Глава XI

8-го апрѣля путники повернули къ юго-западу, окончательно отказавшись отъ надежды достигнуть полюса. Въ томъ новомъ направленіи, какого они стали держаться, ледъ оказался значительно лучше. Гряды ледяныхъ холмовъ чередовались съ довольно большими пространствами ровнаго льда и шли по большей части съ сѣверо-востока на юго-западъ, такъ что путникамъ можно было не пересѣкать ихъ, а идти вдоль нихъ. Одно, что сильно задерживало ихъ и доставляло имъ много хлопотъ, были трещины, канавы и полыньи, безпрестанно попадавшіяся имъ. Иногда эти трещины были покрыты тонкимъ слоемъ льда, который проламывался подъ тяжестью саней; собаки проваливались, сани тоже, люди по колѣно въ водѣ вытаскивали ихъ и шли дальше, предоставляя мокрому платью замерзать на себѣ. Морозы стали легче; послѣ всего испытаннаго путниками 25-градусный морозъ казался имъ пустякомъ; а когда погода сдѣлалась еще теплѣе, Нансенъ писалъ:

«Какое наслажденіе путешествовать при такой мягкой погодѣ: всего 11 градусовъ, — можно дѣлать, что хочешь: не страшно работать голыми руками; безъ ужаса думаешь о томъ, что надобно застегнуть пуговицу. Опять можно шевелить искалѣченными, замерзлыми пальцами и не чувствовать боли отъ прикосновенія къ нимъ!»

Солнце сильно припекало; они нарочно разставляли палатку на солнцѣ и не только не дрожали въ своемъ мѣшкѣ, но даже иногда находили, что въ немъ жарко спать.

Эта теплая погода имѣла и свою невыгодную сторону. Тонкій ледъ и снѣгъ на трещинахъ таяли, и эти трещины нерѣдко превращались въ широкія канавы, даже въ цѣлыя озера; переправа черезъ нихъ съ каждымъ днемъ становилась все труднѣе и труднѣе. Нансену приходилось дѣлать нѣсколько верстъ по берегу такой трещины и часто возвращаться назадъ, не найдя никакого перехода. Тогда не оставалось ничего иного, какъ остановиться на ночлегъ около нея и ждать или мороза, который сковалъ бы поверхность трещины, или движенія льда, который затеръ бы ее.

«Досадно бывало, — пишетъ Нансенъ, — когда какая-нибудь широкая полынья вдругъ преграждала путь по гладкому, ровному льду; но все-таки необыкновенно пріятно видѣть передъ собой открытую воду, въ струйкахъ которой играетъ солнце. Подумать только, послѣ такого долгаго промежутка и опять вода, опять блестящія струйки! Мысли невольно переносятся къ родинѣ и къ лѣту».

Нансенъ часто дѣлалъ вычисленія широты и долготы тѣхъ пунктовъ, на которыхъ они останавливались; онъ долженъ былъ скоро убѣдиться, что на этотъ разъ опять теченіе играло съ нимъ злую шутку: оно направлялось къ сѣверу и, пройдя больше ста верстъ, они подвинулись всего на нѣсколько минутъ къ югу. А между тѣмъ провіантъ, взятый для собакъ, приходилъ къ концу, да и силы бѣдныхъ животныхъ ослабѣвали. Все чаще и чаще приходилось убивать неспособныхъ продолжать путь, и почти всѣ оставшіяся въ живыхъ съ жадностью набрасывались на мясо убитыхъ товарищей. Въ началѣ мая осталось всего 16 собакъ, да и тѣ были крайне истощены.

4-го мая Нансенъ писалъ:

«Ночью ледъ сильно испортился. Трещины встрѣчались безпрестанно, одна хуже другой; чтобы переходить ихъ, мы должны были отклоняться въ сторону отъ своего пути и дѣлать трудные обходы. Можно было прямо прійти въ отчаяніе, особенно, когда поднялся сильный вѣтеръ. Какое безконечное мученіе! Чего бы я ни далъ, чтобы снова увидѣть землю, идти по опредѣленному пути, дѣлать опредѣленное количество верстъ въ день и освободиться отъ той безконечной заботы и неувѣренности, какую создаютъ эти трещины! Неизвѣстно, какія непріятности онѣ намъ еще надѣлаютъ, какія препятствія намъ придется преодолѣть, прежде чѣмъ мы достигнемъ земли; а при этомъ количество собакъ все убываетъ. Бѣдныя животныя получаютъ все, что мы можемъ дать имъ; но это нисколько не помогаетъ. Я устаю до того, что не могу удержаться на лыжахъ; а когда падаю, желаю одного — лежать на мѣстѣ, избавиться отъ труда вставать».

Эта непомѣрная усталость заставляла ихъ иногда останавливаться въ такихъ мѣстахъ, гдѣ жизнь ихъ подвергалась большой опасности. Такъ, одинъ разъ они промучились полдня, переправляясь черезъ трещины и гряды льдинъ, нагроможденныхъ вдоль этихъ трещинъ; послѣ полудня поднялся вѣтеръ и снѣжная метель; рѣшили остановиться гдѣ бы то ни было. Единственную защиту отъ вѣтра поблизости представляла ледяная гора, и они разбили около нея свою палатку, хотя видѣли, что эта гора недавно образовалась вслѣдствіе напора льда, и знали, что, если напоръ возобновится, имъ придется плохо.

«Я еще не успѣлъ заснуть, — разсказываетъ Нансенъ, — какъ ледъ подъ нами началъ трещать, и въ ледяной горѣ сзади насъ послышалось хорошо извѣстное намъ движеніе толчками. Я прислушался и подумалъ, не лучше ли встать, пока ледяная глыба не обрушилась на насъ, но тутъ же быстро заснулъ и увидѣлъ во снѣ землетрясеніе. Когда я проснулся черезъ нѣсколько часовъ, все было спокойно. Только вѣтеръ вылъ, трепалъ стѣны палатки и вздымалъ горы снѣга вокругъ нея».

8-го мая, черезъ мѣсяцъ послѣ начала своего обратнаго путешествія, путники находились на 84°21′ сѣверной широты, т.-е. подвинулись къ югу меньше, чѣмъ на 180 верстъ; а между тѣмъ по той скорости, съ какою они шли, они сдѣлали не меньше 400 верстъ!: Правда, они въ то же время подвинулись значительно на западъ, и Нансенъ былъ увѣренъ, что одинъ изъ острововъ, образующихъ такъ называемую «Землю Франца-Іосифа», долженъ быть уже очень недалеко. Его надежды еще больше оживились, когда онъ замѣтилъ на снѣгу свѣжіе слѣды нѣсколькихъ лисицъ. До тѣхъ поръ имъ во все время пути не попадалось ни одного живого существа, а тутъ вдругъ лисицы!

— Въ этой ледяной пустынѣ имъ питаться нечѣмъ; очевидно онѣ забѣжали сюда съ какой-нибудь населенной мѣстности, — разсуждали путники, и это придавало имъ бодрости. Ничего такъ не хотѣлось имъ, какъ встрѣтить медвѣдя или другого большого звѣря, чтобы мясомъ его досыта накормить бѣдныхъ собакъ, число которыхъ все убывало и убывало.

Къ половинѣ мая осталось въ живыхъ всего 12 собакъ, да и тѣ двигались очень вяло. Нансенъ рѣшилъ уничтожить однѣ сани и раздѣлить весь багажъ на остальныя двое. Это перекладываніе заняло цѣлый день, такъ какъ пришлось заодно чинить разорванные мѣшки и одежду. Кстати сдѣлалась такая сильная метель, что невозможно было продолжать путь. Путешественники вздумали воспользоваться лишними санями и сломанными кольями лыжъ, чтобы развести костеръ. Давно не видали они яркаго пламени и съ наслажденіемъ любовались на костеръ, пылавшій у входа въ палатку. Къ сожалѣнію, костеръ не только пылалъ, но и дымилъ, а вѣтеръ гналъ прямо въ палатку этотъ дымъ, ѣвшій глаза и горло. Перенесли костеръ немного подальше на ледъ; это спасло отъ дыма, но зато лишило возможности грѣться около костра и любоваться имъ. Для приготовленія кушанья керосиновая кухня оказалась удобнѣе, такъ какъ давала больше тепла, чѣмъ дрова, и на ней кушанье приготовлялось гораздо скорѣе. На слѣдующее утро вѣтеръ стихъ; яркое солнце заблистало на безоблачномъ небѣ, и путники двинулись въ путь съ двумя санями, въ которыхъ было запряжено по шести собакъ. Чтобы не брать съ собой лишняго груза, они оставили на мѣстѣ стоянки несгорѣвшую часть саней и нѣсколько палокъ.

«Мы снова идемъ по движущимся льдинамъ, — пишетъ Нансенъ, — не знаемъ навѣрно, гдѣ мы находимся, не знаемъ, далеко ли намъ идти до той невѣдомой страны, на которой мы надѣемся найти средства пропитанія; мы идемъ съ двумя запряжками собакъ, число которыхъ постоянно уменьшается, силы которыхъ съ каждымъ днемъ ослабѣваютъ; между нами и нашею цѣлью лежитъ ледяное поле, которое можетъ представить намъ неожиданныя препятствія; мы тащимъ сани, которыя для насъ слишкомъ тяжелы. Мы съ великимъ трудомъ идемъ версту за верстой, а можетъ быть, движеніе льда относитъ насъ на западъ, далеко отъ земли, къ которой мы стремимся. Да, это, несомнѣнно, тяжелая жизнь, но она когда-нибудь кончится, и мы достигнемъ цѣли».

Обезсиленныя собаки шли сколько-нибудь сносно только по совершенно гладкой дорогѣ, при всякой неровности на поверхности онѣ останавливались въ полномъ изнеможеніи; людямъ приходилось идти впередъ, отыскивать и прокладывать дорогу, а затѣмъ снова возвращаться назадъ и подгонять собакъ. Это была тяжелая работа, но на это они не роптали; главное, что ихъ приводило въ отчаяніе, были трещины, которыя, чѣмъ дальше, тѣмъ чаще превращались въ огромныя полыньи, въ цѣлыя озера воды. Собираясь переправиться черезъ одно изъ такихъ озеръ по тонкому слою льда, покрывавшему его, путешественники вдругъ услыхали страшный шумъ, похожій на сопѣніе кита. Они стали прислушиваться, присматриваться и замѣтили, что въ одномъ мѣстѣ ледъ зашевелился, еще секунда — и изъ отверстія показалась огромная голова морского единорога. Нѣсколько шаговъ дальше еще голова и еще; за головой послѣдовало туловище, которое описало въ воздухѣ полукругъ и исчезло подо льдомъ. Путешественники приготовили ружья и гарпуны, чтобы поохотиться за этими животными; но они быстро исчезли изъ виду. Во всякомъ случаѣ появленіе ихъ было пріятно: провіантъ приходилъ къ концу, а такая большая дичь могла надолго предохранить отъ голода и людей, и собакъ. Послѣ этого морскіе единороги стали попадаться чуть не во всякой большой трещинѣ, а на снѣгу нѣсколько разъ встрѣчались слѣды медвѣдей.

Май подходилъ къ концу, а земли не было видно.

«Вчера былъ, кажется, самый тяжелый для насъ день, — писалъ Нансенъ 24 мая. — Трещина, передъ которой мы остановились на ночлегъ, была хуже всѣхъ, какія мы до сихъ поръ встрѣчали. Утромъ, послѣ завтрака, пока Іогансенъ занимался починкой палатки, я пошелъ отыскивать мѣсто для перехода черезъ нее и напрасно проходилъ цѣлыхъ 3 часа. Оставалось одно — идти на востокъ вдоль трещины, въ надеждѣ, что гдѣ-нибудь найдется переходъ. Но идти пришлось гораздо дальше, чѣмъ мы ожидали. Когда мы дошли до того мѣста, гдѣ трещина, повидимому, кончалась, оказалось, что все ледяное поле кругомъ растрескалось, льдины съ страшной быстротой двигаются и сталкиваются. Одну минуту мнѣ показалось, что черезъ нихъ можно пройти; но пока я ходилъ за санями, передо мной очутилась открытая вода. Однако, мы пустились впередъ, перескакивая со льдины на льдину. Ледъ двигался вокругъ насъ и подъ нашими ногами, пробираться было страшно тяжело. Нѣсколько разъ намъ казалось, что мы дошли до конца труднаго пути; но скоро разочарованнымъ глазамъ нашимъ открывались новыя полыньи, новыя трещины. Можно было просто прійти въ отчаяніе. Казалось, конца этому не будетъ. Куда мы ни обращались, всюду передъ нами раскрывались полыньи. Точно будто весь ледъ тронулся. Хотя мы были страшно голодны и утомлены, но мы рѣшили не отдыхать, пока не побѣдимъ этого препятствія. Наконецъ, послѣ 9-часовой работы, мы потеряли всякую надежду и рѣшили пообѣдать въ 1 часъ ночи. Въ 4 часа мы снова принялись за прежнюю безнадежную работу. Къ довершенію непріятности, поднялся такой туманъ, что нельзя было различить, что передъ тобой — ледяная стѣна или яма. Сколько трещинъ мы перешли, на сколько крутыхъ ледяныхъ холмовъ мы влѣзали, таща за собой тяжелыя сани, я не знаю; но во всякомъ случаѣ ихъ было много. Они шли и поворачивали въ разныя стороны, и всюду мы наталкивались на пространства воды и рыхлаго снѣга. Но все кончается, даже и такое мученье. Проработавъ еще 2½ часа, мы, наконецъ, перешли черезъ послѣднюю трещину, и передъ нами лежала гладкая равнина. Въ общей сложности мы провели 12 часовъ за этой работой. Кромѣ того, утромъ я бѣгалъ три часа, отыскивая дорогу, такъ что всего былъ на ногахъ 15 часовъ. Мы до послѣдней степени утомились и измокли. Нельзя пересчитать, сколько разъ мы проваливались въ воду, покрытую обманчивымъ слоемъ льда. Утромъ мнѣ едва удалось выкарабкаться. Ничего не подозрѣвая, я побѣжалъ на лыжахъ по льду, который считалъ совершенно крѣпкимъ, какъ вдругъ онъ сталъ подо мною опускаться; къ счастью, поблизости находились льдины, на которыя я вскочилъ, между тѣмъ какъ вода затопила тотъ снѣгъ, на которомъ я только что стоялъ».

Дни, слѣдовавшіе за этимъ «самымъ тяжелымъ», были нисколько не легче его. Холмы, трещины, полыньи, рыхлый снѣгъ, въ который нога уходила по колѣни, тонкій ледъ, ломавшійся подъ ногой, небольшое гладкое пространство, а затѣмъ опять тѣ же трещины, тѣ же полыньи... Много разъ вздыхали путники о мартовскихъ морозахъ, которые превратили бы всю ледяную поверхность въ крѣпкую, плотную массу! Май мѣсяцъ былъ самый невыгодный для путешествія: ледъ уже ломался, но еще не образовались большія пространства открытой воды, по которымъ можно бы пуститься въ каякахъ. Нѣсколько разъ Нансену приходила въ голову мысль: не остановиться ли, не подождать ли наступленія настоящаго лѣта; но и ему, и Іогансену все казалось, что земля должна быть близко, очень близко, что еще нѣсколько усилій, и они дойдутъ до нея. Измѣренія показывали, что они приближались къ 82° сѣверной широты; кромѣ того, природа вокругъ нихъ положительно оживлялась: въ полыньяхъ кромѣ морскихъ единороговъ стали появляться тюлени, въ воздухѣ летали птицы: чайки разнообразныхъ породъ, буревѣстники; на снѣгу попадались слѣды медвѣдей.

Между тѣмъ собаки гибли отъ истощенія одна за другой. Пришлось убить красавца Бара, потомъ Квикъ, потомъ Пана, самую лучшую собаку изъ всей своры. Къ концу мая уцѣлѣло всего 7 штукъ.