Глава XIV. Мировой экономический кризис. Начало социал-демократической «эры»

Кризис и новое обострение классовой борьбы. Мировой экономический кризис охватил Скандинавию с некоторым опозданием — в конце 1930, а частью даже в 1931 г., и достиг апогея в 1932 г. В Швеции объем промышленного производства упал за 1929—1932 гг. на 21%, в Норвегии — на 25%. С особой силой кризис поразил экспортные отрасли. Экспорт датского масла упал в 1929—1932 гг. примерно на 40%, свиного сала в 1930—1932 гг. — на 23% (по стоимости). Безработица, и без того значительная даже в конце 20-х годов, охватила зимой 1932/33 г. в Дании 40% организованных в профсоюзы промышленных рабочих, в Норвегии — около 35%, в Швеции — 20%. Велика была безработица и среди служащих, и среди сельскохозяйственных рабочих. В бедственном положении вновь оказались и мелкие хозяева, в особенности сельские. Ежедневно принудительно продавались с молотка десятки крестьянских хозяйств. Банкротство потерпели крупные компании — Трансатлантическая в Дании и всемирно известный концерн Крейгера в Швеции; сам Крейгер покончил самоубийством (1932).

Совершенно недостаточные размеры помощи безработным и понижение ставок заработной платы при пересмотре тарифных договоров поставили широчайшие массы трудящихся в отчаянное положение. Их борьба с последствиями кризиса затруднялась антирабочими законами, принятыми в конце 20-х годов, и действиями фашистских партий и групп во всех трех странах.

Забастовочное движение в годы кризиса по сравнению с 20-ми годами не ослабевало. Наиболее острые столкновения происходили между безработными и полицией, между локаутированными или бастующими рабочими и штрейкбрехерами. На всю Скандинавию прогремели события весны — лета 1931 г. в датском городке Накскове (остров Лолланн), южнонорвежском местечке Менстад и особенно в северошведском лесопромышленном районе Одален, где мирная демонстрация рабочих с требованием удалить присланных штрейкбрехеров была обстреляна войсками, и пять демонстрантов погибло. Каждое из этих событий вызывало крупные демонстрации, прежде всего в столицах трех стран, и столкновения с полицией.

Коммунисты руководили забастовками, демонстрациями, участвовали в создании организаций безработных, в кратковременном захвате власти на местах (в районе Одален, например), в изгнании штрейкбрехеров. Руководители и активисты партии в целом ряде случаев поплатились тюремным заключением. Главенство коммунистов было особенно заметно в Дании, где Компартия в январе 1933 г. привела массы к риксдагу и ускорила принятие антикризисных мер. На выборах 1932 г. за КПД впервые проголосовало 17 тыс. человек и два первых депутата-коммуниста попали в фолькетинг. Компартия Швеции, лишившаяся всех парламентских мандатов из-за раскола 1929 г., на выборах 1932 г. вновь провела во вторую палату двух депутатов. Норвежские коммунисты, и во время кризиса не прекратившие фракционной борьбы (двукратная смена руководства в 1932 и 1934 гг.), остались вне стортинга. И все же численность рядов КПН вновь стала расти (в 1932 г. 5000 человек).

Важной особенностью классовой борьбы в период кризиса было значительное крестьянское движение, особенно в Дании. В 1931 г. здесь возникло новое Объединение сельских хозяев (LS), одно время насчитывавшее 135 тыс. членов. Верховодили в нем помещики и крупные фермеры. Объединение выступало и против крупного капитала, и против профсоюзов, за отмену «процентного рабства» (задолженности) и за снижение заработной платы, доходило и до призывов уничтожить парламентскую демократию. Это был датский вариант «крестьянского фашизма». В 1930 г. в Дании возникла и небольшая Национал-социалистическая рабочая партия Дании во главе с Фр. Клаусеном. На мелкобуржуазной социальной базе была создана в 1933 г. в Норвегии партия Национальное единение (NS). Вождем ее стал майор запаса В. Квислинг, бывший военный министр в правительстве крестьянской партии, пославший вооруженные силы в Менстад. Фашистские партии возникли еще в 20-х годах и в Швеции.

Антикризисная программа социал-демократов, их соглашения с аграриями и приход к власти. В разгар кризиса буржуазные партии имели большинство в парламентах и составляли правительства в Швеции и Норвегии. В Дании партии крупной буржуазии преобладали в верхней палате — ландстинге, и они могли срывать мероприятия коалиционного правительства социал-демократов и радикалов. Первоначальным стремлением буржуазных партий было дать выход из кризиса самой стихии рынка, опираясь на устойчивое валютное положение всех скандинавских стран. Средства в помощь безработным выделялись крайне скупо, и в Норвегии, например, они выдавались органами местного самоуправления в виде голодных натуральных пайков (крупа, маргарин, патока, соленая рыба), стоимость которых могла вычитаться из заработной платы после получения работы от коммуны. Участие в общественных работах оплачивалось по ставкам ниже ставок чернорабочего.

Углубление кризиса потребовало, однако, более энергичного вмешательства. В Швеции и Норвегии еще на рубеже 20—30-х годов власти стали ограждать сельское хозяйство от иностранной конкуренции. Норвежцы, а за ними шведы централизовали, например, закупку зерна в стране и за границей, сосредоточив ее в одной смешанной государственно-частной организации. В Норвегии уже в 1930—1931 гг. были созданы национальные кооперативные организации — «централы» по закупке молока, яиц, бекона, мяса и пр. Централизация сбыта позволила поднять цены на сельскохозяйственные продукты значительно выше мировых и затем контролировать их.

Осенью 1931 г. все скандинавские страны отказались от обмена своей валюты на золото после того, как это сделала Англия — главный рынок сбыта для Скандинавии. Курсы бумажных скандинавских валют падали теперь в той же пропорции, что и фунт стерлингов. Датские и другие экспортеры, предъявлявшие своему банку выручку (векселя) в фунтах, получали соответствующее количество крон (как и прежде 18 крон за фунт).

Скандинавия позже других районов мира ощутила тяжесть кризиса. Однако после отказа англичан и немцев от свободной торговли буржуазия в Дании, например, потребовала введения ввозных пошлин на промышленные товары (консерваторы — партия промышленников) либо ограничения импорта путем контроля за валютой (венстре — аграрии). В конце 1931 г. был запрещен вывоз капитала, а в начале 1932 г. был принят временный закон об обязательной сдаче иностранной валюты Национальному банку и запрете импорта без разрешения властей. С этой целью был создан специальный валютный центр.

В Швеции крах концерна Крейтера и связанных с ним предприятий и банков потребовал государственного вмешательства в финансовые дела. В Норвегии ряд крупных частных банков вынужден был также просить государственной помощи. Кризис подорвал авторитет буржуазных кабинетов: все они применили вооруженную силу против трудящихся; финансовые крахи раскрыли неблаговидную связь ряда правительственных деятелей с крупными финансистами, например шведского премьера Экмана с Крейтером. Неудивительно, что парламентские выборы 1932—1933 гг. во всех трех странах показали серьезный сдвиг влево и принесли партиям буржуазии — правящим в Швеции и Норвегии — серьезные поражения, а оппозиционным в Дании — новые неудачи. Скандинавские социал-демократы, лишившись части голосов, пролетариев в пользу своих более левых конкурентов — в Швеции за коммунистов обоих направлений голосовало 200 тыс. избирателей, — «отняли» у буржуазных партий большое число служащих, хусменов, интеллигенции. Социал-демократы во всех трех странах впервые получили около 40% поданных голосов и большее, чем когда-либо, число мандатов, однако не абсолютное их большинство.

В отличие от буржуазных партий социал-демократы пришли на выборы с развернутой антикризисной программой, в основе которой лежала новая и весьма популярная для того времени идея государственного вмешательства в частнокапиталистическую экономику. Разительные успехи социалистического строительства в СССР влияли и на скандинавское общественное мнение: понятия плана, регулирования, контроля теперь зачастили в предвыборных программах скандинавских реформистов. Социал-демократические лозунги «Весь народ, за работу!» (НРП), «Швеция — дом для народа», «Датский социализм» отнюдь не означали покушения на существующий строй, и скандинавская крупная буржуазия уже понимала это. Даже самая левая — НРП выступала теперь как партия практических реформ, как партия «всего народа», как поборник парламентской демократии и противник диктатуры «слева и справа».

После выборов шведские «свободомыслящие» (левые либералы) уступили портфели социал-демократам. Датские социал-демократы вместе с радикалами, естественно, остались у власти. Сохранило позиции и норвежское либеральное правительство меньшинства, менее скомпрометировавшее себя в ходе кризиса (в 1931—1933 гг. у власти в Норвегии стояли аграрии).

Для проведения обещанных массам мер по борьбе с безработицей и социальных реформ социал-демократические кабинеты в Дании и Швеции нуждались в новых союзниках. Такой союзник был необходим и норвежским социал-демократам для свержения буржуазного правительства венстре. Задача социал-демократов облегчалась противоречиями в буржуазном лагере. Обе партии крупной буржуазии — консерваторы и либералы — были старыми политическими противниками и почти ни разу (а с 1918 г. ни разу) не создавали общего правительства ни в одной из стран. Не менее важно было растущее расхождение старых буржуазных партий в Норвегии и Швеции с новыми крестьянскими партиями. Последние требовали теперь столь значительной и постоянной государственной помощи сельским хозяевам, на какое промышленная буржуазия Швеции и Норвегии идти не желала. Датские венстре понимали необходимость государственного регулирования сельского хозяйства в интересах самих фермеров, но не находили отклика у консерваторов, т. е. у промышленных кругов.

Компромисс на Канслергаде. Карикатура, 1933 г.

В январе 1933 г. датские социал-демократы и их партнеры по кабинету — радикалы достигли политического соглашения с лидерами венстре («Компромисс на Канслергаде»), в мае состоялось соглашение шведских социал-демократов с Крестьянским союзом, и лишь спустя два года (в марте 1935 г.) правительство норвежских венстре (Мувинкель) получило вотум недоверия благодаря объединению голосов недавних антагонистов — НРП и крестьянской партии. 19 марта 1935 г. правительство Нюгорсволла (НРП) было назначено королем.

В наиболее сложной и драматической ситуации было достигнуто соглашение партий в Дании. Зимой 1932/33 г. зашли в тупик переговоры о тарифах ввиду намерения предпринимателей снизить заработную плату на 20%. Союз предпринимателей грозил большим локаутом, а объединение профсоюзов — стачкой в нелокаутированных отраслях. «Компромисс на Канслергаде» включал прежде всего обещание либералов-венстре не мешать принятию закона о запрете на год локаутов и стачек при сохранении существующих ставок заработной платы и согласие социал-демократов на новую девальвацию кроны (22 кроны за фунт). Запрет локаутов был выгоден рабочим, а девальвация — фермерам. Во всем остальном датское соглашение предвосхищало шведский и норвежский варианты. Социал-демократы трех скандинавских стран обещали провести ряд мер в пользу сельских хозяев с целью повышения их доходов, например понижение ссудного процента, отсрочку уплаты долгов, снижение налога на недвижимость, повышение цен на отдельные сельскохозяйственные продукты (т. е. скрытое снижение заработной платы). В свою очередь, аграрии дали согласие на новые крупные ассигнования для борьбы с безработицей, на социальные реформы (различные меры по улучшению помощи престарелым, инвалидам, больным, многодетным и пр.) и на отмену особо ненавистных антирабочих законов периода «процветания».

При всей их половинчатости и ограниченности соглашения 1933—1935 гг. имели прогрессивное значение. Они означали начало перехода от капитализма монополистического к государственно-монополистическому; стабилизацию буржуазно-демократических порядков и ослабление фашистской опасности; усиление политического влияния рабочего класса, служащих, беднейшего крестьянства.

Первый опыт социал-демократического регулирования капитализма. Имея прочное парламентское большинство, социал-демократические кабинеты смогли, по крайней мере отчасти, выполнить свои антикризисные программы. Важной предпосылкой этого успеха было общее улучшение хозяйственной конъюнктуры — почти непрерывное вплоть до начала войны, отчасти благодаря гонке вооружений 30-х годов. Объективно экономическая политика социал-демократов как правящих партий была направлена на развитие государственно-монополистического капитализма в Скандинавии. Требования социалистических преобразований сохранились в программах всех социал-демократических партий, даже датской (программа «Дания для народа» 1934 г.), но в жизнь не претворялись.

Важным рычагом активизации хозяйственной жизни скандинавские реформисты считали создание новых сфер занятости населения, финансируемых государством. Ради этого социал-демократические кабинеты выпускали займы и повышали налоги, главным образом прямые. Пионерами в этой области были шведы, в частности министр финансов Э. Вигфорс. Налоговые реформы в целом носили прогрессивный характер, поскольку дополнительно облагались преимущественно крупные доходы, состояния и наследства. Общественные работы организовывались преимущественно на транспорте и коммуникациях, т. е. в национализированной части народного хозяйства. Условия оплаты на этих работах по сравнению с 20-ми годами улучшились. Однако ликвидировать массовую безработицу все же не удалось: в Швеции она держалась до конца 30-х годов на уровне 9%, в Норвегии — около 20%, а в Дании — даже более 20% среди членов профсоюза.

Другим важным средством увеличения занятости стало удешевление кредита промышленникам: учетный процент государственных банков был сильно понижен (в Дании, например, с 5% к 1929 г. до 2,5% в конце 1933 г. и 3,5% в начале 1939 г.), а вывоз; капитала за границу временно запрещен (Дания) или ограничен; (Швеция, Норвегия), что позволило государственным банкам накопить значительные валютные резервы. С другой стороны, задолженность предприятий банкам была разными способами смягчена. Все это в сочетании с приливом иностранного капитала в сравнительно спокойные скандинавские страны привело к более высокому уровню капиталовложений по сравнению с 20-ми годами.

Создание новых государственных предприятий и тем более выкуп правительством частных предприятий оставались и при социал-демократических правительствах весьма незначительными. Но во всяком случае рост государственного и коммунального секторов, в народном хозяйстве всех скандинавских стран в 30-е годы возобновился и даже усилился. В Норвегии эта доля в 1939 г. выросла до 10%, в Швеции — до 15%, всего ниже она оставалась в Дании.

В области сельского хозяйства социал-демократические правительства при поддержке аграриев развили и закрепили сложившуюся в годы кризиса систему запретительных ввозных пошлин, централизованной кооперативной торговли и гарантированных цен производства («юрдбруксреглеринг» — шв.), на что шведское и норвежское правительства предоставляли ежегодные субсидии. В Швеции и Норвегии эта система поощряла рост самообеспечения сельскохозяйственными продуктами. В Дании, напротив, регулирование больше служило целям ограничения сельскохозяйственного производства, будучи прямо связано с внешнеторговыми условиями: согласно англо-датскому торговому соглашению 1933 г. Дания сохранила лишь ограниченную квоту на британском рынке. Это ставило жесткие рамки, например, производству бекона в Дании. Фермеры получали карточки на поставку лишь определенного числа свиней на бойни по максимальной цене; за остальных им платили настолько мало, что издержки не покрывались. Это привело к сокращению поголовья скота, но поддержало уровень экспортных цен, обеспечивший доходность датского животноводства. Практиковалась также раздача мясо-молочных продуктов неимущей части населения.

Сходные двусторонние соглашения, предусматривавшие взаимное снижение пошлин, заключили в те же годы шведы и норвежцы с Англией и США. Обеспечив себе беспошлинный или льготный сбыт, скажем, на британском рынке, скандинавы взамен обязались покрывать определенную квоту своего импорта (например, по каменному углю) английской продукцией. Установив курсы своих валют по отношению к фунту ниже паритета, скандинавские правительства провели тем самым дополнительную девальвацию, что позволило им в первые послекризисные годы форсировать свод экспорт быстрее других европейских стран, медливших с девальвацией. Главным их рынком сбыта оставалась Великобритания, скандинавские страны стали членами стерлингового «блока» и пользовались. Лондоном как своим расчетным центром.

Практика двусторонних торговых и платежных соглашений наряду с валютным контролем — особенно жестким в Дании — позволила социал-демократическим правительствам регулировать внешнюю торговлю своих стран, не посягая на ее частнокапиталистический характер и прибегая лишь в отдельных случаях к существенному повышению ввозных пошлин.

По мере выхода из кризиса темпы роста производства в 30-е годы превзошли темпы 20-х годов. В 20-е годы рост достигался главным образом путем рационализации, в 30-е же — путем прямого расширения предприятий и основания новых предприятий и даже целых отраслей (в Дании). Шведская и норвежская промышленность за эти годы «завоевали» новые секторы своего внутреннего рынка, датская промышленность, напротив, обеспечила себе растущую долю в национальном экспорте (1939 г. — ¼). Приведем такие цифры: объем промышленного производства в Швеции за 1930—1939 гг. вырос более чем на 60%, в Дании — на 35%, в Норвегии за 1929—1937 гг. — на 30%. Норвежский тоннаж танкерного флота за 1930—1939 гг. почти удвоился.

Проникновение иностранного капитала в экономику скандинавских стран в предвоенные годы вновь усилилось. Даже обычный экспортер капитала — Швеция — и та выступала с 1935 г. преимущественно его импортером. В Дании доля иностранного капитала была ниже, чем в Швеции и Норвегии.

Бурный рост индустрии в сочетании с протекционистскими и регулирующими мероприятиями, конечно, способствовал дальнейшей концентрации и монополизации промышленного производства, а также концентрации и централизации капитала. В Швеции, например, число акционерных обществ за 1930—1940 гг. поднялось с 30 до 40 тыс., а число банков уменьшилось с 30 до 28. Мелкие предприятия в промышленности и торговле сохраняли свой большой удельный вес, да и в сельском хозяйстве процесс их ликвидации теперь замедлился благодаря субсидированию и другим мерам помощи сельскому хозяйству.

Множилось число картельных соглашений и другого рода ограничений конкуренции как на внутреннем рынке, так и в экспортных отраслях. В Норвегии, например, число всевозможных объединений и соглашений этого рода выросло за 1930—1938 гг. с 237 до 376. В Швеции та или иная степень монополизации уже затронула около половины продукции внутреннего рынка и ⅔ — идущей на внешний рынок. Растущее влияние монополистических организаций на уровень цен вызвало к жизни скандинавские разновидности антитрестовского законодательства, не имевшие, однако, серьезных последствий (обязательная регистрация картельных соглашений, учреждения по контролю за ценами и пр.). Кроме картелей и трестов в 30-е годы росло число отраслевых организаций предпринимателей по интересам и профессиям. Важным звеном в системе таких организаций стали в 30-х годах уже известные кооперативные объединения, монополизировавшие внутренний и внешний сбыт, а часто также переработку сельскохозяйственных продуктов (в Норвегии — также рыбопродуктов). Монополистический характер скандинавского капитализма в правление социал-демократов, таким образом, усилился.

В итоге всех этих процессов состав самодеятельного населения скандинавских стран на межвоенное двадцатилетие несколько изменился¹. Прежде всего доля сельскохозяйственного населения еще больше упала (в среднем до 30%), а промышленного — выросла. В Дании, например, доля последнего, составлявшая в 1900—1930 гг. 27—28%, в 1940 г. достигла 33%. В Норвегии соответствующие цифры для 1930—1946 гг. были 25 и 32%, в Швеции для 1930—1940 гг. — 36 и 38%. В сельском хозяйстве явно падала доля наемных рабочих в связи с растущей механизацией, а мелкие арендаторы за отработки (хусмены, шведские торпари), полупролетарии вроде безземельных хусменов и хибарочников или пролетарии старого типа — статары почти исчезли. Люди эти либо ушли в промышленность и на транспорт, либо — реже — обзавелись собственными земельными участками. Так, датские хусмены в новейшее время — это обычно уже мелкие крестьяне-собственники, а не былые мелкие арендаторы. Темпы роста числа промышленных рабочих в период между войнами (кроме Дании) замедлились. Значительно быстрее росли ряды торгово-транспортных рабочих, а также инженеров и техников. На смену эмиграции, еще имевшей место в 20-х годах, теперь пришла незначительная иммиграция, главным образом из фашистских государств Центральной Европы.

Реформы социального и трудового законодательства. Новые процедуры улаживания трудовых конфликтов. По мере отказа социал-демократов от реализации их марксистских принципов они все больше внимания уделяли социальным реформам. Реформы эти были нужны и для привлечения к социал-демократам новых, непролетарских слоев избирателей. Инициатива постановки вопроса о социальных мероприятиях в целом ряде случаев принадлежала компартиям, которые зятем боролись за наиболее выгодный для бедноты вариант той или иной реформы.

Датские социал-демократы, пришедшие к власти раньше шведов и норвежцев, раньше их усовершенствовали и систему социального обеспечения. Соответствующие законы (1933) были подготовлены министром социального обеспечения К. Стейнке (бывш. инспектором по делам бедных) и названы его именем. Они свели воедино и привели в порядок десятки накопившихся, часто противоречивых актов, а также внесли ряд улучшений. Принцип оплаты социальных пособий самими застрахованными в общем сохранился, но доля государства и коммун выросла и условия страхования для беднейшей части населения улучшились. Так, государство и коммуны отныне финансировали половину расходов страховых касс помощи безработным; выплата пособий по безработице (в среднем 50% заработной платы) была растянута с 4 до 6 месяцев.

Право на бесплатное медицинское обслуживание и больничное пособие обеспечивалось малоимущему большинству трудоспособных граждан 14—60 лет с их детьми (в 1939 г. 77% населения страны). Остальные трудоспособные (21—60 лет) также страховались в обязательном порядке, но получали право на медицинскую помощь при условии уплаты небольших страховых взносов (впредь до ухудшения их благосостояния). Страхование по болезни давало затем и право на пенсию по старости (с 60 лет и при условии материальной необеспеченности) и по инвалидности. Размер социальных пособий стал отныне регулироваться согласно индексу стоимости жизни. Право на получение различных видов общественного призрения (как правило, с последующим возвратом) получали те, кто либо не имел права на пособие по болезни, по инвалидности или по безработице, либо исчерпал его (например, безработный свыше 6 месяцев). «Законы Стейнке» надолго превратили Данию в образцовую, с точки зрения социального обеспечения, капиталистическую страну.

В Швеции и Норвегии сходные реформы были проведены во второй половине 30-х годов. Однако в Швеции страхование по болезни сохраняло свой добровольный характер, а в Норвегии было обязательным, но не всеобщим, и не охватывало лиц с высоким доходом. Несколько отставая от датчан в отношении страхования по болезни, безработице и старости, шведы пошли дальше их в оказании помощи матерям и детям. Это объяснялось значительным, даже угрожающим снижением рождаемости в Швеции. Законом 1937 г. вводился бесплатный и постоянный медицинский контроль за детьми до трех лет и за беременными, устанавливались единовременные пособия беременным и роженицам, а также регулярные пособия нуждающимся детям до 16 лет. В Норвегии в отличие от Швеции и Дании были уже в 30-х годах введены обязательное страхование по безработице (1938), а также — с опозданием — пенсии по старости, причем лишь с 70 лет (1936).

Важной задачей социал-демократические кабинеты 30-х годов считали улучшение трудового законодательства. Наиболее ненавистные рабочим законы предшествующего периода были теперь отменены, например норвежский закон 1927 г. и датский закон 1928 г. «Об охране свободы промыслов и труда», грозившие тюрьмой за противодействие штрейкбрехерам, или аналогичный старый шведский «закон Окарпа» 1899 г.

Законы 1938 г. ввели для шведских рабочих и служащих 12-дневный летний оплачиваемый отпуск (то же в Дании в 1937 г., в Норвегии 1936 г. — 9 дней), 8-часовой рабочий день для сельскохозяйственных рабочих, моряков, продавцов (то же в Норвегии в 1936 г. — закон об охране труда). В 1939 г. в Швеции был принят закон о работающих женщинах, запрещавший их увольнение при беременности. В Норвегии — первой среди скандинавских стран — женщины с 1938 г. получили формальный доступ ко всем государственным должностям без исключения.

Первая половина 30-х годов ознаменовалась для Скандинавии новыми трудовыми конфликтами. Большие локауты 1931—1933 гг. сменились столь же крупными стачками, особенно среди строителей, моряков, а также массовыми внепарламентскими выступлениями политического характера. Подсчитано, что Норвегия, Швеция и Дания (по нисходящей) в 1927—1936 гг. превосходили все остальные капиталистические страны по числу потерянных человеко-дней на 1000 рабочих (3176 в Норвегии и 791 в США). Однако с приходом к власти социал-демократов им с помощью руководства профсоюзов удалось убедить широкие массы трудящихся в выгодности для них отныне — при рабочих правительствах — мира на рынке труда и в необходимости разработки согласительной процедуры для предотвращения и улаживания трудовых конфликтов.

В Дании такая процедура была обусловлена еще сентябрьскими соглашениями 1899 г.², предоставившими центральной организации профсоюзов (DSF) крайне широкие полномочия в отношении местных организаций. Та же тенденция была присуща новому датскому закону о посредничестве в трудовых конфликтах (1934). В 1934 и 1936 гг. правительство Дании решало исход трудовых конфликтов даже путем принятия единовременных законов о принудительном арбитраже.

В Швеции и Норвегии профсоюзы имели больше самостоятельности в отношении своего национального центра, чем в Дании, и оппортунистическое руководство профсоюзов было больше стеснено в своей готовности к уступкам предпринимателям и правительству. Принудительный арбитраж в обеих странах не применялся.

В Норвегии и Швеции правила урегулирования трудовых споров и конфликтов были разработаны центральными организациями профсоюзов и предпринимателей (соответственно 1935 и 1938 гг.) в виде «основных соглашений». Большинство отраслевых профсоюзов и предпринимателей одобрили затем эти типовые соглашения, создававшие такую процедуру переговоров по вопросам неправового характера, которая затрудняла открытый конфликт и позволяла обойтись без государственного вмешательства. С этой целью в Швеции, например, был создан согласительный Комитет рынка труда на паритетных началах. Открытые средства борьбы — забастовка, блокада, бойкот, локаут — даже в случае их допустимости по закону или по действующему договору — были разрешены лишь по исчерпании всех средств согласительной процедуры, предусмотренной «Основным соглашением». Применение указанных средств классовой борьбы ограничивалось, кроме того, по самым разным причинам, например в случае ущерба для «нейтральных» третьих лиц на производстве или в случаях, угрожающих «благополучию общества в целом». Эти ограничения были направлены главным образом против рабочих.

Известное сокращение—по числу, продолжительности, охвату — стачек и локаутов с середины 30-х годов показало действенность достигнутых на рынке труда реформистских соглашений. Так, в Норвегии число потерянных в конфликтах человеко-дней в среднем за год снизилось в 1935—1939 гг. почти втрое по сравнению с 1930—1934 гг. В Швеции на одного члена профсоюза было потеряно в 1930 г. 2 дня, в 1935 г. — 1, в 1940 г. — 0,2 рабочих дня. В Даний после крупного локаута 1936 г., приведшего к потере почти 3 млн. человеко-дней, число трудовых конфликтов резко упало.

Партийно-политическая борьба второй половины 30-х годов. Коммунисты и вопрос о Народном фронте. Парламентские выборы середины 30-х годов — первые после кризиса — показали одобрение широкими массами проводимой политики. Датские социал-демократы получили на досрочных выборах 1935 г. 46% голосов, 100 тыс. новых избирателей и 6 дополнительных мандатов в фолькетинге. В следующем году они и радикалы впервые завоевали абсолютное большинство мест в ландстинге и тем избавились от необходимости парламентского сотрудничества с правыми партиями. 8 новых мандатов получили во второй палате шведские социал-демократы в 1936 г., и в том же году норвежские социал-демократы получили свыше 100 тыс. новых голосов, но всего 1 дополнительный мандат в стортинге.

В Швеции после выборов 1936 г. Крестьянский союз согласился войти в правительство на основе социал-демократической предвыборной программы: указанные выше социальные реформы и были проведены новым коалиционным кабинетом П.А. Ханссона; с 1936 г. «парламентаризм меньшинства» в Швеции ушел, таким образом, в прошлое уже и формально. В Норвегии выборы 1936 г. принесли поражение крестьянской партии, и НРП стала сотрудничать также с венстре, которые в отличие от аграриев были готовы к дальнейшему проведению социальных реформ.

Социал-демократические правительства осуществили в 30-х годах также дальнейшую демократизацию избирательной системы. В Швеции был отменен имущественный ценз для депутатов первой палаты и понижен возрастной ценз для ее выборщиков с 27 до 23 лет; в Дании ограничен круг лиц, лишенных избирательных прав за получение пособия по бедности. В Норвегии стортинг в 1938 г. изменил конституцию и продлил свои полномочия с трех до четырех лет, причем это изменение немедленно вступило в силу.

Годы выхода из кризиса-1934—1935 гг. — сопровождались острой экономической и политической борьбой. В забастовочном движении организующую роль по-прежнему часто играли коммунисты. Их деятельность была особенно заметна в Дании, где Компартия усилилась по сравнению с началом 30-х годов и получила 3 (1939) мандата в фолькетинге. Усилили свое влияние на массы и коммунисты Швеции (выборы 1936 г. — 5 мандатов во второй палате вместо 2). Самой слабой была в 30-х годах Норвежская компартия, получившая на предвоенных парламентских выборах 1936 г. лишь 0,3% голосов.

VII конгресс Коминтерна побудил скандинавские компартии критически пересмотреть свою стратегию и тактику. Теперь значительная часть сектантских ошибок была преодолена. Главным для компартий стала борьба в защиту демократии, против угрозы фашизма и войны. На выборах 1935—1936 гг. все скандинавские компартии предложили социал-демократам (а в Швеции — и левым социалистам Чильбума³) избирательный блок, но встретили отказ. Несмотря на это, компартии призывали избирателей голосовать за социал-демократов там, где сами не выставляли своих кандидатов. В ходе борьбы за создание Народного фронта против войны и фашизма скандинавские компартии смогли значительно улучшить отношения с социал-демократическими рабочими и функционерами, с левой интеллигенцией. Наибольшим успехом скандинавских компартий был вклад в дело помощи испанским республиканцам в 1936—1939 гг. В сотнях комитетов по оказанию такой помощи дружно трудились коммунисты, социал-демократы, беспартийные. Сотни молодых скандинавов сражались плечом к плечу в интернациональных бригадах (особый скандинавский батальон с 1938 г.).

Проблема единства рабочего класса мало беспокоила скандинавских реформистов, поскольку они вели за собой громадное большинство трудящихся. Из катастрофы германской социал-демократии скандинавские ее собратья все же извлекли определенные уроки: законодательным путем запретили ношение формы и хранение оружия общественно-политическими организациями.

Как уже говорилось, наиболее широкую базу фашизм получил в Дании, в особенности в Южной Ютландии (в Северном Шлезвиге), где нацистское влияние сказывалось всего сильнее. Датские фашисты и профашисты (Свободная народная партия 1934 г. на базе LS) использовали недовольство кулачества: последнее не удовлетворилось компромиссом социал-демократов с венстре в 1933 г. и требовало дальнейшей девальвации кроны (по отношению к фунту), ликвидации валютного центра, государственной гарантии цен на основные сельскохозяйственные продукты, понижения налогов на недвижимость и пр. 29 июля 1935 г. 40 тыс. кулаков — членов LS — собрались на дворцовой площади у Амалиенборга (королевский дворец) в Копенгагене. Король Кристиан X, однако, переадресовал кулацко-помещичью депутацию к Стаунингу, чем вызвал бурю возмущения участников похода. Переговоры с правительством оказались бесплодными, кулаки объявили валютную стачку (отказ от сдачи валютной выручки от экспорта), но хусмены не поддержали ее. Поскольку партии буржуазной оппозиции также не желали продлить закон о валютном контроле, правительство объявило о досрочных выборах. На выборах профашистская Свободная народная партия получила 5 мандатов, а старая аграрная партия — венстре лишилась 10. Перед войной нацисты в Дании продолжали усиливаться: на выборах 1939 г. национал-социалистская партия впервые в Скандинавии вошла в парламент (3 мандата в фолькетинге).

Внешняя политика предвоенных лет. Курс на изоляцию и непротивление агрессии. Официальный внешнеполитический курс социал-демократических кабинетов и их более слабых партнеров по правительственной коалиции (аграриев в Швеции, радикалов в Дании) характеризовался изоляционизмом, пассивностью, невмешательством, недооценкой дела национальной обороны. Реформисты и их союзники плелись в хвосте у традиционно-пацифистских настроений масс — настроений, вредных в условиях растущей агрессивности фашистских держав. Внешнеполитический курс проводился при поддержке партий крупной буржуазии — либералов и консерваторов. Часть скандинавских консерваторов, особенно в Дании (Кр. Мёллер) и Норвегии (К. Хамбро), били тревогу по поводу военного бессилия своих стран, но не получили поддержки. Левые круги, и прежде всего коммунисты, безуспешно призывали к проведению политики коллективной безопасности, к поддержке советских предложений в Лиге наций, к укреплению и демократизации вооруженных сил своих стран.

С середины 30-х годов Швеция, Норвегия и Дания, оставаясь членами Лиги наций, фактически отказались от участия в каких-либо мероприятиях по коллективной безопасности (заявление «экс-нейтралов» 1936 г., Копенгагенская декларация пяти северных стран 1938 г.). Боясь не угодить Германии, скандинавские правящие круги вместе с тем постоянно равнялись на западные державы, особенно на Англию. Сравнительно более проанглийскую позицию занимала Норвегия, прогерманскую — Дания (страх перед германскими притязаниями на Северный Шлезвиг). Летом 1939 г. Дания согласилась заключить с Германией пакт о ненападении. Самостоятельнее держалась Швеция, чья политика подкреплялась определенным военным потенциалом (увеличение военных расходов 1938 г.). По отношению к СССР правящие круги Скандинавии вели себя настороженно и отчужденно. В 1934 г. буржуазное большинство шведского риксдага сорвало заключение крупного кредитного соглашения с СССР.

Культура межвоенного двадцатилетия. Электрификация быта, массовое распространение телефона, а затем и радио (с половины 20-х годов), кино и джаз, автобусные, а затем и воздушные сообщения, быстрый рост числа автомашин (в Швеции за 1920—1939 гг. — с 21 тыс. до 249 тыс.), внешняя демократизация одежды, упрощение моды, массовый туризм, искусственное ограничение рождаемости — таковы некоторые проявления нового послевоенного уклада жизни скандинавов.

Не столь резко, но также весьма значительно изменились и международные культурные связи скандинавских стран. Так, влияние немецкой культуры, прежде преобладавшее в Швеции и Дании, теперь ослабло. Наступила пора английского влияния (философия, литература, моды, быт), которое возрастало на протяжении всего межвоенного времени. Теснее стали культурные связи между самими скандинавскими странами, чему способствовала деятельность обществ «Нурден».

Потрясение духовных основ, идейный кризис и ощущение великого перелома как следствие первой мировой войны и революций не миновали и Скандинавию, однако проявились здесь слабее, чем в воевавших и особенно в побежденных странах. Буржуазный гуманизм и рационализм как основное умонастроение устояли в кризисные 20-е годы и даже окрепли в 30-х годах в противовес наступающему фашизму.

Важнейшей особенностью идейной жизни Скандинавии после 1920 г. было приобщение значительной части интеллигенции к коммунистическому мировоззрению. В первой половине 20-х годов в Скандинавии повсеместно возникли объединения радикальной интеллигенции «Кларте», во второй половине 20-х и в 30-х годах уже издавались влиятельные общественно-литературные журналы марксистского или близкого к марксизму направления.

Наиболее сильно марксистское мировоззрение увлекло в 20-х годах левую норвежскую, а в 30-х — и датскую интеллигенцию. В Швеции до второй мировой войны влияние коммунистической идеологии сказывалось слабее. Через социалистическую студенческую группировку «Мут даг» («К свету»), организованную Э. Фальком и в середине 20-х годов входившую в состав Норвежской компартии, прошли в молодости наиболее крупные деятели норвежской культуры 30—50-х годов. В Дании значительную роль сыграло «Студенческое общество», актив которого в 30-х годах стоял на левосоциалистических позициях («культур-радикалы»). Конечно, у многих интеллигентов это оказалось лишь увлечением — «салонным коммунизмом» и кончилось ренегатством.

Идейная борьба наиболее непосредственно отразилась в художественной литературе 20—30-х годов. Ее подъем, начавшийся еще на рубеже XIX—XX вв., продолжался. В Швеции получил наибольшее развитие социальный роман, в Дании — драма и лирическая поэзия, в Норвегии — исторический роман и та же лирика.

В Швеции 20-х годов продолжали успешно творить представители критического реализма, обновившие шведскую литературу, — известные уже нам романисты-«десятники» Л. Нурдстрем, Г. Хельстрем, С. Сивертц и самый крупный среди них Я. Бергман (1883—1931; романы «Маркуреллы из Вадчепинга», «Клоун Як»). Крупнейшая фигура в шведской поэзии — П. Лагерквист (род. 1891). Он отразил отчаяние и отчужденность послевоенного поколения, поставил в своих стихах и драмах («В мире гость») «вечные вопросы бытия». Лагерквист — родоначальник шведского модернизма (его экспрессионистского крыла).

В датской литературе 20-х годов модернистские течения выражены сильнее, чем в шведской, а критически-реалистическое направление — слабее. Крупнейшие представители послевоенного поколения — поэт-экспрессионист Т. Кристенсен («Мечты пирата»), с его анархическим культом разрушения; критик и поэт О. Гельстед; консервативный романист Я. Палудаи, враждебный «машинизации» культуры и быта (роман «Ерген Стейн»). В межвоенное время продолжали писать и мастера старшего поколения — М.А. Нексе, И.В. Енсен, писательница К. Михаэлис и др. Вообще Дания и в межвоенное время сохранила в области литературы свое центральное положение в Скандинавии — велико значение датских литературно-критических журналов «Тильскуэрен» («Зритель»), «Виль веде» («Дикая пшеница») и более левого «Критиск ревю» (выходившего в 20-е годы). Общескандинавский резонанс получила и датская лирическая поэзия И.А. Шаде, П. Ла Кура, Т. Кристенсена и Гельстеда.

В Норвегии 20-х годов достигло вершин своего творчества «поколение 1907 года» — С. Унсет, Ю. Фалькбергет, У. Дуун, создавшие грандиозные серии историко-психологических романов. Вместе с Фалькбергетом Кр. Упдаль и другие завершили в послевоенные годы создание норвежского пролетарского романа. К поэтам Х. Вильденвею и У. Бюллю, возродившим норвежскую лирическую поэзию еще до 1920 г., можно присоединить революционных поэтов Р. Нильсена и А. Эверланна.

Ярким мастером норвежской прозы и публицистики был радикал, выходец из группы «Мут даг» С. Хуль, острейшим левым критиком и драматургом — его единомышленник Х. Крог. Им противостояла плеяда христианско-консервативных буржуазных писателей: С. Унсет, более молодой романист Р. Фанген и поэт Ул. Аукруст.

В 30-х годах усиливается влияние послевоенной американской прозы и французской сюрреалистической поэзии. В 1929 г. в Швеции выступила модернистская группа «Пять молодых» — А. Лундквист, Э. Асклунд, Г. Сандгрен, Х. Мартинсон, Ю. Чельгрен. Поэт Лундквист (род. 1906) и его соратники провозгласили бунт против все еще прочных академических канонов шведской литературы, звали к жизнеутверждению (витализм), примитивизму, провозглашали культ техники, веру в машинный рай будущего и пр. Первым шведским поэтом-сюрреалистом стал Г. Экелёф. В 30-х годах получили большую известность крупные романисты В. Муберг с его историческими и крестьянскими романами и Э. Юнсон, уже воспринявший уроки Джойса и Пруста.

Датская литература 30-х годов замечательна своей новой анти-натуралистической драматургией. Особенно широко известны героические драмы К. Мунка (1898—1944) и сатирические пьесы Абеля. В 30-х годах получили известность авторы социально-критических романов — коммунисты Х. Кирк, Х. Хердаль и Х. Шерфиг (сатирик). Буржуазная проза также представлена в Дании рядом видных писателей: Ё. Нильсен, Кн. Сеннербю, К. Бликсен (писательница старшего поколения, получившая известность в 30-х годах), Х.К. Браниер — мастер психологической прозы. В норвежской литературе 30-х годов особенно выделялись романист А. Саннемосе, драматург Ю. Борген (прославившийся своими романами после войны). Тогда же выступил со своим социальным романом «Салка Валка» исландец Халдор Лакснес.

В тяжелой обстановке фашистской опасности, испанской трагедии и мюнхенского позора лучшие скандинавские писатели — от религиозно-консервативных до коммунистов — выступили против нацизма. Широкую известность приобрел молодой норвежский поэт и писатель-антифашист Нурдаль Григ (1902—1943) своей героической драмой «Поражение» и романом «Мир еще должен стать молодым». 20—30-е годы были особенно плодотворными в области архитектуры. На смену национальному романтизму и скандинавскому неоклассицизму 1910—1920 гг. пришел и сразу победил после Стокгольмской выставки 1930 г. функционализм (конструктивизм). За новый стиль с конца 20-х годов вел энергичную борьбу датский левый критик П. Хеннингсен, редактор «Критиск ревю». Однако ведущее место в новой скандинавской архитектуре заняли шведы — строитель Стокгольмской выставки Е.Г. Асплунд. Вместе с датскими архитекторами они внесли много нового в планировку жилых кварталов.

В живописи в период между войнами представлены всевозможные авангардистские направления, начиная с «фовистов» — учеников Матисса (шведы супруги Грюневальд и С. Ерте́н; норвежцы Я. Хейберг и Х. Сёренсен) и «наивистов» (шведы Н. Дардель, Р. Сандберг).

Ратуша в Осло — 1933—1939 гг. Арх. Арнеберг и Поульсон

Левое экспрессионистское искусство с социальной тематикой представлено шведской группой «Девять молодых» 1925 г. (А. Амелин, С. Эриксон и др.), вскоре, однако, распавшейся, как позже созвучная ей литературная группа «Пять молодых». Антифашистский социальный пафос присущ и группе норвежских художников-экспрессионистов — В. Мидельфарту, А. Экеланну и др. В 30-х годах в скандинавской живописи выступили сюрреалисты (шведская «Хальмстадская группа»). Наибольших успехов достигли скандинавы в монументальной, фресковой живописи (Х. Сёренсен, А. Револл, П. Крог, А. Рольфсен в Норвегии, С. Эриксон в Швеции). Абстрактная живопись уже в 30-х годах налицо в Дании (Р. Мортенсен, Р. Якобсен). Из новых имен в скульптуре упомянем крупного шведского примитивиста Б. Юрта.

Большим достоинством скандинавской монументальной живописи и скульптуры 20—30-х годов было использование народных, крестьянских художественных традиций. Всемирное признание получила еще до второй мировой войны художественная промышленность Скандинавии («шведский модерн» — стекло). Высокий уровень сохраняли шведская опера и датский классический балет с их старинными — XVIII в. — традициями.

Хенрик Сёренсен. Роспись ратуши в Осло

В начале 20-х годов шведское немое кино все еще едва ли не господствовало даже на парижских экранах. Весьма популярна в 20-х годах была и датская кинокомедия (актеры, известные в СССР под именем Пата и Паташона). Датчанка Аста Нильсен, шведки Грета Густафсон (Гарбо) и Ингрид Бергман стали звездами мирового кино. Шведские режиссеры осваивали новаторские идеи советской кинематографии 20—30-х годов. Однако еще накануне мирового экономического кризиса шведская кинопромышленность надолго отступила перед американской конкуренцией.

Церковь в Хаммерфесте, Норвегия

В рассматриваемый период в Скандинавии сложились научно-исследовательские центры, считавшиеся в послевоенной Европе образцовыми и привлекавшие специалистов со всех концов земного шара. Норвежцы держали до конца 20-х годов первенство по исследованию Арктики. Эти исследования нередко велись в содружестве с советскими полярниками. В Норвегии были также созданы важные научные и учебные учреждения, например Институт сравнительного исследования культур в Осло (1924).

Датская наука сохраняла приоритет в таких областях, как ядерная физика (созданный Нильсом Бором Институт теоретической физики, 1921), биохимия (Х.К.Р. Дам — открытие витамина К), физиология животных (Рокфеллеровский институт в Копенгагене во главе с Авг. Крогом), лечение инфекционных болезней (Институт сывороток — «Серуминститут», основан Т. Мадсеном), микробиология и др. Большим событием явилось открытие второго датского университета в Орхусе (1933). Из гуманитарных наук особенно успешно развивались в Дании лингвистика (копенгагенский структурализм — Л. Ельмслев, О. Есперсен), археология эпохи викингов (П. Нерлюнд) с важнейшими раскопками в Гренландии и в Дании (в Треллеборге), экономическая история Дании (А. Ольсен, А. Кристенсен, А. Фриис).

Крупных успехов, прежде всего в области физики и химии, добились в межвоенный период шведские ученые. Назовем нобелевских лауреатов Т. Сведберга (род. 1884), прославившегося исследованием высокомолекулярных соединений, биохимиков А. Тиселиуса и Х. Теорелля. Физик-экспериментатор М. Сигбан (род. 1886) успешно занимался спектрографией рентгеновских лучей. Международную известность снискали многие шведские историки: археолог Ю. Андерсон, историк античных религий М. Нильсон, историк скандинавской культуры С. Эрикссон, историк хозяйства Э. Хекшер. Б. Карлгрен восстановил звучание древнекитайских иероглифов. Стокгольмская школа в политэкономии — Э. Линдаль, Б. Лундберг, Г. Мюрдаль и др. — внесла, независимо от кейнсианцев и отчасти до Кейнса, много нового (теория роста, экономикоматематическое моделирование, анализ циклических процессов) в развитие экономической науки применительно к новым условиям государственно-монополистического капитализма.

Примечания

1. Всего в 1940 г. Швеция насчитывала 6,4 млн. жителей. Дания — 3,8 млн., Норвегия (в 1946 г.)—3,1 млн.

2. С последующими дополнениями (например, 1936 г. — о правилах заключения коллективных договоров).

3. См. с. 195; партия вскоре распалась.