэнос-Айрес 50 тыс. крон для погашения сделанных там расходов. В случае, если экспедиция продолжится, я буду вынужден просить государство о новой поддержке. Вооруженный опытом, который у меня теперь уже довольно богат, рисковать всем своим собственным состоянием я не могу. В противном случае вовсе не исключено, что по выполнении работы я окажусь неимущим.

Разумеется, Нансену не составляло труда разоблачить эту попытку оттяжки экспедиции. К тому времени у него уже сложилось убеждение, что настала пора серьезно поговорить с Амундсеном. Ведь так или иначе речь шла уже совсем о других и значительно бо́льших ценностях, чем те, на которые, казалось, притязал Амундсен. Ответное письмо Нансена датировано 2 апреля 1913 г.:

Ваше письмо от 26 февраля очень опечалило меня, ибо я заключил из него, что у Вас не все ладится, что Вы обескуражены и жизнь видите в черном свете. Я думаю, что все эти лекции по ту сторону, в этой выматывающей нервы стране, истощили Ваши силы, сделали Вас раздражительным и вывели из равновесия. Я слишком хорошо знаком с этим по собственному опыту и знаю также, как трудно в таком положении трезво и спокойно относиться к жизненным обстоятельствам; мелочи раздуваются и затеняют все другое, тогда как истинно великое уходит из поля зрения. Именно так, я полагаю, следует объяснять содержание Вашего письма, которое иначе было бы для меня просто непонятным; оно означало бы, что экспедиция на «Фраме» Вам более неинтересна и Вы считаете, что лучше от нее отказаться. Но тогда Вам, видимо, следовало бы сказать мне об этом прямо.

Вы пишете, что теперь Вам с работами по продолжению экспедиции на «Фраме» «видимо, придется подождать», так как Вы не можете отправиться в полярные льды, не приведя в порядок свои личные дела. Я не понимаю все же, не могу постичь, что Вы, собственно, имеете в виду. Либо Вы собираетесь выйти на «Фраме» в будущем году, и тогда при подготовке нельзя терять времени, во всяком случае, в части экспедиционных работ, в которых я особенно заинтересован (а именно в океанографических, над которыми я сейчас, в предвидении Вашего плавания, постоянно тружусь), либо Вы не выходите, и тогда бесполезно об этом дальше и рассуждать.

Однако рваться вперед, а потом приостанавливаться — не вяжется как-то это одно с другим. Что касается вопросов, которые Вы ставите, то я об этом знаю очень мало и из-за сильной занятости почти не имел времени основательно заняться ими. Но из Вашего письма я заключил, что Вы придаете им большое значение. Вы говорите о «нарушенных обещаниях» и о том, что не можете по этой причине начинать новое плавание, но Вы же не можете отвечать за эти обещания, поскольку не Вы определяете, что делать норвежскому правительству и стортингу; и Вы не можете от их имени обещать своим людям нечто такое, чего пока нет. Это остается делом правительства и стортинга.

Будет очень досадно, если правительство и стортинг не пожелают сделать все, что от них ожидали. Однако я не могу согласиться с тем, что это в какой-то степени пошатнет мнение о Вас ваших людей: обязательства, которые связывали Вас с ними, полностью выполнены. Все, что они могли бы получить еще — уже сверх договора, и, откровенно говоря, я не верю, чтобы хоть одни из тех, кто принимал участие в экспедиции, имел бы серьезные основания для сетований, хотя, возможно, и Вас самого, и нас чьи-либо жалобы и упреки в неблагодарности все же не минуют.

Однако если Вы намерены под угрозой срыва нового выхода «Фрама» в море добиться выполнения всех обещаний, на которые Вы притязаете, то это будет в высшей степени непорядочно, и я опасаюсь, что таким поведением Вы выставите сами себя в неблагоприятном свете, ибо тем самым нарушите свои обязательства, по сравнению с которыми все, о чем Вы мне говорили, сущие пустяки. Извещая нас, что идете к Южному полюсу, прежде чем начать исследования ледового дрейфа. Вы говорили, что делаете это с целью добыть средства для этой экспедиции. На этом основании и правительство, и все мы хлопотали перед стортингом о выделении Вам дополнительных денег, я и все остальные всячески поддерживали Вас и ломали из-за Вас копья, я могу даже сказать больше: из-за Вашей чести. Тогда Вы не ставили никаких условий для продолжения экспедиции. То, что Вы теперь пускаете в игру, — это нечто новое. Как же это выглядит теперь, после того как все вышесказанное было сделано?

После возвращения домой в 1896 г., заканчивая работы по предыдущей экспедиции, я все время видел в перспективе свою новую экспедицию и вел для нее различного рода подготовку. Но меж тем подступали всякие иные дела и оттягивали ее — и прежде всего международные морские исследования, проводившиеся в последний раз в 1905 г; но потом, в 1907 г., я был наконец готов.

И тут, как Вы помните, явились Вы со своим планом. Это было суровое испытание. Две экспедиции в одно и то же время Норвегия, по моему мнению, позволить себе не могла. Провести сначала мою экспедицию, а затем передать «Фрам» Вам — это, как я уже говорил Вам, очень отсрочило бы Вашу экспедицию. Кроме того, думал я, Ваш дрейф в Ледовитом море, по сути дела, имел бы большее научное значение, чем мой рывок к Южному полюсу и исследования, которые я собирался там провести и которые с успехом могли бы провести другие. Так, с кровоточащим сердцем я отказался в пользу Вашей экспедиции от того, к чему я так долго готовился и что заполняло мою жизнь, ибо я считал самым правильным то, что принесет наибольшую пользу Норвегии. Вы были моложе, и это было для Вас великим делом всей жизни, Вы могли добиться чего-то значительного, тогда как я мог найти себе и другие задачи. Да, так это было. Но чего это мне стоило, мне, разлучаемому с тем, что так долго вынашивал и с чем почти сросся, — это я понял лишь потом, хотя, надеюсь, ни разу не дал Вам этого почувствовать!

Потом Вы уплыли, и я видел «Фрам» в последний раз, а затем я получил Ваше сообщение, что Вы изменили курс, чтобы провести экспедицию, от которой я отказался ради Вас. Это было очень странно, но я радовался, потому что, так или иначе, она проводилась Норвегией и точно так, как я ее себе представлял. Я больше всего сожалел о том, что Вы ничего мне не рассказали: ведь в любом случае я мог бы дать Вам ценные советы по самым различным аспектам, ибо продумал самым подробнейшим образом все, что касалось как снаряжения, так и задач, которые должна решать экспедиция. Однако теперь не стоит об этом говорить.

Однако отсрочка, от которой я хотел Вас избавить, ради чего и отказался от своей экспедиции, тем не менее у Вас произошла и моя жертва оказалась совершенно напрасной.

Я повторяю все это здесь, чтобы Вы увидели, чем я пожертвовал ради Вас и Вашей экспедиции, и что Ваша озлобленность в отношении Норвегии, когда Вы считаете, что обещания здесь, дома, так дешевы, не справедлива...

Позвольте мне еще напомнить Вам в заключение, что речь здесь идет, мне кажется, о куда больших жизненных ценностях, чем те, о которых Вы говорите, — награжден ли и произведен ли в капитаны лейтенант Нильсен (что зависит, видимо, и от того, предусмотрена ли такая возможность законами), получил ли орден консул Гейд и т. д.

Я не хочу обижать Вас, потому что верю, что Вы смотрели бы на все по-иному, не будь Вы взвинчены и сбиты с толку всеми этими лекциями, толпами народа, овациями и прочее. Поэтому может показаться, что писать Вам столь длинное письмо и вообще поднимать из-за этого столько шума было излишне. Однако я придерживаюсь мнения, что коль скоро речь идет о вещах весьма серьезных, то мой долг — сделать все, чтобы представить для Вас дело в таком свете, в котором, я убежден, оно должно выглядеть. И тогда, я надеюсь. Вы воспримете сказанное надлежащим образом и поймете, почему я из искренней дружбы хочу помешать Вам наделать в расстройстве чувств дел; в которых после, и слишком поздно, Вы будете раскаиваться.

Мне очень печально слышать, что все еще существуют какие-то денежные затруднения; я полагаю, что они все же уладятся и что расходы в Буэнос-Айресе будут оплачены. Должно же все это в конце концов когда-то прийти в порядок?

С приветом и в надежде, что напряженную лекционную жизнь Вы вскоре успешно преодолеете!

Никаких контродоводов по содержанию этого письма у Амундсена не было. Убедительная аргументация Нансена исключила для него всякую возможность устраниться от участия в экспедиции, не потеряв уважения соотечественников. Ему оставалось только одно: продолжать!

Возможно, я и в самом деле нуждался в сильной взбучке, которую Вы мне задали. Получи я такой удар от кого другого, я бы определенно дал сдачи. Перед Вами же я очень виноват — и даже много более, чем сам думал, — так что смиренно склоняю голову и покоряюсь.

Планы Амундсена сводились к следующему: осенью 1913 г. совершить новое лекционное турне по Германии, а затем, в январе 1914 г., снова ехать в Америку. В Америке он собирался пересечь весь Северо-Американский континент с востока на запад, чтобы после 60 лекций сделать остановку в Сан-Франциско. Тем временем «Фрам» должен был, обогнув мыс Горн, взять курс на север и зайти за Амундсеном в Сан-Франциско, чтобы затем выйти через Берингов пролив в Ледовитый океан и начать многолетний ледовый дрейф.

Однако на этот раз судьба распорядилась Амундсеном по-иному.

В конце мая 1913 г., после почти годичного отсутствия, участники экспедиции снова собрались на борту «Фрама». Заканчивалось строительство Панамского канала, осенью должно было состояться пробное открытие, и Руаль Амундсен с благодарностью принял предложение администрации, чтобы «Фрам» прошел каналом в числе самых первых судов. Таким образом, судно избавлялось от долгого и утомительного пути вокруг Южной Америки.

14 августа 1913 г. «Фрам» покинул Буэнос-Айрес и 3 октября достиг Колона, на входе в Панамский канал. Здеь он и остался стоять, так как американцы все еще не решили проблему земельных отношений, из-за чего открытие канала постоянно откладывалось. Капитан Нильсен многократно пытался получить точные сведения, когда же все-таки «Фрам» сможет пройти каналом, но тщетно. Поэтому 9 декабря он получил от Амундсена приказ, как можно быстрее идти снова к югу и, обогнув мыс Горн, прибыть в Сан-Франциско. Решение это оказалось целесообразным: пробные проходы через канал разрешили лишь в следующем году, а официальное открытие состоялось только в 1920 г.

«Фрам» у входа в Панамский канал, 1913 г.

На борту «Фрама» закипела бурная деятельность по подготовке судна к новому походу. Необходимо было запастись водой, горючим и провиантом, провести очистку днища. Подводную часть судна скребками освободили от водорослей. Это была кропотливая и утомительная работа. 16 декабря подняли якорь и поставили паруса.

Во время пребывания в Колоне заболел ледовый лоцман Андреас Бек. Он умер на борту и был погребен по морскому обычаю — в море.

Плавание «Фрама» к югу протекало поистине бурно. В декабре погода была хорошая, но в начале января 1914 г. навалились штормы, один за другим, почти без передышки. Огромные валы перекатывались через «Фрам», заливая ахтердек, и судну впервые пришлось дрейфовать на плавучем якоре.

После 100 дней штормового рейса 26 марта «Фрам» достиг Монтевидео. По прибытии в Буэнос-Айрес при осмотре судна выяснилось, что моллюски сильно источили корпус «Фрама». Плыть дальше во льды без предварительного основательного ремонта было, по меньшей мере, легкомысленно. Год пребывания в теплых водах привел к тому, что гниение быстро распространилось по всему корпусу. Капитан Нильсен известил об этом по телеграфу находившегося в Норвегии Амундсена и спустя некоторое время получил от него приказ — следовать в Норвегию для осмотра и ремонта судна. Экспедиция и без того оттягивалась почти на год: путь вокруг Южной Америки и далее к северу, в Ледовитый океан, «Фрам» преодолеть в предусмотренные сроки все равно не мог и до Берингова пролива дошел бы только к концу лета.

Пробыв некоторое время в доке Буэнос-Айреса, 6 апреля «Фрам» вышел в дальний путь на родину. В день рождения Амундсена, 16 июня 1914 г., «Фрам» вошел в Хортен; в городе собрались участники «Недели Европы» из многих стран, среди них был и германский кайзер, который прибыл на своей яхте «Метеор».

11 августа Амундсен известил норвежское правительство, что отказывается от 50 тыс. крон, которые предполагалось выделить для новой экспедиции. «Фрам» был обследован представителями классификационного общества Норвежский веритас, результаты оказались убийственными. Гниением были поражены вся подводная часть судна, внутренняя и наружная обшивки, палуба и палубные бимсы. Как временная мера для улучшения циркуляции воздуха требовалось удалить по бортам, под верхней кромкой ледового пояса обшивки, от двух до трех досок. Продолжительность капитального ремонта оценивалась почти в целый год, а стоимость его — в 150 тыс. крон.

Такая долгая задержка не устраивала Амундсена, он полагал, что отремонтированный «Фрам» будет в его распоряжении для похода на север уже в марте 1915 г. Теперь же экспедиция, с одной стороны, из-за разразившейся только что первой мировой войны, с другой — из-за нехватки денег откладывалась на неопределенный срок. Все складывалось так, будто кто-то сглазил экспедицию.

«Фрам» снова отбуксировали к месту стоянки. Весь инвентарь с судна сняли и сложили на берегу. За исключением этого, со стороны государственных служб не было сделано ничего для того, чтобы судно хотя бы в какой-то степени вентилировалось и имело защиту от непогоды. На содержание и ремонт его не было выделено денег, не нашлось средств даже на скромный навес из гофрированной жести, который защищал бы судно от дождя. Вместо этого к борту приколотили щит с надписью: «Вход воспрещен».

По мнению Амундсена, «Фрам» окончательно выбыл из строя — денег на ремонт у него не было, и вообще он хотел бы получить новое судно. «Фрам» был передан на попечение военно-морского флота.

Большая часть снаряжении и оснастки «Фрама» была забрана в 1917 г. Амундсеном на новое судно «Мод». На снимке оба судна стоят борт к борту в Хортене; «Фрам» позади, без мачт

В течение первых двух военных лет Руаль Амундсен ставил на кон в операциях судоходных компаний все свои деньги, заработанные лекциями и выпуском книги о Южном полюсе. Действовал он осторожно и закончил 1916 г. с барышом в 1 млн крон — суммой, вполне достаточной как для покупки нового судна, так и для полного снаряжения экспедиции.

Полярное судно «Мод», на которое рассчитывал Амундсен, напоминало своими обводами «Фрам», но обладало меньшей осадкой. Судно это, сошедшее со стапеля летом 1917 г., строил Кристиан Йенсен на верфи «Анкер и Йенсен» в Аскере. Год спустя, 25 июня 1918 г., «Мод» снялась с якоря. 19 июля 1918 г., после захода в Берген и Тромсё, экспедиция стартовала из Вардё. Амундсен отказался от плана пройти через Берингов пролив и решил идти маршрутом Нансена вдоль северных берегов Европы и Азии. Амундсен надеялся войти в дрейфующие льды восточнее того места, где это удалось Нансену на «Фраме». Но вышло иначе: семь лет спустя «Мод» закончила плавание в Сан-Франциско, не продвинувшись на север дальше Новосибирских островов! Дрейф Амундсена через Северный Ледовитый океан потерпел фиаско¹, однако «Мод» прошла Северо-Восточным проходом и стала, таким образом, вторым судном в мире, добившимся такого результата.

«Мол» не суждено было вернуться в Норвегию. В 1926 г. она была продана «Компании Гудзонова залива» и применялась главным образом как плавучая база в Канадской Арктике. Несколько лет спустя в бухте Кембридж на южной стороне острова Виктория она угодила в удушающие объятия льдов, вытеснивших ее на сушу и размоловших в щепки.

«Фрам» в 1925 г. Обветшание продолжается

При оснащении «Мод» Руаль Амундсен получил от правительства разрешение снять с «Фрама» все, что ему могло пригодиться на новом судне. Министерство обороны считало, что «Фрам» едва ли еще сможет выйти в море для новых полярных плаваний, мысль же сохранить его как памятник, в голову никому почему-то не пришла. Что касается Амундсена, то он пиететом не отличался, а посему без оглядки ринулся в атаку на «Фрам». Наряду со множеством других предметов он поснимал все мачты и стеньги, все шлюпбалки с оснасткой, рулевое устройство, большую и две малые шлюпки, весь такелаж (и стоячий, и бегучий), все паруса, релинги капитанского мостика, якорную лебедку с якорями (резервным и верпом) и оснасткой, трап, оковку штевня, все керосиновые баки, тросы, стропы и канаты, все блоки, маленькие железные ящики и часть мебели.

Предоставим Хельмеру Ханссену слово для рассказа о том, как он пережил разрушение «Фрама». Это было осенью 1917 г., когда «Мод» готовилась к выходу из Хортена:

На борту «Мод» нас было двое, — я и машинист Сундбек. Однажды вечером Сундбек предложил мне пройтись к «Фраму» и посмотреть на него еще разок: неизвестно, будет ли еще такой случай. Когда мы поднялись на борт, нашим глазам предстала картина, которую я с большой неохотой запечатлеваю на бумаге. Ходить по судну было легко. Ни одних дверей на своем месте не было, их отбросили в стороны. Мы зашли в салон, чтобы бросить взгляд на наши столь уютные некогда каюты. Двери здесь также были сорваны и частично разбиты; не было ни замков, ни петель. Все было украдено. Человеческая жадность приложила и здесь свою опустошительную руку (в те времена многие становились ворами из-за маленького кусочка металла).

Мы стояли, не проронив ии слова, и смотрели друг на друга. Сундбек прервал молчание и сказал поворачиваясь к выходу:

— Боже, что за вандализм, пойдем отсюда прочь!

Но во всей Норвегии люди даже представить себе не могли, что «Фрама» вдруг больше не будет. Постепенно на их сторону склонялась и пресса: кое-кто уже начал критиковать способы и средства, которыми государство обошлось с легендарным судном.

Резкой критике подверг все это Отто Свердруп. Он любил «Фрам» и с тревогой и болью смотрел, как постепенно гибнет этот шедевр. Именно по инициативе Отто Свердрупа был основан Комитет по сохранению «Фрама», который после долгих трудностей и многолетней борьбы добыл средства для восстановления судна и работ по его консервации.

Отто Свердруп был ревностным борцом за сохранение «Фрама» (фото 1928 г.)

Журналист Кнут Домаас, работавший в «Норвежской газете торговли и мореплавания», написал об этих усилиях серию статей.

«Фрам», судно викингов XX века, как метко назвал его Карстен Эггеберг Борхгревинк, привели 4 ноября 1929 г. в Санде-фьорд. Ремонт должен был производиться под наблюдением Свердрупа.

Фритьоф Нансен в 1929 г.

К счастью, уцелели оригинальные чертежи, и Свердруп позаботился о том, чтобы все детали были восстановлены в таком виде, как они выглядели в его экспедиции. По мнению специалистов, корабль был тогда в наилучшей форме.

Одна из трудностей состояла в восстановлении мачты. Выяснилось, что в стране невозможно достать ствол таких размеров. Свердруп получил мачту в подарок от одного друга, поселившегося на западном побережье Америки. Новый мачтовый ствол оказался несколько длиннее первоначальной мачты «Фрама», однако Свердруп решил ставить его во всю длину.

«Фрам» в Санде-фьорде в 1929 г. Судно превратилось почти в руины, когда началась наконец реставрация

В остальном судно было приведено в состояние, в котором оно находилось во время экспедиции. Пока шли восстановительные работы, было согласовано с организаторами Тренделагской выставки, что летом «Фрам» доставят в Тронхейм и выставят для обозрения. 19 мая 1930 г. реставрация была закончена, и можно было произвести буксировку в Тронхейм. «Фрам», ведомый капитаном Вистингом, ушел на буксире за «Хёвдингеном». Отто Свердруп остался один на причале — он видел свое судно в последний раз. В сентябре, когда «Фрам» снова шел из Тронхейма на юг, Свердруп был уже болен. Во время всей своей болезни он живо интересовался вопросами сохранения «Фрама». Когда судно приближалось к Осло, было предложено, чтобы «Фрам» зашел в Сандвик и отдал салют Свердрупу. Узнав об этом, Свердруп заявил: «Я не хочу ничего знать об этой комедии».

Демонстрация «Фрама» в Тронхейме и посещение им городов вдоль побережья показали, что в Норвегии есть очень много людей, болеющих душой за сохранение «Фрама». Тысячи норвежцев воспользовались возможностью увидеть «Фрам». И в день прибытия в Осло, воскресным утром 12 октября 1930 г., он был торжественно встречен представителями государственных и муниципальных организаций. Это было добрым предвестием дальнейших работ, имеющих целью установить судно на берегу где-либо неподалеку от Осло.

Кнуд Рингнес

После недельного пребывания в Осло «Фрам» отбуксировали в Хортен, где рабочие военно-морской верфи изготовили для корпуса новый навес из гофрированной жести. В 1932 г. судно было доставлено в Сансборг и выставлено для обозрения в Гломме. Там оно оставалось до 1934.г.

После смерти Отто Свердрупа, последовавшей 26 ноября 1930 г., функции председателя Комитета по сохранению «Фрама» принял на себя Ларс Кристенсен, под энергичным руководством которого работы успешно продолжались. Идеей Свердрупа было установить «Фрам» на берегу. В ходе одной беседы он высказал мысль о том, чтобы полностью оснащенное судно поместить внутри специально построенного павильона.

1 февраля 1933 г. Ларса Кристенсена на посту председателя Комитета по сохранению «Фрама» сменил Кнуд Рингнес. Он сразу же взялся за разрешение проблемы с павильоном, пытаясь добыть необходимые для этого денежные средства. Задача Рингнеса была не из легких, однако он преодолел все преграды, в том числе все финансовые и строительно-технические проблемы, и в марте 1935 г. начались работы по строительству «Дома "Фрама"» общей площадью 1500 м² на Бюгде в Осло.

«Фрам» с 1934 г. стоял в Хортене, где его снова отремонтировали за довольно значительную сумму, погашенную, впрочем, впоследствии стортингом. Перед буксировкой в Осло судно еще раз подвергли придирчивому осмотру.

В течение долгой борьбы за «Фрам» центральную роль в ней играл журналист Кнут Домаас — один из самых пылких и мужественных защитников славного судна. В дни, когда все виделось в самом мрачном свете, он вместе с Отто Свердрупом решительно выступал за сохранение «Фрама». Прибытие судна в столицу и установка его на суше описаны им следующим образом:

6 марта «Фрам», ведомый капитаном Вистингом и буксируемый «Хёвдингеном», вышел в свое последнее плавание в Осло. Спокойный и скромный, как сам Вистинг, хотя из-за сложенных на палубе грузов не такой красивый, как всегда, вошел «Фрам» в гавань. Когда судно подошло к стенке, появилось несколько «бичей», чтобы примять швартовы. Делали они это беспомощно, будто их чем-то пришибло. Вистинг крикнул:

— Прочь, чтоб вы пропали! Мы сделаем это сами! Пусть это будет нашим салютом!

Тут же начали вытаскивать судно на берег. Двигали его очень осторожно, и процедура эта заняла в результате свыше двух месяцев. Тянул «Фрам» маленький электромотор мощностью всего в 2 л. с., так что и скорость была соответствующая — один сантиметр в минуту! Однако девиз был такой: «Осторожность превыше всего!»

10 июля судно уже находилось на своем месте, и можно было сооружать вокруг него павильон. К началу нового 1936 г. он был почти готов.

Полностью закончили строительство весной 1936 г., обошлось оно в 240 тыс. крон, да еще сверх того медная крыша стоила 20 тыс. крон. Торжественное открытие состоялось 20 мая 1936 г. в присутствии короля, кронпринца и других высоких персон. Приглашены были и участники всех трех экспедиций «Фрама»: от первой — капитан 2-го ранга Сигурд Скотт-Хансен, от второй — майор Гуннар Исаксен и кок Адольф Линдстрём, принимавший, впрочем, участие и в третьей экспедиции, и от третьей — капитан Оскар Вистинг. Судно по этому случаю было празднично расцвечено флагами от релингов до топа грот-мачты.

Ларс Кристенсен и Кнут Домаас

Председатель Комитета Кнуд Рингнес произнес с палубы «Фрама» торжественную речь, закончил которую просьбой к капитану Вистингу трижды ударить в старый судовой колокол.

Итак, «Фрам» находился в своем доме! Борьба за него оказалась более чем суровой. На родине он утыкался в барьеры пакового льда, ничуть не меньшие, чем во время плавания на Север. Но победа все же осталась за «Фрамом». Теперь он стоял здесь — «вечный памятник потомкам бесстрашных викингов, их жажде деятельности, воле и силе».

«Фрам» вытягивают на берег

В недавнем прошлом нет ни одного судна, которое могло бы сравниться своей известностью с «Фрамом». Древние саги отоснились, и это судно стало для норвежцев маяком, освещающим путь к новым подвигам. Ведь в судьбе «Фрама» возродилась королевская сага, олицетворенная Фритьофом Нансеном, Отто Свердрупом, Руалем Амундсеном и их людьми. Но, как ни парадоксально, ни один из троих так и не испытал радости увидеть «Фрам» целым и невредимым в его доме.

Амундсен ушел из жизни в 1928 г., вылетев на французском гидросамолете «Латам» из Тромсё на Север для оказания помощи итальянскому генералу Умберто Нобиле, потерпевшему катастрофу в Северном Ледовитом океане на дирижабле «Италия»². Амундсену было в то время 56 лет, а два года назад он вернулся из успешного перелета над Северным полюсом на дирижабле «Норвегия» — он пролетел тогда от Ню-Олесунна на Свальбарде через Северный полюс до Пойнт-Барроу на Аляске. Амундсен достиг цели своей жизни: водрузив норвежские флаги на обоих полюсах Земли и покорив Северо-Западный и Северо-Восточный проходы, стал величайшим первооткрывателем.

Руалю Амундсену было ясно, что жизнь предложить ему ничего больше уже не сможет. Всего за несколько дней до отъезда из Осло он сказал в беседе с одним журналистом:

О, если бы Вы знали, как прекрасно там, на Севере. Там я хотел бы и умереть. Надеюсь только, что скелет с косой поступит со мной по-рыцарски и ударит меня, когда я буду поглощен работой, и что произойдет это быстро, без мучений.

Где-то между Тромсё и островом Медвежьим встретил Амундсен свою смерть, именно так, как и желал, — при выполнении своего последнего задания.

В своем памятном слове о нем, переданном по радио 24 октября 1928 г., Фритьоф Нансен сказал:

Он был верен лучшему в себе. Всю свою жизнь и все, что он имел, он пожертвовал работе во имя осуществления идеалов своей юности. Неудачи только закаляли его волю, и он преодолевал их. Поистине, это подвиг, достойный мужчины; и он достиг всего, чего желал.

Потом, когда труды его были завершены, он снова вернулся в просторы Ледовитого океана, поприще славных дел всей его жизни. Он нашел здесь безвестную могилу, под ясным небом ледяного мира, ударив крылом вечности в космос.

Из этого великого белого безмолвия имя его будет сверкать в лучах северного сияния, указывая путь норвежской молодежи. Люди, равные ему мужеством, волей и силой, заставляют верить в народ, его будущее. Еще молод мир, если он порождает таких сынов.

Оскар Вистинг был верным спутником Амундсена во всех его последних экспедициях, исключая полеты к 87° с. ш. на гидросамолетах № 24 и 25³. В 1936 г., когда в Осло должны были проходить празднества в честь 25-летнего юбилей покорения Южного полюса, он приехал немного раньше, чтобы подготовить и украсить «Фрам». Как обычно, он жил на борту, в своей старой каюте. С утра до ночи Вистинг был на ногах и охранял корабль, как святыню. Вистинг работал также над речью, посвященной памяти Руаля Амундсена, которую должен был произнести 14 декабря. Однако речь свою он так и не произнес. В ночь на 4 декабря он тихо скончался. Ему было 57 лет.

Его речь была зачитана на торжественном заседании в Осло, в актовом зале университета. Она произвела на всех присутствующих глубокое впечатление.

Фритьоф Нансен не дожил до встречи с «Фрамом» в его новом доме. За годы после первого плавания на «Фраме» он провел ряд небольших океанографических экспедиций, так или иначе связанных с его работой в первой экспедиции. Участие в работе Международного совета по изучению моря сделало его всемирно известным и в этой области. До последнего дня он вынашивал планы новых экспедиций — к ним относился и полет на дирижабле над Северным Ледовитым океаном.

Большие заслуги Нансена связаны, собственно говоря, с иной стороной его деятельности — общественно-политической, однако следует рассказать и о ней, чтобы напомнить о том огромном уважении, с которым относились к нему во всем мире.

В Женеве, на конференциях Лиги Наций, Нансен был хорошо известной и уважаемой личностью. Он был делегатом Норвегии и постоянно столь страстно и упорно отстаивал интересы малочисленных наций, что среди представителей других стран сложилась даже присловица: «Остается только надеяться, чтобы Нансен не открыл еще какую-нибудь новую малую нацию».

Ни один человек не заслужил, наверное, Нобелевскую премию Мира с большим правом, чем Нансен. Когда же он ее получил (1922), никого не удивило, что всю сумму Нансен раздарил. Часть денег пошла на репатриацию греческих беженцев.

Солнечным майским днем 1930 г., когда в саду Пульхёгды начали цвести фруктовые деревья, Фритьоф Нансен мирно опочил в своем кресле на веранде.

Погребение состоялось 17 мая, в день норвежского национального праздника, в Осло. Утром гроб, покрытый норвежским флагом, установили между колонн в портале университетского актового зала. В почетном карауле у гроба стояли студенты естественнонаучного факультета. Мимо университета прошли в традиционной норвежской процессии тысячи детей со склоненными знаменами и флагами. В 13 ч студентов сменили в почетном карауле восемь друзей и сподвижников Нансена, среди них был Отто Свердруп. Со стен крепости Акерхус прогремел прощальный салют, затем последовали две минуты молчания. По. всей стране на мачтах приспустили до половины флаги. В этот день Свердруп в последний раз показался на публике — жить ему оставалось всего лишь несколько месяцев.

Судовой колокол «Фрама»

Смерти Амундсена, Нансена и Свердрупа обозначили конец героико-романтической эпохи в исследованиях Арктики и Антарктики, расцвет которой начался с постройки «Фрама». Одновременно с рождением «Фрама» начался новый период и в истории Норвегии — время мирных завоеваний.

Создание «Фрама» явилось триумфом норвежского судостроения, равного которому не было со времен викингов. Долгие годы шедевр Колина Арчера успешно противостоял и объятиям волн, и жесткой хватке льдов. «Фрам» совершил подвиг, имеющий огромное значение для всего человечества. Его плавания способствовали развитию самых разных наук. Ни одному судну того времени не удавалось продвинуться дальше него на север и на юг, ни одним судном не открыты такие большие области земли. Экспедиции на «Фраме» явились воплощением истинно научного духа исследований, вобравших в себя богатейший опыт прошлого. Фундаментальные знания участников и тщательная подготовка экспедиций были залогом успеха — невозможное стало возможным!Судьба «Фрама» — дивная сага о воле и упорстве, о мужестве и самоотверженности, это одна из прекраснейших страниц в истории Норвегии!

Примечания

*. Нансен-Хейер Лив. Книга об отце. Л.: Гидрометеоиздат. 1986.

1. В 1918 г. «Мод» направилась к исходному пункту — Берингову проливу. В пути провела две вынужденные зимовки. Только в 1920 г. судно достигло Аляски. После неудачной попытки начать дрейф в том же году, окончившейся вынужденной зимовкой у мыса Сердце-Камень, корабль, наконец, вмерз в лед и начал свой дрейф в 1922 г. недалеко от острова Врангеля. Амундсен в этом дрейфе не участвовал.

2. В 1928 г. Нобиле летит на «Италии» к Северному полюсу и на обратном пути терпит аварию. Весь состав экипажа оказывается на дрейфующей льдине к северу от Шпицбергена. 18 морских судов и 20 самолетов, снаряженных различными странами, отправляются на спасение терпящих бедствие итальянцев. Амундсен спешил и отправился на одном самолете, хотя из собственного опыта твердо знал, что для перелета через Северный Ледовитый океан необходимы по меньшей мере два самолета. «Латам» даже его водитель, знаменитый французский летчик Гильбо, признал негодным для работы в Арктике. Амундсен погиб вместе со всем составом «Латама». В розыске Амундсена участвовали советские суда «Малыгин» и «Седов».

3. Амундсен стартует со Шпицбергена на двух гидросамолетах, взяв курс на Северный полюс. На широте 88°N мотор одного гидросамолета сдал и оба самолета вынуждены были сделать посадку. Для того чтобы приготовить площадку для взлета одного гидросамолета, пришлось работать не покладая рук в течение 24 ч. «Это был бег взапуски со смертью», — писал Амундсен. Амундсен со своими спутниками вернулись на Шпицберген.