Исторический обзор полярных экспедиций (Акселя Арсталя)

Первый вступил на порог арктического пояса — согласно дошедшим до нас историческим данным — современник Александра Великого, отважный астроном и географ Питей, T из древнего Марселя, города, граждане которого унаследовали свое влечение к странствованиям от своих предков — малоазийских греков. Питей разделил общую долю большинства пионеров в области науки. Современные ему ученые географы только вознегодовали на него за «ложные, ни на чем не основанные сведения», когда он вернулся из своих странствований, приведших его к величайшей пустыне земного шара.

Тысячу лет тому назад начали бороздить северные моря ладьи и корабли викингов-норманнов. То носимые волею волн, то влекомые непреодолимым желанием отыскать новые заморские страны, норманны совершали открытие за открытием; к сожалению, за отсутствием у них всякого научного образования, их открытия не стали общим достоянием и тем лишились универсального значения.

Экспедициями Лейва Эйриксена и Торфина Карлсевна в «Винландию» (древнее название Гренландии), предпринятыми в начале XI ст., была перейдена великая пограничная черта между Атлантическим и Северным океанами, черта, которая совпадает вообще с чертой средней годовой температуры в нуль градусов. Пограничная черта эта, разделяющая холодный и умеренный пояса, идет приблизительно от пролива между Ньюфаундлендом и Лабрадором до моря, что между Норвегией и Медвежьим островом. Только на востоке от Гринвичского меридиана, а именно от точки пресечения его с 70-й параллелью, пограничная черта плавучих льдов и только что названная нулевая изотерма приблизительно совпадают на довольно большом протяжении — между Норвегией и Шпицбергеном. Между Азорскими и Фарерскими островами лед задерживается внутри большой дуги, оттиснутый к Гренландии и Исландии; до Фарерских островов пограничная черта плавучих льдов проходит на большом протяжении параллельно — на 600 км. южнее — изотерме с показателем 0°.

На всем этом протяжении тянется и пограничная черта, отделяющая Атлантический океан от Северного Ледовитого, от Нордкапа и юго-восточного берега Лабрадора, захватывая 4—5 тыс. километров. И эта-то черта являлась приблизительно границей известной в те времена части земного шара. В течении следующих 500 лет географические сведения человечества ничуть не подвинулись вперед, точно тут сделан был привал. Да и имевшиеся-то сведения принадлежали лишь тем, кто говорил на одном языке с людьми, совершавшими открытия; остальное человечество оставалось ни при чем. Весьма возможно, что древне-северные викинги доходили и до тех полярных стран, которые были вновь достигнуты лишь в наши дни Девисом и Гудсоном. Ведь, и открытую древними норманнами Америку пришлось открыть вновь.

О том, какой вообще малой известности достигли морские открытия древних северян, свидетельствует, между прочим, хоть то обстоятельство, что даже в Англии — где сведения о путешествии в Бьярмеланд Оттара Гологалэндинга записаны самим Альфредом Великим — считалось, что англичане Willoughby и Chancellor первые обошли в середине XVI ст. вокруг мыса Нордкапа и проникли в Белое море, причем это плавание приравнивалось к подвигу, достойному стать наравне разве с открытием морского пути в Индию и в Америку.

Подобное пренебрежение документальными данными находится в связи с довольно обычным недоверием к рассказам мореплавателей, посещающих дальние страны. Мореплаватели тех времен часто сами не умели разобраться во всем новом, виденном ими, а окружающие их, охотно слушая их рассказы и без всякой критики принимая на веру самые нелепые подробности, часто все-таки, по свойственной тем непросвещенным временам узости взгляда, отказывались верить как раз таким подробностям, которые являлись единственно верными в этих вообще сказочных сообщениях.

* * *

В средние века, представление о дальнем севере связывалось с представлением о «великом океане, изображавшем конец земли». Открытия новых земель в других частях света заставили мало-помалу измениться прежние представления о распределении суши и воды. Известия о новых открытиях являлись первоначально в виде слухов, которые, по своей неясности и неполноте, усваивались медленно и вначале только способствовали еще большей путанице в представлениях о вселенной. Некоторые представляли себе, что там, на крайнем севере, одно море, другим же казалось, что там должно быть больше земли. На одной карте того времени обозначен северо-западный пролив — путь к Молуккским островам, на другой северо-восточный. Более общим представлением было, что северный полюс окружен одним или двумя рядами островов. На карте 1587 г. проливы между этими островами показаны свободными ото льда, не замерзающими никогда, вследствие проходящих по ним сильных течений из океана, для которого-де проливы эти служат стоками. На карте 1570 г. показан длиннейший пролив, отделяющий главные страны мира от островов северного полюса, между которыми там и сям проходят проливы к самому полюсу.

* * *

Одновременно с тем, как прекратились морские поездки в Гренландию и, быть может, в том же году, когда Колумб проплыл в «100 лье» от Исландии, земляк его Джиовани Кабо (Iohn Cabot), высадился в Бристоле и, несколько лет спустя, этот истинный сын генуэсско — венецианской предприимчивости задал недоразвитым еще тогда английским мореплавателям задачу — отыскать для английских купцов кратчайший морской путь к азиатским рынкам, плывя на север и кругом земли на запад или на восток.

И вот, более чем столетие (в продолжение всего XVI ст.) мысль Кабо воодушевляла первых мореплавателей Англии, пока, наконец, Баффин не объявил задачу, выставленную Кабо, невыполнимой. Но к тому времени английское мореходство уже заняло первенствующее положение, развившись с небывалой в летописях быстротой.

В 1517 г., когда Кабо Младший (Sebastian Cabot) положил начало плаванию по непрерывному направлению на северо-запад, в Лондоне имелось всего 4—5 кораблей, емкостью более 120 тонн, во вторую же половину XVI столетия, когда Фрэнсис Драке обошел землю вокруг по следам Магеллана — на обломках «Непобедимой Армады», выплыли из волн морских первые ряды того всемирного флота, который емкостью своих судов представляет ныне величину, равную флотам всех других наций вместе взятых.

Большая часть первых полярных экспедиций новейшего времени была вызвана исключительно торговыми интересами. Экспедиции эти делятся на две главные группы; «экспедиции северо-западные» и «экспедиции северо-восточные.» С одной стороны оне заканчиваются знаменитой франклинской экспедицией и ее отголосками в середине нынешнего столетия, с другой стороны наиболее удачною изо всех полярных экспедиций — плаванием Норденшёльда на «Веге» в 1878—79 гг.

Ряд первых северо-западных экспедиций XVI ст., начало которым положил Кабо, отмечен проходом Байлота (Bylot) и Баффина в бассейн, названный «Баффиновым заливом», в предположении, что он закрыт с севера. 5-го июля 1816 г., т. е. в эпоху тридцатилетней войны, Байлот и Баффин остановились на судне «Дисковери» перед проливом Смита, южным входом в тот замечательный пролив, 400—500 км. в длину, который соединяет Баффинов пролив с морем, принимаемым нами пока за крайнее полярное. Несколько дней спустя, Байлот и Баффин, пересекая Баффинов залив от пролива Уэльского до пролива Джона, открыли острова, названные ими Карейскими; в 1892 г. острова эти были местом гибели экспедиции, предпринятой двумя шведскими учеными Бьерлингом и Кальстениусом.

Практическими результатами северо-западных экспедиций XVI ст. были открытие богатых рыбных промыслов у Ньюфаундленда, звериных (пушных зверей) промыслов около Гудсонового залива и китобойных главным образом около берегов Гренландии.

Баффин, не найдя выхода из названного его именем залива, объявил невозможным разрешение задачи дойти этим путем до Японии. Вследствие этого попытки пробраться упомянутым путем в полярное море были приостановлены на целые два столетия; исключением явился проход Кука Беринговым проливом.

Предпринимавшиеся с практической целью северо-восточные экспедиции берут свое начало также с XVI столетия.

Распространение сведений об европейско-азиатском Ледовитому океане шло довольно ровно и без особенно значительных перерывов; самые сведения приобретались гораздо проще и естественнее, нежели в области северо-западных экспедиций, которым приходилось идти на авось, пускаться в самые рискованные приключения. 25 лет спустя после того, как М'Клур обошел кругом Америки, Норденшёльд обошел вокруг Старого света и установление этим плаванием факта существования так называемого «Северо-восточного прохода» явилось не результатом стечения случайностей и догадок, но результатом тщательно рассчитанных научных соображений и выводов из экспедиций целых трех столетий.

Неудачи англичан в XVI столетии надолго отняли у них охоту продолжать попытки отыскать северо-восточный проход, которых и не предпринималось почти вплоть до наших дней (капитан Виггинс). Англичан сменили на этом пути голландцы, в лице Виллима Баренца, положившего своей геройской борьбой с полярною зимою начало целому ряду — если можно так выразиться — «арктических походов».

В наши дни зимовка в арктических странах перестала быть чем-то необычайным и даже опасным — конечно, при условии тщательного подготовления к ней. Помимо огромных преимуществ, представляемых в наше время, в сравнении с прежними временами, пользованием пароходами и более совершенными видами оружия, а также усовершенствованными способами заготовления впрок провианта, причиной успеха нынешних арктических экспедиций является, конечно, более близкое знакомство с условиями арктических стран, знакомство, добытое опытом прежних исследователей, поплатившихся жизнью.

Баренца первая зимовка застала врасплох. В течение десяти месяцев он с экипажем всего в 17 человек был арестован льдами на северо-восточном берегу Новой Земли. Там он с людьми построил для зимовки дом, — главным образом из выброшенных морем на берег в большем количестве бревен. Уже в сентябре месяце настали сильные холода; ледяная кора отвердела настолько, что нельзя было похоронить умершего товарища; самая постройка дома также очень затруднилась. Стоило кому-нибудь взять по привычке во время работы гвоздь в рот, он тотчас же примерзал к губам, и приходилось отдирать его вместе с кожей. Затем сильно донимали людей белые медведи, так что им приходилось работать с оружием в руках, причем отбиваться от медведей теми тяжелыми орудиями, которые имелись у них, было, разумеется, очень не легко. Странно сказать, что они, по-видимому, не пользовались мясом убитых медведей, а только салом, которое шло на освещение. Самым же главным ужасом арктической зимы была, как и теперь, сплошная трехмесячная ночь. «Тогда весь мир человека — в окружности, освещенной лампой». Внутренние стены дома были покрыты двухвершковым слоем льда, а одежда людей напоминала «белые кафтаны крестьян их родины, когда последние подъезжают рано утром к городу, проехав всю ночь в санях».

Во время вьюги у входа в дом накоплялось столько снегу, что обитателем дома приходилось пользоваться трубой вместо дверей. Ванной служила им большая кадка из-под вина. Быть может, экипаж Баренца так терпеливо сносил все свои невзгоды отчасти потому, что флегматичные голландцы вообще по характеру склонны к однообразию и легче других наций переносят невзгоды. А где только расположение духа сносно, там сносно и здоровье. Люди бросили между собою жребий — кому быть королем королевства Новой Земли и утвердили в этом сане повара, вынувшего высший нумер.

Смерть постигла Баренца вскоре после того, как было решено вернуться обратно на лодках. Приближение смерти, однако, не убило в нем мужества; он скончался смертью героя, разложив перед собой на льду карты и давая экипажу последние добрые советы относительно предстоявшего им плавания на родину под командой больного штурмана.

При совершенно иных условиях происходила в тех же местах зимовка на корабле австро-венгерской арктической экспедиции 1672—73 гг. Пайер описывает ужасный напор льдов на судно: «Точно возмущенная народная толпа восстали на нас ледяные глыбы. Среди плоских равнин вдруг вздымались грозные ледяные горы, легкий треск переходил в грохотание, разраставшееся в какой-то бешеный гул». Громоздившиеся под кораблем льдины мало-помалу выпирали его из моря. Все наскоро приготовились покинуть корабль, по первому знаку; высадка, благодаря окружавшим корабль льдам, казалась, впрочем, одинаково гибельным исходом. Сила напора льдов была ужасна, и можно было предвидеть, что если лед не выпрет судна целиком, оно будет сокрушено в щепки. То и дело раздавался треск и шипение, точно на пожаре. В таком положении, притом при почти сплошной тьме, корабль пробыл 130 суток, в течение которых опасность казалась неминуемой по нескольку раз в день. Все спали, не раздеваясь, и по первому сигналу выбегали на палубу, готовые оставить корабль.

Однообразие жизни на узком пространстве корабля, невозможность удаляться по окружающему льду на значительное расстояние от судна и, вследствие этого, недостаток движения и разнообразного труда сильно давали себя чувствовать, особенно во время трехмесячной ночи: «Никакая привычка не в состоянии примирить культурного человека с мглистой пустыней: он всегда будет чувствовать себя чужим среди природы, с которой постоянно приходится бороться, и которая является родною только для немногих животных и людей, проводящих свою жизнь в еде, да во сне, не мучась воспоминанием о лучших днях. Привычка к морозам и к лишениям является лишь средством физической защиты. Истинное же спасение в неустанном труде».

Третью захватывающую картину арктической. зимовки рисует нам Кэн (Капе). Вторая Гриннельская экспедиция 1753—55 гг. тоже зимовала на корабле; но корабль замерз в гавани, у южного берега бассейна Кэна, в проливе Смита. Образцовое описание Кэна, несколько напоминающее по изложению недавно появившееся сочинение Эйвинда Аструпа: «Blandt Nordpolens Naboer» (Среди соседей северного полюса), знакомит читателя с однообразной жизнью на корабле. Перед читателем воочию встает картина, как ученый сидит на опрокинутом ящике, в тщательно устроенной на берегу астрономическо-магнетическо-метеорологической обсерватории, одетый в штаны из тюленьего меха, шапку из собачьяго, жилет из оленьяго, и сапоги из моржового; мороз так силен, что инструменты покрываются тонким слоем инея не только от дыхания, но от одной теплоты лица и тела. «London Brown Stout» и «Old Brown Sherry» замерзают в шкафах в каютах, а с потолков кают висят ледяные сосульки, снабжающие нас водой для питья. Лампы не горят, запас масла иссяк, и приходится работать при тусклом свете ночников-блюдечек с плавающими в жиру фитилями из пробки и ваты. У нас не осталось ни фунта мяса и лишь одна бочка картофеля. Из нас всего двое не страдают скорбутом, и уже один вид бледных лиц и робких взоров моих товарищей дает мне почувствовать, что мы изнемогаем в борьбе за жизнь, и что арктический день старит человека быстрее и неумолимее, нежели год в другой области этого вообще полного печалей и невзгод земного мира».

Мороз и беспросветная долгая ночь ведут за собой болезни: отмораживание, столбняк, скорбут, затем смерть и похороны, т. е. «перенесение в ледяной склеп»; вместо земли «сыплют на гроб горсточку снегу».

Погибли: Гудсон, два брата Кортереаль (Cortereal), два брата Фробишер, Баренц, Беринг; погиб во главе небольшого отряда храбрецов Франклин, избегший смерти вражьих пуль под Копенгагеном и под Трафальгаром, спит двадцать пять лет вечным сном на границе полярных льдов, под звездным знаменем и британскою могильною плитою, отважный Галль... Да кто перечтет всех тех, с кем покончили морозы, мрак, непосильные труды, голод или скорбут в этих странах, непобедимая природа которых не убивает пигмея-человека открыто, как насыщенные лихорадкой тропические страны, но как-то исподтишка, мало-помалу, стискивая в своих ледяных объятиях.

Со смертью Баренца, исчезновением Гудсона и отказом от цели Баффина наступает продолжительный перерыв в истории арктических исследований. И только в нашем столетии исследования эти возобновляются с новой силой от того пункта, на котором остановилась история арктических исследований предыдущих двух столетий, отмеченных главным образом лишь открытиями Челюскина, Беринга и Мэкензи.

В наш век, лозунг которого: «К северному полюсу!», век научных арктических исследований, экспедиций, предпринимаемых не ради сокращения пути в Японию или открытия золотых россыпей, но, как сказано в приказе английского адмиралтейства капитану Нэрсу, «ради преуспеяния науки и естествоведения», в наш век впервые воззвали к решению великой полярной загадки два кабинетных ученых.

«Рано или поздно», — пишет Норденшёльд: — «жажда знания, заставляющая людей измерять огромные расстояния, отделяющие нас от неподвижных звезд, и узнавать составные части светил посредством спектрального анализа, должна также пробудить в нас стремление не отступать ни перед какими жертвами, ради всестороннего изучения обитаемого нами крошечного атома вселенной».

Допустим, что эти «кабинетные географы» и ошибались иногда. «Одно — разуметь морскую карту, другое — править кораблем»¹ или, как говорит Мирабо: «Путешествующему у себя дома по карте все представляется совершенно иначе, нежели оказывается в действительности».

Во всяком случае огромным прогрессом нашего столетия — в смысле срывания покровов с тайн полярного мира — мы обязаны полярным экспедициям, начавшимся благодаря инициативе английского географа Баррова, закончившимся рядом франклинских экспедиций, начавшимся вновь, благодаря ревности к науке немецкого географа Петерманна и приведшим к основанию обсервационных станций восьмидесятых годов. Первый из названных географов подкрепил своим авторитетом возможность найти путь через американский Ледовитый океан, второй — путь через европейско-азиатский Ледовитый океан.

Наконец, мы делаемся свидетелями произведших такое огромное впечатление на весь мир подвигов Фритьофа Нансена — перехода его через Гренландию в 1888 г., и — самого выдающегося — экспедиции его на «Фраме» к северному полюсу, предпринятой в 1893 г.

* * *

Что же это за мир, этот полярный мир, из за которого столько людей ставило свою жизнь на карту?

Ответ: это неведомый мир «meta incognita», как назвала английская королева Елизавета северную часть Америки, в те дни, когда Фробишер, Дэвис и многие другие английские мореплаватели стяжали себе бессмертную славу, завоевывая для человеческого знания и предприимчивости новые области.

«Meta incognita» королевы Елисаветы — вот первое, внесенное в историю указание на архипелаг между Гренландией и Америкой — «a mark and bound hitherto (т. е. 1577 г.), utterly unknown» (совершенно неизвестная доселе страна). Название это «meta incognita» и до сих пор применяется к прилегающей к Гудсонову проливу части обширной Баффиновой земли.

Причиной того, что упомянутый опасный архипелаг к северу от Америки явился не только первою и главною областью исследований, но и ареной наибольших трудов и великих жертв, было во первых то, что до открытия Куком, в конце прошлого столетия, проливов Дежнева и Берингова, воображали, будто можно значительно сократить путь к богатым приморским странам, находящимся по ту сторону открытой Колумбом земли, если обогнуть с севера именно Америку, а не Европу и Азию; во вторых же то, что на этом пути лежала Гренландия, представлявшая уже давно известную береговую линию, доходящую до значительной северной широты. Так например Баффин, плывя вдоль обращенной к Америке стороны Гренландии, достиг той же северной широты, до которой дошел только два с половиной столетия спустя Пайер, предпринявший экскурсию на санях вдоль обращенной к Европе стороны Гренландии (германская экспедиция «Ганзы»).

Между Лабрадором и Гренландией открываются три пути.

Один из них назван по имени знаменитого Гудсона, который, после многократных плаваний по Ледовитому океану, вплыл в Июле 1610 г. в названный его именем пролив. 3-го Августа у северо-западного края Лабрадора взору его открылось широкое море, величина которого допускала предположение, что это-то и был самый Тихий океан. С того дня Гудсон пропал бесследно; возмутившийся против него экипаж рассказывал, по возвращении в Англию на следующий год, что высадил Гудсона с сыном и семерыми из экипажа в лодки, а сам, после тяжелой зимовки, отправился в обратный путь.

Второй путь идет между северною частью обширной Баффиновой земли и Гренландией по Дэвисову проливу, Баффинову проливу и по проливам, служащим их продолжением на север.

Третий же путь идет по проливам, являющимся продолжением Баффинова залива на запад. Там-то и находится «Северо-западный проход». Изучение этих проливов началось с розысками погибшей экспедиции Франклина. Исходной точкой является здесь небольшой бассейн — залив Мельвилля, к юго-востоку от которого и разыгралась Франклинская драма.

В мае 1845 г., капитан Франклин отправился во главе двух испытанных в полярных плаваниях военных кораблей, «Эребуса» и «Террора», снабженных — что являлось в те дни сравнительно новизной — паровыми машинами.

Первые сведения о судьбе Франклина и его 130 спутников после того, как их видели в последний раз на севере Баффинова залива, доставил снаряженный самой г жей Франклин корабль «Принц Альберт». Корабль этот доставил добытые им сведения в 1850 г., и тогда же было снаряжено на розыски еще около 14 кораблей, из них 10—английским правительством. Была найдена первая зимняя стоянка Франклина в «Unions bai» на юго-западе от острова «Северный Девон», при южном входе в канал Веллингтона. Три могилы с надписями были единственным следом, оставленным здесь экспедицией Франклина.

В следующие затем годы были найдены следы экспедиции на берегах двух северо-американских рек Медной и Рыбной, что не мешало все-таки людям давать веру басням вроде той, что экспедиция Франклина в один прекрасный день покажется около северных берегов Сибири!

В том же году, когда английское адмиралтейство после трехлетних безуспешных попыток прекратило высылку своих судов на розыски экспедиции Франклина, и когда возвратился в Англию М'Клур, открывший северо-западный проход и обошедший весь североамериканский-гренландский архипелаг, не найдя и следа Франклина, получилось от агента общества «Гудсонова залива» письмо, извещавшее о судьбе Франклина. Встреченный агентом в апреле 1854 г., на полуострове Боотия у Рыбной реки эскимос заявил, что какие-то белые люди умерли года четыре тому назад голодной смертью у большой реки на западе. «Несколько семей эскимосов, занятых ловлей тюленей на северном берегу большого острова, называемого нами островом короля Вильгельма» — говорится в письме — «видели сорок белых людей, направлявшихся к югу по льду, с лодками и санями. Эскимосы не могли понять их языка, но заключили по их жестам, что корабль их разбился во льдах и что они теперь отправляются на охоту за зверями. Эскимосы продали им несколько тюленей. Позже, весной, на материке было найдено более тридцати трупов и несколько могил, а на ближайшем острове еще пять трупов. Некоторые лежали в палатке, другие под лодкой, перевернутой ради защиты кверху дном, третьи разбросанными там и сям». В донесении, адресованном английскому адмиралтейству, перечислены были также различные предметы, которые агенту удалось достать у эскимосов, напр, серебряные ложки, вилки и другия вещи с инициалами некоторых из членов злополучной экспедиции.

Не могло быть сомнения в том, что члены экспедиции дошли до устья Рыбной реки, т. е. спустились приблизительно на 7° к югу от места первой их зимовки, и это расстояние, равняющееся расстоянию от Шпицбергена до Тромсё, было пройдено в три — четыре года. Устье большой Рыбной реки находится как раз за полярным кругом.

Более подробные сведения о судьбе экспедиции были получены только в 1859 г., когда знаменитый путешественник М'Клинток достиг на санях зимовки эскимосов на западном берегу полуострова Боотии, на юг от северного магнитного полюса. От эскимосов узнали, впрочем, лишь то, что несколько лет тому назад, экипаж большого корабля, застрявшего во льдах, у находящегося против Боотии большого острова «Короля Вильгельма», направился к Рыбной реке, у устья которой и погиб. Затем, М'Клинток натолкнулся на южном берегу острова Вильгельма на одетый в лохмотья человеческий скелет, положение которого указывало, что человек этот упал на ходу, направляясь на юго-восток. Другой отряд М'Клинтока нашел на северо-западном берегу документ, подписанный 28-го мая 1847 г. начальником погибшей экспедиция, самим Франклином. В документе говорилось, что экспедиция перезимовала на вышеупомянутом месте; затем на полях были еще заметки двух помощников Франклина от 25-го апреля 1848 г., в которых говорилось, что экспедиция несколько дней тому назад бросила оба корабля во льдах, где эти корабли застряли еще год и 8 месяцев тому назад, что сам Франклин уже год как умер, и что на следующий день экспедиция отправится далее по направлению к Большой Рыбной реке. Других никаких документов найдено не было ни М'Клинтоком, ни Галлем, искавшим следов Франклинской экспедиции в 60-х годах. Последнею было только установлено, что все результаты исследований экспедиции Франклина, внесенные в дневники, потеряны для нас, так как дневники эти уничтожены эскимосами. Из рассказов эскимосов и расположения найденных могил и скелетов можно было вывести заключение, что корабли Франклина после первой зимовки застряли во льдах на севере от острова Вильгельма и что после смерти самого Франклина, товарищи его оставили корабли, один из которых впоследствии был унесен течением на юг через пролив Виктории и потонул в восточной части маленького залива, в который впадает этот пролив. Остатки экспедиции тащились, словно странствующие мертвецы, из которых то и дело падал то тот, то другой, вдоль западного края острова Вильгельма, пока, наконец, не добрели до материка, где слег и последний человек, до конца берегший драгоценные дневники — увы! затем, чтобы их изорвали дети эскимосов. Ужасы, претерпенные экспедицией, усугублялись, как видно, еще случаями каннибализма; довольно вероятно также, к сожалению, и то, что многие из несчастных больных путешественников пали жертвою эскимосов.

«Сэр Джон Франклин и его 130 смелых спутников отправились на розыски северо-западного прохода и нашли его...» говорится в подробном отчете о подвиге, который считается разрешением вопроса о северо-западном проходе. Разъяснение условий этого прохода, пройденного между 105-м и 115-м западными меридианами (от Гринвича) только пешком, приписывается М'Клуру, который вышел на розыски этого прохода и следов Франклина через Берингов пролив. 26-го октября 1850 г., тридцать лет спустя после того, как Парри побывал, пройдя западные проливы, у южной части острова Мельвилля, М'Клур увидел с высоты около пролива принца Уэльского, где корабль его «Investigator» застрял в льдах, в направлении острова Мельвилля северо-западный проход — ледяной пролив, который не соединял, а скорее разделял и — пожалуй, навсегда — восточные и западные пути. Полтора года спустя, в 1852 г. после того как «Investigator» давно высвободился изо льдов и, отправляясь обратно на юг вокруг земли Банкса, дошел до северного берега этого острова, М'Клур примкнул к экспедициям, прибывшим с востока, и отправился на санях от новой своей зимней стоянки на северном берегу острова Банкса через пролив к острову Мельвилля, которого как Парри, такт» и М'Клинток (в 1851 г.) достигли с востока.

Наконец, в 1853 г. М'Клур встретился с экспедицией последняго, после чего все еще остававшиеся в проливах экспедиции отправились (в 1854 г.) обратно на высланных за ними особых кораблях.

В последнюю половину нашего столетия был открыт пролив Смита; исследование его подвигалось вперед шаг за шагом, из которых один обходился дороже другого.

Пролив Смита видел, как говорилось выше, еще Баффин; 200 лет спустя Джон Росс нашел, однако, этот пролив закрытым. В 1852 г. один из кораблей великой экспедиции, отправленной на поиски Франклина, достиг под начальством Инглефильда до середины пролива и Инглефильду показалось, что далее шло открытое море вплоть до Берингова пролива и Сибири. По следам Инглефильда отправился, год спустя, энергичный мореплаватель Кэн и высланные им санные отряды под начальством Гейса (Hayes) и Мортона достигли названного именем Кэна расширения пролива, (бассейн Кэна) откуда они увидели свободный ото льда пролив Кэннеди; таким образом на этот раз исследования подвинулись вперед на целых 3 градуса широты. Мортон, впрочем, увидел еще больше того: он увидел и «услышал» открытое море, простирающееся до самого северного полюса. «Слух его ласкала необыкновенная музыка плещущих волн». Шесть лет спустя, Гэйс добрался на санях почти до того же места, которое видел издали Мортон. Затем, почти на один градус широты севернее, пробрался на корабле Галь (Hall) в 1871 г., т. е. достиг почти конца канала Робезона. После того, как корабль Галя «Polaris» вернулся обратно через бассейн Кэна и пролив Смита, во время высадки экипажа у пролива Уэльского, часть экипажа — девятнадцать человек — была унесена в море на льдине. С 15 октября 1872 г. по 30 апреля 1873 г. плыли они на льдине через Баффинов залив и Дэвисов пролив и достигли восточного угла Лабрадора, где были приняты на китобойное судно. Расстояние, пройденное ими на льдине, равняется расстоянию между южной частью Шпицбергена и Гамбургом! Столь же продолжительное, хотя и не столь дальнее, плавание на льдине совершили члены немецкой полярной экспедиции «Ганза» вдоль другой стороны Гренландии, года за три перед тем.

Фритьоф Нансен. С рисунка карандашом Э. Веренскольда

Зимою 1876—1876 г. в канале Робезона было, по уверению мореплавателя Де, затерто льдами трехмачтовое судно. Это была. «Алерт», посланный под командой капитана Парса английским адмиралтейством с приказанием «дойти до наивысшей северной широты, а если возможно, то и до северного полюса!» И если Нэрс не достиг полюса, то лишь потому, что — как доносит он сам — «этим путем через пролив Смита его достичь нельзя».

Вначале, когда «Алерт» расстался с судном «Discovery», оставленном для наблюдения в заливе того же названия, Нэрс полагал еще, что поставленная ему задача разрешима. При этом, однако, предполагалось, что канал Робезона является узким проливом, соединяющим бассейн Галя с подобным же северным бассейном.

«Алерт» шел вперед на всех нарах до 82°24′, т. е. до самой северной точки, достигнутой до тех пор кораблем, но затем наткнулся на лёд, через который уже невозможно было пробиться.

«Тот, кто серьезно предлагает пробраться через подобный лёд, или притворяется, или сам не ведает, на что идет... Бесспорно, что пароходы могут пробиваться через некрепкий лёд, который капитаны парусных кораблей принуждены были в прежние времена объявлять непроходимым... но не было еще построено такого судна, которое могло бы выдержать напор и давление сплошного крепкого льда».

Вот что было написано в 1878 г. С того времени построен «Фрам».

«Алерт» остановился у мыса Шеридана Грантовой земли, т. е. севернее находящейся на восточном берегу Гренландии бухты Независимости. Зимовка продолжалась 11 месяцев, причем температура падала иногда до −58,75° С.

Лейтенанты Бомон (Beaumont), Альдрих и др. предпринимали экскурсии на санях и доходили до 83° с. ш., захватывая при этом приблизительно 30° долготы, так что в общей сложности исследованное ими пространство равнялось почти 400 километр. 12 мая 1876 г. Марксам и Парр достигли 83°20′26″ с. ш. почти на 63° западной долготы от Гринвича.

Марксам задался целью пробраться на санях со своим отрядом возможно дальше на север. Ночуя на льдинах, пробивая себе дорогу через непроходимые дебри ледяных глыб, падая в расщелины, доходя почти до полной потери зрения от блеска снегов и льда, шел лейтенант Парр с авангардом, расчищая путь для остальных людей, следовавших за ним с санями, спотыкаясь, скользя и падая... «Единственным утешением была мысль, что уж хуже не будеть» — пишет отважный моряк. Северный ветер при −55°C. «словно перерезывал их пополам!» А что приходилось им терпеть при переменах погоды!

Берега земли Гранта само собой оказались загроможденными ледяными глыбами. От мыса Иосифа-Генриха, где Маркгам, снабженный провиантом на 60 суток, оставил берег, чтобы отправиться прямо на север, видно было крайне неровное ледяное морю из небольших, но толстых льдин и огромных глыб, разбившихся друга, о друга, и образовавших целые валы и рвы. Путешественникам попадались и отдельные огромные льдины, из которых одна например имела 10 кил. в окружности и 2 кил. в длину. Встречались также глыбы с приставшим к ним илом и землей, «точно оне имели дело с сушей». На протяжении почти 30 кил. от берега попадались еще следы волков, мышей, и даже зайца.

Страшно низкая температура при северном ветре заставила Маркгама отказаться от мысли найти на севере или на северо-западе открытое море.

Несходство описаний путешественников, из которых один видел на севере «открытое» море, а другой «ледяное», напоминает несходство описаний Австралии, где в одном и том же месте один путешественник находил оазис, а другой, год спустя или за год до первого, одну безотрадную пустыню.

Бесконечные трудности пути через ледяные дебри, болезнь, постигшая пятерых из семнадцати участников экскурсии и полное изнурение еще четверых заставили, наконец, Маркгама повернуть обратно. «Палатки наши во время ночного привала скорее походят на больничные бараки, нежели на помещения людей, принужденных работать изо всех сил». При развернутых флагах и вымпелах была объявлена достигнутая полярная высота: 400 английских миль — 600 км. от северного полюса, 110 км. от суши.

Вид, представлявшийся в ясный день с высокой скалы на берегу, Нэрс описывает так: «На севере нет и малейшего следа суши. Нагроможденные друг на друга ледяные глыбы покрывают все пространство вплоть до самого горизонта: не видно даже ни единой полыньи. На протяжении 130 километров к северу от мыса Иосифа Генриха не встречается никакой крупной земли. Во всяком случае полоса сплошных льдов доходит до 84-го градуса широты. Существует ли, нет ли земля между достигнутой нами границей и северным полюсом — безразлично, так как при имеющихся теперь орудиях нельзя далее пробраться через такие ледяные преграды. Я, не колеблясь, утверждаю, что вообще немыслимо достичь северного полюса, следуя по пути, предлагаемому проливом Смита».

Приблизительно в то же время, полярный исследователь Вейпрехт (Weyprecht) предложил предпринять с различных, полярных станций общее одновременное международное исследование полярных областей.

Из снаряженных с этой целью экспедиций одна окончилась трагически, именно американская экспедиция Грили.

В августе 1881 г., экспедиция эта остановилась в гавани Дисковери на земле Гранта, вблизи канала Робезона.

11 сентября того же года сопровождавшее экспедицию транспортное судно вернулось в Ньюфаундлэнд, и с тех нор прошло почти три года, прежде чем об экспедиции были получены какие нибудь известия. Экспедиции, отправленные на поиски Грили в первые два года не добились ничего. Лишь на третьем году удалось отыскать семь настрадавшихся членов злополучной экспедиции, состоявшей из двадцати пяти, и доставить на родину шестерых из них в том числе самого начальника экспедиции.

Дать понятие о бедствиях, претерпенных экспедицией в борьбе с холодом, голодом, болезнями и лишениями всякого рода, возможно лишь, приведя дословные выдержки из веденного Грили изо дня в день дневника. 6 июня 1884 г. Грили приказал расстрелять солдата Генри за покражу из запаса провианта, т. е. за кражу им ремней из тюленьей кожи. «Подобные примеры были бы пагубными для отряда, и без того редеющего от голода, — половина команды уже умерла; лишь полное единодушие и честный дележ могут спасти еще остающихся н живых». Несколько дней спустя, умер военный врач Пэви, смерть которого, без сомнения, ускорило то обстоятельство, что он, как врач, имел в руках усыпляющие средства. «Все люди по мере сил собирают разные съедобные мхи». Один из умерших, который при жизни также был заподозрен в краже провизии из общего запаса, очистил свою память заявлением, сделанным им в своем дневнике и гласящим, что он съел только свои собственные сапоги и кусок своих старых брюк!

Погибший, не дождавшись спасения, член той же экспедиции лейтенант Локвуд водрузил, вместе с сержантом Брайнардом и эскимосом Христиансоном, в мае 1882 г., американский флаг (the glorious Stars and Stripes) на острове Локвуде, у северного берега Гренландии, на 83°24′ с. ш., дойдя таким образом до наивысшего северного пункта, достигнутого когда либо человеком. Маркгам, за шесть лет до того, не дошел до этого пункта всего 6½ километров. В описании экспедиции Грили говорится со слов Локвуда:

«На севере до самого горизонта расстилалось непрерывное пространство льда. Ни я, ни сержант Брайнард, сколько ни вглядывались, не видели перед собой ни признака земли». Брайнард прибавляет: «На севере перед нами расстилалось полярное море — огромное пространство разбитого льда и снега. Мы могли видеть беспрепятственно на 60 миль (100 кил.) вперед, но и за этим пределом не было видно и следа земли».

* * *

О Гренландии и ее значении в истории полярных исследований уже говорилось в предыдущих статьях, и здесь остается только сказать еще несколько слов о Шпицбергене, о земле Франца-Иосифа и о северо-восточном проходе.

Одним из важнейших аванпостов на пути к северному полюсу является Шпицберген, который в нынешнем году может справить 300 летний юбилей своего открытия Виллимом Варенцом. Помимо того, что группа островов Шпицберген оказывалась до второй половины нашего века одним из наиболее близких к северному полюсу пунктов, она представляла еще то преимущество, что являлась исходным пунктом, достичь которого в летнее время можно было рассчитывать всегда наверняка.

В 1827 г. Парри отправился к северу от Шпицбергена на двух лодках-санках. В течение целого месяца отряд его шел по льду все вперед; потом оказалось, что лед относил их назад больше, чем они успевали подвинуться на своих лодках-санках вперед. Находились они тогда почти на 3° ближе к северу, или на 82°45′ с. ш., т. е. достигли такой близости к северному полюсу, которая была превзойдена лишь 50 лет спустя, а лейтенантом Локвудом в 1882 г. превзойдена только на 1°. Экскурсия Парри была первой санной экскурсией в истории исследования областей северного полюса.

Почти у того же градуса долготы (между 18-м и 19-м меридианом к востоку от Гринвича), у которого удалось в 1806 г. Окоресби (Scoresby), а в 1827 Парри пересечь в открытом море 81° с. ш., достиг в 1868 г. Норденшёльд на шведском пароходе «София» 81°42′ с. ш., — т. е., «София» зашла севернее какого либо другого корабля. Удалось это лишь благодаря тому, что перед пароходом постоянно расчищали путь, взрывая лед порохом. Пароход повернул обратно не раньше, чем «впереди оказалось такое пространство почти сплошного льда, по которому человек с помощью багра мог бы пройти по крайней мере с милю». В этой экспедиции, кроме фон Оттера, Норденшёльда и нескольких шведских естествоиспытателей, участвовал еще в качестве помощника начальника экспедиции столь известный впоследствии Паландер.

30 августа 1873 г. с австро-венгерского военного корабля «Тегетгофа», достигшего 79°43′ с. ш. и 59°53′ в. д. (на севере, от Новой. Земли), увидели на северо-западе землю. Изумленным взорам экипажа открылась вдруг в туманной дали горная страна. «Тегетгоф», стиснутый льдами, плыл к северу от Новой Земли больше года. Снаряжением этого корабля Австро-Венгрия внесла свою лепту в совместный международный труд по изучению полярных областей. На корабле находилась снаряженная на средства графа Вильчека экспедиция Пайера-Вейпрехта, имевшая целью испробовать рекомендованный географом Петерманом путь к северному полюсу между Шпицбергеном и Новой Землей.

Лишь два месяца спустя после того, как с «Тегетгофа» завидели землю, удалось экипажу перебраться со скованного льдами судна на эту новую землю, названную «Землей Франца-Иосифа». Открытие последней является одним из интереснейших открытий последних столетий.

На добрых два градуса широты по направлению меридиана проникла австрийская экспедиция в новооткрытую землю, состоящую из островов, разделенных проливами, и дошла до 82°5′ с. ш. (мыс Флигели на острове принца Рудольфа), следовательно, почти до той широты, которой достигли в северной Гренландии Пири и Аструп в 1892 г.

У берега перед мысом расстилалось водное пространство. Но это было не открытое море, а только обширная огораживаемая старым льдом полынья. Пайер не верит в открытое полярное море; оно для него — «устаревшая гипотеза». На горизонте, среди белой равнины, вырисовывались далеко на севере две вершины: земля короля Оскара и земля Петермана.

Оставив корабль, экипаж отправился с новооткрытой земли по льду, взяв с собой лодки. Почти три месяца шли путешественники по льду; затем, наконец, могли сесть в лодки и после двухнедельного плавания вдоль берега Новой Земли наткнулись на замешкавшиеся русские промысловые суда, иоторые и доставили их в Вардё.

Зимою 1882—83 г. по Карскому морю шли бок о бок два судна: норвежский пароход «Варна», везший ученую голландскую экспедицию, и датский пароход «Диймфна» под командой лейтенанта Ховгора, участвовавшего впоследствии в экспедиции Норденшёльда на «Веге». Теперь он отправился с целью оказать содействие экипажу исчезнувшей «Жанетты», но, по получении по дороге известия о судьбе последней, хотел ограничиться попыткой пройти мимо мыса Челюскина. В Карском море его, однако, затерло льдами, и ему пришлось удовольствоваться сделанными им во время этого невольного плена интересными наблюдениями над ветром и течением.

В 1874 г. начал свои неутомимые попытки установить торговые сношения между Англией и Сибирью через Карское море — капитан Виггинс.

21 июля 1878 г. началась знаменитая экспедиция Норденшёльда на «Веге». Три недели спустя «Вега» была в гавани Диксона у устья Енисея, а 19 августа бросила якорь у самой северной оконечности старого света, у мыса Челюскина, «самой однообразной и пустынной местности, которая вообще попадалась мне на севере» — пишет Норденшёльд. С 27 сентября 1878 г. по 18 июля 1879 г. «Вега» стояла затертая льдами всего в двух днях пути от Берингова пролива, который затем и прошла 20 июля.

Этим плаванием был установлен так называемый «северо-восточный проход» (Nordostpassage), и открыта для исследований северного Ледовитого океана и полярных областей твердая и связная основная морская линия.

До прохода Норденшёльда через Берингов пролив и до гибели «Жанетты», область северного Ледовитого океана, прилегающая к северной части Восточной Сибири, была известна Европе очень мало. Между тем, еще за 200 лет до того, передовые пионеры цивилизованного человечества уже открыли расположенные в этой области Новосибирские острова, и со времен тридцатилетней войны русские рыболовы и промышленники стали пробираться в ату северно-азиатскую terra incognita все дальше и дальше.

В том же году (1742 г.), когда Челюскин достиг на санях самой северной оконечности Азии, стал известным и северо-западный угол Америки — Аляска.

Всем известны результаты большой Северной экспедиции, снаряженной русским правительством во второй половине прошлого столетия и покрывшей бессмертием имена Беринга и Челюскина. С затраченными на эту экспедицию средствами и трудами могут сравниться разве только затраты английского правительства на отыскание злополучной экспедиции Франклина.

Экспедиции, имевшие целью исследования северных берегов Азии, носили и научный и политический характер, исследования же берегов северной Америки вызывались чисто коммерческими интересами. Но в то время, как исследования северных берегов Сибири и близ лежащих островов и областей завершены в главном исследованиями Врангеля и Анжу в 20-х годах нынешнего столетия, прошло уже сто лет с тех пор, как сделаны были первые попытки точнее определить очертания северных берегов Америки. С тех пор и здесь, как в Азии, отдельные, вновь открытые места связаны общей линией, благодаря одновременным стремлениям Коллинсона и М'Клинтока проникнуть на восток, в поисках за Франклином, со стороны Берингова пролива.

Географическое значение Берингова пролива становится, впрочем, известным не ранее 1730 г. Дежнев и Беринг установили только восточные границы Азии и факт существования водного пути из Ледовитого в Тихий океан, не зная, однако, что путь этот является проливом.

Каким в сущности новым представляется нам теперь мир! Ведь, всего за сто лет до того, как «Вега» прошла Беринговым проливом в Тихий океан, Джеймс Кук в свое последнее плавание безуспешно пытался проникнуть через него и на восток и на запад. В 1849 г. Келлет высадился на острове «Геральд», в 1867 г. Лонг открыл землю Врангеля.

Выть может, для того, чтобы нации сплотились для энергичного исследования географических условий выше упомянутой обширной области, надобен такой призыв, который бы тронул все сердца, заставил бы отозваться всех, объединив всех каким нибудь общим чувством, вроде например чувства человеколюбивой тревоги, заставившей цивилизованный мир в течении тридцати двух лет отыскивать экспедицию Франклина, а затем положить столько трудов и сил ради спасения «Жанетты».

Остается посвятить несколько слов только что упомянутой злополучной «Жанетте». Купленный известным американским богачом Гордоном Беннеттом и названный по имени его сестры. «Пандорой» пароход этот предназначался первоначально для экспедиции к северному полюсу через Берингов пролив, но когда в 1879 г. возник тревожный вопрос «что сталось с «Вегой» и Норденшёльдом?» — пароход был переименован в «Жанетту» и отправлен с целью розысках следы «Веги».

В конце августа 1879 г. «Жанетта», под командою 34 летнего лейтенанта Де-Лонга и с экипажем международного состава из 33 лиц, прошла через Берингов пролив пять недель спустя после того, как «Вега» благополучно вышла в Тихий океан!

Прошло слитком два года, а о «Жанетте» не было ни слуха, ни духа. Но вначале это обстоятельство не казалось тревожным. Корабль был, ведь, снабжен провиантом на три года, снаряжение его было доведено до возможной в те времена степени совершенства, так как богатый владелец его не пожалел на это средств. Сам Эддисон снабдил корабль электрическим освещением; при экипаже состояло еще два охотника-эскимоса с семью санями и сорока собаками. Какие же опасности могли угрожать этой столь тщательно обставленной первой серьезной попытке проникнуть до северного полюса по линии меридиана от Тихого океана?

Но в декабре 1881 г. из Якутска дошли тревожные вести о том, что люди Де-Лонга высадились в сентябре в крайне изнуренном состоянии около устьев Лены; и только в марте 1882 г. были найдены трупы Де-Лонга и его одиннадцати спутников.

Пережившие катастрофу сообщили, что «Жанетта» была затерта льдами еще в сентябре 1879 г. Образовавшаяся течь заставляла экипаж «Жанетты» в течение семнадцати месяцев работать помпами почти денно и нощно. В течение пяти месяцев корабль кружился вместе с сковывавшими его льдами около земли Врангеля, затем был унесен на северо-запад.

17 мая 1881 г. с «Жанетты» увидели новые, неизвестные до тех пор острова: Жанетту, Генриетту и остров Беннетта (общее название этой группы: «Острова Де-Лонга»). Экипаж вынес впечатление, что течение в данных местах не бывает постоянным, а зависит от ветра, тем не менее люди все-таки надеялись, что течение отнесет их к. земле Франца-Иосифа и что, таким образом, им удастся выбраться в открытое море около Шпицбергена². Но уже 12, июня экипажу пришлось оставить корабль, раздавленный льдинами..

Произошло это всего, в 700 км от земли, находившейся на юге и на несколько сот км. дальше от устьев Лены. Команда направилась на юг к, устьям Лены, шла по льду уже с неделю, как вдруг оказалось по наблюдениям, что северное течение отнесло, их с льдом вместе на 27 миль назад. К счастью, встречаемые на пути островки оказались хорошими точками опоры. В сентябре команда пустилась на трех лодках в открытое море; во время бури лодки разошлись, и одна из них пропала без вести.

* * *

Немалый вклад в географию арктических стран внесли и норвежские экспедиции, не имевшие строю научного характера, а так называемые промысловые, отправлявшиеся под командой отважных капитанов-норвежцев, которые в своем стремлении отыскать новые обильные добычей места для ловли китов и тюленей, служили, так сказать, попутно и науке. Ища новых мест для ловли, они проложили новые пути на север, к Шпицбергену, в Карское море и пр. и заслужили тем почетное место в истории. Внимание, возбужденное первыми же их сообщениями среди ученых, разумеется лишь увеличило в этих моряках жажду новых открытий и желание проникнуть в неведомые моря дальше, чем если бы их побуждали одни коммерческие цели.

Большинство наблюдений и исследований, сделанных норвежцами в области Сев. Ледовитого океана, были разработаны норвежским метеорологическим институтом и затем опубликованы. В «Petermanns Mittheilungen» можно найти сведения о всех норвежских экспедициях и добытых ими научных результатах. Но, конечно, в ученых журналах и статьях нечего искать полной картины тех опасностей, трудов и мужества, с которыми было сопряжено добывание упомянутых результатов. А картина эта поистине грандиозна. Отважные моряки-промышленники изо дня в день должны были бороться с плавучим льдом, с туманами и бурями, шаг за шагом защищать собственную жизнь, исполняя свои прямые обязанности по отношению к судохозяевам, и в то же время они тихо, бесшумно исполняли великую в научном отношении работу, тем более достойную удивления, что она была совершенно бескорыстна. Имена Э. Карлсена, С.Х. Тобисена, Ренбэки, Э. Г. Иоганнесена, Толькильсена, Ульве, Макка, Квалле, Недревоги, Дёрма, Исаксена, Алотманна, Нильсена, Ионсена, бр. Бьеркане, Кнудсена и Экреля занесены на скрижали истории арктических путешествий, но сколькие из отважных моряков, из года в год ходивших за китами, тюленями и научными наблюдениями, погибли, не успев дать и весточки о своих подвигах, сколько тяжелых зимовок кануло в лету забвения и сколько совершено во время этих экспедиций геройских подвигов, оставшихся не занесенными в летописи?

Когда нибудь все эти герои найдут своего историка, который прольет свет не только на их службу науке, но и на них самих, на их жизнь и личные подвиги, и тогда им воздадут честь не одни земляки, а весь цивилизованный мир, подобно тому как он отдал честь подвигам Фритьофа Нансена.

Примечания

1. Изречение из комического эпоса Гольберга «Пер Порс». Примеч. перев.

2. Кроме кораблей, искавших в 1881 г. «Жанетту» в области Берингова пролива, в том же году искала ее в водах Гренландского полярного моря экспедиция Грили.