Глава XI

Подходила половина сентября, и путешественники надѣялись скоро достигнуть западнаго берега. Подъемъ вверхъ прекратился, начинался спускъ, правда, очень отлогій, волнообразный, мало замѣтный простымъ глазомъ. По вычисленіямъ, которыя очень аккуратно дѣлалъ Дитрихсенъ, имъ оставалось до берега не болѣе 120 миль, хотя они все еще находились на высотѣ болѣе 8000 ф. надъ поверхностью моря.

— Завтра, навѣрно, увидимъ землю, — утѣшали они сами себя, ложась спать; но и завтра, и послѣзавтра передъ ними тянулась все та же необозримая снѣжная равнина безъ малѣйшихъ признаковъ какой-либо перемѣны.

Лицо Равны начало вытягиваться.

— Я старый лапландецъ, — заявилъ онъ наконецъ, — старый, глупый человѣкъ, но я увѣренъ, что мы никогда не доберемся до берега!

— Это правда, Равна, — совершенно серьезно отвѣчалъ Нансенъ: — вы старый, глупый человѣкъ.

— Что? это правда, что я глупый, старый? — переспросилъ Равна и разразился громкимъ смѣхомъ; по-видимому, онъ принялъ подтвержденіе своихъ словъ за комплиментъ...

Въ другой разъ Балто спросилъ нетерпѣливо:

— Почему вы можете знать, сколько намъ осталось, и сколько всего миль отъ одного берега до другого, когда никто никогда здѣсь не ходилъ?

Ему трудно было объяснить, какимъ путемъ производятся вычисленія; но когда ему показали карту страны, онъ какъ будто началъ нѣсколько понимать, въ чемъ дѣло.

17 сентября вечеромъ термометръ не спустился до нуля, — признакъ, что путешественники уже далеко оставили за собой вершины плато. Въ этотъ день они были обрадованы появленіемъ птички, этого перваго вѣстника близости земли, не покрытой снѣгомъ. Почва замѣтно понижалась, вѣтеръ былъ попутный, и они рѣшили ускорить путь, опять привязавъ къ санямъ паруса. Нансенъ, Свердрупъ и Христіансенъ соединили вмѣстѣ свою пару саней, другая пара предоставлена была остальнымъ, пятыя сани имъ давно пришлось бросить на дорогѣ, такъ какъ онѣ оказались слишкомъ тяжелыми. Пока сани связывали и прикрѣпляли къ нимъ парусъ, онѣ увязли въ снѣгу и, несмотря на довольно сильный вѣтеръ, натягивавшій парусъ, не могли сдвинуться съ мѣста. Тогда путешественники впряглись въ нихъ и потащили ихъ. Сани сдвинулись, вѣтромъ ихъ погнало впередъ, еще минута — всѣ три возницы были опрокинуты и лежали на снѣгу. Они безъ труда поднялись и повторили ту же попытку во второй разъ, — результатъ оказался тотъ же. Тогда они рѣшили устроиться такимъ образомъ: Свердрупъ на своихъ лыжахъ долженъ былъ бѣжать передъ санями, держась за шестъ, прикрѣпленный къ санямъ на подобіе оглобли, а Нансенъ и Христіансенъ бѣжали тоже на лыжахъ, держась за сани сзади.

Христіансенъ бросилъ сани, находя, что безопаснѣе не прицѣпляться къ нимъ, и Нансенъ одинъ держался за нихъ.

«Наше судно, — пишетъ Нансенъ, — бѣжало по снѣжнымъ волнамъ и рытвинамъ такъ быстро, что духъ захватывало. Сани скрипѣли и, казалось, готовы были развалиться на куски, перелетая съ одного ухаба на другой. Мнѣ было очень трудно держаться за нихъ и бѣжать на лыжахъ. Почва стала вдругъ круто понижаться. Сани летѣли все быстрѣе и быстрѣе: казалось, онѣ едва касаются земли. Прямо передо мной торчалъ конецъ лыжи, которая была привязана къ санямъ, чтобы соединить ихъ вмѣстѣ. Я никакъ не могъ отодвинуть отъ себя этотъ конецъ, а между тѣмъ онъ постоянно задѣвалъ за мои лыжи. Долго боролся я съ этимъ злополучнымъ концомъ, между тѣмъ какъ Свердрупъ весело бѣжалъ впереди, воображая, что мы спокойно пристроились на задкѣ саней. Наше судно летѣло необыкновенно быстро; клубы снѣга поднимались вокругъ насъ и окружали насъ точно облакомъ, скрывая отъ насъ товарищей. Вдругъ топоръ, лежавшій наверху нашего багажа, отвязался и грозилъ свалиться. Я подвинулся впередъ и старался уложить его; но въ эту минуту торчавшій конецъ лыжи попалъ мнѣ подъ ноги, и я упалъ, безпомощно глядя на наше парусное судно, летѣвшее внизъ по наклонной плоскости и скрывавшееся за снѣжными клубами. Весьма непріятно было наблюдать, какъ быстро уменьшалось оно. Я чувствовалъ, что нахожусь въ очень глупомъ положеніи, лежа такимъ образомъ на снѣгу; впрочемъ, я скоро оправился и бодро пустился впередъ по слѣдамъ саней, которыя уже скрылись изъ виду».

Спускъ съ горы

Скоро ему стали попадаться разныя вещи, которыя вывалились изъ саней, и этихъ вещей набралось такъ много, что онъ не могъ удержать ихъ въ рукахъ. Ему пришлось сѣсть на снѣгъ и терпѣливо ждать, когда подойдутъ остальные товарищи. Со вторыхъ саней вывалилось также не мало вещей; надо было возвращаться разыскивать ихъ, и прошло добрыхъ два часа, пока вся компанія снова соединилась. Свердрупъ разсказывалъ, что ему было очень легко и пріятно бѣжать впереди саней. Парусъ мѣшалъ ему видѣть, что дѣлается сзади; онъ былъ увѣренъ, что его товарищи спокойно сидятъ въ саняхъ, и удивлялся только, что не слышитъ ихъ голосовъ. Онъ сталъ окликать ихъ, заговаривать съ ними, но не получалъ отвѣта. Это молчаніе встревожило его; наконецъ, онъ повернулъ сани противъ вѣтра и обошелъ кругомъ, чтобы посмотрѣть, что сдѣлалось съ его спутниками. Оба они исчезли безслѣдно: вдали, среди снѣжной равнины виднѣлась только какая-то небольшая черная точка — и ничего больше. Свердрупъ спустилъ парусъ, что было дѣломъ нелегкимъ при сильномъ вѣтрѣ, и усѣлся ждать. Долго пришлось ему просидѣть такимъ образомъ, сильно волнуясь за судьбу товарищей, пока они наконецъ подошли къ нему.

Послѣ этого сани хорошенько связали, скрѣпили багажъ, закусили и снова отправились въ путь. Хотя Свердрупъ находилъ роль возницы очень пріятною, но она представляла немалую опасность. Стоило человѣку не удержаться на ногахъ и упасть, — тяжело нагруженныя сани наѣхали бы на него и раздавили бы его. Рѣшено было, что этой опасности будутъ подвергаться всѣ поочередно; остальные держались за веревки, привязанныя къ задкамъ саней, и такимъ образомъ быстро неслись впередъ. Почва продолжала спускаться длинными террасами; сильный вѣтеръ подгонялъ сани. Подъ вечеръ вдругъ раздался голосъ Балто:

— Земля! Земля!

И дѣйствительно, сквозь снѣжную пыль слабо вырисовались къ западу очертанія темной гряды горъ. Можно себѣ представить, какъ обрадовались наши путники! Та цѣль, къ которой они стремились, была, наконецъ, у нихъ въ виду.

Они повернули нѣсколько на сѣверъ и направились въ ту сторону, гдѣ виднѣлась земля. Впрочемъ, снѣгъ скоро скрылъ ее отъ ихъ глазъ. Вѣтеръ подгонялъ сани впередъ, и они быстро подвигались, ничего не различая, кромѣ снѣга и снѣга со всѣхъ сторонъ. Солнце сѣло, вечеръ былъ довольно теплый. Нансенъ управлялъ первыми санями. Они неслись съ пригорка на пригорокъ, какъ вдругъ Нансенъ замѣтилъ что-то черное въ нѣсколькихъ шагахъ отъ себя. Онъ принялъ это сначала за простую яму въ снѣгу; но, пробѣжавъ еще нѣсколько шаговъ, быстро повернулъ въ сторону и поставилъ сани противъ вѣтра; то, что онъ принималъ за яму, оказалось широкою пропастью, куда свободно могли провалиться и сани, и всѣ люди.

Послѣ этой первой трещины стали часто попадаться и другія. Свердрупъ снова запрягся въ сани, а Нансенъ съ шестомъ въ рукахъ шелъ на своихъ лыжахъ впереди, осматривая и ощупывая дорогу. Поздно ночью, изнеможенные усталостью до того, что не могли развести огонь и приготовить себѣ пищу, остановились путники на ночлегъ. Взошла луна, и при ея свѣтѣ они снова увидѣли ту же цѣпь горъ, теперь уже гордо поднимавшую къ небу свои вершины.

На слѣдующее утро, когда они выглянули изъ палатки, глазамъ ихъ отрылась вся мѣстность къ югу отъ бухты Готхаба: это была гористая страна, изрѣзанная глубокими долинами и темными ущельями.

«Мы сидѣли, смотрѣли на нее и радовались, точно дѣти, — пишетъ Нансенъ. — Мы всматривались въ причудливыя очертанія долинъ и напрасно искали глазами моря. Передъ нами разстилался красивый ландшафтъ, дикій и величественный, вродѣ западнаго берега Норвегіи. На вершинахъ сверкалъ свѣжевыпавшій снѣгъ, между горами чернѣли ущелья. За этими горами скрывались фіорды, которые мы пока видѣли только воображеніемъ. Дойти до Готхаба по этой странѣ казалось намъ пустякомъ».

А между тѣмъ слѣдующіе дни пути были нисколько не легче предыдущихъ. Безпрестанно попадались трещины; вѣтеръ смелъ снѣгъ съ нѣкоторыхъ скатовъ, такъ что они были страшно скользки, и намелъ цѣлые сугробы въ другихъ мѣстахъ. Вечеромъ, на другой день послѣ того, какъ имъ открылась земля, они вдругъ напали на маленькое озерко воды. Послѣ цѣлаго мѣсяца жажды, которую они могли утолять лишь нѣсколькими глотками талаго снѣга, найти настоящую воду и пить ее, сколько угодно, — это было истинное наслажденіе.

«Мы припали къ озерку, — говоритъ Нансенъ, — и пили до того, что чувствовали, какъ желудки наши раздулись».

Нансенъ въ трещинѣ ледника

Они направили свой путь прямо къ бухтѣ Амералику. Почва была неровная, трещины попадались на каждомъ шагу и иногда представляли такую сплошную сѣть, черезъ которую невозможно было пробраться. Приходилось возвращаться назадъ и искать обхода.

Обыкновенно Нансенъ и Свердрупъ бѣжали на своихъ лыжахъ впередъ развѣдывать дорогу; а остальные подвигались за ними, то привязывая къ санямъ паруса, то таща ихъ на себѣ.

Въ одинъ изъ этихъ дней, когда цѣль казалась близкою, почти достигнутою, Нансенъ едва не погибъ: онъ не замѣтилъ трещины, которая сверху была прикрыта рыхлымъ снѣгомъ. Ноги его съ привязанными къ нимъ лыжами провалились, и онъ повисъ надъ бездною, удерживаясь локтями и хватаясь за шестъ, который успѣлъ положить поперекъ провала. Свердрупъ убѣжалъ впередъ, остальные товарищи были далеко позади, — никто не могъ подать ему помощи. Съ неимовѣрными усиліями удалось ему подняться на локтяхъ и достать ногой до выступа, на которомъ могла уставиться лыжа.