Предисловие к российскому изданию

В 2005 г. Россия и Норвегия отметят столетний юбилей со дня установления дипломатических отношений между двумя странами. Россия была первой, кто признал новое суверенное государство, когда Норвегия расторгла унию с Швецией в 1905 г. И все же эти официальные отношения дважды прерывались. Первый раз это случилось в 1917 г., после революции в России и распада царской империи, что привело в дальнейшем к образованию Союза Советских Социалистических Республик. Перерыв в официальных отношениях продолжался до февраля 1924 г., когда норвежское правительство официально признало советское правительство. Де-факто, однако, отношения между двумя странами возобновились с момента подписания торгового соглашения в сентябре 1921 г. Второй раз дипломатические отношения были прерваны в мае 1941 г., когда Советское правительство в одностороннем порядке заявило, что более не признает Норвегию в качестве суверенного государства. Это прискорбное положение дел продолжалось недолго: нападение Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г. означало, что обе страны фактически стали союзниками в войне против держав «Оси» и в августе того же года была достигнута договоренность о возобновлении официальных отношений. Выражая удовлетворение таким оборотом событий, министр иностранных дел Норвегии Трюгве Ли напомнил о добрососедских связях, существовавших между двумя странами на протяжении многих столетий: «Несомненно главный интерес обеих сторон состоит в том, чтобы эти добрые и дружеские отношения укреплялись и расширялись».

На первый взгляд может показаться удивительным, что в данной книге, посвященной истории международных связей Норвегии, внимание сосредоточивается не на этих «добрососедских отношениях», а на периодах и вопросах, связанных с дипломатическими конфликтами и разногласиями. Отчасти это объясняется общей тенденцией, характерной для истории дипломатии, сосредоточиваться на проблемах, а не на относительно бедном событиями, или по крайней мере лишенном драматизма, повседневном внешнеполитическом процессе. Но в этой ситуации отразился и тот факт, что соседям, если ими являются малая страна вроде Норвегии и великая держава вроде России, невозможно избежать напряженности, характерной для отношений большинства малых государств с великими державами. Страны, обладающие столь несопоставимым потенциалом, действуют исходя из разных перспектив, что не может не отражаться на их внешнеполитическом курсе. Спектр целей и проблем, стоящих перед великими державами, куда шире, а национальные интересы малых стран в основном связаны с простым выживанием и экономическим благосостоянием. Так что, если их интересы вступают в конфликт, в игру вступает фактор неравенства сил. Более слабая сторона ощущает свое бессилие перед лицом столь мощного оппонента. Великая держава, в свою очередь, зачастую считает, что ее статус оправдывает — а престиж требует — чтобы ее интересы одержали верх. Различие перспектив означает к тому же, что спор, занимающий относительно небольшое место в иерархии интересов великой державы, для более слабой стороны, возможно, имеет жизненно важное значение.

В истории советско-норвежских отношений с 1917 г. вплоть до распада советской империи есть наглядные примеры подобного рода споров. В ходе долгого процесса, завершившегося признанием советского правительства Норвегией, советскую сторону волновали не столько двусторонние отношения с не слишком влиятельным малым соседом, сколько более масштабная задача — пробить брешь в едином фронте западных государств, отказывавшихся признать новую власть в России. Позиция Норвегии, в свою очередь, определялась двумя задачами, относящимися к «узкой» сфере двусторонних отношений: стремлением развивать экспортную торговлю с СССР и необходимостью заручиться признанием норвежского суверенитета над архипелагом Шпицберген (Свальбард) со стороны Москвы. Официальное признание Норвегией советского государства затягивалось из-за ее нежелания выйти из упомянутого единого фронта западных стран.

Самым наглядным примером воздействия фактора неравенства сил на советско-норвежские отношения является конфликт из-за статуса архипелага Шпицберген в 1944—47 гг. В книге эти события рассматриваются достаточно подробно. Однако с точки зрения отношений между малой страной и великой державой особый интерес представляют подходы обеих сторон к этому вопросу. Стремление изменить статус Шпицбергена в Москве похоже возникло почти «в последнюю минуту», в связи с визитом Трюгве Ли в СССР для обсуждения участия советских войск в освобождении Северной Норвегии. Катализатором послужила записка молотовского заместителя В.Г. Деканозова, где, на основе советских экономических и стратегических интересов в отношении Свальбарда, высказывалось предложение, «чтобы СССР имел право в случае, если он признает это необходимым, организовать на самом архипелаге Шпицберген одну или несколько военно-морских и воздушных баз». В.М. Молотов, судя по всему, решил, что этой идеей стоит воспользоваться, поскольку уже на следующий вечер он вновь пригласил Трюгве Ли в Кремль. После нескольких предваряющих фраз Молотов в весьма настойчивой форме выдвинул требование о пересмотре Парижского трактата 1920 г. о Шпицбергене, на котором основывался норвежский суверенитет над архипелагом.

Поскольку Трюгве Ли, абсолютно не готовый к обсуждению этой проблемы, ограничился уклончивыми ответами, Молотов заявил, что «этот вопрос не волнует норвежское правительство, но он весьма сильно волнует Советское правительство». На самом деле это абсолютно не соответствовало истине: Трюгве Ли очевидно был буквально раздавлен молотовскими требованиями и манерой, в которой они преподносились. Дальнейшие действия норвежского правительства в этом вопросе — это красноречивый пример ситуации, когда малое государство, движимое страхом перед великодержавным соседом, можно поставить на грань отчаяния требованиями, которые в других обстоятельствах можно было бы просто вежливо отклонить. Вместо того чтобы твердо отстаивать норвежский суверенитет над архипелагом, построенный на мощной юридической базе, Договор 1920 г. был официально подписан и ратифицирован 40 государствами, в том числе западными великими державами — Норвегия оставляла одну позицию за другой, пока, 9 апреля 1945 г., ее правительство не выступило с предложением, означавшим практически полную капитуляцию перед советскими требованиями. Если бы Советское правительство решило заключить соглашение на этой основе, Норвегия сегодня обладала бы в лучшем случае номинальным суверенитетом над островами. Однако, к ее счастью, руководство СССР, по все еще неизвестным нам причинам, не ухватилось за норвежское предложение. Возможно, хотя и не слишком вероятно, Москва просто допустила ошибку, считая, что позднее сможет добиться еще больших преимуществ. Но скорее всего причина состояла в том, что в апреле 1945 г. советское руководство было слишком занято другими, более важными, проблемами и просто не могло уделить достаточного внимания этому сравнительно незначительному вопросу.

«Заключительная глава» шпицбергенского конфликта 1944—47 гг. является еще одним свидетельством влияния различных концепций державного могущества и фактора несопоставимости потенциалов. Приняв в декабре 1946 — январе 1947 г., после мучительных колебаний, решение отклонить советские требования, норвежское правительство, затаив дыхание, ожидало, что на его голову обрушатся громы и молнии. Однако ответом Москвы было молчание, и это лишний раз говорит о том, что Шпицбергенский вопрос для Советского правительства был не настолько важен, чтобы из-за этого пойти на риск и вызвать серьезные осложнения в отношениях между Востоком и Западом. На деле, однако, бесцеремонное поведение СССР в этом конфликте на долгие годы наложило отпечаток на восприятие советской политики норвежцами, подпитывая страх перед экспансионистскими намерениями СССР, что и обусловило вступление страны в НАТО в 1949 г.

После 1952—53 гг. страх норвежцев перед Советским Союзом уступил место более умеренному ощущению беспокойства относительно намерений советского режима в отношении Запада в целом и северного фланга НАТО в частности. С этого момента политика Норвегии в отношении СССР определялась двуединой концепцией «сдерживания» и «заверений». Сдерживающим фактором служило членство Норвегии в НАТО. С другой стороны, добровольные ограничения на интеграцию в Атлантический альянс, установленные Норвегией, политика «отказа от иностранных баз» и ее следствия имели целью заверить советских лидеров, что натовское присутствие на Севере Европы носит чисто оборонительный характер, а Норвегия полна решимости поддерживать низкий уровень напряженности в регионе. В дальнейшем, при возникновении некоторых признаков разрядки в отношениях между Востоком и Западом, Норвегия как правило быстро реагировала на эти позитивные тенденции, предлагая союзникам начать диалог с СССР. Так, в 1955 г. премьер-министр Эйнар Герхадсен первым из глав правительств стран НАТО нанес официальный визит в Советский Союз, а в 1967 г. Отто Григ Тидеманд стал первым натовским министром обороны, побывавшим в Москве. Кроме того, Норвегия была одним из самых твердых сторонников «восточной политики» Вилли Брандта. На практическом уровне между двумя странами поддерживались рабочие отношения в вопросах эксплуатации богатых рыбных ресурсов в Баренцевом море, а в 1975 г. было подписано соглашение о рыболовстве, носившие впрочем ограниченный характер.

Поворот к худшему в двусторонних отношениях наметился в середине 1970-х гг. Широкомасштабные меры СССР по наращиванию военно-морских сил в северном регионе, которые могли рассматриваться как попытка прервать морские коммуникации между Норвегией и ее союзниками по НАТО путем превращения Баренцева и Норвежского морей в «mare sovieticum», вновь усилили беспокойство относительно намерений советского режима. Предложения СССР по установлению «особых отношений» с Норвегией на строго двусторонней основе также расценивались как попытка «оторвать» страну от ее западных союзников. Более того, к этому моменту, под влиянием изменений в международном режиме континентальных шельфов и экономических зон, с новой силой разгорелся давний спор между двумя странами относительно морских границ в Баренцевом море. Помимо стратегического значения этого района, там к тому времени уже были обнаружены богатые месторождения нефти и природного газа. Размер оспариваемой территории — советские притязания основывались на «принципе раздела на сектора», а Норвегия отстаивала концепцию «средней линии» — составлял 175 тыс. кв. км. В 1977 г., в минуту слабости, норвежское правительство согласилось на создание в спорном районе «серой зоны», конфигурация которой представляла собой чрезмерную уступку советским интересам. Это соглашение, как утверждалось, носило чисто временный характер, пока на переговорах не будет найдено окончательное решение. Но отказ СССР — а теперь и России — изменить свою принципиальную позицию по южному отрезку границы означает, что и сегодня две соседние страны вовлечены в серьезный территориальный спор.

Несмотря на эти разногласия, после краха советского режима в отношениях между Россией и Норвегией наступила явная тенденция к улучшению. Был выработан целый ряд соглашений о сотрудничестве, особенно в северных регионах. В январе 2003 г. обе страны совместно с другими государствами-участниками отметили десятилетний юбилей с начала осуществления многосторонней программы сотрудничества в Баренцевом Евроарктическом регионе. Произошло значительное расширение культурных и научных контактов: здесь одним из крупных достижений стала публикация совместного сборника документов о дипломатических отношениях между двумя странами с 1917 г.^* Таким образом, хотя отдельные представители российского политического истеблишмента время от времени высказываются о норвежской политике в духе «холодной войны», в официальном политическом курсе России отражается твердое стремление к дальнейшему улучшению отношений. Наглядным проявлением этого стал визит президента Владимира Путина в Норвегию в ноябре 2002 г. Совместная декларация, которую они с премьер-министром Норвегии Чьеллем Магне Бундевиком подписали в заключение визита, содержит длинный список проектов по сотрудничеству между двумя странами, как на двусторонней, так и на многосторонней основе. В последнем пункте декларации отмечается твердая приверженность обоих лидеров идее расширения и укрепления отношений:

«Королевство Норвегия и Российская Федерация, ставя своей целью дальнейшее развитие сотрудничества между нашими странами и народами, убеждены, что данная декларация даст важный импульс двустороннему сотрудничеству, приведет к расширению его масштабов и послужит дальнейшему укреплению добрососедских отношений между российским и норвежским народами в XXI веке».

Учитывая дух этой важной декларации, можно сказать, что у России и Норвегии есть все основания считать приближающийся столетний юбилей установления дипломатических отношений действительно праздничной датой.

Улав Ристе
Биллингстад, июль 2003 г.

Примечания

*. Советско-норвежские отношения. 1917—1955: Сб. документов. М., 1997. — Здесь и далее примеч. ред.