Десять дней на дрейфующей льдине
«Высаживаемся в лодки с несокрушимой надеждой на счастливый исход нашего плавания», — наскоро писал Нансен в газету 1 7 июля 1888 года, покидая корабль «Язон», доставивший членов экспедиции к восточному берегу Гренландии. Было это почти на той же широте, на которой Норденшельду удалось в 1883 году пробиться сквозь плавучий лед. В двух с половиной милях1 от фиорда Сермелик с корабля спустили лодку экспедиции и еще одну, предоставленную путешественникам капитаном «Язона».
— Все в порядке, — сказал Нансен, спускаясь с наблюдательного пункта, куда он поднялся, чтобы высмотреть в подзорную трубу фарватер2.
— Я хорошо видел свободную ото льда воду у берега. Полоса плавучих льдов не слишком широка. В крайнем случае воспользуемся услугами льда.
В этом и состоял план Нансена: плавающие льдины должны были послужить в случае нужды транспортным средством. Но Нансен не рассчитывал, что ему придется так скоро им воспользоваться.
Был серый, пасмурный вечер, дождь то прекращался, то снова назойливо падал. Наступившая ночь не давала возможности разглядеть и точно определить направление, в каком двигались лодки. Они непрестанно ударялись о льдины. Некоторые льдины отскакивали, и за ними чувствовалось свободное водное пространство. Некоторые, наоборот, крепко прижимались к высоким бортам лодок Надежда достигнуть к утру фиорда Сермелик оказывалась тщетной. Когда черная мгла ночи сменилась темно-серым рассветом, путешественники увидели, что они кругом стиснуты льдинами. Со всех сторон обступили они лодки, грозя каждую минуту раздавить их. Пришлось спешно высаживаться на льдину и вытаскивать за собой лодки. При выборе льдины не было возможности особенно долго задумываться, на какую пересесть. Нансен наскоро прикинул размеры льдины и ее прочность. Но льдина оказалась коварной: почти тотчас же после высадки она попала в течение и с неимоверной быстротой понеслась к югу, удаляясь от берега.
Путешественники не могли снова пересесть в лодки, так как одна из них очень пострадала при втаскивании на лед и требовала починки.
— Хорошо бы теперь выпить кофе, — произнес Свердруп, вбивая последние гвозди в дно починенной лодки, — а то с этим проклятым течением занесет неизвестно куда.
Действительно, после пятнадцатичасового напряженного труда все выбились из сил и нуждались в отдыхе и пище. Наскоро разбили палатку, так как снова потоком хлынул дождь, забрались в мешки, поели холодного. Через некоторое время небо прояснилось и путешественники увидели вдалеке мачты удалявшегося «Язона». Там, несомненно, были уверены, что вся компания уже пристала к берегу. Старший лапландец Равна безнадежно смотрел вслед «Язону».
— Как мы были глупы, что оставили корабль для того, чтобы погибнуть здесь, — сказал он стоявшему рядом Балто. — Нет никакой надежды выбраться отсюда живыми. Громадное море станет нашей могилой.
Эти слова услышал подошедший к ним Нансен. Он учел опасность момента.
— Отчаиваться никогда не поздно, Равна! Главное сейчас дело сделать и тогда мы все будем спасены.
В Нансене было столько спокойствия и уверенной силы, что оба лапландца успокоились и пошли спать.
Так проплавали путешественники два дня.
Утром 19 июля льдины несколько разошлись, открыв доступ свободной воде; сквозь поредевший дождь снова виднелись очертания земли. Нансен и Свердруп решили добраться до берега в лодках. Путешествие оказалось недолгим. Ближайшей целью являлась громадная ледяная гора, за которой было открытое водное пространство. Но у горы скопилось так много густого льда что не оставалось ничего другого, как снова пересаживаться на льдину. При этом Нансен хлебнул воды, потому что он оступился и погрузился на мгновение в воду.
— Нельзя сказать, друзья мои, — сказал он, вылезая с помощью товарищей на лед, — чтобы это купанье меня привело в восторг; особенно досадно, что я искупался в одежде.
Раскинули палатку и начали сушить платье, затем взялись за консервы и, чтобы согреться, откупорили пиво. Нансен был в таком хорошем настроении, ощущал такой подъем, что, когда все пошли спать в палатку, он остался один на воздухе, чтобы зарисовать маячащий вдали берег Гренландии. Он прекратил это занятие лишь тогда, когда небо застлали черные тучи, а волны начали заливать соседние льдины.
Утром все проснулись от страшных толчков. Когда они вылезли из спальных мешков и огляделись вокруг, оказалось, что льдина треснула поперек. Течение несло ее прямо к бурунам, образующимся в том месте, где волны открытого моря разбивались о край ледяного пояса. Между тем льдина продолжала трескаться в разных направлениях. Пришлось быстро перебираться со всем багажом на новую льдину. Буруны приближались. Бороться с ними, оставаясь на льдине, не представлялось возможным, они неминуемо смыли бы всех. Нужно было держать лодки наготове, чтобы каждую минуту можно было их спустить на воду.
За ужином состоялось нечто вроде совещания. Начал Нансен; он обвел всех ласковым бодрящим взглядом:
— Мы будем бороться до самого конца, не правда ли?
Ответа не последовало, но судя по спокойным и уверенным лицам ясно было, что все согласны с ним.
— В лодках мы, конечно, справимся с бурунами, хотя придется здорово вымокнуть. Это для нас привычное дело. По моим расчетам буруны не дальше, чем в трехстах метрах от нас. Все же точно определить, когда мы подойдем к ним, нельзя. Сейчас ночь. Совершенно незачем нам всем бодрствовать. Пусть один остается на вахте, а остальные отправляются спать.
На первую вахту стал Свердруп. Нансен несколько раз просыпался, ожидая, что вот-вот придется всем вскочить на ноги, но ночь проходила, а Свердруп не приходил. Он мужественно оберегал сон товарищей до последней минуты. Море было его стихией, и на трещащей, окруженной бурунами льдине он чувствовал себя, как дома. Много лет он плавал в качестве штурмана, затем водил в качестве капитана шхуну и пароход и больше года командовал рыбачьим судном.
Буруны подошли почти вплотную к льдине, пенящиеся волны обдавали ее. Но они же, набросав обломки мелкого льда, образовали нечто вроде дюн вокруг палатки и защитили ее от натиска волн.
Свердрупу нужно было еще все время заботиться о том, чтобы не унесло лодку, стоящую на краю льдины, в которой спал Балто. Балто решил, что выгоднее все же быть поближе к воде, и заснул в лодке, как в собственной постели.
Вдруг под утро, когда казалось, что льдина вовлекается в самое опасное место бурунов, она неожиданно переменила направление и с изумительной быстротой понеслась к берегу. К тому же был прекрасный солнечный день и настроение у всех прояснилось.
— Мы совсем превратимся в белых медведей на этой льдине, — сказал Нансен за завтраком.
— Да вот, кстати, и медведь легок на помине, — вскрикнул Свердруп и кинулся за ружьем.
Но медведь, очевидно, не захотел превратиться в медвежатину и прежде, чем кто-либо успел схватиться за ружье, он исчез между льдин.
Путешественники пересели в лодки, так как снова открылась свободная вода, но потом снова должны были перебираться на льдину.
Нансен несколько пал духом.
— Не сядем в лодки, пока эта льдина надежна и прочна.
И хотя море очистилось ото льда, Нансен решил в лодки не пересаживаться.
Ночью, как всегда, каждые два часа сменялась вахта. Только лапландец Равна обычно простаивал больше, так как не умел смотреть на часы и боялся разбудить своего заместителя до срока. Так случилось и на этот раз. Было уже совсем светло, когда Равна озабоченно заглянул в палатку. Нансен проснулся и в шутку спросил:
— Ну что, Равна, видна ли земля?
— Да, да, земля очень близко, — ответил он тоном, не оставляющим сомнений. Все выскочили из мешков и протерли глаза. Берег был виден совершенно четко и путь к нему оказался свободным ото льда.
Слово «земля» приобрело для путешественников почти такое же значение, как для Колумба, впервые увидевшего берега Америки. Остаток путешествия к берегу прошел вполне благополучно, и, несмотря на напряженную работу, путники успели обдумать меню пиршества, которое решили устроить, как только коснутся твердой почвы.
Подъезжая к берегу, экспедиция должна была миновать ледяную гору, на склонах которой сидело множество чаек. Как раз в тот момент, когда лодка проходила мимо горы, громадная глыба льда откололась и с шумом скатилась в море. Чайки в испуге взлетели темной тучей. В ледяной пустыне повеяло жизнью от шума птичьих крыльев. Наконец, лодки подплыли к берегу. Без труда была найдена удобная пристань для лодок, и как только они были привязаны, шестеро взрослых мужчин, как мальчики, принялись бегать по берегу, поднялись на скалы, чтобы скорее почувствовать землю, настоящую твердую землю под ногами.
— Ого-го-го-го-о-о! — крикнул во всю силу своих легких Свердруп, и все радостно прислушались, как эхо в скалах отозвалось на человеческий голос.
Как всем ни хотелось есть, но больше часа бродили путешественники по скалам. Нансен записал у себя в дневнике: «Мы взобрались на утесы, чтобы увидеть, что делается вокруг. Мы были, как дети: кусочек мха, стебелек травы, не говоря уже о цветке, возбуждали в нас целую бурю восторга. Все было так ново, переход так резок и неожидан».
Наконец, принялись за приготовление обеда. Он был чрезвычайно торжественен. Использовали все разнообразие запасов. После консервов, мясных и овощных, были поданы: шоколад, печенье, швейцарский сыр и варенье. Посреди обеда Свердруп прислушался к чему-то, потом внимательно посмотрел на свою руку.
— Комар! — заревел он, — ей-богу комар! Ишь ты, живой, пей, милый, пей!
Он терпеливо дожидался, пока комар сосал его кровь. Такой акт самопожертвования по отношению к комару был первым в жизни Свердрупа, до того он обрадовался живому насекомому.
Когда все вдосталь насытились, Нансен взял слово:
— Друзья мои, мы уже порядочно напутешествовались, но сейчас мы только начинаем. Мало того, плаванье, увозившее нас от цели, заставило потерять 2 недели короткого гренландского лета. Переходить Гренландию в этом месте незачем, мы на крайнем юге и не за этим сюда приехали. Значит нам нужно как можно скорей продвинуться вдоль берега к северу. Мы неплохо сегодня попировали, но с этого момента должен господствовать один лозунг: как можно меньше сна, как можно меньше еды и как можно больше работы. Но ни в коем случае не доводить себя до истощения. Пища экспедиции должна отныне состоять почти исключительно из воды, сухарей и сушеного мяса, А теперь, друзья мои, отдохните еще немного и за дело!
В тот же день вещи были опять сложены в лодки, и экспедиция двинулась к северу. Во время этого путешествия также пришлось раз пересаживаться на льдину, но в общем все шло сравнительно благополучно. Особенно большого труда стоило обогнуть мыс Аделаер, но зато после лодки пристали к выступу земли, не названному на карте. Нансен дал ему название мыс Гард, и экспедиция решила отдохнуть здесь. На этой стоянке произошло важное событие: путешественники повстречались с эскимосами, жителями Гренландии.
Конец ледника Пьюсорток
Сначала они услышали издали странные звуки, напоминавшие птичий клекот; при приближении эти звуки оказались человеческими голосами и через несколько минут показались два эскимоса на каяках3. Особенно возликовали лапландцы; они подпрыгнули, крикнув: «Люди!»
— Да, люди, — заметил Свердруп, — это тебе не комар...
Двое молодых эскимосов, завидев людей, принялись что-то быстро говорить, но как ни старался Нансен применить уроки госпожи Ринк, ничего не выходило: ни он их, ни они его не понимали. Жестами они показали, что направляются дальше к северу, где, очевидно, находилось эскимосское селение. Нансен также жестами пообещал отправиться вскоре вслед за ними. Чтобы добраться до этого пункта, пришлось проехать мимо пользующегося дурной славой ледника Пьюсорток. Главное основание для опасений заключалось в том, что ледник был необычайно широк и спускался в море полосой в ¾ километра. Для проезжавших мимо лодок была всегда опасность, что обвалившиеся глыбы могут или раздавить или опрокинуть их.
На этот раз все проехали благополучно и прибыли к эскимосскому селению. Нансен решил устроить тут же ночевку и познакомиться поближе с этим своеобразным народом.
Перед отъездом он решил сфотографировать группу эскимосов. Однако стоило только направить объектив аппарата на них, как эскимосы в испуге разбегались. Нансен прибегнул к хитрости: сделал вид, что смотрит в другую сторону, и ему удалось сделать несколько снимков.
Экспедиция медленно подвигалась к северу. Новые затруднения возникли не из-за дороги, а по другим причинам: лапландец Балто стал жаловаться, что он голодает, что ему обещали давать кофе каждый день, что он не может ехать дальше, если его будут так плохо кормить. Нансен терпеливо и подробно разъяснил лапландцу положение вещей.
— Уверяю тебя, Балто, что этой пищи достаточно, чтобы поддержать человеческий организм. Хуже будет, если мы останемся совсем без пищи во льдах Гренландии. И ты ведь знаешь, что еда делится поровну между всеми нами.
На следующей эскимосской стоянке путешественникам удалось раздобыть немного мяса. Нансен, увидев кусок сушеной тюленины, висящей у одной из палаток, жестами предложил продать ее. Эскимос не понял торгового предложения, а попросту снял тюленину и отдал ее Нансену. Тот в обмен протянул эскимосу иголку. Это вызвало восторг эскимоса; он рассказал об этом товарищам и все наперерыв стали предлагать путешественникам мясо за иголки. Все участники экспедиции получили со куску, один Равна не захотел брать подарок, объяснив, что он не хочет пользоваться наивностью эскимосов.
Он не понимал, что тюленье мясо у них в избытке, а иголок нет совсем. Деньги же в этой местности в то время не имели значения, так как купить на них нельзя было ничего.
Примечания
1. Морская миля равна 1,8 км.
2. Фарватер — широкий проход для судов.
3. Каяки — эскимосские челноки.