Глава VIII

Послѣ полудня европейцы рѣшили пуститься въ дальнѣйшій путь. Одинъ изъ эскимосовъ знаками спросилъ ихъ, куда они отправляются, на сѣверъ или на югъ, и когда они отвѣтили:, на сѣверъ», онъ выразилъ самую неподдѣльную радость. Оказалось, что онъ и его товарищи ѣхали туда же, между тѣмъ какъ остальные направлялись къ югу.

Всѣ эскимосы въ тотъ же день снимались съ мѣста. Въ кочевьѣ началась усиленная дѣятельность. Весь домашній скарбъ укладывался въ сундуки и мѣшки, юрты разбирались, и все переносилось въ лодки. При этомъ мужчины и женщины, не переставая, болтали и смѣялись, дѣти визжали, собаки лаяли и совались всѣмъ подъ ноги. Чтобы отблагодарить эскимосовъ за ихъ любезный пріемъ, Нансенъ раздарилъ имъ всѣ пустыя жестяныя коробки, какія у него были, и они остались вполнѣ довольны этимъ подаркомъ.

Часа черезъ три-четыре упаковка вещей окончилась; двѣ большія, тяжело нагруженныя лодки двинулись къ югу, двѣ другія къ сѣверу. Легкіе каяки остались позади и выстроились всѣ въ рядъ, точно исполняя какой-то военный маневръ. Оказалось, что сидѣвшіе въ нихъ люди, такъ называемые «каякеры», прощались другъ съ другомъ передъ разлукой, которая могла продолжиться нѣсколько лѣтъ. Церемонія прощанья состояла въ томъ, что каякеры достали свои рожки съ табакомъ и передавали ихъ съ одной лодки на другую, угощая другъ друга табакомъ. Эскимосы не курятъ и не жуютъ табакъ, но очень любятъ нюхать его. При этой прощальной понюшкѣ каждый нѣсколько разъ набивалъ свой носъ и затѣмъ принимался энергично чихать. Послѣ нѣсколькихъ минутъ громкаго чиханья часть каяковъ повернула на сѣверъ, остальные на югъ.

Эти путешествія на югъ, въ датскія колоніи около мыса Фарвэля, эскимосы восточнаго берега предпринимаютъ довольно часто и иногда бываютъ нѣсколько лѣтъ въ пути. Они обыкновенно везутъ на югъ шкуры медвѣдей, лисицъ и тюленей, а взамѣнъ получаютъ табакъ, муку, горохъ, сухари, чай, разные желѣзные инструменты и платье, по большей части поношенное или сдѣланное изъ весьма плохого матеріала. Въ датской колоніи эскимосы остаются всего нѣсколько дней: сдѣлаютъ необходимыя закупки и назадъ, на лодки. Для жителей сѣверной части побережья такія экскурсіи занимаютъ иногда три-четыре года; но всякій эскимосъ всегда съ удовольствіемъ предпринимаетъ ихъ.

Нансенъ и его товарищи очень скоро догнали большія лодки, направившіяся къ сѣверу. Они надѣялись, что эскимосы хорошо знаютъ фарватеръ, умѣютъ справляться со льдинами и будутъ имъ полезны на пути. Скоро, однако, имъ пришлось разочароваться.

Въ открытомъ морѣ эскимосскія лодки бодро шли впереди; но, подъѣхавъ къ большимъ льдинамъ, между которыми надобно было прокладывать путь, онѣ остановились, и женщины, исполнявшія обязанности гребцовъ, стали знаками звать европейцевъ на помощь. Нечего дѣлать, пришлось европейцамъ поработать и для себя, и для своихъ добродушныхъ, но слабосильныхъ пріятелей. Съ помощью багровъ и кольевъ они протиснулись между льдинами, а вслѣдъ за ними прошли и большія эскимосскія лодки, за которыми слѣдовали каяки. Послѣ этого эскимосы уже не соглашались ѣхать впереди; зато всякій разъ, когда европейцы прокладывали имъ и себѣ путь, они поощряли ихъ дружнымъ мычаньемъ и криками: «питсекезъ, питсекезъ!» Впослѣдствіи европейцы узнали, что это слово значитъ: «какіе вы умные!» или: «какіе вы добрые!»

Въ открытой водѣ легонькіе каяки то догоняли большія суда, то перегоняли ихъ. При этомъ каякеры смѣшили европейцевъ своимъ чиханьемъ: они безпрестанно нюхали табакъ, страшно набивая себѣ носы, и чихали до того сильно, что можно было удивляться, какъ они при этомъ не теряютъ равновѣсія и не перевертываютъ свои узенькія лодочки.

Къ вечеру пошелъ мелкій дождь, небо покрылось тяжелыми тучами. Эскимосы стали энергичными жестами убѣждать европейцевъ высадиться на берегъ и переждать непогоду; они показывали, что дальше на сѣверѣ ихъ ждутъ громадныя льдины.

Нансенъ вышелъ на берегъ, вбѣжалъ на пригорокъ, съ помощью подзорной трубы убѣдился, что путь на сѣверъ не представляетъ никакихъ особенныхъ трудностей, и распрощался со своими друзьями-эскимосами, которые никакъ не согласились ѣхать дальше: ихъ, видимо, пугалъ дождь, особенно женщинъ, у которыхъ были за спиной дѣти.

Европейцы поѣхали одни и подъ дождемъ и непогодой съ большимъ трудомъ прокладывали себѣ путь среди льдинъ, которыя часто надвигались на нихъ и грозили раздавить ихъ лодки. Ночью они едва отдохнули нѣсколько часовъ въ узенькомъ ущельѣ между двухъ скалъ, но на слѣдующій день были вознаграждены за понесенные труды: послѣ нѣсколькихъ часовъ утомительнаго плаванія среди льдовъ, они пристали къ маленькому островку, который показался имъ земнымъ раемъ: онъ весь былъ покрытъ зеленой травой, верескомъ, щавелемъ, яркими пестрыми цвѣтами. Путешественники съ наслажденіемъ растянулись на давно невиданной муравѣ и, покидая этотъ оазисъ, увезли по букетику цвѣтовъ на память о немъ.

Рѣдко приходилось имъ отдыхать взглядомъ на такихъ мирныхъ, веселыхъ картинахъ природы. Передъ глазами ихъ все время возвышались или дикія голыя скалы побережья, или громадныя ледяныя горы. Эти горы часто отличались необыкновенно красивыми формами и оттѣнками.

«Разъ, подъ вечеръ, — разсказываетъ Нансенъ, — мы увидѣли вдали на горизонтѣ удивительно бѣлыя вершины, точно остроконечныя башни, возносившіяся къ небу. Ихъ очертанія были такъ странны, что я долго не могъ понять, что это такое, пока не разглядѣлъ, наконецъ, что это верхняя часть колоссальной ледяной горы необыкновенно фантастической формы. Я снялъ съ нея фотографію; но никакая фотографія не можетъ дать понятія о томъ величественномъ зрѣлищѣ, какое она представляетъ. Съ вершины ея поднимаются двѣ пики, точно двѣ стройныя колокольни церкви; въ отвѣсной стѣнѣ ея проходитъ черезъ всю массу льда широкій туннель, а у подножія ея море пробило широкіе гроты. Внутри этихъ гротовъ изумительная игра цвѣтовъ: всѣ оттѣнки синяго до самаго темнаго ультрамарина. Это былъ какой-то плавучій волшебный дворецъ изъ сапфира; по сторонамъ его струились потоки и падали каскады воды; въ пещерахъ его эхо гулко вторило немолчному шуму волнъ. Своими фантастическими формами и оттѣнками эти горы переносятъ насъ въ чудный, таинственный міръ сказокъ, которыми мы плѣнялись въ дѣтствѣ».

Одна изъ такихъ горъ чуть не погребла подъ своими развалинами смѣлыхъ путешественниковъ. Они только что пристали къ небольшому острову и въ подзорныя трубы осматривали мѣстность, чтобы рѣшить, куда лучше направить лодки, какъ вдругъ въ нѣсколькихъ десяткахъ саженъ отъ нихъ громадная ледяная глыба оторвалась отъ ледяной горы и упала въ воду; отъ этого вся гора потеряла равновѣсіе и рухнула съ оглушительнымъ шумомъ. Въ морѣ произошло сильное волненіе; льдины двигались, крутились и съ трескомъ наскакивали другъ на друга. Если бы, по счастливой случайности, путешественники не были въ это время на островѣ, они неминуемо погибли бы.

Десять дней продолжалось ихъ плаваніе къ сѣверу, съ короткими остановками на берегу для отдыха. Только разъ за все это время позволили они себѣ такую роскошь, какъ горячая пища. Они набрали вереску, сухой травы, разложили костеръ и на немъ сварили себѣ супъ.

«Навѣрно, никто изъ смертныхъ никогда не ѣлъ болѣе вкуснаго кушанья!»—съ восторгомъ вспоминаетъ Нансенъ это болѣе чѣмъ скромное угощеніе.

Два раза удалось имъ ночевать въ хорошенькихъ мѣстечкахъ, поросшихъ травой и зеленью, и оба раза при дневномъ свѣтѣ они находили около своей палатки развалины эскимосскихъ хижинъ, разбросанныя кости, человѣческіе черепа. Очевидно, несчастные туземцы, жившіе или во время кочевья остановившіеся на этихъ мѣстахъ, погибли отъ голода или отъ какой-нибудь эпидеміи.

Случилось имъ еще разъ на пути встрѣтить кочевье эскимосовъ. Подъѣзжая къ одному небольшому острову, они вдругъ услышали человѣческіе голоса и почувствовали запахъ тюленьяго жира На берегу виднѣлась юрта и толпа туземцевъ. Они повернули въ ихъ сторону; но какъ только начали причаливать, вся толпа въ большомъ смятеніи обратилась въ бѣгство. Захвативъ все свое имущество, одежду, посуду, шкуры звѣрей, они со всѣхъ ногъ бросились въ горы и стали прятаться за уступами скалъ. Европейцамъ хотѣлось увѣрить туземцевъ въ своихъ дружескихъ намѣреніяхъ: они принялись кричать всѣ тѣ эскимосскія слова, какія знали, и знаками приглашали ихъ вернуться. Нѣсколько женщинъ остановились: очевидно, у нихъ любопытство пересиливало страхъ; но долго ни одна изъ нихъ не рѣшалась подойти ближе. Наконецъ, одна сдѣлала нѣсколько шаговъ навстрѣчу чужеземцамъ, за ней въ нѣкоторомъ разстояніи слѣдовала другая, потомъ третья. Нансенъ и его спутники дѣлали имъ самые дружелюбные жесты и показывали пустыя жестянки. Противъ этого искушенія женщины не могли устоять. Онѣ робко и нерѣшительно, но все-таки подвигались понемногу къ соблазнительнымъ новинкамъ. Въ эту минуту на сцену явился мужчина-эскимосъ. Онъ оказался храбрѣе своихъ соотечественницъ. Одѣтый въ блузу изъ бумажной матеріи, въ низкой шляпѣ съ краснымъ крестомъ, онъ, очевидно, былъ знакомъ съ торговыми центрами южнаго берега и смѣло подходилъ къ европейцамъ. Подъ его защитой женщины сдѣлались смѣлѣе и подошли къ самому берегу, у котораго стояла лодка европейцевъ. Путешественники выскочили на землю; Свердрупъ забросилъ канатъ. Этотъ маневръ опять испугалъ туземцевъ; но когда они увидѣли, что иностранцы не предпринимаютъ никакихъ враждебныхъ дѣйствій, а въ особенности, когда Нансенъ подарилъ имъ пустую жестянку, они совершенно успокоились: лица ихъ засіяли восторгомъ, они толпой окружили европейцевъ и каждое дѣйствіе ихъ встрѣчали своимъ обычнымъ мычаньемъ, въ знакъ почтенія и удивленія.

Оказалось, что среди скалъ раскинуто было довольно большое кочевье эскимосовъ; но Нансену не хотѣлось терять времени, оставаясь долго съ ними, тѣмъ болѣе, что они, повидимому, ничѣмъ особеннымъ не отличались отъ своихъ соплеменниковъ, которыхъ онъ видѣлъ раньше.

Возвращаясь къ лодкамъ, Нансенъ замѣтилъ около одной юрты висѣвшій кусокъ сушенаго мяса. Ему захотѣлось попробовать, вкусно ли оно, и онъ протянулъ руку къ куску. Эскимосы поняли его желаніе и тотчасъ же поднесли ему кусокъ. Въ отплату за это онъ далъ имъ большую штопальную иглу. Этотъ подарокъ такъ понравился имъ, что они притащили нѣсколько кусковъ мяса, и Нансену пришлось раздать штукъ десять иголокъ. Послѣ этого они поднесли каждому изъ путешественниковъ по большому куску тюленьяго мяса; и путешественники къ своимъ иголкамъ прибавили еще нѣсколько жестянокъ. Одинъ только Равна отказался принять подарокъ эскимосовъ: онъ находилъ, что этимъ бѣднымъ людямъ, навѣрное, самимъ понадобится мясо, и что платить за него такою мелочью, какъ иголки, нечестно.

Эскимосы были, однако, другого мнѣнія: европейцы уже отчалили, а они догоняли ихъ въ своихъ каякахъ, предлагая имъ еще и еще мяса и выпрашивая иголокъ.

Путь на сѣверъ по-прежнему представлялъ большія трудности; но норвежцы энергично боролись съ ними: они чуть не ежедневно отмѣчали по картѣ, на какомъ градусѣ широты и долготы находятся, и знали, что при благопріятныхъ обстоятельствахъ черезъ нѣсколько дней достигнутъ такого мѣста берега, откуда можно будетъ пробраться на ледяное плато Гренландіи. Лапландцы вовсе не раздѣляли этой увѣренности. Они съ тоской глядѣли на скалы и горы, окаймлявшія берегъ и преграждавшія всякій доступъ внутрь страны, тяжелый трудъ и скудная пища приводили ихъ въ уныніе.

— И куда это мы только ѣдемъ? — ворчалъ Балто, когда изъ ихъ глазъ скрылись послѣдніе каяки провожавшихъ ихъ эскимосовъ. — Эти язычники совсѣмъ не такой гадкій народъ, какъ говорятъ у насъ въ Финмаркенѣ. Остались бы мы съ ними, перезимовали бы тутъ, а тамъ весной, можетъ, и корабль какой-нибудь пришелъ бы за нами. А то это — чистая бѣда! Работаемъ какъ скоты, голодаемъ, и конца этому мученью не видно!

Нансенъ пытался объяснить ему, что сѣвернѣе берегъ станетъ болѣе отлогимъ, что теперь они уже близко къ цѣли, что было бы нелѣпо, перенеся столько трудовъ, отказаться отъ предпріятія и съ августа мѣсяца останавливаться зимовать. Но Балто не слушалъ никакихъ убѣжденій: ему хотѣлось высказать все, что у него накопилось на душѣ.

— Въ три недѣли всего одинъ разъ пили кофе, — жаловался онъ, — ни разу не дадутъ поѣсть вволю, даже горячее варятъ черезъ три-четыре дня! И надо же намъ было связаться съ такими странными людьми!

Къ счастью, оба лапландца были люди добродушные и выражали свое недовольство только угрюмымъ видомъ да безобидной воркотней: когда приходилось работать, они покорно исполняли свою долю труда, и хотя тяжело вздыхали при видѣ небольшихъ порцій пищи, отмѣряемыхъ Нансеномъ, но никогда не пытались воспользоваться чѣмъ-нибудь безъ его вѣдома.

То пробиваясь среди льдинъ, то разсѣкая волны открытаго моря, лодки подвигались все дальше на сѣверъ, къ тому пункту, съ котораго Нансенъ предполагалъ начать свою экспедицію. Иногда погода и вода благопріятствовали путешественникамъ, такъ что они могли распустить паруса и отдохнуть нѣсколько часовъ, не переставая подвигаться впередъ; иногда, напротивъ, они попадали въ мѣстность, со всѣхъ сторонъ окруженную ледяными горами, и должны были влѣзать на одну изъ этихъ горъ, чтобы видѣть, какъ выбраться изъ окружавшаго ихъ лабиринта. Видъ съ вершины этихъ горъ, изъ которыхъ многія возвышались на 200—800 фут. надъ поверхностью воды, открывался великолѣпный: во всѣ стороны виднѣлись то ослѣпительно бѣлыя, то сіявшія всѣми цвѣтами радуги вершины, а глубоко внизу, между двумя отвѣсными стѣнами льда, катилась полоса темно-синяго моря.

По ночамъ путешественники наслаждались чуднымъ зрѣлищемъ сѣверныхъ сіяній.

«Цѣльте потоки свѣта, — описываетъ Нансенъ, — переливались длинными волнами по небу. Лучи то вспыхивали, то гасли и безостановочно перебѣгали съ мѣста на мѣсто, точно толпа воиновъ, вооруженныхъ огненными мечами, то отступавшая, то переходившая въ нападеніе. Вдругъ, какъ будто по данному сигналу, разражался залпъ орудій. Летѣла цѣлая туча огненныхъ стрѣлъ, и всѣ онѣ направлялись къ одной точкѣ около зенита. Затѣмъ все гасло, а черезъ секунду возобновлялось съ прежнею волшебною силою. У эскимосовъ существуетъ хорошенькая легенда, объясняющая сѣверныя сіянія: въ ней говорится, что это души умершихъ дѣтей играютъ въ мячи на небѣ».