Глава XII
24 сентября путники достигли, наконецъ, твердой земли. Утромъ Нансенъ, отправившись впереди отряда, первый вбѣжалъ на откосъ, съ котораго открывался видъ на красивое горное озеро, покрытое слоемъ льда, и на ущелье, по которому бѣжала рѣчка, вытекавшая изъ озера. Вся партія собралась и съ восторгомъ привѣтствовала виднѣвшуюся землю. Спускъ съ откоса былъ очень крутъ; но всѣ были такъ радостно настроены, что не замѣчали трудностей и весело бѣжали впередъ со своими санями. Вскорѣ они очутились на замерзшемъ озерѣ, и «внутренній ледъ» остался позади нихъ. Перебѣжавъ озеро, ледъ котораго трещалъ подъ тяжестью саней, они очутились въ долинѣ, на берегу рѣчки.
«Словами нельзя описать тѣхъ чувствъ, которыя волновали насъ, — говоритъ Нансенъ, — когда мы снова ощутили подъ ногами землю и камни, того блаженства, съ какимъ мы ступали по мягкому ковру вереска и вдыхали чудный запахъ травъ и мху. «Внутренній ледъ» лежалъ позади насъ; холодное, сѣрое ледяное поле спускалось къ озеру; передъ нами разстилалась плодородная земля. Насколько хваталъ глазъ, мы видѣли холмы и пригорки, покрытые зеленью. По этой землѣ лежалъ нашъ путь до самаго фіорда».
Мрачное лицо Равны сіяло радостью. Онъ, бѣдняга, давно уже отказался отъ всякой надежды ощущать подъ ногами твердую почву.
Пообѣдавъ и доставивъ себѣ удовольствіе полежать на мягкомъ верескѣ, путешественники уложили часть багажа въ сани, тщательно укрыли его брезентомъ и поставили въ укромномъ мѣстечкѣ подъ скалой. Остальныя, наиболѣе необходимыя вещи они раздѣлили на шесть равныхъ частей, навьючили себѣ на спины и отправились внизъ по долинѣ. Хотя вьюки были тяжелые, а дорога каменистая, неровная, но они бодро шагали впередъ.
— Какъ здѣсь чудно пахнетъ! — нѣсколько разъ съ восторгомъ замѣчалъ Равна: — точно у насъ въ Финмаркенѣ, на хорошихъ оленьихъ пастбищахъ!
Въ этотъ вечеръ, остановившись на ночлегъ, путешественники развели у входа въ палатку большой костеръ изъ сухого вереска и наслаждались яркимъ блескомъ огня, при свѣтѣ котораго весело поужинали.
Послѣ ужина тѣ изъ нихъ, которые курили, набили свои трубочки, за неимѣніемъ табаку, травою, и закурили ихъ; всѣ растянулись на землѣ вокругъ костра. Сознаніе, что цѣль достигнута, что «внутренній ледъ» пройденъ, наполняло сердца ихъ. гордою радостью. Пламя костра поднималось къ небу, на которомъ играло сѣверное сіяніе; полный мѣсяцъ медленно выплывалъ изъ-за горы. Воздухъ былъ теплый, точно лѣтнею ночью. Свердрупъ увѣрялъ, что никогда въ жизни не видалъ такого чуднаго вечера, никогда не чувствовалъ себя такимъ счастливымъ. И всѣ испытывали то же. Даже мрачный Равна разговорился.
— Мнѣ нравится западный берегъ, — толковалъ онъ. — Старому лапландцу хотѣлось бы пожить здѣсь: тутъ должно быть много оленей, — это мѣсто совсѣмъ, какъ наши финмаркенскія горы.
Дѣйствительно, подвигаясь дальше на западъ,, путники встрѣчали несомнѣнные слѣды оленей. Вскорѣ имъ стали попадаться разныя птицы, а въ кустахъ пробѣгали зайцы. Они занялись охотой и съ наслажденіемъ ѣли свѣжее мясо взамѣнъ тѣхъ сухихъ консервовъ, которыми принуждены были такъ долго питаться. Чѣмъ дальше на западъ они подвигались, тѣмъ растительность становилась богаче и разнообразнѣе. Берега рѣчекъ, вдоль которыхъ они шли, были покрыты кустами ольхи и ивы вышиной въ человѣческій ростъ. Ольха сохраняла еще зеленую листву, а листья ивы пожелтѣли и сморщились, вѣроятно, вслѣдствіе раннихъ ночныхъ морозовъ. Озера, встрѣчавшіяся имъ на пути, были покрыты болѣе или менѣе крѣпкой ледяной корой; но погода стояла днемъ теплая, даже жаркая, а ночью свѣжая, какъ у насъ въ сентябрѣ. Наконецъ, послѣ трехдневнаго пути, съ тяжелыми вьюками на спинѣ, путники съ вершины одного пригорка увидѣли синія воды бухты, неширокаго залива, глубоко врѣзавшагося въ землю. Въ этотъ заливъ впадала неглубокая рѣчка съ большими песчаными отмелями около устья. Слѣдуя по ея теченію, они подошли близко къ бухтѣ и нашли очень удобное мѣстечко для стоянки. Съ востока большая скала защищала ихъ отъ холоднаго вѣтра, дувшаго съ ледника; лужайка густо поросла верескомъ и мхомъ, и въ нѣсколькихъ шагахъ находилось небольшое озеро.
Съ наслажденіемъ сбросили они съ себя тяжелую ношу и, растянувшись на мягкой землѣ, стали обсуждать, какъ продолжать путь. Готхабъ долженъ былъ лежать миляхъ въ 50 отъ того мѣста, гдѣ они находились, на сѣверной сторонѣ бухты, но добраться туда сухимъ путемъ было невозможно, такъ какъ береговая полоса, насколько они могли осмотрѣть ее съ горы, вся состояла изъ крутыхъ скалъ и нагроможденныхъ камней. Надобно было построить лодку и попробовать водяной путь.
О сооруженіи большой лодки, которая сдержала бы всѣхъ ихъ да еще и багажъ, нечего было думать: рѣшили раздѣлиться на двѣ партіи. Нансенъ и Свердрупъ должны были одни отправиться въ маленькой лодочкѣ, и, пріѣхавъ въ Готхабъ, устроить переправу остальныхъ; а эти остальные брались перенести къ мѣсту стоянки багажъ, оставленный ими на пути, и ждать на этомъ мѣстѣ вѣстей изъ Готхаба.
Свердрупъ съ помощью Балто немедленно принялся мастерить лодку. Онъ сдѣлалъ остовъ ея изъ вѣтвей ивы, а подъ ними натянулъ парусину, прежде замѣнявшую полъ въ ихъ палаткѣ. Весла онъ устроилъ изъ бамбуковыхъ палокъ, къ которымъ крѣпко-накрѣпко привязалъ вилообразные сучья деревьевъ съ парусиной, натянутой между вилами. Вся лодка имѣла около трехъ съ половиной аршинъ длины, до двухъ аршинъ ширины и вершковъ четырнадцать глубины.
Лапландцы съ Дитрихсеномъ и Христіансеномъ отправились за багажомъ, прежде чѣмъ постройка этого суденышка была окончена. Нансену и Свердрупу предстоялъ не малый трудъ спустить его на воду и провести по рѣчкѣ къ бухтѣ. Оказалось, что рѣчка была покрыта песчаными отмелями, такъ что въ концѣ концовъ не лодка везла путешественниковъ, а они сами должны были тащить ее, шагая по песчаному дну.
Цѣлый день они провозились такимъ образомъ, пока, наконецъ, спустили лодку въ воду залива. Лодка оказалась мало вмѣстительнымъ и довольна валкимъ суденышкомъ съ необыкновенно неудобными сидѣньями изъ бамбуковыхъ тросточекъ. Долго потомъ Нансенъ не могъ безъ содроганія вспомнить о томъ, какъ мучительно было сидѣть на этихъ тросточкахъ по нѣскольку часовъ подъ рядъ. Кромѣ того, вода пробивалась сквозь парусинное дно лодки, и ее постоянно приходилось вычерпывать большой ложкой, за неимѣніемъ болѣе подходящаго черпака. Несмотря на это, друзья весело плыли къ устью залива, утѣшаясь тѣмъ, что снова видятъ передъ собой открытое море, и скоро, очень скоро вернутся въ общество людей. Около прибрежныхъ скалъ летало множество чаекъ, и у путешественниковъ текли слюнки при видѣ этой дичи. Долго не удавалось имъ застрѣлить ни одной птицы. Но когда Нансенъ попалъ, наконецъ, въ одну изъ чаекъ и она упала, къ ней слетѣлась цѣлая стая другихъ: чайки очень любопытныя птицы, — имъ, вѣроятно, хотѣлось изслѣдовать, почему упала ихъ подруга; но это изслѣдованіе стоило жизни многимъ изъ нихъ, и путешественники сдѣлали значительный запасъ свѣжаго мяса.
«Трудно описать словами, — разсказываетъ Нансенъ, — наслажденіе двухъ дикарей, которые сидѣли въ этотъ вечеръ, на сѣверномъ берегу фіорда Амералика, запускали руки въ горшокъ съ варившимся мясомъ, вытаскивали оттуда птицу и отправляли ее по кусочкамъ въ свои голодные желудки. Огонь нашего костра казался почти блѣднымъ при свѣтѣ чуднаго сѣвернаго сіянія. Все небо было объято пламенемъ съ южной и съ сѣверной стороны; волны свѣта то надвигались, то снова отступали; вдругъ по небу проносился словно какой-то вихрь, гнавшій передъ собой пламя прямо къ зениту, — тамъ вспыхивалъ настоящій пожаръ, который почти ослѣплялъ глаза зрителя. Затѣмъ буря какъ бы прекращалась, свѣтъ медленно погасалъ; оставалось лишь нѣсколько неясно очерченныхъ огненныхъ пятенъ, которыя плавали по небу, усѣянному звѣздами. А тамъ, подъ нами, лежали холодныя, безстрастныя волны фіорда, темнаго и глубокаго, опоясаннаго стѣною крутыхъ скалъ и грозныхъ горъ».
Слѣдующій день имъ почти весь пришлось отдыхать, такъ какъ поднялся сильный вѣтеръ, и они не рѣшились бороться съ бурнымъ моремъ въ своей утлой лодочкѣ.
1 октября погода прояснилась. Съ ранняго утра они усердно работали веслами, а послѣ полудня устроили себѣ такой обѣдъ, о которомъ долго потомъ не могли вспомнить безъ смѣха. Въ томъ мѣстѣ берега, къ которому они пристали, было очень много ягоды водяники. Поѣвъ вареныхъ чаекъ и гороховаго супа на бульонѣ изъ тѣхъ же птицъ, они набросились на ягоды съ жадностью людей, не видавшихъ много недѣль никакой свѣжей растительной пищи.
«Сначала, — разсказываетъ Нансенъ, — мы ѣли ягоды стоя; потомъ, когда устали стоять, мы ѣли ихъ сидя; наконецъ, когда и эта поза показалась намъ утомительной, мы разлеглись и продолжали ихъ ѣсть лежа. Пока мы обѣдали, поднялся сильный сѣверный вѣтеръ, и намъ невозможно было продолжать путь. Поэтому ничего больше не оставалось, какъ лежать и ѣсть ягоды. Подъ конецъ намъ стало уже лѣнь срывать ихѣ руками, — мы поворачивали головы и срывали ихъ губами, пока не уснули, Мы проспали до вечера, а когда проснулись, большія, черныя, сочныя ягоды висѣли около самыхъ нашихъ ртовъ, такъ что мы опять стали ѣсть ихъ, пока снова не уснули. Я до сихъ поръ не могу понять, какъ такое обжорство прошло намъ даромъ, какъ оба мы не заболѣли разстройствомъ желудка. На самомъ же дѣлѣ мы чувствовали себя прекрасно и въ часъ ночи, когда вѣтеръ спалъ, съ усиленной энергіей взялись за весла. Мы плыли вдоль совершенно темныхъ береговъ. Вода сіяла фосфорическимъ блескомъ, такимъ яркимъ, какой рѣдко встрѣчается даже въ тропическихъ моряхъ. Лопасти нашихъ веселъ свѣтились точно расплавленное серебро, и прикосновеніе ихъ къ темной водѣ оставляло за собой слѣдъ — длинную, блестящую полосу, тянувшуюся за нашей лодкой».