11. Вперед, на Юг!

Сначала обстановка на борту была довольно напряженной. Люди были молчаливы и чувствовали себя явно неуютно. Они ощущали во всем какую-то неясность, недоговоренность. Офицеры были постоянно очень сдержанны и на прямые вопросы ответы давали уклончивые, поэтому на судне стала расти недоверчивость. А когда «Фрам» угодил вдобавок в Канале в скверную погоду, настроение совсем упало.

15 августа 1910 г. Яльмар Иохансен написал из Дауна Нансену:

Я так рад передать тебе привет и сердечную благодарность за наше последнее совместное пребывание в Бергене. Мы должны отправить сейчас почту на берег, и я пользуюсь случаем. В Канале нас изрядно потрепало штормом, мы не могли идти дальше и вынуждены были выжидать. Мотор работает отлично, однако скорость все же маловата...

В тот же день он записывает среди прочего в своем дневнике:

На борту царят военные порядки, действующие очень раздражающе. Это необходимо изменить. И это будет изменено.

Немного позднее в дневнике появляется следующая запись:

Я частенько невольно сравниваю этот поход с первым плаванием «Фрама». Очень уж большая между ними разница. Здесь слишком много формальностей, между нами нет спаянности, товарищества, не говоря уже о таком высоком чувстве, как дружба, которая совершенно необходима для такой серьезной экспедиции, как эта. Конечно, со временем все, видимо, понемногу наладится. Однако с таким настроением, которое царит на борту сейчас, идти там, на Севере, во льды и бороться против всего, что нас может ожидать в течение нескольких лет, — просто неумно!

Постепенно между Амундсеном и Иохансеном возникал антагонизм. Иохансен невольно сравнивал своего прежнего начальника с новым — очень уж они были разные люди, и сравнение было не в пользу Амундсена. Он не только записывал свои впечатления, но и нередко говорил о них вслух. Высказывания эти доходили, по-видимому, до Амундсена, и он считал их тем, чем они и были в действительности: критикой его как руководителя.

Через Канал на этот раз шли долго. Беспрестанно лавировали в густом тумане, что весьма небезопасно в этой морской узкости, где суда идут чуть ли не в кильватер друг другу. 26 августа «Фрам» вышел наконец в Атлантический океан. Однако ветер был слабый, и лишь в начале сентября, на широте Гибралтара, судно было подхвачено добрым нордовым пассатом.

По выходе из Канала Амундсен написал Хелланд-Хансену письмо, которое тот должен был передать Нансену. Обычно он писал от руки, однако при резкой бортовой качке легче было пользоваться пишущей машинкой. Письмо было следующего содержания:

Господин профессор Фритьоф Нансен!
Не с легким сердцем шлю я Вам эти строки, но иного выхода нет, и поэтому я прямо перехожу к делу.
Когда прошлой осенью пришло сообщение о путешествии к Северному полюсу Кука, а за ним и Пирн, я сразу понял, что это — смертельный удар по моим замыслам. Я понял также, что после подобного сообщения мне нечего рассчитывать на финансовую поддержку, в которой я нуждался. Мою правоту доказывает решение стортинга в мае—апреле 1910 г., которым отклонено мое ходатайство о дополнительном ассигновании в 25 тыс. крон.
Отказаться от своих планов я и не мыслил. Один вопрос не давал мне покоя: как достать необходимые средства. Получить их просто так, ничего не делая, было невозможно. Должно было случиться нечто, что вызвало бы у людей интерес. Только таким способом было бы возможно реализовать мой план.
В области полярных исследований есть лишь одна неразрешенная проблема, которая могла бы пробудить интерес широкой общественности, — это Южный полюс. Я знаю, что если бы мне удалось его достичь, средства на запланированное мною путешествие были бы обеспечены. Мне тяжело писать Вам об этом, господин профессор, но с сентября 1909 г. я твердо принял решение участвовать в этой «гонке». Я хочу оказаться на полюсе первым.
Я неоднократно собирался посвятить Вас в свои планы, но всякий раз мне что-то мешало: я боялся, что Вы можете меня удержать. Часто мне хотелось, чтобы о моем решении узнал Скотт. Я не хочу, чтобы у него создалось впечатление, будто я намерен объявиться там внезапно, без его ведома; однако из опасения, как бы меня не задержали, я об этом никому ни единого слова так и не сказал. Теперь я сделаю все, чтобы там, на Юге, встретиться с ним и сообщить ему о своих планах, чтобы он мог действовать сообразно с ними.
Итак, с сентября прошлого года мое решение начало претворяться в жизнь, и, я полагаю, можно утверждать, что приготовились мы хорошо. Однако я хотел бы одновременно обратить Ваше внимание на то, что случись мне тогда получить средства, недостающие для первоначально запланированного мною плавания, — около 150 тыс. крон, — и я бы с радостью отказался от этого «экстра-тура», но об этом нечего было и думать.
От Мадейры мы берем курс на южный выступ Земли Виктории. Я намерен сойти там на берег вместе с девятью людьми, а «Фрам» отправить в море для выполнения гидрологических исследований. Я надеюсь, ему удастся дважды сделать рейс от Буэнос-Айреса в направлении Зеленого Мыса. Выйдя из льдов, «Фрам» пойдет в восточном направлении, на Пунта-Аренас, а оттуда — в Буэнос-Айрес. Я уверен, что лейтенант Нильсен, который останется начальником на борту, отлично справится, вместе с Кучиным, с этими работами.
Где в точности мы сойдем на берег, я пока еще сказать не могу, но я не хочу становиться поперек дороги англичанам. Привилегии, разумеется, на их стороне. Нам остается только довольствоваться тем, чем они пренебрегут. В феврале-марте 1912 г. «Фрам» вернется, чтобы забрать нас. После этого мы пойдем в Литтелтон, на Новой Зеландии, чтобы телеграфировать о себе, а оттуда — в Сан-Франциско, чтобы продолжить прерванные работы и, я надеюсь, пополнить снаряжение, насколько это будет необходимо для нашего плавания.
Я попросил Хелланда, которому давно известно об этом плане, передать Вам это письмо, в надежде, что ему удастся представить Вам мое дело в более благоприятном свете, чем это смог бы сделать я. Надеюсь также, господин профессор, что, вынося мне приговор, Вы не будете чрезмерно строгим. Я следую тем единственным путем, который представляется мне правильным, и пусть все идет, как идет.
Одновременно я посылаю уведомление такого же содержания королю. Через несколько дней после получения письма мой брат позаботится о публикации дальнейших планов экспедиции.
Еще раз прошу Вас: не судите меня слишком строго. Я не шарлатан — меня заставили обстоятельства.
И я прошу у Вас прощения за то, что я сделал. Может быть, своей будущей работой я сумею искупить то, в чем провинился.
С почтительнейшим приветом

Руаль Амундсен.

Написать это письмо было, вероятно, самым трудным шагом, который выпал на долю Амундсена по пути к Южному полюсу. Он, так глубоко ранимый чужим предательством, он, который готов был простить всё, кроме этого, сам предал теперь другого!

Амундсен написал также письмо Акселю Хейбергу. Перед самым прибытием на Мадейру под строгим секретом в план был посвящен и Сверре Хассель.

Письмо Руаля Амундсена Фритьофу Нансену (написанное в пути к Антарктиде 22 августа 1910 г.), в котором он пытается объяснить, почему стремится достичь Южного полюса раньше британцев

«Фрам» достиг, как и планировалось, Мадейры, и утром 6 сентября бросил якорь на рейде Фуншала. Стоял полный штиль и было угнетающе жарко. Свежее дыхание нордового пассата сюда не доставало. С берега отвалила шлюпка и взяла курс на «Фрам». Несколько минут спустя она была уже у правого трапа. На палубу взобрались двое мужчин. Одним из них был Леон; брат Руаля Амундсена, другим — маленький озабоченный господин, представитель здравоохранения на острове. Он должен был по службе проконтролировать состояние здоровья экипажа.

Леон заказал для экспедиции свежие овощи, фрукты и воду. Все было уже готово для доставки на борт. Для собак забили двух лошадей. Перед последним этапом их хотели как следует откормить свежим мясом. Возможность снова получить мясную пищу отодвигалась для них теперь на многие месяцы.

На камбузе: слева провиантмейстер Ольсен, справа кок Сандвиг

Все вершилось очень быстро. Амундсен спешил. Однако ему пришлось все же примириться с тем, что стоянка продлилась три дня. Крайне важно было проверить судовой винт и по-другому переложить грузы, пока судно не имеет хода.

Далее следовало вдосталь запастись водой. Воду заливали куда только можно. Заполнили под самую пробку все танки. Шесть тонн, по самый планширь, залили в большую спасательную шлюпку. Наполнили водой и две пустые керосиновые бочки. Всего воды приняли более 35 т.

Пока машинисты «на всех парах» трудились, чтобы поскорее привести все в порядок, Амундсен разделил остальной экипаж на две группы и «для обозрения окрестностей» увольнял их на берег по очереди под руководством офицера. Не обошлось и без недоразумений. Несколько ранее, в июне, Фуншал посетило судно Скотта «Терра Нова», и, поскольку «Фрам» тоже был явно экспедиционным судном, местные газетчики без долгих раздумий заключили, что и «Фрам» тоже направляется на юг, к Антарктическому континенту.

Амундсен едва не впал в панику. У Скотта было преимущество в три месяца — раньше или позднее им непременно придется наверстывать. А тут еще эти писаки: просочись то, что они здесь понаписали, в мировую прессу, и последствия могут быть очень серьезные — все столь тщательно разработанные планы пойдут насмарку, а «Фрам», чего доброго, отзовут обратно.

Мысли эти были невыносимы! Надо как можно скорее уходить в открытое море, а там уж его никто не настигнет.

Это было вечером 9 сентября, около 18 ч. «Фрам» был готов к выходу. На судне было тихо. Все писали письма, которые Леон Амундсен должен был забрать с собой в Норвегию. Кока Сандвига рассчитали и списали на берег из-за недостаточного опыта и неуживчивого характера. Единственным гостем на борту был Леон Амундсен. Вдруг в тишине резко клацнула натянувшаяся якорь-цепь. «Фрам» вздрогнул. И тут же раздалась команда: «Все наверх!». Растерянные и слегка испуганные люди кинулись на палубу. Что это могло быть? Ведь в море должны выходить в 21.00. Может, решили выйти раньше?

На юте стоял капитан Нильсен и ждал. На грот-мачте висела большая карта Южного полушария. Люди удивленно переводили взгляды то на Нильсена, то на карту. Не успел никто задать вопроса, как перед ними появился Амундсен.

Сразу наступила мертвая тишина. Никто не слышал ни привычного поскрипывания мачт, ни почесывания собак. Все внимание было устремлено на шефа. Спокойно, прямо, без обиняков начал Руаль Амундсен свою речь. То, что он им открыл, многих прямо-таки застало врасплох. Общий смысл до них доходил, но отдельных слов они не различали. Гьертсен был единственным из всех, кто в своих записях процитировал Амундсена:

Здесь, на судне, есть много вещей, на которые вы смотрели недоверчиво и удивленно, например домик обсерватории и все наши собаки, но не об этом я намерен говорить. А скажу я вам вот что: я задумал идти на Юг, высадиться с группой людей на материк и попытаться достичь Южного полюса.

Аргументы, которыми оперировал Амундсен, были точно такие же, как и в письме к Нансену. Он говорил, не прерываясь и не пытаясь шутить. Изложенное было предельно ясным и однозначным — никаких кривотолков и недоговоренностей. Они все равно должны идти вокруг мыса Горн, а это — три четверти пути до Южного полюса. Почему бы не пройти и остаток — посрамить британцев и выиграть Южный полюс для Норвегии.

Это не звучало вопросом, однако Амундсен сделал тут почти незаметную паузу, и сразу же тишину нарушил восторженный возглас Олава Бьоланда: «Браво, мы придем под первым номером!»

Лед был сломлен. Опять, как прежде, скрипели мачты, ворчали собаки. И хотя «Фрам» все еще стоял на рейде Фуншала, примерно посередине между обоими полюсами, всем казалось, будто Южный полюс стал ближе.

Амундсен знал, что паузу затягивать нельзя. Он стал показывать и объяснять предстоявший путь по карте. Место назначения «Фрама» — Китовая бухта; обсерваторский домик — хижина, в которой им придется жить на Барьере, и одновременно — исходный пункт для атаки Южного полюса на лыжах и собаках. Амундсен избегал деталей и касался лишь тех вопросов, которые и без того давно уже волновали людей.

На первый раз этого было достаточно. Теперь все зависело от того, сколько людей пойдет за ним. А люди ему были очень нужны и для штурма Южного полюса, и для обслуживания остающегося под командованием Нильсена «Фрама». Он прекрасно понимал, что изменение планов означает расторжение договора с его стороны. Поэтому каждому, кто пожелает, он должен предоставить свободу сойти на берег и бесплатный проезд на родину. И все же он готов был биться об заклад, что к полюсу за ним пойдут все.

И Амундсен выиграл игру. Вот как описывает события Хельмер Ханссен:

И вот настал решающий миг: каждый из нас, один за другим персонально был спрошен, согласен ли он с этим новым для нас планом и желает ли одолеть вместо Северного полюса Южный. Результатом было то, что все мы, как один, ответили — да. На этом представление закончилось.

9 сентября точно в 21.00 «Фрам» снялся с якоря и покинул Мадейру.

Дискуссии продолжались, разумеется, и после этого. Однако теперь все могли говорить друг с другом открыто и честно. Никто больше не боялся выдать себя случайным словом. Возникла общность — никаких раздоров и недомолвок из-за неясной конечной цели. «Теперь у нас все началось будто совсем по-новому», — пишет Оскар Вистинг.

Капитан Нильсен принял дневную вахту с 4 до 9 ч, Гьертсен и Преструд разделили между собой остаток суток.

Экспедиции предстояло четыре месяца пути через самые штормовые моря планеты. Но это никого не пугало — они шли на «Фраме»! Напротив, все были заинтересованы идти как можно быстрее, чтобы хоть немного сократить преимущество «Терра Новы». Дул норд-остовый пассат, и «Фрам» неуклонно шел к югу. Однако скорость была маловата. По изначальной своей привычке старина «Фрам» «не торопясь поспешал». Однако виновато в этом было не только судно. Частично это было следствием денежного дефицита Амундсена, что особенно сказалось на такелаже. Будучи сравнительно большим судном, «Фрам» имел слишком примитивную, сложную в обслуживании парусную оснастку. Во время шторма в поясе западных ветров люди все четыре часа своей вахты выстаивали на пертах¹, тесно прижавшись к марсарею и до изнеможения работали с парусами.

«Фрам» нес два четырехугольных паруса — их вполне могло бы быть четыре. На бушприте — два стакселя (при том, что места хватало для трех). В поясе пассатов, кроме фока, ставили еще и лисель², а над марсареем — трюмсель³. Судно смотрелось при этом не самым лучшим образом, зато увеличивало ход.

«Фрам» обладал не только норовом, но и силой воли и требовал концентрации внимания всех членов экипажа до единого. При малейшей возможности он немедленно стремился выбрать свой курс самолично. Особенно склонен он был к таким разворотам, чтобы можно было видеть собственную кильватерную струю. Рулевой под конец вахты с ног валился от усталости, при сильном ветре один он вообще не справлялся и просил помощи.

Палубу содержали по мере возможности в чистоте, трижды в день окатывая ее забортной водой. И все же нередко, во время ночных маневров с парусами, случалось, к великой досаде моряков, что тросы в их руках слишком уж легко скользили, обильно смазанные «зеленым мылом», как Вистинг называл в сердцах собачий кал.

На стене штурманской рубки висела карта Антарктики с нанесенными на ней маршрутом к Южному полюсу и основными положениями плана экспедиции. Каждый на борту мог, таким образом, отчетливо представить себе, что ожидает его впереди. Амундсен не огласил еще, кого он собирается взять с собой на берег и с кем пойдет к полюсу. Однако большинству это казалось и так ясным: симпатии уже выявились.

День за днем шли работы по снаряжению группы зимовщиков. Один за другим укладывали и помечали ящики, так чтобы сразу по доставке на берег можно было отыскать, где что лежит.

Парусный мастер Мартин Рённе виртуозно работал на швейной машинке. Это его мастерским произведением была та малюсенькая трехместная палатка, которую оставили на Южном полюсе. Весила она всего 1 кг и отлично могла уместиться в просторном кармане.

Бьоланд усердно занимался приведением в порядок лыж и саней, чтобы можно было пустить их в дело сразу же по достижении Барьера Росса. Он подогнал каждому лыжные крепления и заново перетянул десять саней, добиваясь, чтобы они стали легче и прочнее. К саням он сделал также десять пар специальных полозьев. Одни сани были изготовлены без единой металлической детали. На них должны были везти главный компас. Бьоланд смастерил также санные ящики для примусов. И Рённе, и Бьоланд работали с утра до ночи и были, разумеется, освобождены от всех вахт. В поясе пассатов мотор застопорили, так что у машинистов было время перебрать его и прочистить, чем они и занимались с подъема до отбоя.

Якоб Нёдтведт, бывший помимо всего прочего и кузнецом, получил блестящую возможность поупражняться в своем искусстве. Работы у него хватало: он ковал металлические детали саней, ножи, гарпуны для лова тюленей, болты, застежки для собачьей упряжи, железные цепи и многое другое.

Еще до выхода из Норвегии множество споров велось вокруг собак. Всякого рода мрачным предсказаниям не было конца. Большая часть животных, в соответствии с ними, неминуемо должна погибнуть от тропической жары. Оставшихся в живых все равно смоет за борт, или они захлебнутся в потоках воды, которые обрушиваются на палубу во время ливней в поясе западных ветров. Да и вообще остаться в живых, питаясь одной вяленой рыбой, собакам в любом случае невозможно.

Однако все шло хорошо. В первую очередь этому способствовали любовь к животным и забота о них на судне. Собаки вносили разнообразие в монотонную жизнь моряков; в своих дневниках участники экспедиции пишут о них подчас больше, нежели о соплавателях-людях. Это многое говорит о ситуации и моральном состоянии на борту.

Вначале собак держали на привязи. Потом для них сшили парусиновые намордники и пустили свободно бегать по палубе. Разумеется, они тотчас же затеяли драку. Однако через несколько дней схватки прекратились: умные собаки разобрались, что в наморднике противника не укусишь. А спустя определенное время сняли и намордники, и собаки бегали по палубе совершенно свободно.

Во время пути потеряли всего четырех собак. Зато четвероногое поголовье пополнилось щенками. Новорожденных кобельков оставляли, сучек — топили. Когда «Фрам» дошел до Барьера, на борту было 115 собак.

А пока «Фрам» приближался к экватору. Примерно на 11° с. ш. судно вошло в экваториальную штилевую полосу. Совершенно неожиданно на них навалился устойчивый встречный зюйдовый ветер, и машине приходилось работать день и ночь — преодоление последних градусов северной широты несколько затянулось. Штилевая полоса славилась всегда обильными осадками, однако на долю «Фрама» их явно не хватило. Дождей почти не было, и рассчитывать на них, судя по всему, пока не приходилось. Поэтому на пресную воду был введен жесткий рацион, и все на борту мылись соленой водой.

Во вторник 4 октября 1910 г. к вечеру «Фрам» пересек экватор. Теперь всему миру стало известно, куда они держат путь. В Австралию, в Мельбурн, пришла телеграмма с текстом:

«Фрам» на пути в Антарктику. Амундсен.

В четверг 12 октября 1910 г. о ней стало известно Скотту, пришедшему туда в этот день на «Терра Нова».

В субботу 1 октября король Хокон удостоил утренней аудиенции Леона Амундсена, чтобы выслушать объяснение причин, побудивших его брата изменить намеченные планы. К тому же времени Хелланд-Хансен доставил письмо Амундсена Фритьофу Нансену в Пульхёгду. По прочтении письма Нансен в сердцах воскликнул: «Глупец, почему он мне ничего не сказал — он получил бы все мои расчеты и планы по снаряжению!» Для Нансена всегда важны были только научные результаты, кто именно их добьется — было для него вопросом второстепенным, он не был тщеславен. Теперь Нансен всем сердцем желал Амундсену целым и невредимым с честью выдержать экзамен, которому тот сам себя подверг.

Утром следующего дня, в воскресенье 2 октября, сенсационная новость стала достоянием гласности. Газеты в Кристиании кричали о ней гигантскими заголовками на первых полосах. Однако лояльные и полные глубокого понимания ответы Нансена настроили норвежскую публику в отношении плана Амундсена в целом положительно.

Газеты опубликовали в сокращении письмо, посланное Амундсеном председателю комитета вспомоществования Акселю Хейбергу. Содержание его соответствовало в основном тому, что было изложено в письме Нансену, и казалось, что Амундсен искренне был убежден в действенности своей аргументации:

От Мадейры «Фрам» взял курс на юг, на Антарктиду, чтобы принять участие в борьбе за Южный полюс. На первый взгляд, это может показаться кардинальным изменением первоначального плана третьей экспедиции на «Фраме», но это вовсе не так. Это только расширение экспедиционного плана, а никак не изменение, и расширение это совершенно необходимо, чтобы обеспечить себя денежными средствами, которых все еще недостает для полной, надежной подготовки третьей экспедиции на «Фраме» к долгому полярному дрейфу.

Однако никого из тех, кто поддерживал экспедицию деньгами или способствовал ей каким-либо иным способом, это шитое белыми нитками объяснение ввести в заблуждение не могло, — совсем напротив. В глазах людей Амундсен сбросил наконец маску и предстал во всем своем эгоизме и честолюбии.

Амундсен продолжал:

У меня не было выбора. Северный полюс был уже покорен и, таким образом, оставалось лишь одна проблема, которая определенно могла бы привлечь к нам интерес публики, — Южный полюс. Потому-то я и решился расширить план экспедиции и принять участие в борьбе за него. До этого я не рассказывал о своих замыслах даже тем, кто поддерживал меня в деле организации экспедиции, ибо мне требовалось время, чтобы разобраться самому, стоит ли на это идти. Так что решение я принял один и один понесу за него всю ответственность.

Итак, никто ничего заранее не знал. Покоритель Северо-Западного прохода снова вынул меч из ножен и решил пожертвовать всем во имя чести родины! Слов нет, все это очень впечатляло, однако можно было бы то же самое сделать по-иному.

В британской прессе эта новость сначала особой сенсации не произвела. Первые сообщения были краткими и даже сбивающими с толку. Однако спустя некоторое время британцы всполошились. Прежде всего, они считали, что со стороны Амундсена было непорядочно не поставить Скотта в известность о своих планах. Не осталось без внимания и то, что поступок Амундсена подверг резкой критике профессор Норденшельд. Секретарь Королевского географического общества сэр Джон С. Келти послал Нансену письмо с просьбой подтвердить полученную информацию. Нансену пришлось разъяснять поступок Амундсена в «Таймсе» от 26 апреля 1911 г.

Пока весь мир аршинными заголовками газет кричал о планах Амундсена, «Фрам» удалялся от экватора. Только что закончился праздник. Согласно традиции все те, кому не приходилось бывать в этих водах, подвергались обряду «крещения». В долгом плавании экваториальное «крещение» всегда вносило в повседневную жизнь моряков приятную и желанную разрядку.

На борту «Фрама» для свиты Нептуна не было места, здесь, куда ни ступи, были собаки. Поэтому от полного церемониала пришлось отказаться — довольствовались лишь малым сбором на палубе и короткой программой. Впервые был опробован граммофон, и Гьертсен выступил как «соло-танцовщица». Капитан Нильсен спел под аккомпанемент Преструда и Сундбека на мандолинах. Публика бурно аплодировала.

Как уже говорилось, «Терра Нова» бросила якорь в Мельбурне 12 октября 1910 г., в скверную погоду с дождем и ветром. Сообщение о намерениях Амундсена едва не ввергло Скотта в шок. Значит, норвежцы решили составить ему конкуренцию и первыми достичь Южного полюса? И вдруг ему стало понятным странное поведение Амундсена в Кристиании. Так вот почему не захотел он тогда встретиться с ним! Ему не хотелось, он не мог лгать Скотту в лицо...

На основательное обдумывание проблемы Скотту потребовалась целая ночь, а на следующее утро он послал Фритьофу Нансену телеграмму с просьбой разъяснить, что происходит. В тот момент опубликованные детали плана экспедиции на «Фраме» Скотту были неизвестны. Ответ пришел на другой день, 14 октября, и содержал всего одно слово: «Unknow»^*.

Это, конечно, звучало несколько странно, ибо Нансен и весь мир уже были информированы в общих чертах об изменениях в планах Амундсена. Правда, о том, что «Фрам» идет на юг Земли Виктории, знал только Нансен. Утверждают, что он уклонился от ответа из лояльности к Амундсену.

Однако ответ Нансена был бы естественным и правдивым, поинтересуйся Скотт, куда именно направляется «Фрам». Дело в том, что телеграмма Скотта впоследствии затерялась и о содержании ее можно только строить догадки, хотя существование ее подтверждается письмом Скотта, приводимым ниже.

И все же для предположений, что Скотт спрашивал в своей телеграмме, не является ли целью Амундсена Южный полюс, оснований очень мало. Потому что «Unknow» в такой взаимосвязи было бы недопустимо. В любом случае Скотта могло интересовать более точное местоназначение «Фрама». Но был ли это пролив Мак-Мердо в западной части моря Росса, куда стремился он сам? Направься Амундсен в то же самое место высадки и доберись до него первым, Скотту дальше нечего было и делать. Конечно, англичане давно рассматривали Мак-Мердо как свою вотчину, однако Скотт чувствовал себя весьма неуверенно. Поэтому для него имело очень большое значение выяснить именно это обстоятельство.

И если в телеграмме Скотта был вопрос, не является ли местом высадки Амундсена Мак-Мердо, ответ «Unknow» был бы вполне уместен. Ведь ответь Нансен, скажем, «юг Земли Виктории» — единственное, что он знал (неофициально, из письма), — Скотт всполошился бы еще сильнее, ибо Мак-Мердо как раз и расположен на юго-востоке Земли Виктории.

Возможность такого вопроса подкрепляется письмом, которое Скотт написал Нансену 14 ноября из Крайстчерча в Новой Зеландии, за две недели до отправления «Терра Новы» на юг. В строках этого письма явственно просматривается страх, что Амундсен может выхватить у него из-под носа опорный пункт Мак-Мердо. Это — последнее письмо Роберта Скотта Нансену, поэтому оно заслуживает быть воспроизведенным здесь целиком:

Дорогой доктор Нансен!
Моя телеграмма (от 13 октября), в которой я спрашиваю о намерениях Амундсена, требует пояснения. Во время пребывания в Мельбурне я получил телеграмму от Амундсена из Кристнанни, датированную 3 октября: «"Фрам" на пути в Антарктику. Амундсен». Ваш ответ «Unknow» я получил на другой же день (14 октября). 4 ноября до меня дошла телеграмма из Англии: «Имею сведения, что "Фрам" идет непосредственно в направлении Мак-Мердо». С тех пор один или два моих агента постоянно внимательно следят за газетными сообщениями, которые могли бы подтвердить эти слухи. Как Вы можете себе представить, получить точную информацию в этой части Земли очень трудно, и поэтому, я думаю, мне было бы самое лучшее держать связь с Вами. Большая благодарность за быстрый ответ.
Видимо, Амундсен никого не посвящал в свои намерения, и коли это так, то я не верю сообщению, что он идет к Мак-Мердо, — сама мысль об этом кажется мне нелепой, при его-то рекорде. Однако тот факт, что он обставил свой выход такой таинственностью, невольно порождает неприятное чувство, будто он задумал нечто такое, за что, он уверен, мы бы его наверняка не одобрили.
Однако делать выводы пока, пожалуй, не имеет смысла: у меня слишком мало информации. Я надеюсь выйти в море 25-го этого месяца, чтобы к началу декабря быть во льдах. Все идет хорошо, и энтузиазм в моей команде очень велик. Как Вам известно, эта экспедиция задумана крупномасштабной. Возможно, что при подготовке к такому обширному предприятию были допущены некоторые ошибки, однако я глубоко заинтересован в хороших научных результатах и у меня на борту для этой цели есть отличные специалисты. Что касается самого путешествия к полюсу, мне, видимо, следовало бы взять побольше собак и поменьше пони. Все наши животные — великолепные и в прекрасном состоянии.
Моя жена шлет Вам дружеский привет, мы с удовольствием вспоминаем Вашу любезность во время нашего визита в Норвегию.
С добрыми пожеланиями

Преданный Вам
Р. Скотт.

Из Мельбурна «Терра Нова» отправилась в Новую Зеландию, в Литтелтон, куда и прибыла в субботу 28 октября. Здесь она оправила такелаж, а 26 ноября пошла дальше, в порт Чалмерс, чтобы забункероваться углем. 29 ноября 1910 г. все наконец было в порядке, и судно покинуло Новую Зеландию, взяв курс к Южному континенту.

Судно Роберта Скотта «Терра. Нова» на якоре в проливе Мак-Мердо

«Терра Нову» ожидал опасный путь. Уже через несколько дней после отплытия она угодила в жесточайший шторм, едва не кончившийся катастрофой: отказали помпы, и судно приняло очень много воды. За борт смыло двух пони, двух собак, 10 т угля и некоторое количество керосина.

Жестоким морским крещением оказалось для «Терра Новы» и плавание через зону паковых льдов. К рождеству ее затерло льдами, так продолжалось целую неделю, и пролива Мак-Мердо она достигла только 4 января 1911 г. Первым делом Скотту пришлось подыскивать место для зимовки. Выбор пал на один из мысов острова Росса, в 24 км к северу от старой «зимней квартиры» «Дискавери». Скотт назвал его мысом Эванс в честь своего старшего офицера Тедди Эванса.

После того как участники экспедиции построили дом для зимовки и разместились в нем, в конце января Скотт предпринял поход, чтобы заложить на 80° ю. ш. большое депо. Тем временем, в соответствии с планом, группа людей под командованием лейтенанта Виктора Кемпбелла отправилась на «Терра Нова» дальше к востоку для исследования Земли Короля Эдуарда VII. Местом стоянки заранее была определена бухта Борхгревинка, или Китовая, как назвал ее Шеклтон.

Путь «Фрама» в его третьей и последней экспедиции 1910—1912 гг. (норвежский оригинал). R — экспедиция Росса; C — Кэмпбелла; B — Беллинсгаузена; S — Скотта; D — Дригальского

На «Фраме» же после неожиданного встречного ветра в штилевом поясе команда с радостью приветствовала вхождение в полосу зюйд-остовых пассатов — самых устойчивых, как считают, ветров в мире. Однако на сей раз и пассат вел себя не по «правилам» — беспрестанно метался между остом и зюйдом, склоняясь, однако, больше к осту. «Фрам» шел курсом на запад, идти приходилось круто к ветру, и это судну не нравилось. Градусы западной долготы сменялись быстрее, чем градусы южной широты, так что машина все время была в действии.

В начале ноября «Фрам» достиг пояса западных ветров — «ревущих сороковых». Отсюда он с большой скоростью пошел на восток. Почти семь недель господствовал ровный сильный ветер, и «Фраму» приходилось сражаться с разгневанным морем: 11 ноября, на долготе мыса Доброй Надежды, они угодили в первый шторм. Огромные волны вздымались над судном, грозя гибелью.

Восхищенный Амундсен пишет:

Только теперь наш отличный маленький кораблик смог показать в полную меру, на что он способен. Один-единственный из этих гигантских валов, представься ему такой случай, снес бы все, что есть, с нашей палубы, только «Фрам» такого сорта обращение с собой отнюдь не допускает. Огромные волны гонятся за нами, грозя в любой момент навалиться на ахтердек. Однако стонт такой волне приблизиться вплотную, как «Фрам» легко и грациозно взбирается на нее, и она. лизнув его борта, прокатывается дальше. Альбатросу, и тому в подобной ситуации лучше не управиться.

Всегда подчеркивалось, что «Фрам» построен специально для плавания во льдах, и это действительно так, здесь и нечего спорить. Однако верно так же и то, что Колин Арчер, создавая свой шедевр ледового корабля, сотворил одновременно и шедевр корабля мореходного, равного которому, пожалуй, не сыскать. Для того чтобы уклоняться от волн, как это делает «Фрам», нужно уметь, как он, переваливаться с бока на бок, что все мы основательно на себе ощущаем. Во время всего долгого плавания под парусами в поясе западных ветров он беспрестанно переваливался, но мы свыклись с этой неприятностью. Это было, конечно, довольно тягостно, однако куда менее неприятно, чем состояние опасения оказаться захлестнутыми волной.

На крайнем юге Индийского океана расположена островная группа Кергелен, где в то время находились норвежские китобойные базы. Амундсен решил зайти туда, чтобы закупить свежее мясо для собак и пополнить запасы воды.

28 ноября они увидели землю, а на следующий день «Фрам» достиг Ройал-Саунда. Судно попыталось было обогнуть мыс, однако в это самое время разыгрался сильный ветер, и капитан Нильсен в целях безопасности счел за лучшее продолжить плавание, нежели рисковать в неизвестных водах. В середине декабря «Фрам» был уже на половине пути между Кергеленом и своей целью. Во время всего долгого плавания самочувствие людей в а судне было отличное, что в значительной степени определялось хорошим питанием. После того как свиньи были съедены, перешли на консервы. Однако переход этот никак не сказался на людях: пища была по-прежнему вкусная и калорийная.

Офицеры жили в носовой части судна, в отдельных каютах, команда же разместилась в корме, вокруг старого салона. Завтрак состоял из теплых пирожков с мармеладом или конфитюром, сыра и свежего хлеба, а также кофе или какао. Обед включал главные блюда и десерт, преимущественно из фруктов. Суп давали только по воскресеньям. Фрукты, овощи и конфитюры ели вдосталь для профилактики против цинги. За обедом пили обычно фруктовую воду, однако по средам и воскресеньям каждый получал в придачу чарку водки и маленькую бутылку пива. Кроме того, по субботним вечерам подавался «тодди».

В рождественский сочельник «Фрам» достиг почти 150° в. д. и 56° ю. ш. Погода была превосходная, море спокойное, давно уже такого не наблюдалось. Судно шло ровным ходом, почти без качки. Погода в «туманных пятидесятых» была обычно капризная, резко менялась от ветра к штилю и от тумана к снежной вьюге. Люди на судне начитались о том, что довелось претерпеть в здешних широтах прежним мореплавателям, и были настроены на самое худшее.

«Не то, чтобы мы боялись за "Фрам", — пишет Амундсен, — мы были уверены в нем и знали, что опасность ему может грозить разве что при наступлении какой-то отчаянной сверхнепогоды. Если мы чего и боялись, так это затяжки времени».

2 января 1911 г. в 22.00 «фрам» пересек Южный полярный круг. Несколько часов спустя впередсмотрящий доложил из «вороньего гнезда»: «Впереди ледовая перемычка». Однако генерального курса менять не стали — между льдинами были достаточно широкие разводья. «Фрам» находился теперь на 66°30′ ю. ш.

Лед демпфировал любую зыбь, и шаткая палуба «Фрама» снова стала вдруг устойчивой платформой. Люди могли наконец спокойно ходить по судну, не приноравливаясь постоянно к качке. Это было чудесное ощущение.

Уже на следующее утро подстрелили первого тюленя, крупного зверя весом добрых 400 кг. Затем — еще двух. Неожиданно на судне оказалась чуть ли не целая тонна свежего мяса и жира. По этому поводу для собак закатили праздничный пир — животные насыщались, покуда не отяжелели настолько, что уже не держались на ногах. Наконец-то стали они получать каждый день свежее мясо и набираться новых сил — вскоре их ждала тяжелая работа. Не менее их радовались разнообразию в меню и люди.

Над полем пакового льда, куда ни посмотри, навис густой туман. Но вот 6 января проглянуло солнце, первое в их жизни южное полуночное солнце. Более прекрасного утра трудно было себе представить. Ясно видны вершины гор, лед—не охватишь глазом. Вода в разводьях сияла в солнечных лучах, а ледяные кристаллы сверкали как тысячи алмазов. Какое это было наслаждение — выйти на палубу и вдыхать чистый, свежий воздух. Люди чувствовали себя так, будто заново на свет родились. Большинству из них видеть дрейфующие льды прежде не доводилось, и теперь все от души развлекались — спрыгивали на льдины и гонялись за тюленями и пингвинами.

Вечером, около 22.00, «Фрам» преодолел ледовую перемычку — целых четверо суток потратили на это моряки, однако серьезные преграды попадались на пути довольно редко. Целым и невредимым вошел «Фрам» в свободное ото льдов море Росса и взял курс на Китовую бухту, расположенную примерно на 164° з. д.

11 января увидели на горизонте «ледовый отсвет»: полное впечатление, будто ночью приближаешься к большому городу. Зарево на небе было отражением от могучего Барьера Росса — 900-километровой ледяной стены, поднимающейся прямо из моря⁴. Днем позже «Фрам» приблизился к Барьеру и пошел вдоль него, однако никакой «бухты» в нем, как упоминалось в описаниях предшествующий экспедиций, Амундсен и его спутники долго найти не могли. Но вот на 164° з. д. показался большой мыс, по другую сторону которого, примерно в восьми милях от них, находилась бухта, целиком забитая льдами.

«Фрам» на швартовах у ледяного барьера в Китовой бухте

«Фрам» прошел дальше к востоку, но до самой полуночи никакой другой бухты так и не обнаружили. Тогда он повернул назад, к мысу, в надежде, что льды из бухты разогнало. Во второй половине дня 13 января капитан Нильсен отыскал наконец довольно узкий вход в Китовую бухту. По описаниям Шеклтона, он представлялся значительно более широким. Сама же бухта, в которую вошел «Фрам», описанию соответствовала почти точно.

Наконец-то после пяти долгих месяцев плавания, оставив за кормой 15 938 морских миль, «Фрам» был у своей цели.

14 января судно ошвартовалось в юго-восточном углу бухты. Барьер здесь, словно холм, полого поднимался кверху. Когда Амундсен, Нильсен, Преструд и Иохансен взобрались наверх, то увидели равнину, тянувшуюся далеко на юг. Они отправились на разведку и, пройдя 4 км, нашли подходящее место для «зимней квартиры». В последующие дни там поставили дом и оборудовали опорный пункт. Работали все с полной отдачей. Любое промедление могло оказаться для норвежцев роковым. Бог весть, сколько времени позволит «Фраму» погода стоять здесь, у Барьера?

26 января налетел сильный северный ветер, и судну пришлось сниматься со швартовов, уходить из бухты и ложиться в дрейф. Подобная процедура повторялась несколько раз, пока весь лед в бухте не взломало и не унесло прочь, и «Фрам» смог наконец надежно пришвартоваться, где и оставался до 15 февраля.

Уже 1 декабря 1910 г. Амундсен назвал участников береговой группы, которым предстояло перезимовать в Антарктике, а с наступлением весны, примерно в октябре 1911 г., начать штурм Южного полюса. В эту группу входило девять человек: Преструд, Хассель, Ханссен, Линдстрём, Вистинг, Иохансен, Стубберуд, Бьоланд и сам Амундсен.

Разгрузка «Фрама» протекала планомерно, без всяких осложнений. В субботу 28 января «Фрамхейм», как они окрестили свой зимний дом, стоял уже готовый ко вселению жильцов. На берегу находилась и бо́льшая часть оборудования.

4 февраля 1911 г. в час ночи капитана Нильсена разбудил вахтенный Бек. В бухту входило судно! Нильсен сразу сообразил, что это может быть только «Терра Нова», и отдал приказ поднять флаг. Сам он наверх не поднялся. Два часа спустя Бек пришел снова и доложил, что к «Фраму» приближаются гости, вот-вот они будут здесь. Капитан Нильсен быстро оделся и поспешил на палубу. Это были явившиеся с визитом вежливости лейтенант Виктор Линдсей Кэмпбелл и капитан «Терра Новы» лейтенант Гарри Пеннелл. Оба они приняли поначалу норвежское судно за китобойное, узнав же, что это — «Фрам», были обескуражены.

Не менее поражен был, должно быть, и Амундсен, прибывший из «Фрамхейма» к своему судну в шесть утра на собачьей упряжке и увидевший у ледовой кромки рядом с «Фрамом» «Терра Нову». Кэмпбелл, Пеннелл и врач Джорж Муррей Левик были приглашены на завтрак во «Фрамхейм», где им показали лагерь и угостили знаменитыми горячими пирожками Линдстрёма.

Руаль Амундсен предложил Кэмпбеллу разбить лагерь где-либо поблизости, подчеркнув, что Антарктика открыта для всех. Кэмпбелл вежливо выслушал, однако предложение Амундсена отклонил в предвидении, что между обеими экспедициями могут возникнуть натянутые отношения. Особенно огорчен он был тем, что из-за плотных льдов ему придется теперь отказаться от исследования Земли Эдуарда VII.

Амундсен, Нильсен и Преструд были приглашены на «Терра Нову» на ленч. Участники обеих конкурирующих экспедиций тотчас же принялись прощупывать обстановку и вводить в заблуждение друг друга. Амундсену более всего хотелось разузнать поподробнее о моторных санях Скотта, гонки с которыми он изрядно опасался. Опасения эти возросли еще сильнее, когда лейтенант Кэмпбелл сообщил им, что Скотт, возможно, находится сейчас уже на пути через Барьер. После этого норвежцы умолкли, поспешно распрощались и покинули судно в твердом убеждении, что борьба за Южный полюс с самого начала будет схваткой не на жизнь, а на смерть. Полчаса спустя «Терра Нова» снялась с якоря и покинула Китовую бухту.

О встрече с норвежцами в Китовой бухте лейтенант Кэмпбелл сообщил Скотту в письме, которое оставил в мешке с почтой в хижине на Хат-Пойнте, после того как «Teppa Нова» вернулась в пролив Мак-Мердо. Высадив на берег возле мыса Адэр группу зимовщиков под руководством Кэмпбелла, судно взяло курс на Новую Зеландию. 28 марта оттуда пошла телеграмма в Великобританию. В ней сообщалось, что Амундсен разбил свой зимний лагерь на Барьере Росса.

Реакция не заставила себя ждать. И без того освистанный прессой Амундсен предстал теперь на газетных полосах в еще более худшем свете, ибо выбрал своим исходным пунктом именно ту часть Антарктиды, которую англичане во всеуслышание называли своим уделом. При нынешнем знании географической обстановки на Южном полярном континенте такая реакция могла бы показаться не совсем понятной. Но тогда сколь-нибудь точных карт Антарктиды еще не было, а без них было невозможно доказать, насколько бессмысленна в своей основе реакция англичан. Ведь, в конце концов, Амундсен заложил свой зимний лагерь в Китовой бухте, более чем в 650 км от лагеря Скотта в Мак-Мердо. Кроме того, Амундсен решил стартовать не откуда-нибудь, а именно из района прежних норвежских изысканий. Правда, первым из людей Барьер увидел шотландец Джеймс Кларк Росс, однако на берег сошел первым норвежец Карстен Борхгревинк, предпринявший здесь в 1895 г. длительный лыжный и санный поход по материковому льду.

Весть о том, что Амундсен находится в Китовой бухте, вызвала в лагере Скотта возмущение, что способствовало, однако, повышению активности. На пути к полюсу они поспешили заложить до начала зимы несколько депо. Этим же усердно занимался и Амундсен со своими людьми: всего ими было развезено и разделено между депо на 80°81′ и 82° ю: ш. свыше 3 т провианта и горючего.

21 апреля 1911 г. солнце скрылось за горизонтом, и Амундсен с людьми прочно обосновались в своем зимнем доме. Дом был всячески усовершенствован, часть складских и рабочих помещений врыли в лед. Для людей и животных имелись вполне достаточные запасы пищи — одного тюленьего мяса на зиму было заготовлено примерно 60 т.

Обе конкурирующие южнополярные экспедиции находились теперь в зимних лагерях, почти на противоположных концах огромного Барьера Росса. Все с нетерпением ожидали прихода весны и старта к полюсу. Уже одно это подавляло, а тут еще психические нагрузки из-за вынужденного сосуществования в холоде, тесноте и темноте в течение почти семи долгих месяцев. Лекарством от этого было в первую очередь движение, всякие же бесплодные раздумья только способствовали плохому настроению и конфликтам. Руаль Амундсен отчетливо представлял себе эту опасность и заботился о том, чтобы люди повседневно были заняты физическим трудом.

Яльмар Иохансен пишет в своем дневнике:

12 апреля: мы живем теперь поистине роскошно, при хорошей еде и хороших напитках. Сегодня подали великолепный обед: куриный суп, жареную телячью грудинку, спаржу, на десерт — пудинг, из напитков — водку, портвейн, фруктовую воду, кофе и ликер «Бенедиктин». В двери уже стучится пасха — впереди целая неделя отдыха и беззаботной жизни. Сегодня вечером настал черед мне и Преструду основательно помыться: после ужина для двоих Человек есть возможность принять в кухне ванну, и не воспользоваться этим было бы грешно; последний раз я принимал ванну уже давно, однако тело мое, как ни странно, очень чистое.

14 апреля: страстная пятница, я получил двух собак взамен оставшихся лежать в барьерной трещине, так что теперь у меня их снова дюжина. Хельмер Ханссен построил иглу для размещения в ней сук с новорожденными щенками. Покинутая Преструдом палатка должна служить родильным домом.

26 апреля: из четкого ведения дневника ничего не получается прежде всего, видимо, потому, что ничего интересного не происходит. Один день похож на другой, а дичи или другой живности здесь, на Барьере, по крайней мере с начала полярной ночи, нет и в помине; тюлени, и те скрылись. Дел у всех хватает. На глубине полутора метров, под снегом, мы уложили в две партии 35 тюленей. Каждый из нас получил на зиму определенное задание. Мы с Преструдом заведуем большим теодолитом. Это такой же универсальный прибор, с каким работали мы со Скотт-Хансеном во время первой экспедиции на «Фраме». Но тогда я и представить себе не мог, что буду производить с его помощью измерения близ Южного полюса.

13 мая: мы построили большой зал в снежном сугробе — "Ураниенборг". Высотой он — в рост человека, длиной — 4, а шириной — 3 м. В депо находится теперь очень много провианта, который мы, видимо, там и оставим, — хорошее подспорье для какой-либо более поздней экспедиции. Мы выдолбили столярную мастерскую для Йоргена Стубберуда и Олава Бьоланда. Она получила название «Столярная артель». Все люди гадают, когда мы сможем достичь полюса. Стартуем мы, предположительно, 15 октября на 82° ю. ш. Я полагаю, что это произойдет 4 декабря. Преструд ставит на 3 декабря, Оскар Вистинг — на 1 декабря, остальные считают, что мы управимся дней на восемь раньше. Прорыли много ходов в снегу: Торвгатен (Торфяная улица) — галерея Адольфа Х. Линдстрёма — Катакомбы и т. д.

4 июня: полярная ночь — не помеха. Дважды в день получасовая прогулка. Снаружи, чтобы не заблудиться, развесили фонари. Я занят укладкой всего необходимого на санях: пеммикана, печенья, молочного порошка, шоколада.

6 июня: Вистингу исполнилось 40 лет, и его приняли в ряды «взрослых». Жизнь течет очень размеренно. Питаемся мы точно по расписанию. У шефа — язва желудка. Мучит она порой и некоторых других. В снежной иглу мы соорудили баню.

7 июня: сегодня годовщина выхода «Фрама» из Бунде-фьорда. Мы отпраздновали ее с флажками на столе и стенах, с портретами короля, королевы и принца Олава. Шеф выступил перед нами с речью, он говорил о сплоченности и благодарил нас. За кофе я произнес тост за здоровье шефа и сказал, что нам легко здесь работается, потому что руководит нами такой умелый, чуткий и любезный шеф. И еще я выразил пожелание, чтобы в великом весеннем походе нам сопутствовало как можно больше удачи. Шеф принял решение во время похода оторваться от основной группы и уйти вперед с минимальным грузом. Его сани примет Преструд.

Над береговой группой, приютившейся у подножия Барьера в ожидании весны, бушевала пурга, а на борту «Фрама» тем временем события развивались следующим образом.

Морская группа состояла из десяти человек. 15 февраля в девять часов снялись со швартовов. «Фрам» провожали Хассель, Бьоланд, Стубберуд и Вистинг. Остальные члены береговой группы находились в это время в первом походе, организованном для закладки депо на будущем маршруте к полюсу, и вернулись только на следующий день. Льды в бухте продвинулись за это время почти до самого Барьера, и «Фраму» пришлось снова пройти как можно дальше на юг, затем пойти к востоку и, наконец, взяв курс на север, выйти из Китовой бухты. Во время этого маневра судно продвинулось на юг до 78°41′ ю. ш. Таким образом, «Фрам» поставил новый мировой рекорд: если в первом своем плавании он пробился дальше всех других судов на север, то теперь он оказался дальше всех и на юге земного шара!

Прежде чем отправиться в первый поход для закладки депо, Амундсен отдал своему старшему офицеру следующие распоряжения:

Во время отхода «Фрама» от Барьера Вы принимаете команду на борту и далее идете прямо на Буэнос-Айрес, где проводите необходимый ремонт, принимаете на борт провиант и комплектуете экипаж.

Выполнив это, Вы покинете Буэнос-Айрес, чтобы заняться океанографическими исследованиями в южной части Атлантического океана. Весьма желательно, чтобы Вы дважды смогли пересечь океан от Америки до Африки и сделать все необходимые замеры данных для исследования соотношений между ними. Впрочем, исследования этн будут зависеть, разумеется, как от местных условий, так и от времени, которым будете располагать. При нехватке времени прекращайте работы и следуйте обратно в Буэнос-Айрес; там Вы проведете последние приготовления для плавания к Барьеру, чтобы взять на борт береговую группу. Чем раньше в 1912 г. Вы пробьетесь к Барьеру, тем лучше. Я не определяю точных сроков, поскольку все будет зависеть от сложившихся обстоятельств, и предоставляю Вам право поступать по Вашему собственному усмотрению.

Во всем остальном, что касается интересов экспедиции, я целиком полагаюсь на Вас. На случай, если по возвращении к Барьеру Вы окажетесь перед фактом, что болезнь или смерть помешают мне продолжить экспедицию, руководство ею должны взять на себя Вы. Я подтверждаю это настоящим распоряжением и настоятельно прошу Вас побеспокоиться о выполнении первоначального плана экспедиции — исследований северного околополярного бассейна.

«Фрам» пошел вдоль Барьера Росса на северо-восток, по направлению к земле, очертания которой видел в 1842 г. Росс, и которую Скотт назвал Землей Короля Эдуарда VII. Сначала сюда собиралась идти «Терра Нова», но, как уже говорилось, во время пребывания в Китовой бухте от этого плавания из-за плотных льдов ей пришлось отказаться. Теперь здесь решил попытать счастья капитан Нильсен.

Ночью с берега наполз густой туман, Барьер виднелся как под призрачной вуалью. Постоянно приходилось маневрировать, чтобы уклоняться от айсбергов. Но «Фрам» великолепно слушался руля. На следующее утро погода разведрилась и Барьер снова стал четко виден от уреза воды, где его высота составляла около 100 футов, до самых отдаленных участков, вздымающихся на 1200 футов. Сам же материковый берег нигде не просматривался. Вскоре они наткнулись на дрейфующий лед, и во избежание риска оказаться зажатыми между ним и Барьером Нильсен сменил курс на северо-восток. «Фрам» шел довольно медленно, только под парусами. Около полудня 17 февраля 1911 г. они столкнулись с плотными паковыми льдами, преодолеть которые не удалось. Три дня шел «Фрам» на запад вдоль кромки льдов, покуда наконец не втиснулся в них, подгоняемый норд-остовым штормом со снежными зарядами. Уже 23 февраля льды остались позади. За эти три дня «Фрам» избежал столкновения более чем с сотней айсбергов.

26 февраля «Фрам» пересек Полярный круг. Температура воды и воздуха поднялась к этому времени уже выше 0°C.

Стоило «Фраму» выйти в южную часть Тихого океана, как, верный своему обыкновению, он снова закачался с борта на борт. Это был штормовой рейс. В субботу 11 марта налетел норд-ост с дождем. Стрелка барометра, стойко державшаяся на 993 миллибарах, около полуночи опустилась вдруг до цифры 982. Пришлось срочно убирать фок, грот и грота-стаксель и идти дальше под фор-марселем и штормовым парусом. В воскресенье около 4 ч утра барометр упал еще ниже, до 970 миллибар, на фор-марселе пришлось брать рифы. Ветер достиг ураганной силы. В 9 ч барометр показывал всего 958 миллибар. На этой отметке он продержался до полудня. Ураган бушевал, не переставая.

Ветер зашел постепенно на норд, и «Фрам», под двумя лишь штормовыми парусами, пошел дальше. Море клокотало.

«Теперь-то уж "Фрам" поистине блестяще доказал, что он — лучший парусник в мире, — писал капитан Нильсен. — Удивительно ли, что мы так полюбили свое судно? Диковинно было смотреть, как он ведет себя. С наветренной стороны на нас шли могучие валы, и мы — те, кто стоял на мостике, — поеживаясь, поворачивались к набегающей волне спинами. "Эх, навались такая — и худо же нам будет", — бросил кто-то из иас. Но чего не было, того не было — волна не наваливалась. Всего в нескольких метрах от судна она вздымалась над релингом, и, казалось, вот-вот перекатится через "Фрам". Однако в последнее мгновение он делал неуловимое движение корпусом и оказывался вдруг на самом гребне волны, с шипением проносящейся под ним дальше. А затем мы молниеносно летели с гребня к подошве волны, падая на 13—15 м. Ощущение было такое же, как в американском скоростном лифте, опускающемся с 12-го этажа на первый, — все внутренности подымались кверху. Это происходило столь быстро, что палуба едва не уходила из-под ног».

При сильном ветре «Фрам» раскачивался с борта на борт не так сильно, как обычно, и воды на палубе было совсем немного. Под палубой ураган почти не ощущался, особенно в кормовом салоне, расположенном ниже ватерлинии.

18 марта небо прояснилось. Однако кольцо вокруг Луны, высокие волны и низкое атмосферное давление предвещали впереди нечто еще более ужасное. И в самом деле, в воскресенье 19 марта барометр начал стремительно падать и остановился лишь на отметке 933 миллибара. «Фрам» шел прямым курсом в центр циклона. Однако детище Колина Арчера с честью вышло и из этого испытания. И даже без всяких повреждений.

31 марта при хорошей погоде обогнули мыс Горн. Начиная от Фолклендских островов занимались приборкой и окраской «Фрама», чтобы не пугать цивилизованный мир его слишком уж «полярным» обличьем. Перед выходом из Китовой бухты все водяные емкости на борту были заполнены снегом, который лишь теперь начал понемногу таять!

В первый день пасхи 1911 г. судно достигло эстуария Ла-Платы. Вверх по реке шли, проводя промеры глубин и астрономические наблюдения. На второй день пасхи на борт взяли лоцмана, и в тот же вечер бросили якорь на рейде Буэнос-Айреса. Более семи месяцев прошло с тех пор, как «Фрам» отправился в плавание. А теперь он уже почти замкнул свой первый виток вокруг земного шара.

По расчетам, на путь от Барьера Росса до Буэнос-Айреса отводилось два месяца. И «Фрам» не подвел: ему потребовалось на это 62 дня!

На океанографическое плавание в Южной Атлантике капитан Нильсен выделил три месяца. Уже в начале октября «Фрам» должен был снова взять курс на юг, чтобы в соответствии с договоренностью прийти в Китовую бухту. К сожалению, для осуществления парусных маневров и одновременного обслуживания научных приборов людей на борту было слишком мало. Поэтому Нильсен нанял четверо новых матросов: К. Хальворсена, А. Ольсена, Ф. Штеллера и И. Андерсена.

День в день ровно через год после выхода из Хортена «Фрам» покинул Буэнос-Айрес.

До Монтевидео шли с лоцманом, однако из-за штормового ветра доставить его там на берег оказалось невозможно, в результате чего задержались на 36 часов и в океан вышли только воскресным утром 11 июля. Медленно таяли за кормой очертания земли, вот уже скрылись вдали и огни маяков. В Атлантике жизнь на борту быстро вошла в свою обычную колею. Впрочем, появилось в ней и нечто новое. Консервов на борту оставалось в обрез, и для сохранения их пришлось бы ввести жесткий режим экономии. Для выхода из сложившейся ситуации решено было завести на судне настоящую овечью ферму. Закупили 20 овец великолепной породы. Вся левая сторона бака служила им «лужайкой», на которой животные целыми днями топтались и мирно щипали прессованное сено. Компанию с ними делила целая стая беззаботно кудахтавших кур.

Расстояние до Африки и обратно исчислялось примерно в 8000 морских миль, а удаление между отдельными станциями⁵ составляло около 100 миль. На первых порах измерения занимали довольно много времени, но затем все операции были доведены почти до автоматизма. Комплексная исследовательская программа выполнялась на 60 станциях. По окончании плавания в Норвегию были отправлены 891 проба воды с различных глубин и 190 проб планктона.

Погода во время всего плавания держалась неизменно хорошая, почти не переставая дул свежий бриз. Случались, однако, порой, и штормы, и сильное волнение с сопутствующей ему бортовой качкой. Без машины, только под парусами, целых четыре недели шел «Фрам», влекомый юго-восточным пассатом.

Паруса за время плавания изрядно поистрепались. Да и можно ли было ждать иного при ежедневных многочисленных парусных маневрах, раз за разом, галс за галсом, и в штиль, и в шторм. У парусного мастера Рённе работы каждый день было более чем достаточно. С утра до позднего вечера он кроил, шил и латал паруса. Для встречи с «ревущими сороковыми», поджидающими «Фрам» на пути к Барьеру, все необходимо было привести в безупречное состояние.

30 июня 1911 г. стало в истории «Фрама» особым днем: судно пересекло свой собственный курс от Норвегии к Барьеру, завершив тем самым первую петлю вокруг земного шара! Событие это было, разумеется, отмечено праздником. Моряки весело поздравляли друг друга и свое великолепное судно.

Вечером 29 июля «Фрам» миновал остров Святой Елены, а днем позже в Антарктике, на Барьере Росса, в «Фрамхейме», Яльмар Иохансен сделал следующую запись в своем дневнике:

Мы постепенно заканчиваем упаковку. Мы изготовили 60 палаточных колышков, частично — по собственному патенту. Теперь уже решилось, как мы будем устраиваться во время похода: в одной палатке шеф, Линдстрём, Хельмер Ханссен, Олаф Бьоланд и Йорген Стубберуд — под руководством шефа; в другой палатке Преструд, Вистинг, Сверре Хассель и я — под моим руководством. Потребление продуктов питания будет тщательно контролироваться. Все должно быть взято на точный учет. Голод не должен служить оправданием, чтобы кто-то съел больше, чем предусмотрено. Строгий контроль абсолютно необходим — это я испытал на собственном опыте.

Для поддержания порядка на марше важное значение имеют плети для собак. Бить собак? Это в самом деле звучит странно и жестоко. Но для тех, чьи сани потащут собаки, усталые и голодные собаки, собаки, страдающие от мороза, через силу тянущие тяжелый груз по скверному снежному насту, — это вопрос жизни или смерти.

У нас есть паровая баня. Жарко так, что еле терпишь, а снаружи — мороз −50°C. Наша меховая одежда — сапоги, штаны, анораки, рукавицы и прочее — еще требует подгонки и улучшения.

В Антарктике близилось «светлое время», однако зима все еще не ослабляла свою цепкую хватку.

19 августа исследования морской группы закончились и «Фрам» снова взял курс на Буэнос-Айрес. 1 сентября, точно в 24.00, они отдали якорь на рейде.

На юге зима шла к концу, и Руаль Амундсен, полный нетерпения, ожидал выступления к полюсу. Страх перед перевесом сил, который могут внести сани Скотта, не отпускал его ни на минуту, и он раздражался по самым пустяковым поводам. Отнюдь не способствовали подъему его настроения и рассудительные слова Яльмара Иохансена о риске слишком раннего старта из-за сильных морозов. Не убеждало Амундсена и то, что предостережения Иохансена основывались на его собственном опыте работы с санями и собачьими упряжками в Северной околополярной области. Амундсен не хотел признавать никаких резонов. Отношения между обоими вследствие этого обострились еще сильнее. Руаль Амундсен был на пять лет моложе Иохансена и, по всей видимости, исподволь — по праву или нет — проникался идеей утвердить себя в противовес старшему и более опытному человеку, ветерану первого похода «Фрама», постоянно резко критиковавшему подготовку к штурму Южного полюса. Амундсен не мог этого выносить, поскольку считал себя лидером, подлинным вершителем судеб экспедиции. Именно так он и вел себя. То, что какие-то там части снаряжения оказались непригодными и требовали замены и переделки, выглядело в его глазах не столь уж существенным, и скрупулезность Иохансена бесила его. Сами имена Скотта и Иохансена стали для него постоянным раздражающим фактором.

В день, когда «Фрам» стал на якорь в Буэнос-Айресе, Яльмар Иохансен записал в своем дневнике:

Все снаряжение теперь уже на Барьере. Мы проголосовали за дату старта — выступать ли завтра, в субботу, или в понедельник. Голоса разделились поровну. Дело было решено метанием монетки. Вистинг достал монетку достоинством в два эре, метнули, выпала решка; итак, выступаем в понедельник. А пока — будем продолжать шитье и ремонт снаряжения и одежды. Каждый человек сможет взять с собой личные вещи весом до 40 кг. Каждые сани свободно поднимут 400 кг.

4 сентября он записывает:

Из старта в понедельник, на который мы все решились, ничего не вышло. При температуре −44°C намело огромные сугробы и пал туман. После некоторых сомнений и выжиданий было все же решено выступать. Однако погода стала еще хуже, и мы от этого намерения, к счастью, отказались.

Как хорошо, что мы не отправились в путь в субботу. Все это время мы занимались улучшением нашего снаряжения. Даже шеф, готовый выйти еще в прошлом месяце и ужасно опасающийся, что англичане пробьются к полюсу раньше него, а потому и стремящийся елико возможно опередить их, даже он и в субботу, и сегодня усердно трудился над переделкой своей меховой одежды.

Снег и морозы не сдавались. В последующие дни полярники смогли предпринять только несколько разведывательных походов. Нервы у всех были напряжены. Ведь и в лагере Скотта, на Мак-Мердо, каждый тоже только и мечтал, как бы поскорее выйти на штурм полюса. А зима все не кончалась, как Амундсен ни пытался убедить в обратном и самого себя, и своих людей.

Норвежцы выступили в пятницу, 8 сентября. Однако Яльмар Иохансен твердо знал, что это — преждевременно. Все прогнозы предвещали, что рано или поздно им придется вернуться. Поход обернется всего лишь первым стартом к Южному полюсу, своеобразным повтором неудавшегося много лет назад рывка Нансена и Иохансена к Северному полюсу, когда им дважды приходилось возвращаться на «Фрам» из-за сильных морозов.

Прошло четыре дня. Вечером пятого дня, во вторник 12 сентября 1911 г., Иохансен записал в своем дневнике:

Мороз 53°, южный ветер, сегодня сумели пройти всего 7,4 км. Все компасы замерзли, и нам не по чему определить свой курс. Поэтому мы сделали привал и построили две снежные хижины, в которых теперь и пребываем. Шеф сообщил сегодня, что от 80° ю. ш. мы поворачиваем обратно к «Фрамхейму», оставляем там ящики с самым необходимым имуществом и стартуем снова лишь после того, как погода станет более благоприятной. И это — единственно правильное, что можно сделать. Несмотря на страх перед англичанами, он признает все же, что первый старт был дан слишком рано.

На следующий день последствия морозов уже проявили себя. Собаки тянули плохо, у многих кровоточили лапы. Было ясно, что спустя некоторое время они и вовсе откажутся работать, лягут на снег и никакой плетью их не поднимешь.

Вечером Иохансен записал:

Сегодня мороз добрых 56°. Это нам наука, плата за то, что так непростительно рано отправились в столь важный и долгий поход. Нельзя же все свои мысли устремлять исключительно на то, как бы оказаться на полюсе раньше англичан. Кое-кто сегодня довольно далеко отстал, Преструд пришел на час позже остальных. Колесо для отсчета расстояний на его санях совсем поломалось, и собаки были в очень плохой форме. Сегодня вечером мы получили водку и шоколад. Температура сегодня понизится, вероятно, до −60°C, а у нас нет, к сожалению, ни одного минимального термометра.

На следующий день на 80° ю. ш. путники достигли депо и нашли там все в полнейшем порядке. Температура была −54°C, и все жидкости промерзли до самого дна. Одежда, спальные мешки и собачья упряжь стали жесткими и ломкими. Необходимо было срочно поворачивать к дому, пока не случилось несчастья. Несколько собак уже пало.

В пятницу 15 сентября Иохансен пишет в дневнике:

Стартовали при 52° мороза и ледяном ветре в направлении на северо-запад. Подготовить все к выходу оказалось очень тяжелым и непростым делом. Сильных обморожений, к счастью, нам удалось избежать. Но до чего же трудно уберечь от мороза пальцы на ногах и пятки, особенно тому, кто при столь низких температурах вынужден сидеть, как мы, и погонять собак! Да, путешествие это стоило им жертв. Из моей упряжки на большом Барьере осталась Камилла. Сара, одна из собак Иоргена, пала мертвой прямо на ходу, перед санями. Нет больше Адама из упряжки Вистинга, и Ласаруса из упряжки Преструда. Всю упряжку, которой управлял Преструд, пришлось распустить, а груз разделить между остальными. Сани уложили сверху на сани Хасселя. Это было единственной возможностью продвигаться вперед. Остается открытым вопрос, не потеряем ли мы завтра и всех остальных собак: многие из них в очень плохом состоянии.

Суббота, 16 сентября 1911 г. В этот день Руаль Амундсен полностью утратил самообладание и, должно быть, из страха погибнуть самому, нарушил долг руководителя. Он возвратился а «Фрамхейм», бросив на произвол судьбы отставших членов экспедиции. Это были Иохансен и Преструд, которые лишь спустя долгое время из последних сил сумели-таки добраться до хижины. Этот инцидент не мог не иметь далеко идущих последствий!

Воскресным утром за завтраком Амундсен, как ни в чем не бывало, спросил Яльмара Иохансена, почему они с Преструдом так долго задержались на пути к дому. И тут Иохансен взорвался:

— Это не экспедиция, а паникерство! Руководителю не полагается оставлять своих людей!

Дальше — больше. Дело кончилось тем, что Амундсен, которого Иохансен и прежде подвергал резкой критике (причем частенько по делу), отстранил ветерана первого плавания «Фрама» от похода к полюсу. Вместо этого он потребовал от Иохансена принять участие в разведывательной экспедиции к Земле Эдуарда VII во главе с Преструдом. Вместе с ними должен был отправиться также и Йорген Стубберуд. Поначалу Иохансен наотрез отказался от этого столь авторитарного решения проблемы, но потом передумал и предпочел все же присоединиться к Преструду и Стубберуду, лишь бы только не оставаться во «Фрамхейме».

Амундсен снова стал любезен с ним, и Иохансен долго надеялся, что руководитель еще одумается и возьмет все же его с собой, однако этого не произошло. Поход к полюсу состоялся без него. Для Яльмара Иохансена это было большой и невосполнимой потерей — однако всю чашу горечи он из-за этого еще до дна не испил.

В это время «Фрам» ошвартовался в Буэнос-Айресе борт к борту с экспедиционными судном «Дойчланд» под руководством Вильгельма Фильхнера, находившегося на пути к Югу. Судно было сначала норвежским тюленебойным, построенным в 1904 г. в Ризёре для судовладельца из Санеде-фьорда Кристена Кристенсена и носившим имя «Бьёрн». Это было деревянное судно водоизмещением 227 т, оснащенное как барк и снабженное паровой машиной мощностью 350 л. с. Фильхнер получил его в 1910 г., ибо великолепное полярное судно «Гаусс», построенное за несколько лет до того по модели «Фрама» для первой германской антарктической экспедиции Дригальского, продали в Канаду.

Из всех заявленных до этого времени экспедиций на Южном полярном континенте работали пока только экспедиции Амундсена и Скотта.

Запись в дневнике Руаля Амундсена от 16 и 17 сентября 1911 r. Здесь содержатся важные сведения о событиях на обратном пути к «Фрамхейму» и после возвращения из первого неудачного похода к Южному полюсу

Запись в дневнике Руаля Амундсена от 16 и 17 сентября 1911 г. Здесь содержатся важные сведения о событиях на обратном пути к «Фрамхейму» и после возвращения из первого неудачного похода к Южному полюсу

Целью экспедиции Фильхнера было повторить работы, проделанные несколько лет до него Шеклтоном в море Росса: идя в южном направлении от ледового шельфа, попасть в море Уэдделла, обследовать его и скрытую льдами береговую линию и выяснить, существует ли прямая связь между морями Росса и Уэдделла. Далее в задачу экспедиции входило получить подтверждение догадки о существовании горной цепи, тянущейся от Земли Виктории до моря Уэдделла.

6 октября 1911 г. «Дойчланд» покинуло Буэнос-Айрес. Среди его экипажа из 27 человек наряду с несколькими учеными — научным штабом экспедиции находилось и двое норвежцев — опытных полярников. На борту экспедиционного судна были упряжные собаки и выносливые маньчжурские пони.

Вскоре в покрытом льдами море Уэдделла Фильхнер в полной мере набрался столь же горького опыта, что и его предшественники.

Экспедиция разбила зимний лагерь прямо на ледовом шельфе. Однако не успели они еще толком закончить строительство дома, как он сполз в воду и скрылся в дрейфующих льдах вместе с огромным обломком глетчера. Некоторую часть строительных материалов удалось спасти, однако и новая попытка построить дом также потерпела неудачу. «Дойчланд» затерло дрейфующими льдами и целых девять месяцев она не могла освободиться из ледового плена.

Экспедиция Фильхнера не достигла поставленной цели, но на самом юге моря Уэдделла она открыла новую землю, названную именем кронпринца Луитпольда. Участники экспедиции провели важные наблюдения на береговой линии и обнаружили большой глетчер, получивший имя Фильхнера. В 1912 г. «Дойчланд» вернулось на родину.

В Хобарте, на Тасмании, готовился отправиться с экспедицией на Юг спутник Шеклтона Дуглас Моусон. 2 декабря 1911 г. «Аврора», ранее тюленебойное судно, вышла из Хобарта. Экспедиция имела научный характер, в ней приняли участие многие известные ученые. Как «Аврора», так и береговые группы были снабжены радиоаппаратурой, впервые используемой в антарктических экспедициях. В соответствии с планами на берег должны были высадить три отряда. Первый — на Маккуори, маленькую островную группу посередине между Землей Адели и Землей Королевы Мэри. В глубь материка должны были отправиться многочисленные санные группы, однако слухи, будто они намерены добраться до Южного полюса, Моусон решительно отвергал.

Экспедиция проделала огромнейшую работу по географической разведке материка и провела серьезнейшие научные исследования. Моусон и его спутники открыли и обследовали Землю Короля Георга V⁶ и обнаружили там среди прочего гигантские колонии пингвинов. Богатые находки ископаемой флоры и фауны однозначно доказали, что Антарктида отнюдь не всегда была погребена подо льдом. Покорив Южный магнитный полюс за четыре года до этого, Моусон теперь снова добрался до него, но на сей раз с запада Антарктики, а не от острова Росса, как в прошлый раз.

Когда «Аврора» вернулась, чтобы забрать участников экспедиции, Моусон был в санном походе. Пять человек остались дожидаться его. В результате всем им пришлось провести в Антарктике еще одну зимовку. Продолжать работы решила и группа, высаженная на Маккуори. Осенью 1913. г. обе группы благополучно вернулись домой.

В начале ноября 1911 г. в направлении на юг вышла из Сиднея также и японская экспедиция на судне «Каинан-мару». Японцы не имели никакого опыта путешествий в околополярных областях. Тем не менее экспедиция ставила перед собой цель покорить Южный полюс! Первоначальный ее план сводился к тому, чтобы опередить Скотта и использовать пролив Мак-Мердо как исходный пункт для штурма Южного полюса, достичь который они надеялись без особых трудностей. По разным причинам выйти из Токио «Каинан-мару» смогла лишь 29 ноября 1910 г., в тот самый день, когда Скотт покинул Новую Зеландию. Непогода и сложная ледовая обстановка в море Росса вынудили японцев повернуть назад, взять курс на Австралию и зайти в Сидней, чтобы основательно отремонтировать судно и оборудование. Снова вышли они в море, как уже было сказано, лишь в 1911 г.

В Японии экспедиция пробудила чувство национальной гордости и вызвала всеобщий подъём. Она должна была во всем блеске продемонстрировать миру величие этой страны. Все 27 участников экспедиции собственной кровью подписали контракт, в котором они клялись верой и правдой стоять друг за друга и сделать все, что в силах человека, и даже сверх того, чтобы достичь Южного полюса. Однако оснащение у них было несовершенное, а судно — не из лучших, конструкции не очень прочной, на ледовые сжатия отнюдь не рассчитанной. По-настоящему хороши на борту были только европейские приборы для научных исследований, однако это мало чему помогло, поскольку специальных знаний для их применения у экипажа явно не хватало. И все же 16 января 1912 г. «Каинан-мару» пробилась в Китовую бухту, и японцам представился случай совершить прогулку по Барьеру Росса, прежде чем судно снова унесло к северу вместе с дрейфующими льдами.

Второе пребывание в Буэнос-Айресе оказалось для капитана Нильсена и его людей особенно приятным. «Фрам» был полностью снабжен продовольствием, доставленным за счет дона Педро специально из Норвегии; приняли на борт и горючее — 50 тыс. л керосина, тоже за счет дона Педро. Однако восторженный аграрий этим не удовольствовался. Он закупил также парусину, тросы и прочий судовой инвентарь, так что в конце концов «Фрам» был полностью укомплектован более чем на год непрерывного дрейфа. Сверх того, дон Педро пообещал снарядить и послать в Китовую бухту вспомогательную экспедицию, если «Фрам» не появится к определенному сроку в Австралии.

Три недели стоянки в гавани прошли в погрузке на борт всего необходимого и подготовке судна к следующему витку вокруг Земли. Океанограф Александр Кучин и второй машинист Якоб Нёдтведт уехали на родину, экипаж пополнили новым матросом Й. Андерсеном, и утром 5 октября 1911 г. «Фрам» отправился в долгий путь к Южному материку.

Там, во «Фрамхейме», Руаль Амундсен все еще ожидал подходящих погодных условий для выступления в поход к полюсу. Весна уже настойчиво стучалась в двери. Обморожения были почти залечены. Хижину зимовщиков до самой крыши замело снегом, наружу выглядывали лишь труба да верхушка палатки, в которой хранился корм для собак. Сказать, что настроение в лагере существенно улучшилось, было бы явно неправдой. Руаль Амундсен был молчалив и замкнут, Яльмар Иохансен — раздражен и полон сомнений. 8 октября он пишет в своем дневнике:

Шеф теперь ко мне ни с чем не обращается. Только самые необходимые слова за столом, да еще когда я его сменяю на дежурстве при собаках. Он, видимо, вообще считает, что я больше не принадлежу к экспедиции.

Он смертельно обижен, ибо опозорился как командир. Он, который всю зиму так много говорил о том, что не может понять происходящее в английской экспедиции: постоянно у них там скверные отношения друг с другом.

Но сам он, конечно же, не тот человек, который может руководить такой экспедицией, как наша, хотя и считает себя им.

Мысли Яльмара Иохансена уносились за тысячи миль, через море, к «Фраму», который, вне всякого сомнения, пустился уже в долгий путь на юг, чтобы целой и невредимой доставить экспедицию обратно домой. На этом судне старый полярник провел счастливейшие годы своей жизни. Как и все, с кем вместе довелось ему плавать, Яльмар Иохансен чувствовал себя нерасторжимо связанным с «Фрамом».

А «Фраму», едва растаяли за кормой аргентинские берега, полагалось бы, по всем правилам, попасть прямо в пояс западных ветров. И он действительно попал в него, только вот ветров здесь не наблюдалось. Сутки напролет следили за облаками и барометром — никаких результатов; ветер не приходил. Правда, спустя неделю, западный ветер на несколько дней все же появился, но потом исчез окончательно. Остаток октября они шли, борясь либо со встречным, либо восточным, ветром. «Фрам» еле двигался. Машина все это время неустанно работала и днем, и ночью.

И в этом рейсе на борту тоже были домашние животные: 15 овец и столько же поросят.

Октябрь прошел, а ноябрь начался со свежего ветра — от зюйда к зюйд-осту. «Фрам» встрепенулся, побежал — 9,5 уз! Прошел день-другой. Все обещало, что так пойдет и дальше, но, увы, на третий день выяснилось, что обещания эти были пустыми. Примерно две трети пути восточным курсом в поясе западных ветров — от Буэнос-Айреса до Тасмании — «Фрам» постоянно шел круто к ветру то правым, то левым галсом.

За ветер боролись изо всех сил, снасти звенели от натуги, не выдерживая порою жесткого режима. Несколько раз рвались новые кливер-шкоты⁷, а однажды ночью лопнул форштаг⁸. Когда кливер-шкот порвался в последний раз, дул штормовой зюйд-ост, по морю гнались друг за дружкой огромные волны. «Фрам» шел весь в пене. Поставили все паруса, кроме бизани, потому что с ней судном управлять было трудно. Сдвоенный кливер-шкот подстраховали еще и добавочным стропом, однако ничего не помогло — все лопнуло, и кливер, резко щелкая, заметался на ветру. Люди мигом убрали грот и галф-топсель⁹, сорвали остатки кливера и поставили новый парус! Положение было спасено. Отыскали и «грешника». Им оказался рулевой: «Я с ним не справился, он развернулся на самом гребне!». Бедняга — ничего другого ожидать и не приходилось: «Фрам» давал добрых 10 уз!

13 ноября подошли вплотную к самому северному из островов Принс-Эдуард, а 18 ноября миновали остров Пингвин из островной группы Крозе в Индийском океане. Остров Кергелен увидели на этот раз далеко на севере. В «туманных пятидесятых» царила штилевая, прекрасная погода, туманы наползли лишь на 58° ю. ш. Так ноябрь 1911 г., несмотря на плохое начало, стал лучшим месяцем для «Фрама».

1 декабря при мертвой зыби, идя со скоростью 1,5 уз, «Фрам» взял курс к точке, расположенной несколько южнее 60° ю. ш. А в это время Руаль Амундсен и его спутники Олав Бьоланд, Хельмер Ханссен, Сверре Хассель и Оскар Вистинг преодолевали на 87°51′ ю. ш. глетчер Фанденс денсезаль (дьявольский танцзал). Они находились на 3200 м выше уровня моря и прошли уже более половины пути до Южного полюса!

Оскар Вистинг со своей собачьей упряжкой на Южном полюсе

С момента старта от «Фрамхейма» 20 октября 1911 г. прошел 41 день. За первые четыре дня экспедиция продвинулась на 160 км, до депо, заложенного на 80° ю. ш. Следующий дневной марш должен был составить 50 км. Амундсен ставил по всему маршруту маркировочные знаки в виде двухметровых снежных башен. В каждую закладывалась записка с номером башни и ее координатами. Всего вдоль маршрута люди построили 150 башен. Начиная с 81° ю. ш., их сооружали на каждом девятом километре.

От 84° ю. ш. до Южного полюса и обратно предстояло пройти около 1100 км. Амундсен решил заложить здесь депо, а провианта и снаряжения взять с собой только из расчета на 60 дней. 42 ездовые собаки были полны сил, однако назад к «Фрамхейму» их должно было вернуться лишь 12. Остальных 30 предполагалось забивать по пути и кормить ими оставшихся.

17 ноября экспедиция начала подъем вдоль глетчера Хейберга. Этот опаснейший участок пути они преодолевали чуть ли не ползком в течение четырех дней; прошли же за это время, преодолев множество опасных трещин и подъем высотой до 1700 м, в общей сложности 31 км. Наверху, на плато, на площадке, получившей меткое название Слактерн (бойня) были застрелены 24 собаки. Экспедиция продолжала свой путь с тремя санями и 18 собаками. После снежных бурь и морозов Дьявольского танцзала погода стала лучше. Температура поднялась до −21°C. Полагая, что так будет и дальше, Амундсен распорядился для облегчения саней оставить на одной из стоянок все меховые вещи. Для дополнительной защиты лица все захватили с собой только отрезанные от курток капюшоны.

Амундсен, Хансен, Хассель и Вистинг перед палаткой на Южном полюсе. Под норвежским флагом развевается на ветру красный вымпел с белыми буквами «Фрам» (фото Бьоланда)

7 декабря Амундсен и его люди достигли широты, на которой вынужден был повернуть обратно Шеклтон, и отметили это место норвежским флагом. Последние 160 км до Южного полюса прошли отсюда без задержки, при хорошей погоде. 14 декабря в 15.00, сняв показания счетчика на мерном колесе, Амундсен крикнул: «Стой!»

Итак, его честолюбивая цель была достигнута!

В первый раз люди ступили на географический Южный полюс¹⁰. Закоченелыми от холода руками пятеро норвежцев подхватили штангу с норвежским флагом и вогнали ее глубоко в снег, а Руаль Амундсен произнес при этом скромную и очень короткую речь:

Мы водрузили тебя, любимый наш флаг, на Южном полюсе Земли и даем плато, на котором он расположен, имя короля Хокона VII!

Амундсен позднее вспоминал:

Я не мог сказать, что достиг цели своей жизни, хотя и знал, какое глубокое впечатление произвели бы на всех эти мои слова. Это было бы, пожалуй, слишком сильно сказано и явно било бы на эффект. Я предпочел быть откровенным и совершенно открыто признаться, что ни одному человеку не доводилось, пожалуй, оказываться в таком положении, как я в данном случае: я стоял на Южном полюсе, а цель моих стремлений была диаметрально противоположная — Север! С малых лет меня всегда манил к себе Северный полюс, а я вот теперь нахожусь на Южном... Можно ли представить себе нечто более парадоксальное?

Расчетную точку Южного полюса очертили окружностью, для чего три человека пошли в трех разных направлениях. Один из них следовал прежним курсом, а двое других шли под прямым углом к нему, каждый в своем направлении. Диаметр круга, построенного таким образом, составлял 20 км.

Дальнейшие измерения показали, что до точного места полюса надо пройти еще 10 км вперед. 16 декабря на самом полюсе поставили маленькую шатровую палатку, сшитую на борту «Фрама» парусным мастером Рённе. Вершина шатра заканчивалась длинным четырехметровым штоком. На самом его верху развевался маленький норвежский флаг, а под ним — вымпел «Фрама». В палатке, окрещенной «Польхеймом», Руаль Амундсен оставил два письма: одно — его величеству королю Хокону, другое — Роберту Скотту, поскольку Амундсен предполагал, что именно Скотт первым после него достигнет этой точки.

17 ноября, от башни к башне, начался отход к «Фрамхейму». В сочельник участники экспедиции достигли главного депо на плато и устроили «праздничный пир» с кашей из растертого печенья. 1 января 1912 г. экспедиции Роберта Скотта и Руаля Амундсена, сами того не подозревая, прошли одна мимо другой на расстоянии около 160 км. Амундсен шел вниз от глетчера Хейберга, а Скотт преодолевал подъем на глетчер Бидмора, названный так Шеклтоном несколько лет назад.

6 января норвежцы достигли депо на 87°07′ ю. ш. и в хорошем темпе продолжили путь на север. 26 января в 4 ч Амундсен и четверо его спутников с двумя санями и 12 собаками пришли к «Фрамхейму». Расстояние от «Фрамхейма» до Южного полюса и обратно составило точно 2993 км. На все путешествие им потребовалось 99 дней — таким образом, они делали в среднем 30 км в день!

Передовой отряд британского наступления на Южный полюс стартовал 24 октября 1911 г. с базы в проливе Мак-Мердо, имея при себе двое исправных моторных саней. Через пять дней пришлось отправить обратно первые сани, Несколько дней спустя — и вторые. Мелкий, как пыль, снег снова и снова забивал все отверстия и препятствовал охлаждению двигателя.

1 ноября под руководством Роберта Скотта вышел главный отряд с собачьими упряжками и пони. Недели две спустя он настиг авангард, который из-за тяжелых саней не смог выдержать начальный темп.

Всю первую неделю декабря из-за неожиданно теплой погоды экспедиция Скотта боролась с сильными снежными заносами, особенно опасными в зоне со множеством трещин. Хуже всего чувствовали себя пони. Согласно плану собак должны были отправить назад, а лошадок — пострелять, как только экспедиция преодолеет Барьер и приступит к подъему на плато. Весь декабрь прокарабкались люди в верх по могучему глетчеру Бидмора. Теперь им приходилось самим тащить через трещины тяжелые сани.

3 января 1912 г. чуть южнее 87°43′ ю. ш. Скотт отправил назад остатки вспомогательной команды, а сам пошел дальше на лыжах вместе с Генри Р. Боуэрсом, Эдгаром Эвансом, Лоуренсом Э.Г. Отсом и Эдвардом Уилсоном. Все они, за исключением Боуэрса, были отменными лыжниками. 9 января британцы достигли самой южной отметки Шеклтона, а 13 января оставили позади 89° ю. ш. 16 января измерения показали, что до цели им осталось еще 33 км.

Полные напряжения, но в приподнятом настроении, приступили они к последнему этапу штурма. Но вдруг несколько часов спустя Боуэрс увидел нечто, резко контрастирующее с ослепительно белым ландшафтом: это был черный флаг на вершине снежной башни (башня была построена, когда норвежцы миновали 160° в. д.). Конец всем мечтам! Скотт и его люди поняли, что проиграли гонку к Южному полюсу! Деморализованные британцы расположились на ночлег, но заснуть никто не мог.

На следующий день в 18.30 (это была среда 17 января), через месяц после того, как отсюда ушли Амундсен и его люди, британцы достигли полюса. Измерения показали, что точка определена неточно и до истинного места полюса остается еще несколько километров. День спустя в этой истинной точке полюса они обнаружили маленькую палатку с развевающимися на флагштоке норвежским флагом и вымпелом «Фрама». Да, они были на полюсе, но не при таких условиях они ожидали оказаться здесь... В палатке, оставленной группой Амундсена, лежали два письма: одно—королю Хокону и второе, адресованное Скотту. Содержание его было следующим:

Дорогой капитан Скотт,
по всей вероятности, Вы будете первым, кто достигнет этих мест после нас, поэтому я хотел бы дружески попросить Вас переправить это письмо королю Хокону. Случись, что Вы сможете найти применение некоторым предметам, оставленным в палатке, пользуйтесь ими без колебании. Снаружи стоят сани. Буду очень рад, если они вам пригодятся.
С дружеским приветом и пожеланием
успешного возвращения преданный Вам

Руаль Амундсен

Скотт пишет в своем дневнике:

Итак, мы повернулись спиной к цели своих честолюбивых мечтаний и с горечью смотрим на предстоящие нам 1500 км, которые мы должны пройти, волоча за собой тяжелые сани. Прощайте, сладкие грезы! Великий Боже! Что это за ужасное место...

Из записей в дневнике явствует, что Скотт и остальные были крайне обескуражены тем фактом, что возвращаться на родину придется битыми! А ведь им предстоял еще долгий поход на север. И все же, едва ли только это — крах всех радужных планов, потеря воли и инстинкта самосохранения — могло в конце концов привести к трагедии всего в 240 км от опорного пункта в проливе Мак-Мердо. Однако, несомненно, именно это усугубило все их беды — цингу, обморожения, фатальную нехватку горючего и в заключение многодневную смертоносную снежную бурю: в палатке — мороз −40°C и ни глотка горячей воды, ни приличной еды.

Первым, 17 февраля, умер отличавшийся медвежьей силой Эдгар Эванс. Вскоре сильно обморозился Отс. К этому времени они находились уже перед самым Барьером.

Утром 17 марта, в день своего 32-летия, Отс покинул палатку, чтобы никогда больше не вернуться. «Пойду пройдусь. Может, немного задержусь», — лаконично бросил он на прощание.

21 марта снежная буря застала врасплох троих остальных, всего в 18 км от большого, на 1 т, депо на 79°28,5′ ю. ш. Последняя запись в дневнике Скотта датирована 29 марта 1912 г., когда бешеный шторм раздирал палатку в клочья. Наступившая вскоре новая полярная ночь накрыла темным пологом маленькую зеленую палатку с покоящимися в ней телами Скотта, Боуэрса и Уилсона¹¹.

Утром в сочельник 24 декабря 1911 г. «Фрам» встретился с первыми айсбергами. Погода была мглистая, туманная, в воздухе не было ни ветерка. В 17 ч застопорило мотор, и люди расселись за столом в кормовом салоне. Поскольку граммофон Амундсен забрал во «Фрамхейм», торжественные гимны на сей раз исполнялись под собственный судовой оркестр, состоящий из скрипки, мандолины и флейты. Тостов было хоть отбавляй.

В 22 ч мотор запустили снова, свободная вахта отправилась спать, а бодрствующая — на палубу. Ольсен прибрал, как обычно, свиное стойло — и сочельник на этом закончился.

Во второй половине дня 28 декабря на 75° ю. ш. они достигли кромки паковых льдов, и «Фрам» пошел на восток, оставляя льды с правого борта. От паковых льдов полосами отделялись дрейфующие льды и отдельные льдины, сдвигавшиеся тем плотнее, чем ближе судно подходило к цели. Над водой навис густой туман, хлопьями валил снег.

Два дня маневрировал «Фрам» между льдин вдоль кромки паковых льдов. Отзвенел старый год, начался новый. И те, кто рассчитывал на полуночное солнце, получили взамен него льды и снежное месиво — столь густую кашу, что «Фрам» порой не мог в ней продвигаться. Однако временами налетал свежий бриз и помогал им одолевать тягучий, как тесто, «ледяной ил». Так продолжалось, пока на 73° ю. ш. они не пробились наконец сквозь дрейфующие льды и вышли на открытую воду.

9 января 1912 г. они подошли вплотную к Барьеру. За ночь «Фрам» добрался до Китовой бухты, но пробиться к югу удалось только до 78°30′ ю. ш. — на 11 морских миль севернее, чем в прошлом году. Несколько часов судно отстаивалось под защитой восточного крыла Барьера. Нильсен собрался было послать на берег человека, однако из-за непогоды пришлось от этого отказаться. «Фрам» снова повернул в открытое море. На следующий день на берег все же высадили Гьертсена. Но и теперь стоять на месте «Фрам» не мог, а вынужден был галсировать вне бухты.

На другой день Гьертсен вернулся вместе с Преструдом, Иохансеном и Стубберудом, сообщившими, что Амундсен и остальные еще не вернулись. На судне все бурно радовались встрече, обнимались, смеялись. Но один вопрос продолжал тревожить моряков: достигли ли товарищи цели?

В последующие дни, смотря по погоде, «Фрам» то стоял у ледовой кромки, то уходил прочь из бухты. 16 января они были ошеломлены, когда увидели, как в бухту вошла и встала рядом с ними «Каинан-мару». На следующее утро к норвежцам прибыл капитан судна Комура, а в течение дня с ответным визитом побывали у японцев Нильсен и Преструд. 19 января подул сильный ветер, льды разогнало, и «Фрам» продвинулся в глубь бухты. В отличие от него, «Каинан-мару» обстановкой воспользоваться не сумела и была вытеснена из Китовой бухты вместе со льдами.

27 января вынужден был покинуть свою стоянку и «Фрам». Вновь пробиться в бухту удалось лишь через два дня. На сей раз судно продвинулось на 4′ дальше к югу, почти до «Фрамхейма». Первое, что они увидели, был развевающийся над Барьером большой норвежский флаг. Браво! Покорители Южного полюса вернулись! Капитан Нильсен дал гудок, и тут же к «Фраму» кинулись со всех ног восемь человек. Первым добежал Руаль Амунсен. Нильсен был столь непоколебимо уверен в успехе, что сразу даже не задал главный вопрос. Лишь поговорив о всевозможных других делах, он наконец поинтересовался:

— Ну, а на Южном полюсе Вы, разумеется, побывали?

Расстояние от судна до «Фрамхейма» было небольшое, поэтому оставшийся провиант, оборудование и 39 собак доставили на борт в течение нескольких дней. Если бы к тому времени бухта не освободилась ото льда, на всю эту погрузку потребовалось бы уже несколько недель/

30 января 1912 г. в 20.30 в густом тумане «Фрам» окончательно снялся со швартовов. Люди махали руками, посылая прощальный привет могучему Барьеру и своему верному «Фрамхейму»: «Спасибо тебе, старина!»

Уже на другой день после ухода из Китовой бухты все на борту было разложено по своим местам. Однако порядки на судне несколько изменились. Собаки, овцы и свиньи целый божий день носились по палубе, лаяли, блеяли, хрюкали, дрались друг с другом. Пустовавший целый год носовой салон снова наполнился людьми. У всех было что рассказать. Командиру — о своем походе, Преструду — о своих приключениях, Нильсену и Гьертсену — о плаваниях «Фрама». Однако времени на разговоры оставалось не так уж много. Амундсен тотчас же принялся сочинять телеграммы и доклады. Нильсен и Преструд переводили его труды на английский, после чего Амундсен самолично перепечатывал их набело на машинке. Все надлежало подготовить к приходу судна в Хобарт.

А пока что «Фрам» пробивался сквозь пояс паковых льдов несколько южнее 75° ю. ш. К северу от судна виднелись лишь одиночные рассеянные айсберги. Скорость была удручающе медленная, чуть больше 2 уз. Дул сильный северный ветер.

Спустя пять долгих недель, в полдень 7 марта, «Фрам» достиг наконец Хобарта на Тасмании. При входе в гавань на борт взяли лоцмана. Первый вопрос, который ему задали, касался, разумеется, «Терра Новы». Однако в ответ лоцман только покачал головой — о Скотте никто ничего не слышал. И все же Амундсен очень торопился. По его расчетам, «Терра Нова» тоже вполне могла уже прийти в Литтелтон. Конечно, он первым дошел до цели, однако считать гонку окончательно выигранной можно будет лишь тогда, когда сообщение о покорении Южного полюса дойдет до редакций газет, завладевших монопольным правом на его публикацию.

«Фрам» стал на якорь на внешнем рейде, отгородившись от всяких связей с землей. Вскоре вокруг него заюлили всякие маленькие лодчонки. Люди «Фрама» стояли у релингов и молча смотрели на них сверху вниз. Они получили строжайший приказ не раскрывать рта и не допускать никого на судно. Трапов по бортам, как заведено на стоянке в гавани, не было. Черный корпус «Фрама» резко выделялся на общем пестром фоне портовой жизни.

Спустя некоторое время Амундсен сошел на берег. Под мышкой у него была папка с телеграммами. Первым делом Он уведомил о прибытии в Хобарт брата Леона в Кристиании. Дождавшись ответа, 7 марта в 15.40 Амундсен послал ставшую знаменитой зашифрованную телеграмму:

Полюс достигнут 14 декабря 1911 г. Все в добром здравии.

Руаль Амундсен.

Телеграмма была срочно размножена и переправлена королю Хокону, Фритьофу Нансену и дону Педро Кристоферсену, а также норвежским газетам «Афтенпостен» и «Тиденс тейн», равно как и английской «Дейли кроникл», которой исключительное право на публикацию сообщения обошлось в круглую сумму — 2000 фунтов.

На следующее утро эта ошеломляющая новость трехмесячной давности появилась на первых полосах всех трех газет. Руаль Амундсен мог наконец облегченно вздохнуть в твердом убеждении, что действительно выиграл гонку за Южный полюс.

«Терра Нова» вернулась спустя три недели после прихода «Фрама». 1 апреля 1912 г. она вошла в гавань Акароа в Новой Зеландии, но без Скотта, и привезла с собой известие, подтверждающее, что гонку он проиграл¹².

В субботу 9 марта три названные газеты опубликовали первое подробное сообщение о походе к Южному полюсу. Сообщение состояло из 3000 слов и стоило Руалю Амундсену значительной суммы (8400 крон). Тогда это было целое состояние. На имя Амундсена пошли поздравительные телеграммы со всех концов света. Он бережно их хранил, а позднее переплел в отдельную книгу.

Всю первую неделю «Фрам» простоял недоступным для посетителей. Но когда на борт допустили публику и журналистов, запрет молчания с экипажа был снят. В последующие дни церкви служили благодарственные молебны, а город устраивал приемы и празднества в честь покорителей полюса.

Для Яльмара Иохансена экспедиция закончилась полным крахом. Амундсен не счел нужным извиниться даже теперь, когда все давно прошло и экспедиция закончилась победой. Более того, он воспользовался первым подходящим предлогом, чтобы рассчитать Иохансена и отправить его домой на грузовом пароходе. Однако Яльмар Иохансен испытал от этого даже своеобразное чувство облегчения. Он и сам желал покинуть «Фрам». Амундсену же снова пришлось беспокоиться об оправдании своих действий, и в первую очередь из-за того, что Иохансен прибыл в Норвегию первым. Необходимо было устроить так, чтобы его записки вообще никто не принял к печати.

Самое худшее, в чем Амундсен мог обвинить Иохансена, был мятеж. Именно это и сделал он в телеграмме президенту Норвежского географического общества в Кристиании О.Й. Скаттуму с просьбой пресечь пока всякие возможные разговоры о возвращении Иохансена. Никакой информации об этом не должна была получать и пресса. Всю эту операцию необходимо вести по возможности скрытно, самого же Иохансена от любых официальных мероприятий следует отстранять.

13 марта 1912 г. Амундсен пишет из Хобарта Фритьофу Нансену:

Снова и снова пытаюсь я подобрать слова, чтобы выразить Вам свою благодарность, но тщетно. Словами этого выразить нельзя. Своим именем Вы ручались за мои поступки. Своим авторитетом Вы подавляли самых несговорчивых людей. Я глубоко чувствовал, что Вы хотели мне помочь и часто, очень часто это было именно так, особенно когда возникали проблемы.

К сожалению, мое письмо доставит Вам не только добрые вести. Я был вынужден списать на берег Иохансена. Его поведение на борту с первого момента было неприятно всем остальным. Во время зимовки он по любому поводу отказывался подчиняться, и мне пришлось поэтому отстранить его от участия в походе к Южному полюсу. Это только подлило масла в огонь. По нашем прибытии сюда он напился, затеял ссору со своими приятелями, мешая им работать. Чтобы установить согласие на борту, я и вынужден был принять крайние меры...

«Фрам» еще стоял в Хобарте, когда туда ненадолго зашло направляющееся на Юг судно Моусона «Аврора». По просьбе Моусона Амундсен передал его экспедиции 21 из своих собак, оставив себе тех, что были с ним на полюсе, да несколько щенков — всего 18. Пребывание в порту было использовано для проверки судового винта и переборки мотора. Кроме того, срастили треснувший примерно посередине марсарей, поскольку новый достать не сумели.

20 марта «Фрам» снялся с якоря и покинул Тасманию. Местом назначения снова был Буэнос-Айрес, где судно предстояло оснастить для предстоящего дрейфа через Северный Ледовитый океан. Амундсена на борту не было, он отправился в Австралию, чтобы начать свое лекционное турне. Позднее он собирался выступить с лекциями также и в Новой Зеландии, а оттуда в соответствии с планом вернуться в Южную Америку, и в Монтевидео снова взойти на борт «Фрама».

«Фрам» шел медленно, хотя и находился в поясе западных ветров. 4 апреля, в святой четверг, пересекли 180° долготы, отсчет времени пришлось перевести на сутки назад. Таким образом, люди отметили один за другим сразу два святых четверга!

В первый день пасхи, 7 апреля, посвежело. Сильный норд-вест сменился штормом. На большой скорости шли до самых Фолклендских островов.

6 мая при хорошей погоде миновали мыс Горн, а 22 мая «Фрам» достиг Монтевидео, где принял на борт Амундсена, прибывшего сюда лишь за несколько часов до этого. Потом пошли дальше, на Буэнос-Айрес, куда и прибыли на следующий день. Прием, ожидавший их на этот раз, показал, что популярность экспедиции за последние месяцы существенно возросла.

7 июня 1912 г., во вторую годовщину отплытия из Кристиании, большинство экипажа отправилось домой в отпуск, сам же Амундсен остался в дачной резиденции дона Педро, чтобы на прохладе, под пальмами, закончить свою книгу о покорении Южного полюса. В начале июля выехал в Норвегию и он.

Весь год «Фрам» простоял в Буэнос-Айресе, ожидая следующего этапа экспедиции. С 7 июня 1910 г. он два с половиной раза обошел вокруг Земли! За это время он оставил за кормой 54 тыс. морских миль — два года почти непрерывного плавания с минимальным числом дней стоянки. Счастливо тебе, «Фрам»!

Примечания

*. «Не в курсе дела» (англ.).

1. Перты — тросовые подвески под реями, на которые становятся матросы при креплении парусов.

2. Лисель — парус, употребляемый в помощь прямому парусу при попутном ветре.

3. Трюмсель — летучий парус (используемый только при слабом ветре).

4. Амундсен писал в своем дневнике: «Мои знания о Барьере Росса были почерпнуты из книг, но я изучил литературу об этой области так хорошо и тщательно, что когда впервые столкнулся с этим могучим массивом, мне показалось, что я знаю его уже много лет».

5. Здесь станция — место в океане, где проводятся океанологические и попутные метеорологические наблюдения.

6. Земля Короля Георга V — Берег Георга V на современной карте.

7. Кливер-шкоты — снасть для растягивания шкотового угла кливера — косого треугольного паруса, устанавливаемого впереди фок-мачты.

8. Форштаг — снасть стоячего такелажа, расположенная в диаметральной плоскости судна и поддерживающая мачты, стеньги и другие рангоутные деревья, относящиеся к носу судна.

9. Галф-топсель — треугольный парус, поднимаемый сверху контра-бизани (паруса, поднимаемого на бизань-мачте) к топу (верхнему концу) крюйс-брам-стеньги.

10. Победа Амундсену далась нелегко. Последние километры пути до полюса норвежцы шли из последних сил. У них опухли лица, руки и ноги были обморожены. Однако нельзя не признать, что во многом успех Амундсена определялся тем, что он лучше подготовился к походу, сделал главную ставку на собак, рациональнее выбрал маршрут и расположил вспомогательные базы, математически точно рассчитал потребность в продовольствии. Скотт отправился в путь позже Амундсена, попал в полосу циклонов, что заставляло его чаще останавливаться, шел более длинным путем. Однако поход экспедиции Скотта дал науке больше.

11. Палатку Р. Скотта отыскал спустя 8 мес. отряд Э. Аткинсона. Она находилась, согласно [2], на 79°50′ юж. ш. в 11 км от вспомогательного склада.

12. Почти год мир ничего не знал о трагедии, которой завершился поход Скотта. Участникам его экспедиции, которые находились на главной базе — полуострове Росса, стало ясно о гибели полюсной группы еще в марте 1912 г. Только в феврале 1913 г. «Терра Нова» прибыла в Новую Зеландию с печальной вестью.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница